Росинка и Ортия.
9. На пороге.
Они победили.
Их поздравляли. Кстати, команду «страусят» тоже. Да и никто из спортсменок не был обойден вниманием.
Иванцова произнесла очередную красивую и прочувственную речь о дружбе, товариществе и спорте. Потом отправила девочек по комнатам, распорядившись, чтобы спортсменки приняли душ, привели себя в порядок и переоделись в парадную форму. Белые шелковые блузки, яркие синие галстуки и парадные синие пиджаки с блестящей шелковой отделкой на обшлагах. Естественно, на ногах начищенные туфли и белые гольфы, все как полагается.
А потом был праздничный обед, с тортом, который честно разделили между всеми участницами Осенних Игр. По счастью, Алина, аккуратно заправившая одну полотняную салфетку за ворот блузки, а другую постелившая себе на колени, ничего не вымазала, и к концу пиршества не выглядела полной неряхой. А вот после обеда...
А вот после обеда, добрейший Карл Теодорович Энгельгардт, Старший (некоторые произносили это слово как «Стра-а-ашный»!) медик Центра, «учинил» им (он именно так и выразился!) полный медосмотр. «С точной проверкой функционального состояния организмов спортсменок и необходимыми лечебно-профилактическими процедурами» (это он тоже так стра-а-ашно сказал!).
Медик, вероятно соскучившийся по реальной, а не чисто профилактической работе, даже не дал им с Ириной переодеться в обычную одежду. Подхватив их с весьма суровым видом под руки, он повел почти упирающихся перепуганных девчонок в свои «медицинские апартаменты» (тоже его выраженьице!). А потом развил вокруг «травмированных спортсменок» (тоже его фраза!) весьма бурную деятельность. Заставил их раздеться до трусов и футболок, уложил на кушетки, подкатил к ним аппараты функциональной универсальной диагностики (ФУНУНДИ, в просторечии «Фундя» или просто «Фундяй»), опутал уже не сопротивляющихся девчонок сетью проводов с датчиками, которые закрепил им почти на все места, куда только смог дотянуться (так, во всяком случае, показалось Росинке!).
- Карл Теодорович! – взмолилась Ирина. – У меня просто болит нога, и все! Это обычное растяжение!
- Растяжением займемся особо! – весьма суровым голосом пообещал Медик, вогнав несчастную спортсменку в дрожь. Он в это время аккуратно фиксировал показания приборов на многофункциональном устройстве обработки медицинской информации (МУОМИ, в просторечии «Мумми»), специализированном компьютере, подключенном в особую, закрытую от внешнего доступа Сеть, связывавшую Центр с другими государственными учреждениями большой Страны. Ее закрытый сегмент помогал хранить все необходимые сведения о состоянии здоровья граждан Империи, прошедших эту специальную многофункциональную диагностику. Суперкомпьютеры оперативно анализировали информацию, выявляя статистику заболеваний, подсказывая варианты поиска признаков редких патологий, и вообще, делая фактическое состояние здоровья всего Народа достаточно четко наблюдаемым, через Систему, которая была наглядной и понятной. Естественно, доступ к ней имели только специалисты, получившие соответствующий допуск к медицинским данным. Помимо пресловутой клятвы Гиппократа, врачи Империи давали множество других клятв, не менее серьезных...
Наконец, закончив общую диагностику, Медик занялся конкретикой. Следующим номером его «лечебной программы» (опять его стра-а-ашные шуточки!), стали какие-то свежо пахнущие притирания на бок и ногу для Алины, и аппарат для электро-полевой терапии для Ирины. После чуть щекочущего кожу воздействия странных датчиков-электродов на липучке, капитан футбольной команды получила свою порцию притираний на ногу и сурово-выспренних рекомендаций «Стра-а-ашного!» Медика. Карл Теодорович вручил ей, весьма строгим, требующим неукоснительного исполнения жестом, два тюбика странно пахнущих мазей. А потом еще и выдал совсем уже запуганной Ирине бумажку с почасовым графиком, как изящно выразился Медик, «дополнительных процедур», и временем контрольного приема у него «назавтра».
- Это все, чтобы нам впредь травмироваться было неповадно, да? - упавшим голосом спросила Ирина.
- Верно! – подтвердил Медик, и добавил многозначительным тоном, и очень сурово:
- А если бы ты попыталась скрыть травму...
Взгляд Здравоохранителя всех воспитанниц Центра был настолько красноречив, что Ирина, поежившись, закивала головой. Дескать, никогда-никогда, что Вы, что Вы, каждый чих строго под Вашим контролем, и никак иначе!
А дальше последовала серия многозначительных нравоучений в части настроя спортсменок на психологически правильное осознание собственной Победы.
- Расслабьтесь и отстранитесь от ситуации. Ваша победа уже свершившийся факт, - вещал им напоследок весьма велеречивый Медик. - Примите ее и прочувствуйте. Но не забывайте, что все это преходяще, и ни в коем случае не делает Вас какими-то чересчур исключительными. Ваш успех не дает Вам права смотреть на других свысока! Будьте скромны и доброжелательны. Ваши соперники, это Ваши друзья. Помните об этом!
На самом деле, никаким чрезмерным самомнением о себе и высокомерием воспитанницы Центра не страдали, и уж конечно, не наслаждались. Мягкая и доброжелательная атмосфера в общем и целом весьма способствовала сглаживанию неровностей характеров тех девочек, которых привозили сюда для правильного, сообразно задаткам и наклонностям, обучения, и надлежащего воспитания. Но Карл Теодорович, как и все сотрудники Центра, никогда не упускал возможность провести с воспитанницами профилактическую работу.
- Да, Карл Теодорович! – дуэтом, и самым послушно-понятливым тоном ответили обе его собеседницы.
Карл Теодорович удовлетворенно кивнул головой и, напоследок, категорически рекомендовал обеим спортсменкам двое суток, не меньше, воздерживаться от серьезных физических нагрузок и, как он особо подчеркнул, от моральных переживаний. После этого Медик, деликатно отвернувшись и отойдя за ширму, позволил им одеться. И только потом, когда Ирина многозначительным покашливанием обозначила, что они с Росинкой уже в порядке, Медик, выйдя из-за загородки, благородно-великодушным жестом, отпустил девочек восвояси.
- Фу-у-ух... отмучились... - с облегчением вздохнула Ирина, когда они отошли чуть подальше, и двустворчатые двери, украшенные красным крестом, остались за ближайшим поворотом коридора. – Росинка, это было что-то!
- Ну, не сердись ты на него уж так-то, - улыбнулась Алина. – В кои-то веки ему подвернулась стоящая работа, целых две «травмированные» спортсменки, да еще и с возможностью нас повоспитывать! Скажи еще спасибо, что он не заставил тебя отчитываться о соблюдении режима тренировок, отдыха, учебы, и вообще, в том, правильно ли ты одеваешься, и... И прочем!
- Да, он может, - вздохнула Ирина и, наконец, улыбнувшись, подмигнула своей подруге:
- Не дрейфь, Росинка, прорвемся! Пойдем к нашим!
Они вышли к стеклянной галерее, полюбовались стремительно клонящимся к закату солнцем и понемногу темневшим синим небом. Потом, по крытому длинному стеклянному переходу они дошли до учебного корпуса, встречая иногда учителей и воспитанниц, улыбаясь им, и получая ответные улыбки. Уже в корпусе, когда они вышли к лестнице, ведущей на этаж предметников, Росинка, улыбнувшись капитану, жестом предложила ей дальше идти одной.
- А ты? – забеспокоилась Ирина. – Ты сама-то, куда так настропалилась?
- Я к Старшей! – многозначительно улыбнулась Алина, не уточняя, кого именно она имеет ввиду.
- А-а-а... К Вострецовой, значит... – протянула Ирина. – Ну... А разве предметники еще не разбежались по домам? Поздно уже, скоро уж половина шестого!
- Меня должны ждать! – Алина произнесла это с какой-то искренней надеждой.
- Ну, что же... – вздохнула Ирина и, по своему обыкновению хлопнула Росинку по плечу. – Иди уж, «жертва математики»!
Они распрощались. Ирина отправилась дальше, по направлению к спальному корпусу воспитанниц. Алина проводила подругу взглядом и... По-тихому повернула совсем в другую сторону. Нет, она хотела, очень хотела повидаться с Клэр. Но еще больше ей хотелось сейчас поговорить с Ортией, чтобы объяснить ей...
Да все ей объяснить, все, что будет возможно! Рассказать ей о произошедшем все-все, без утайки... А потом уж пусть сама Диана решает, как ее, Алину, наказывать, за все, про все! Хоть розгами, хоть пряниками!
С этими мыслями она подошла к кабинету Ортии, с улыбкой взглянула на поздравительную открытку, приклеенную к двери, и на картинку с Артемидой Ортией.
И постучала.
Ответом ей была тишина.
Алина постучала снова.
Ответа по-прежнему не было.
«Ушла?» - подумалось Алине.
И она, встав прямо напротив двери, мысленно потянулась к своей Старшей, которая, как она была уверена, находится именно там. Немного усилий, и...
Да, она почувствовала Диану. Пока что Росинке не удалось четко увидеть происходящее за дверью, но то, что Диана сейчас в Кабинете, сомнений у нее не вызвало.
Интересно, чувствует ли она ее «сканирование»?
Алина чуть вслушалась в отголоски эмоций своей Старшей, попыталась понять в каком она сейчас состоянии, и почему не отвечает на стук в дверь, который она, несомненно, должна была услышать.
Раздражение, обида, злость...
Никаких позитивных эмоций у Ортии сейчас нет. Она только что не в ярости.
Ужасно. Неужели это все из-за нее, из-за Алины-Росинки?
Алина решается. Она берет в руки «мобилку» и набирает номер Ортии. Три длинных гудка, и в динамике, наконец-то, звучит голос Дианы.
- Алло? – она произносит это слово усталым, раздраженным тоном, едва ли не с неприязнью к той, кто ей позвонил.
- Диана Афанасьевна, - голос Росинки тверд и настойчив, - я стою у двери Вашего кабинета. Пожалуйста, откройте. Нам нужно поговорить.
За дверью раздались чуть слышные шаги, замок щелкнул, дверная ручка повернулась, и на пороге появилась Диана. Ее лицо…
Холодное, бесстрастное, ледяное…
Маска, ледяная маска.
«Только Снежную Королеву играть…» - мелькнула в голове Алины странная мысль.
Жуткий контраст, даже по сравнению с ее дневной холодностью там, в лесу, на Эстафете, когда она с откровенной неприязнью смотрела на Клэр, взявшую ее, Алину, под свое покровительство.
Но, тогда она так смотрела на Шефа. А сейчас на саму Алину.
Только все хуже, много хуже.
Действительно, ледяной взгляд…
Ледяной тон…
Ледяное дуновение души…
Росинка в шоке. Она потрясена этим жестоким отношением к ней, особенно после вчерашнего теплого приема с чаем, пряниками и мистическим спасением в пространстве «Цветного сна».
- Диана… - шепчет она потрясенным голосом, и поправляет себя, увидев, что Ортия как-то раздраженно покачала головою. - Диана Афанасьевна! Почему?
- Что, «почему»? – Ортия ничуть не стесняется своего безжалостного, безразличного, ледяного тона.
- Почему Вы такая… - Алина на секунду замолчала, подбирая слова. – Такая… Жестокая?
- Жестокая? – лицо Ортии скривилось в действительно жестокой усмешке. - Надо же, как ты заговорила! Прямо как твоя Госпожа!
- Какая «Госпожа»? – Алина вся в удивлении, и тоном, и словами своей первой Старшей.
- Которую ты себе выбрала! – холодно усмехнулась Ортия. - И которая так трогательно о тебе заботится!
- Клара Федотовна сама выбрала меня своей подшефной, - Алина говорит вполне искренне, - я ее об этом не просила, и… Я просто не могла отказаться! По Старым Правилам, подшефную только ставят в известность о шефстве над нею, и вовсе не спрашивают ее согласия на это!
Алина, откровенно говоря, до сих пор все еще не открывала этих самых Старых Правил, хотя за последние сутки обе ее Старшие неоднократно их упоминали. Но она почему-то была уверена, нет, она откуда-то точно знала о том, что сейчас вовсе не ошибается. И, по выражению лица Дианы поняла, что, по крайней мере этот, весьма шаткий аргумент, выдвинутый ею почти наудачу, вроде бы даже сработал. Нет, холодность в словах Ортии все равно осталась, но взгляд ее стал немного мягче. Совсем чуть-чуть, но все же мягче. И «душевный холод», исходящий от нее, похоже, начал куда-то исчезать.
Может быть, еще не все потеряно?
- Вы считаете меня предательницей, - Алина произнесла эти слова с тяжелым вздохом, - но я вовсе не предавала Вас. Просто Клара Федотовна все неправильно поняла. Она подумала, что Вы или уже жестоко наказали меня, или все же собираетесь это сделать. Но на самом деле она… Она хорошая!
Вот это Росинка сказала зря. Лицо Ортии почти закаменело, действительно, на мгновение, превратившись в ледяную маску Снежной Королевы. А волна «душевного холода», исходящая от нее, казалось, могла бы заморозить все вокруг, а не только ту девочку, которой предназначался этот «мороз» душевного презрения.
- Уходи! – она сказала это жестким, безжалостным тоном, как будто даже упоминание Вострецовой в каком-то позитивном контексте было для нее тяжким оскорблением. – Я не дам себя унижать! И никому не позволю издеваться надо мною! Уходи и не смей никогда больше здесь у меня появляться! Всего хорошего, mi dulce nina amiga*!
Презрение со стороны воспитательницы, высказанное даже не в самих этих словах, сказанных по-испански, а в интонации, с которой их произнесли, было почти физически ощутимым. Ортия еще раз смерила воспитанницу с головы до ног (именно в такой последовательности!) презрительным взглядом, потом молча развернулась и вернулась обратно в свой Кабинет, громко хлопнув при этом дверью. Она даже не заперла ее, просто оставила девочку за порогом в одиночестве и полном смятении чувств...
Алина была удивлена, расстроена, унижена... Все вместе и одновременно, сразу. Она была просто в шоке.
И еще. Последний жест Ортии задел ее очень даже сильно. И ведь Диана не поняла, она ведь ничегошеньки не поняла, из того, что Алина хотела ей сказать! Вот ведь, что особенно обидно и неприятно!
Нет, не то. Все еще хуже. Диана просто не захотела ничего понимать. Отвергла ее, отогнала от себя за сам факт общения с Вострецовой. Даже не заявила оскорбленно: «Выбирай, или она, или я!» Просто отбросила доверчиво потянувшуюся к ней Росинку, мол, не желаю тебя больше видеть! А, собственно, в чем она виновата? Она, Алина-Росинка? В странном стечении обстоятельств, свернувшихся вокруг Росинки в этот неправдоподобно сложный клубок? Впору и обидеться...
Но Алина не может на нее обижаться. Она просто физически ощущает это, непонятно откуда взявшееся, совершенно ей незнакомое, мучительное, почти непереносимое чувство вины. Буквально чувствует его всем своим телом.
Телом?
Да, это странное телесное ощущение. Нервная дрожь, почти озноб, ломота в мышцах. Неприятно, гадко, противно... Никогда столь пакостных ощущений, в ситуации пресловутого «морального противостояния», Алина еще не испытывала. Телесных ощущений...
Телесных?
Идея пришла внезапно. Пытаться сейчас, вот так просто, войти в Кабинет Ортии, это значит автоматически нарваться на скандал. Ну, войдет Алина в само это, отныне запретное для нее помещение, благо дверь не заперта. Так ведь мало войти, мало даже привлечь к себе внимание разгневанной Старшей. Нужно сломать, уничтожить эту странную стену непонимания, которая возникла между ними. Но как? Диана ведь просто-напросто выставит ее из Кабинета при любой попытке проникнуть туда для серьезного разговора.
Нужен повод. Нужен серьезный повод для того, чтобы войти туда и не подвергнуться унизительной процедуре выдворения за порог этого «запретного места». Такой повод, чтобы Ортия не вытолкала ее взашей, не вытянула силой за руку, или не дай Бог, за ухо! Она ведь не постесняется!
Значит, повод должен быть настолько серьезным, чтобы Ортия ее выслушала. Именно выслушала, ну, для начала. Поскольку только тогда у нее появится шанс прорваться к ней, к той Ортии, что осталась во «вчера». С ее пряниками, добрыми словами, ласковой улыбкой... И синеватой металлической перчаткой, отбрасывающей злобного демона!
Ради того, чтобы пробиться к той самой, настоящей, Ортии, Алина готова сделать все, что только возможно!
А ведь возможно...
Ортия гневается на нее. Считает ее, Росинку, в чем-то виноватой.
И сама она, Алина, телесно ощущает свою вину в том, что ее Старшая огорчена, рассержена, разгневана. Значит...
Она, Алина, сможет снять с себя это гнетущее чувство вины.
Чем?
Наказанием от любимой Ортии. Тем самым, альтернативным наказанием, от которого Диана ее освободила вчера, освободила «жестом доброй воли».
А ведь Алина чувствовала, что в субботу что-то случится, что-то из этой самой «наказательной» серии. То, что вчера ее Старшая делать принципиально не захотела. Но ведь она, Алина, уже тогда точно знала, как все будет на самом деле!
А она и не боится, вот ни капельки не боится! Просто потому, что она точно знает, все будет хорошо! Она сделает все что нужно, именно так, как нужно, и все будет правильно!
*Эту фразу с испанского можно перевести примерно как «Моя милая девочка-подружка». – прим. Автора.