Этыка. Рассказ Фото Ирины Светловой

 
                Этыка (ударение на "Э")
                Первая глава из повести о моей семье.

 На забайкальский оловянный рудник Этыка мы переехали в 1947 году. Поселок расположился между сопками. Восточные были лесистые: сосны, лиственницы, которые здесь называют листвянкой, березы, ольха и между деревьями густые заросли багульника. Внизу на склонах брусника с ее скользкими листьями, у подножья голубица, местами моховка – зеленая крупная ягода похожая на крыжовник, только слаще, и растет она во мху.
 За этой сопкой вставало солнце, веером посылая между деревьями ослепительные  лучи. Горы  напротив были почти безлесными с багульником и земляникой. За ними закатывалось солнце, которое сначала позволяло полюбоваться на сотворенный им закат, потом падало за гору. Мы в детстве думали, что солнышко живет за этой горой. Дни были короче чем на равнине, потому что светило показывалось из-за гор позднее и скрывалось раньше. Несмотря на это, мало найдется на земле таких солнечных мест как в Забайкалье.
 В любое время года солнца много. Летом жаркие лучи дарили людям здоровый загар. А ребятишки получали его еще с теплых дней весны, когда ходили в лес за иргульками и багулом и на отдаленных сопках, куда ватагами отправлялись за мангыром. Сладкие цветы багульника и мангыр – дикий чеснок с мягким вкусом, были первыми витаминами после долгой зимы, когда домашние заготовки: варенья из смородины, голубики, земляники, моховки заканчивались. Бруснику не варили, ее хранили просто в ящиках, у нас был для этого огромный чемодан.
 В конце июня наступало время сбора земляники. Не занятые работой женщины с ребятишками терпеливо ползали по склонам голых сопок. Работа эта под сильно греющим солнцем была утомительной. Надо было еще очистить каждую ягодку  от чашечки. Матери и старшие дети покрикивали на младших, которые старались украдкой отправить в рот несколько ягод. Дома, когда хозяйки готовили земляничное варенье, ребятишки получали вознаграждение – вдыхали сильный душистый земляничный аромат и угощались пеной, которую мать снимала с варенья. Зато какая радость была зимой, когда открывалась очередная банка это божественного варенья.
 Другая ягода собиралась спокойно – много кисловатой голубицы, смородины и вязкой черемухи не съешь. Черемуха росла за поселком вдоль небольшой речки. В июне десятиклассники ходили за ее цветами для экзаменов и выпускного вечера. А когда она созревала, жители собирали и сушили ее на зиму. Иначе не сохранишь.
 В августе и начале сентября заготавливали бруснику, которой возле рудника было очень много. В отличие от голубицы, которую из-за ее мягкости и опасаясь отравиться, собирали только в эмалированную посуду или в стеклянки, для упругой брусники брали с собой и цинковые ведра. В те времена эмалированные мало у кого были.
 Эту ягоду брали даже недозрелой, она потом доходила, рассыпанная сразу после сбора, на вышке, где ею лакомились летние жители чердаков – ребятишки, которые в теплые ночи там и ночевали. Некоторые женщины собирали по двадцать-тридцать ведер брусники. Излишки везли на попутных машинах продавать на железнодорожную станцию и в военную часть, где ягоду покупали придирчивые офицерские жены.
 Время грибов наступало в июле, после оглушительных забайкальских гроз, которые притягивали скрытые под землей металлы. Сначала подосиновики, обабки (подберезовики) и маслята, потом грузди - настоящие, сырые, мясистые, мохнатые по краям. Их вылезало в окрестностях поселка множество. Они были главной грибной заготовкой. Едва дождавшись их готовности после посола, с аппетитом и похвалой хозяйке ели с картошкой.  А какими вкусными были пирожки с груздями! Кто не пробовал, многое потеряли.
 На ближние сопки за ними ходили в будни, а подальше за несколько километров ездили организованно на бортовой машине, которую выделял директор рудника. Сам он с женой и детьми ехал вместе с народом, который тесно усаживался на скамейки в кузове. Место в кабине рядом с шофером он предоставлял женщине с ребенком или беременной молодухе. Ехали наверняка в урожайное груздями место, которое было разведано вчера.
 Иногда грибов было так много, что, заполнив всю тару, начинали собирать в платки, мужики снимали рубашки и заворачивали грибы в них. На привале усаживались у ручья и поедали взятую из дома еду - хлеб или домашнюю стряпню, вареную в мундире свежую картошку. Мальчишки поджаривали на костре насаженые на палочки поздние подосиновики. Директорская семья доставала бутерброды с маслом, вареным мясом, чаем в бутылке, и сразу становилась видна разница между начальством и простыми рабочими.
 Народ воспринимал это спокойно – на то они и начальники, ведь за весь рудник отвечают. Однажды мы с сестрой Ниной забыли взять из дома мешочек с едой. Ничего, потерпим, не впервые долгое время находились в лесу. Директорская жена, заметив, что мы сидим в сторонке предложила нам бутерброды. Мы наотрез отказались, сказали, что не хотим. Такая деревенская застенчивая гордость. Тогда она отправила к нам дочку, с которой я дружила, и та уговорила нас взять хотя бы по пирожку. До чего же они были вкусными!
 Наша мама дома ревниво слушала об этом угощении и ругалась, что мы не взяли из дома ее булочки. Она была подругой директорши, но в стряпне они всегда соревновались. После еды грибники весело рассаживались в грузовик, долго укладывали добычу, которая едва размещалась в кузове. Несколько мужиков, освободив места для грибов, ехали с ветерком, стоя перед кабиной. Кто-нибудь запевал песню, и все подхватывали. Чаще всего пели «По диким степям Забайкалья». «Катюшу», «Распрягайте, хлопцы, коней».               
 Дома маме предстояла длительная работа: почистить, промыть, отмочить, потом  посолить грузди в кадке. Запах груздей ни с чем нельзя сравнить! Так и хотелось начать их есть сейчас же. Но надо ждать не меньше сорока  дней.
 Мы прожили на этыкинском руднике двенадцать лет. Я считаю это время лучшим в моей жизни. Наша семья, в которой было восемь детей, была там счастлива. Я поправилась от последствий полиомиелита. Это именно из-за меня мы переехали из Иркутска в Забайкалье. Так посоветовал знаменитый профессор Ходос. И он оказался прав – у меня наступило значительное улучшение.
 Сначала я подняла руку к лампочке, когда отец держал меня на руках, ходить начала в три года. Мама наблюдала, как это получилось. У нас были куры, которые свободно гуляли по двору. Одна из них – хохлатка подошла близко ко мне, а я стояла, держась за крыльцо, и вдруг сделала шаг. Курица отошла подальше, я еще раз шагнула.
 Мама часто об этом рассказывала со слезами. Она уже не надеялась на мое выздоровление. Но я начала двигаться - бегала, прыгала на скакалке. Когда меня через три года привезли к профессору, он сказал, что родители совершили подвиг. Я бы прибавила к его словам: «И замечательная забайкальская природа!»