Истории, которые я решила вам рассказать произошли в мою бытность медсестрой травматологического отделения городской детской больницы. Только имена героям я придумала другие. Эти истории настолько глубоко врезались в мою память, не стерлись, не поблекли с течением времени, что я, работая теперь в другом месте, вспоминая их, захотела поделиться с вами событиями, произошедшими на моих глазах.
Итак…
История первая
Мертвая тишина
- Вы собираетесь труп вывозить? – подскочила ко мне медсестра реанимационно-анестезиологического отделения Анжела и, выпалив эту фразу мне в лицо, пошла на свой этаж. Я удивленно уставилась на ее удаляющуюся фигуру.
«Почему мы?» - недоумевая, спросила я самое себя и отправилась в сестринскую за разъяснениями.
Надо сказать, что прежде я работала в Госпитале инвалидов Великой Отечественной войны и смерти в отделении случались нередко. Но они были объективно обусловлены: глубоко пожилой возраст пациентов, перенесенные сложные операции, отягощенная сопутствующая соматика, да и койко-мест в отделении госпиталя было почти в четыре раза больше, чем в детской травме. И еще мне было непонятно: если ребенок умер в РАО, то почему вывозить его труп в морг должны мы. Зайдя в сестринскую, я задала этот вопрос уходящей смене.
- Ты ведь у нас недавно работаешь, - охотно поддержала беседу, снимая хирургический костюм, сменившаяся медсестра Саша, - порядков не знаешь.
Я, молча, кивнула.
- Понимаешь, когда пациент поступает в реанимацию, ему ставят диагноз и закрепляют его за отделением, в котором лечат больных с такими диагнозами. И если он умирает в первые сутки, то остается числиться за этим отделением и везем его, ну, например, мы. Если сутки истекли, вся процедура ложится на плечи реанимации.
-А на сей раз, кто должен вывозить?- продолжала спрашивать я.
-Да, этот случай непростой. Садись, я тебе расскажу. Ты, кстати, таблетки уже раздала?
Я ответила, что раздала.
- Ну, тогда слушай.
Давно работающие медсестры из разных отделений знакомы друг с другом и приходят на помощь своим коллегам в трудных ситуациях.
В ожоговое отделение, которое находится с нашей травмой на одном этаже, две недели назад поступила девочка с ожогом кипятком в тяжелом состоянии. У нее была обширная площадь ожога с захватом шокогенных зон, глубина – второй и третьей А, Б степеней. В общем, побегать пришлось и приемному покою, и реанимации, и ожогам, и травме. Спасали всем «колхозом». Заведующий ожоговым центром Виталий Алексеевич Мазур лично вел больную. Перевязывал ее «чудесным полиэтиленом», так шутя в больнице называли запатентованное им изобретение, комбинировал различные препараты, лил капельницы. Короче - спас. Хотя шансов выжить у девочки было мало.
Прошло время, и вчера Виталий Алексеевич объявил счастливым родителям, что острый период позади и он переводит девочку на дневной стационар. То есть ее нужно привозить на перевязки через день, через два, а жить она будет дома. Поблагодарив доктора, родители "мухой" собрали ребенка и отбыли из больницы. Заехали по дороге в храм, поставили Богу свечку за чудесное избавление от смерти драгоценного чада.
Жила семья в пригороде, в частном доме. Въехав на участок, отец выпустил уставшего в дороге ребенка побегать, а сам стал загонять машину в гараж. Подал назад и… раздавил дочь.
В больницу ее привезли еще живую.
Голова лопнула, будто спелый арбуз, грудная клетка – осколки. И закрутилось опять: реанимация, аппараты… Ночью девочка умерла.
- И за кем она, все же числится? - растерянно пробормотала я, потрясенная рассказом коллеги.
- А ты сама подумай. Она на дневном стационаре ожогового центра, только Мазур ее на себя не возьмет, зачем ему статистику портить. Наш заведующий тоже на дыбы встал. Да и РАО… Никому этот труп не нужен.
- А мне Анжела сказала, чтобы я девочку вывозила, - пожаловалась я.
- Кто такая эта Анжела? Такая же медсеструлька, как и мы с тобой. Ты ее не слушай. Пусть начальники друг с другом бодаются, не лезь. Если наш сдуется, даст отмашку – повезешь, а пока сядь на попу ровно.
Сказала и ушла домой, а я осталась. И так неспокойно, так совестно было мне. Там в РАО лежал трупик погибшей маленькой девочки, а большие дядьки пинали друг другу ее историю болезни и ни один не хотел портить трупом статистику своего отделения.
В коридоре снова появилась Анжела. Она пришла делать премедикацию перед операцией мальчику с вколоченным переломом бедра. Уколов пациента, Анжела подошла ко мне на пост:
- Ну, что, завы до сих пор не решили вопрос? Зря ваш Колосов упирается, он хоть и прав, но Мазура ему не переспорить. А пока они в этот страшный футбол играли, родители девочки приехали, уже два часа у морга стоят, ждут.
Сказала, как в душу плюнула, и нервы мои сдали. Я вбежала в кабинет заведующего:
- Анатолий Андреевич, так нельзя, - завопила я на него, - пока мы тут блюдем показатели нашего отделения, у морга три часа родители, убитые горем дожидаются.
Я нарочно прибавила к рассказу Анжелы один час. Мне показалось, что три часа прозвучат убедительней.
Анатолий Андреевич поднял на меня злые глаза.
- Думаешь, только у тебя сердце есть? – тихо сказал он и махнул рукой, - Вези.
Я взяла каталку и поднялась на лифте в реанимацию. Анжела показала, где лежит труп. Я взглянула в ту сторону и оробела. Не испугалась, нет, трупы видела и раньше, только они были не такие: старые, сморщенные мужчины и женщины с запавшими челюстями, застывшие в неестественных позах, с землисто-серым цветом кожи. Я связывала им бинтами запястья и голеностопы, выводила и подвязывала челюсти фиксируя на смешной заячий бантик на макушке, и откатывала в холодную. А сейчас передо мной лежал небрежно свернутый комочек пропитанной кровью простыни, но я знала, там, внутри него, – тельце двухлетней девочки, спасенной почти от верной смерти врачами и убитой родным отцом. Анжела посмотрела на меня, хмыкнула и легко перекинула трупик на мою каталку.
- Не напрягайся, я ей уже все подвязала. Просто сдай в морг. И кинула на каталку рядом с телом историю болезни.
«Когда же и я привыкну к смерти детей?», подумала я и спустилась на лифте к черному входу. У двери ждала машина. Мы с водителем уже взялись за ручки носилок каталки, как вдруг я услышала резкий окрик:
- Ольга, на трупе наша простыня. Забери, не забудь, а то из твоей зарплаты вычтут.
Это кричала наша буфетчица и по совместительству сестра-хозяйка, тоже оказавшаяся на первом этаже.
Я кивнула и села в машину.
Пока наш УАЗик подпрыгивал на ухабах, я все глядела на окровавленный сверток, лежащий на носилках, и думала, почему судьба, будто подразнив, отняла у этой маленькой девочки второй шанс на жизнь, когда казалось, что она уже вырвалась из костлявых объятий смерти.
- Приехали, - обернулся ко мне водитель, - гляди, это, наверное, родители стоят. Мне сказали, что отца будут судить за причинение смерти по неосторожности.
Я хотела возмутиться, мол, у него горе, какой еще суд, но не успела. Водитель уже вылез из машины и пошел открывать задние двери, чтобы выгрузить носилки.
В этот момент кто-то вошел в салон. Я обернулась – это были родители девочки, молодая, красивая пара. Они не плакали. Они не говорили ни слова и не смотрели ни друг на друга, ни на меня. Отец подошел к носилкам, бережно взял на руки окровавленный сверток и замер с ним на несколько секунд.
Раньше я думала, что мертвая тишина – это такой литературный термин, который нужен для того, чтобы усилить драматический эпизод произведения. Но в те мгновения я поняла, как ошибалась. В салоне машины стояла та самая мертвая тишина, охватывающая целиком: от макушки до кончиков пальцев противными холодными мурашками и оцепенением.
Постояв несколько секунд, отец словно очнулся от дум, заставивших его замереть на месте, с неописуемой нежностью и болью взглянул на лежащий у него в руках холодный комочек, который еще вчера был его смешливой, непоседливой девочкой, самой любимой девочкой на свете, и вместе с женой выйдя из салона, понес свою скорбную ношу в морг. И ни мы с водителем, ни работники морга, курящие на воздухе по случаю хорошей погоды, эту пару не остановили, мол, де, вам туда нельзя.
Я вернулась в отделение и пересказала, как прошла транспортировка тела в морг собравшимся вокруг меня коллегам. Заприметив слушавшую мой рассказ сестру-хозяйку вздохнув, пожала плечами:
- Я не взяла простыню. Не смогла. Вычитайте из зарплаты.
Сестра-хозяйка присела рядом со мной на банкетку и обняла меня за плечи:
- Да Бог с ней, с простыней. Спишу как-нибудь.
Продолжение следует