Станция Белая

    
Я много лет без детских сантиментов пытаюсь понять, прочувствовать "то" время. Пытаюсь прокрутить всю жизнь, как киноленту. Пытаюсь подышать "тем" воздухом. Но невозможно вернуться в прошлое. Оно - как стёршаяся кинолента с кадрами, иные из которых пришли давно в негодность, другие вовсе сгинули при монтаже, и, как  ты ни старайся, их не вернёшь обратно. Вот только куда деть мне память о "тех", послевоенных,днях детства, каждый из которых длился словно год.

       Сибирское лето жаркое. Днём калит, к вечеру весь горизонт со стороны степи – одна сплошная туча. Внезапно налетевший ветер устраивает чехарду перекати-поля, закручивает в воронки пыль. Сверкают молнии, и грохот небесный заглушает паровозные гудки на станции. Вслед за вакханалией ветра приходит дождевая стена, и всё вокруг меркнет на час, другой. Но бывает и так, что тучи обходят стороной, и тогда степь выгорает, становится до неприглядности серой; донимает жара. Одно спасение – река, своенравная, с ледяной водой даже в самое жаркое лето. Купались в полу километре от железнодорожного моста. Ныряли с обрыва, боролись, но высшим шиком считалось поймать ртом собственную "струю". Если же в это время по мосту грохотал очередной состав, старались угадать: гружёный или порожняк.

Железная дорога…  По ней мы прибыли в Сибирь, где нас приютила станция Белая, обогрела на первых порах, да и потом сыграла немаловажную роль в жизни нашей семьи.
        Ежедневно мимо станции с грохотом и свистом проносились товарные и пассажирские поезда (спешили с одной войны на другую), а мы, дети, прижав к бокам локти, топали по дощатому перрону и пыхтели, изображая идущий на всех парах состав.

        Паровозы сами по себе красивы, но трёхколёсный "ИС" ("Иосиф Сталин") словно чистокровный рысак, сдерживая мощь, подходил к перрону. Рысак! Все замирали в восхищении. Другого нет сравнения. Те несколько минут, что он стоял на станции, дрожа от нетерпения всем телом, казались для него часами. Лишь колокола звук – мгновенное вращение колёс. Сливаются в пятно сплошное спицы, и, словно осознав, какая тяжесть за спиной, спокойно трогает состав.

       Не знаю, откуда это пришло, возможно, подслушал байку у мальчишек, возможно, собственная фантазия сыграла шутку, только когда было совсем невмоготу, садился на краю оврага, смотрел на рельсы, убегающие  за косогор, и ждал. Самому трудно в этом признаться, ждал … крушения поезда. Не всего, а только паровоза, так как верил, что при этом из него посыплется еда: колбаса, хлеб и всё-всё, что можно есть. К счастью, ни одного крушения не случилось.

1948 – 2010г.