Подростки инстинктивно сбиваются в стаи. Так легче выжить. Так проще делать набеги на летний лагерь солдат, на самолётное кладбище, на речку. Да просто погонять тряпичный мяч на пустыре перед школой.
Летом местный гарнизон выводили "в поле". Палатки разбивали в берёзовой роще, в двух шагах от посёлка. Утром и вечером играл горнист, дымилась полевая кухня. Вожделенная мечта каждого пацана, посидеть за длинным солдатским столом. В отличие от нас, гражданских, солдат, пусть не досыта, но всё же кормили, к тому же "в поле" полагался сухой паёк, который солдатики нередко использовали в личных целях, а то просто прятали под подушку или под матрац.
Сухой паёк – полуфабрикаты всевозможных каш и супов в брикетах, спрятанных в промасленную бумагу. Достаточно покрошить в кипящую воду, и через пять минут готов гороховый суп, пшённая, рисовая и прочие каши. Бери ложку и насыщайся. А какой дух! Продукт этот продержался довольно долго после войны: так велики были запасы.
Сибирское лето жаркое: зной такой, что мухи дохнут. Командиры заботились о своих подчинённых. Не только кормили, но и следили, чтоб солдатам было комфортно в полевых условиях. Палатки подворачивались, и получался шатёр, укрывающий от зноя и дождя, - можно спать спокойно. И спали, даже днём был "мёртвый" час.
Мальчишки знали о солдатских "заначках" и довольно успешно пользовались этими знаниями. Главное - выбрать нужный момент. Часовой стоит по стойке "смирно" под зелёным грибком, ему даже пот нельзя вытереть, не то что по сторонам смотреть, а вот старшина всё видит и всё знает. Конечно, он знал и о наших "шалостях", но…
Не нужно думать, что мальчишки грабили бедных солдатиков. Очень редко, по крайности, шли на экспроприацию продуктов. После одной такой удачной вылазки сварили молочный бидончик рисовой каши, к тому же кто-то раздобыл отливающий голубизной кусок сахара - рафинада. Расколоть его можно было только при помощи ножа и молотка. Всё это действо происходило на нашей кухне. Мы окружили табуретку и не сводили глаз с кусочков-искорок, летящих во все стороны, и всё ж не успевали их ловить голодными глазами и руками. Каждому досталось по крохотному кусочку.
Аэродром
В то время все бредили авиацией. Даже на деньгах, узенькой зелёненькой бумажке в тридцать рублей, красовался пилот в очках -"консервах" и шлеме. Очки- "консервы", лётный шлем, особенно зимний, – запредельная мечта каждого мальчишки. Наденешь такой и словно в самолетё сидишь.
В нескольких километрах от городка - аэродром. Рядом - самолётное кладбище, скорее для видимости огороженное редкой "колючкой", нисколько не мешавшей проникновению на его территорию. А это дюралюминий. За него платили хорошие деньги на приёмном пункте в г.Усолье. Мальчишки периодически совершали вылазки на этот стратегический, никем не охраняемый объект. Когда я немного окреп, старшие братья, с огромным скрежетом, взяли и меня с собой: лишний балласт, так считали они моё присутствие в своей ватаге.
И вот мы идём по дороге. Не помню, что было справа от неё, а слева, за редкими берёзками, тянулось поле. Вся наша братия жадно смотрит на золотистые метёлки овса. Стоит лишь сделать два шага в сторону, но никто не рискует свернуть с дороги. В любой момент может появиться верховой объездчик, и тогда… А вот курочить, пусть и разбитые, но самолёты, – пожалуйста.
Мы были уже у цели, как над нашими головами пронёсся самолёт. От неожиданности я плюхнулся носом в траву. Это была моя первая и последняя вылазка на самолётное кладбище
Боярка
Сурова природа сибирская, но милостива. Нерадивого накажет, голодного накормит, немощного исцелит. И не последнюю скрипку в этом играет боярка - удивительно красивое создание природы. Весной покрывается кипенью белых цветов, осенью разноцветьем багрянца соперничает с берёзовой рощей.
Боярка – колючая недотрога, любит простор. На вольном ветре растёт, оттого и лист рванный, оттого и силу целебную имеет, что привыкла невзгоды стойко переносить. Различали её по цвету и величине ягод. Особенно хороша она после первого морозца, а пареная заменяла нам сладости.
.
"Антрацит
Кто помнит фильм "Константин Заслонов", тот может представить, а может, и помнит тот хлеб, похожий на куски угля антрацита, под которые маскировали динамит, разрывающий в клочья вражеские паровозы. Так вот, такая буханка "антрацита" (так мы называли чёрный хлеб) полагалась на семью из четырёх человек. Не помню, на какой срок, но, скорее всего, срок этот был минимальный и сокращался с каждым прикосновением ножа, едва хлеб появлялся на столе.
Пришла долгожданная весна. Степь украсилась изумрудной зеленью с россыпью саранки и тюльпанов. Луковицы саранки, конечно, не еда, но их можно было жевать.
В один из таких скучных и длинных дней, когда особенно хочется есть, я бродил по пустырю, с тоской поглядывая на серые деревенские дома, со стороны которых доносился собачий лай и мычание коров. Над одним из домов, на высоком шесте, флюгер ловил степной ветер. Поначалу я не обратил внимания на трактор, тянущий за собой чёрную полосу жирно-блестящей земли, над которой с криком носились вороны. Откуда ни возьмись, к ним присоединились деревенские мальчишки. Они, подобно воронам, толкались, кричали, при этом подхватывая что-то с земли. Скорее инстинктивно я понял : "Еда! Вот что привлекло птиц и мальчишек".
В этот день я стал намного старше. Мне пришлось бороться за еду (если так можно назвать прошлогоднюю картошку, точнее, то, что осталось от неё после зимней стужи). Мальчишки знали, куда идут, потому прихватили с собой вёдра, а у меня ничего нет. Бежать домой за посудиной? Но вдруг кончат пахать? Поле не такое уж и большое. А вдруг кончится картошка? Мальчишки толкаются, ругаются: лишний дармоед. Лезут чуть ли не под лемех, выбирая самые лучшие клубни. Я же плетусь в охвостье. Набрал-таки полный подол рубашки. Живот застыл, из глаз слёзы брызжут от обиды: у мальчишек-то почти полные вёдра. Дома вывалил добычу из подола на стол, схватил ведро и снова на поле. Не помню, сколько ходок сделал. Я носил, а братья сортировали, чистили и лепили "котлеты". Самая ценная гнилушка та, в которой больше белого "тела". Котлеты лепили тонюсенькие, чтоб быстрее прожарились. Печь гудит, осталось сдуть пыль с чугунки, положить на неё серо-чёрные лепёшки и не упустить момент - вовремя перевернуть, чтоб не сгорели. Слегка недопеченная - не беда, в животе дойдёт!
Один вид, одно название - тошнотик, казалось бы, должен был вызвать отвращение. Но это была еда! Организм, не отторгая её, давал нам возможность дожить до следующего дня. Мы верили, что будет день – будет и пища.
В то время все наши мысли были о еде. Я нисколько не преувеличиваю. Любая игра была составляющей поиска её. Мы были похожи на стаю голодных щенков, рыскающих по округе в поисках еды. Её искали и находили. Может быть, поэтому и остались живы.
Суслики
Рад бы уйти от темы "Хлеб насущный", да как от неё отвязаться, если на ней повязано всё и вся. Она преследует человека всю жизнь.
Мир жесток. И самые жестокие в нём дети. Подчиняясь подспудному влиянию природы, они ещё не способны контролировать свои чувства и действия. Ярким примером тому безобидные, степные зверьки – суслики.
Не будь войны и голода, никто бы их не тронул, ну разве что лиса или орёл, а так и шкурка суслика сгодилась. Весной и летом вся стена нашего коридора, украшалась шкурками этих безобидных зверьков. За них давали соль, сахар, муку и спички.
Не так-то просто добыть зверька в степи, но дети знали простой и эффективный способ. Выходили всей ватагой в степь, предварительно договорившись с водовозом. Находили норы, забивали их землёй, перемешанной с травой. У не закрытых нор вставали самые ловкие "охотники". А вскоре прибывала водовозка. Вода заполняла все ходы и переходы под землёй, и, если зверёк не успевал поставить "пробку", ему оставалось одно спасение - бежать. Едва усатая мордочка показывалась из норы, как тут же попадала в цепкие руки ловца. И, по иронии судьбы, рождённый под землёй зверёк, взлетал над степью. Успевал ли посмотреть на неё за миг свободного полёта.
Именно в эти годы "народонаселение" сусликов понесло самые большие потери, но, благодаря своей живучести, не было полностью истреблено. И по сей день, с опаской и удивлением, они всматривают-ся в этот беспокойный мир.
Водовозка
Да, в то время это было так же естественно, как и всё другое, что сопровождало человеческое бытие, – лошадка, везущая бочку с водой. С раннего утра и до позднего вечера вышагивала она, прибивая толстый слой пыли плещущейся через край водой.
Наполнив бочку, водовоз устраивался на передке телеги, и лошадь без понуканий трогала с места. Как она определяла, куда именно нужно подать воду в этот раз, для нас, пацанов, было величайшей загадкой, но не для неё, столько лет прошагавшей одной и той же дорогой. Едва зад возницы касался ещё не остывших досок, как голова его свешивалась на грудь, и непонятно было, спит он или дремлет, о чём-то задумавшись. Этой его привычкой мы и пользовались в полной мере. Потихоньку пристраивались за бочкой и катались, пока не надоест. Водовоз только скосит, бывало, глаза да улыбнётся, делая вид, что не замечает нас. Мальчишки горазды на пакости: вытащат затычку из бочки и врассыпную. Водовоз никогда не ругался. Посмотрит, покачает головой и, если не успеет вовремя вставить пробку, молча поворачивает опять на водокачку (а в то время за воду платили деньги).
Сибирь ст. Белая 1948г.