Спасаясь от деревенских собак, дворняжка юркнула в первую попавшуюся щель. Сытые, закалённые в постоянных стычках псы, недовольные несостоявшейся расправой, сцепились между собой в скоротечной, яростной схватке. Вскоре всё стихло. Утомлённая погоней, она незаметно для себя уснула. Но и во сне беспокойно вздрагивала и поскуливала - маленькая, с проступающими рёбрами на рыжих с подпалинами боках и пушистым, как метёлка, хвостом. Пение сверчка её нисколько не тревожило, напротив, что-то знакомое было в этих незатейливых звуках. Когда же зажужжала и забилась в тенётах муха, дворняжка вздрогнула и плотнее вжалась в нагретую землю. Сон её был тревожный, беспокойный: ещё свежо воспоминание от погони деревенских собак (а может, вспомнилось что-то более раннее, более ранимое, что было в её жизни?). Взвизгнув, дворняжка очнулась и, прежде чем покинуть своё убежище, долго лежала, не открывая глаз,прислушиваясь к далёким паровозным гудкам и редкому лаю собак.
В своё логово она вернулась, не чувствуя голодных спазмов в животе. Прежде чем устроиться на ночлег, некоторое время потратила на обустройство. Нет, она совсем не была уверена в том, что останется здесь надолго. Так уж привыкла: в голой ли степи, под дощатым ли перроном вокзала всегда старалась устроиться с комфортом. Вот и сейчас поскребла в облюбованном углу и чихнула несколько раз, так что пыль просочилась сквозь щели и заискрилась в лунном свете. Разбудили её вороны, прилетевшие на мусорную кучу. Дворняжка вскочила, ударившись о бревно, и в тот же миг острая боль в спине уронила её на землю. Поскуливая от боли и обиды, с трудом выбралась из-под крыльца.
Утренняя звезда почти растворилась в красках занявшейся над степью зари. С просинью малиновый свет преобразил всё вокруг. Наносило полынью и ещё чем-то знакомо-тревожащим. Несколько минут, прислушиваясь к затихающей боли в спине, она всматривалась в темнеющую кучу. Лай деревенских собак, её злейших врагов, и паровозные гудки напомнили о недавнем прошлом. Кочуя от деревни к деревне, гонимая людьми и собаками, она ушла в степь, где пыталась охотиться на сусликов. Но это оказалось не простым занятием. Не сложно было найти сусликов, в степи их было великое множество, но, стоило ей припасть к земле и чуть-чуть проползти в их сторону, как они со свистом исчезали. Всё, что ей оставалось, - сунуть нос в дурно пахнущую нору, а потом долго отфыркиваться и оттирать его о траву. Голод гнал её к людям, и всё же деревни она старалась обходить стороной, промышляя полёвками и кузнечиками. Не брезговала никакой живностью. Однажды нашла гнездо стрепета. Этой добычи ей хватило на два дня сытой жизни. На ночь спускалась в первый попавшийся овраг. Приходилось ночевать и в заброшенных лисьих норах.
Железнодорожная станция давно манила к себе. Она знала: где много людей, там много еды и казалось бы, сытая жизнь ей обеспечена. Не обделённая природным интеллектом, дворняжка быстро привыкла к шумной и беспокойной жизни. Она научилась зарабатывать свой хлеб, научилась распознавать людей. Из своего убежища, сваленных в кучу старых шпал, выходила только к пассажирским поездам. В основном это были бравые офицеры, молодые и не очень, но все весёлые и щедрые. Они всегда шумно "высыпали" из вагонов на перрон, закуривали - и тут появлялась она и за три минуты стоянки поезда становилась всеобщей любимицей.
Звон станционного колокола, рёв паровоза, лязг буферов – всё это в одно мгновение очищало перрон. Медленно набирая скорость, уползала зелёная змейка вагонов. За косогором машинист давал прощальный гудок, и дворняжка, только что весело прыгавшая по перрону, поджав хвост и оглядываясь по сторонам, бежала в своё укрытие. Скитальческая жизнь приучила её к осторожности. И всё же собачье чутьё едва не подвело.
Однажды, когда особо щедрыми оказались зрители, разомлевшая от сытости и жары, дворняжка решила отдохнуть прямо на перроне. Неожиданно удар метлы скинул её на рельсы. Несколько дней, страдая от боли и обиды, отлёживалась в своём убежище, с тоской посматривая на прогуливающихся по перрону пассажиров и своего обидчика с метлой в руках. С тех пор путь на перрон ей был заказан. Едва завидев её, дворник угрожающе махал метлой. И вновь дворняжка стала бродяжничать. Много лиха пришлось испытать ей, пока деревенские собаки не загнали её в военный городок, где она обрела и дом, и новых друзей.
Благодатное сибирское лето в разгаре. Стали забываться дни бродяжничества и голода. Её новые друзья, драчливые, но весёлые мальчишки, окружили её такой нерастраченной заботой и любовью, что она раз и навсегда доверилась им. У мальчишек был свой устоявшийся ритуал: перед тем как пойти на речку, гоняли на пустыре тряпичный мяч. С радостным визгом собачонка вертелась среди них, пытаясь ухватить то за тряпичный клубок, то за рваные штанины, получая в ответ тычки в бок.
На краю военного городка по случаю летнего времени военные разбили палаточный лагерь. Всё строго по Уставу: ровные ряды выгоревших на солнце палаток, посыпанные песком дорожки и часовой с винтовкой под зелёным "грибком". Несколько в стороне, в тени белоствольных берёз, длинные столы из свежеструганных досок. Дымит, парит солдатская кухня. Аппетитный запах волнами расплывается по ближним окрестностям, щекочет ноздри не только солдат. Вот к этой - то солдатской кухне и спешит ранним утром дворняжка. Бежит неторопливо, по привычке осматривая мусорные кучи. Усаживается в сторонке и, нетерпеливо перебирая лапками, смотрит на вырывающийся из топки огонь. Наверху, в облаке пара, священнодействовал её друг и благодетель. В белой курточке и таком же колпаке повар сам был похож на белое облако, опустившееся на землю. Он постукивал черпаком по краю котла, опускал крышку и, довольный собой, спрыгивал с подножки на землю. Этот ритуал она видела каждое утро. Вот и сейчас, подбежав к повару, ткнулась носом в протянутую руку, но его тревожный голос остановил её:
- Каштанка, старшина идёт!
Мгновение - и она лежит в ближних кустах, только уши да глаза выдают её напряжение. Удостоверившись, что "усач" ушёл, с виноватым видом подползает к смеющимся солдатам. Подхваченная крепкой рукой взлетает вверх и видит смеющиеся глаза повара.
- Эх ты! Старшины испугалась. Да ты не бойся. Не такой уж он и страшный. Не может он быть добрым. Понимаешь? Служба у него такая. Думаешь, не знает, что ты приходишь каждое утро? То-то…
Ничего из сказанного она, конечно, не поняла, но на всякий случай лизнула повара в нос.
- Ну-ну… Балуй.
Растроганный собачьей лаской повар, не оборачиваясь, направляется к ближнему столу, на котором его помощник разделывал мясо. Отведав угощения, Каштанка (с лёгкой руки повара отныне так стали звать дворняжку) отдыхала в сторонке, наблюдая, как за столы усаживаются солдаты, нетерпеливо посматривая на дымящийся котёл. Старшина, конечно же, знал о проделках собаки и повара. Прошедший всю войну, он прекрасно понимал, как важно и полезно для солдат её присутствие, а потому делал вид, что не замечает нарушения Устава.
Незаметно летели счастливые для Каштанки дни. Ничто не предвещало беды. В то роковое утро она проснулась, когда едва забрезжило над степью. Не открывая глаз, слушала, как просыпается городок. Сверчок "цвиркнул" на прощание и смолк. Она ещё немного подремала и, окончательно проснувшись, выползла из своего убежища. Потянулась, посмотрела на скандаливших воробьёв и, не вмешиваясь в их разборки, побежала через пустырь к школе. Дворник, что служил при школе, занимался своим делом, а она отдыхала в сторонке, посматривая, как метла методично шаркает по земле, поднимая клубы пыли.
Солнце ещё только прощупывает небосвод лучами, а дворняжка уже спешит к палаточному городку. Пробегая мимо знакомого барака с грядками за неказистым заборчиком, услышала скрип открываемой форточки и остановилась, с любопытством посматривая на окно.
Последнее, что увидела, - сизый дымок, вспухший над стеклом. Сухой щелчок выстрела долетел позже, но его она уже не слышала. Что-то обжигающе-пронзительное ударило в бок, отбросило в сторону, в такую же, как и она, серо-коричневую пыль. Затуманенные болью глаза удивлённо смотрели на окно.
Резко задёрнутая штора стёрла, скрыла довольную улыбку "стрелка", а на земле осталось ослепительное солнце, застывшее в зрачке маленькой дворняжки.
1948 г. Ст. Белая