БОМЖИ
Знакомство с психологией
Женька Бондаренко, начальник Административной комиссии, шефствовал надо мной по жизненной линии. Он был хоть моложе, но большой умелец выпить. Потому жизнь знал лучше меня. Докладывал, пояснял, помогал.
Докладывает:
- На улице Чкалова, что за каланчой, три бомжа. В подвале новостроящегося дома обитают. Проверим?
Кто ж откажется? Поехали.
По дороге рассказал, какая беда от бездомных зимой в этих домах. Гадят в
подъездах (на улице — холодно), даже замки в подвалах курочат. А обидишь - могут морду набить. Любой конфликт с ними возмущает население, злит и нервирует, и законные жильцы воспринимают непрошеных гостей, как диких туземцев, лишаясь надолго чувства сострадания и всякой терпимости.
Проблема не частного характера!
На месте открылась картинка сугубо жанровая. Дома ещё нет, лишь цоколь, перекрытый бетонными плитами. На плитах, местами, слой песка, земли и керамзита, успевший порасти не только травой но и кустарником, что есть правильно, на взгляд обитателей. Под ними — частная жизнь подкласса пролетариев: дождь и стужа сквозь эту защиту в их «палаты» проникает не так активно. Сами они, в малоприличной одёжке - вот они, в наличии: два похилых мужичка среднего телосложения и девица типа «баба». Лицо припухшее, волос жгутом на затылке, в руках посуда. Все трое вокруг костра с котелком. Что там — неловко заглядывать, но запах - не ресторанный. Женька отозвал одного мужика. Спрашиваю его:
- Дело к зиме... Может, определимся в «Дом престарелых и инвалидов»?
- Нет. Не тот статус. Не старики мы, не инвалиды. Молодые ещё.
- Работу искали?
- Нет документов.
- В зятья не берут? Хоть бы за работу.
- На фиг надо? Вон, бутылок наберём — и на хлебушек будет.
- А холод?
- Не твоя забота. Угреемся.
Говорить им не хотелось, но жильё разрешили посмотреть. Скользкий от слякоти спуск в подвал, сырость под просвечивающими в стыках плитми, сквозняк и неуют во всём, кроме угла под плитой, где не протекало. Фонарик осветил кучу тряпья на старой соломе, даже иконку на проволочке под потолком. дурной, непонятный запах.
Вылезли, советуемся с Евгением Васильичем:
- Просить, что ль Очнева да Тарасова, мож в каких гаражах- амбарах отопление сделать да поселить? Да питание какое, элементарное, хоть не заразное. . . А?
- Можно Крутиня да Чистопрудова просить. У одного мясо, у другого хлеб. Дадут кое-чего. Даже по молоку можно с Набережневым договориться. Только, Сергеич, не прокатит!
- Убедим! Уговорим! Крылов ещё, путёвый мужик! Из Миролбия. Хлеб, куры, яйца. Не зажмётся… Сдохну, а не отступлю!
- Да бомжи не согласятся. У них тут — СВОБОДА!
Не, пи.. .ц! Завтра же приглашу всех к себе. Разберёмся. Быть не может! Что за психология - себе добра не желать? Ошибаисси, Васильич.
ЧТО НИ БОМЖ, ТО ЛИЧНОСТЬ
Впрочем, я задумался. Бомжи — как зэки. Тонкая материя. И как с ними говорить? Может, особый язык нужен? Да и лезть с помощью — мало, что недоброе заподозрят - плюнут в открытую душу! (Этого опыта ещё не было).
Нет – решаю - если я с добром ... Только — не навязывать. Посмотрим.
Приглашения всем бомжам города я составил лихо, мне их и отпечатали в
телетайпной. Сотню, кажется. В глаза девочки не смеялись, но смотрели недоумённо.
Хуже было дальше. Куда нести? По городу разбросать?
Ярковыраженные бомжи как вымерли. Нигде не видно. На свалку ехать? Они осмеют. В газете дать объявление? Петр Иванович (редактор) то ж засмеётся, поскольку её призыв к диалогу на помойке окажется лишь через месяц-другой. Радио в «закутях» у бомжей - тако ж нет. Тем более — местного.
Тут я вспомнил про Витьку Тарасова, одноклассника бывшего, нынешнего врага по вере (богомольный стал - страсть!). Нашёл бородатого, просил богоугодное дело сделать. Тот уточнил место и время, листовок не взял, но обещал явку поголовную. Сарафанное радио - самый верный способ! Жду субботу, 12-00, звёздный час Борисоглебска.
Женька, правда, и тут смеялся: не придут!
В субботу у памятника Неделину — пятеро. Это хорошо, потому что я предполагал: от одного — до ста. Минимум превышен впятеро! По информации Соловьёва - руководителя МЧС города – всего их около 180-ти! Правда, двое, лениво развернувшись, ушли в сторону МКК. Не оглядываясь. Остальным я протянул руку:
- Познакомимся?
Руку мою не пожали, мотивируя прямо по джентльменски:
- Заразим ещё. Интеллигенция - она хлипкая!
Я стерпел и пригласил всех к себе. Прежде - все зашли в туалет. (После генерал Селивёрстов сделал мне вежливый выговор, за мальчишество: не хрен водить на этажи обитателей свалок, да ещё — в туалеты)!
Троица расселись на кресла. Представились подробнее.
Один — башкирец. Мударис Якупов. Лет под 60. Бывший инженер-наладчик электронного оборудования на военном заводе в Душанбе. Семья осталась в Оренбурге, в центр не потащилась. Документы потеряны.
Другой — с Дальнего Востока. Лет 25. Каменщик. Потерял работу, узнал, что в Черноземье нужны каменщики. Продал дом, приехал прямо с семьёй, (жена и трое(!) детишек). Деньги обесценились, проелись, вышли. Теперь — на квартире у доброго человека, в доме напротив стадиона. 10 квадатных метов на шестерых! За квартиру платит тем, что подкармливает старика в дни его «просветления».
Третий, пугливый и нелюдимый, сколько лет — не помнит. Что может и чего хочет — не знает. Попросил денег на батон и, получив три рубля, ушёл не простясь и не оглядываясь.
Башкирец рассказал про него, что тот неплохо и так «устроен». Ночует в теплотрассе, что по Народной идёт, где-то у кинотеатра «Победа». Но где — никому не говорит, могут прогнать. Там тесно, но тепло и у него есть свечка. Даже газеты там читает. Двигается мало, потому и хлеба мало ест.
Последнее замечание было сделано почему-то очень серьёзно и многозначительно. Наверное, бомжи придают этому обстоятельству особое значение? Якупов пояснил:
- От движения – тепло. Но кушать хочется больше. А у него в «трассе» и так жарко. Чего зря двигаться? Он теперь с этим батоном два дня проспит на трубе!
Бездомный башкирец явно завидовал собрату, а я представил себе, как хорошо сейчас устроится ушедший бомж, и тоже немного позавидовал: сыт, в тепле и – никаких забот! Не он обо мне хлопочет, а я, получается, о нём.
- А чего вас так мало пришло?
- А кто поверит, что это не подвох? Ну, мы то, видим, что по-честному, а то - то ж не верили. Ток нам-то - всё равно. (Оказывается, они не были замешаны ни в воровстве, ни в других «шалостях» в городе, что грозило непредсказуемостью при встрече. А другие, столь же «чистые», не доверяли власти просто потому, что она ВЛАСТЬ).
Оба переговорщика обещали передать собратьям суть беседы. И через неделю прийти снова. Может, будет какое решение или подвижка в судьбе.
И пусть приходят другие.
Расстались.
НАПОЛЕОНОВСКИЕ ПЛАНЫ
На другой день я предложил Бондаренке изложить ситуацию Главе. Женька остудил мой пыл замечанием:
- Сперва наработай результат, потом высовывайся. И, гляди, может сам ещё откажешься от своих планов. Мало чего откроется по ходу!
По ходу надо было главное: место. Где ночевать, где питаться (хоть бы раз в день). Мы с приятелем и прикинули: где-что.
- Кажется, медвытрезвитель…
Грозное слово сначала напугало, потом согрело. Там же нет клиентов! Не то, чтобы не пьют, просто их не забирают. Ну, коли гражданам дают право самостоятельно замерзать по пьяни где угодно, свободная площадь бомжам подойдёт. Не подворотня ж, и не шалаш на свалке. Евгений Васильевич пошёл в разведку.
Сейчас он утверждает, что там мы были вместе, но я напрочь не помню. Или нам отказали, или чем-то не подошло. Впрочем, раньше на «Химмаше» существовал «Профилакторий» (ЛТП) для забулдыг. Бывшее их жильё в старой администрации реквизовано Тишковым Василь Тихонычем (бывший же директор завода сам страдал слабостью к самогонке, вот и изжил двойников как укор своему греху), зато столовая, где их кормили – функционирует и недогружена. У работяг на обеды денег не хватает, они туда почти и не ходят. Если обговорить доступную аренду и обслугу – чем не харчевня для бомжей?
Туда я поехал сам. Но Кот (по имени-отчеству – полный тёзка Черномырдина), новый директор из Москвы, чуть не лишился дара речи от услышанного. Московский типчик, доктор социологии, обожал лошадей и содержал собственную конюшню, сам пил воздержанно и с аристократическими тонкостями, но бомжей он себе представлял не менее, как лепрозойной массой:
- Что угодно! Я распоряжусь давать им по пирожку в день каждому (сколько их у вас? Сотня?) Фиг с ними, конь на полтыщи в день сжирает. Сам оплачу. Избавь от сраму! Орденоносный завод и – такая жуть…
Совратить его не было никакой возможности. Пирожки малость украшали горечь утраты, но – где ж ими кормить-то? Впрочем, где получат пирожки, там и оприходуют. Народ не гневный. Да чё, и не свет клином на этом Викторе Степановиче сошёлся! Может, Универмаг на Аэродромной? Там тоже уже ни окон, ни дверей (объект хозяйства «Паши-мерседеса»)! Все документы на передачу военного городка как раз у меня и лежат…
Документы эти я искал полдня, но найдя не потревожил. Уж больно тяжкий груз на город я бы взвалил, не вровень с бомжами по весу, подпиши мы эти альбомы. (И тяжко бы это аукнулось Кабаргину, в свете трагических событий на территории пока ещё Военного городка, имя ввиду утонувшего в мазутной яме школьника.)
Короче, продолжение работы по бомжам, пошло по линии питания. Евгений Васильевич познакомил меня с прекрасным (на тот момент) человеком. Александром Чистопрудовым. Из цыган. Обожает детей и сам человек чувствительный и внушаемый. Владелец пекарни, «заправки», магазинов. Бензин нам был до лампы, а вот хлеб – кстати. Надо поговорить.
И ещё я был знаком лично с Крутинем, Николаем Петровичем. (Директор мясокомбината!) К нему первому стопы и направил.
Встретил он меня мощным рукопожатием, спортсмен был, похоже.
- Консервов пришёл просить?
- Избавь бог, секретарша предупредила, что туго. Дело – хуже.
- Рассказывай. Ветераны ВОСРа голодают? Живы ещё?
- Нет, перевелись. Ваше поколение в беде. Бомжи бедствуют.
- Так-так! А ну, подробнее…
Я подробно и изложил проект спасения нового поколения неудачников России в Борисоглебске. И пожалел.
- Берём счёты. – Он взял калькулятор. – Счтаем.
Считал долго и врал при этом безбожно. Всё в сторону расходов, постоянно вставляя ремарки о поставщиках-гадах, сволочах закупщиках, ценах на жесть и тару, на воровство и разгильдяйство в собственном дворе. Под конец сообщил со слезой в голосе и победным блеском в глазах:
- Вот, по минимуму: полгода нашей любви с Администрацией и – я разорён!
- Петрович, такого врагу не пожелаю. А мы ж с тобой друзья. Не? - снизошёл я. Не перегнуть бы палку.
- Да ты не сомневайся. Приходи, если что…- И откровенно захохотал. Наверное, вспомнил, как мы с Лебедевым дружески помогли ему расширить двор за счёт прилегающих пространств. (Правда, откупаться ему пришлось самому. Но уговаривали и доказывали его соседям пользу соглашений мы в Администрации.) – Нет, ты не подумай чего плохого…
И с такой силой пожал мне на прощанье руку, что желания посещать обречённого на разорение олигарха желания поубавилось.
Три моих вылазки за «результатом» дали круглый нуль. Всё это я отнёс на счёт своих скверных талантов переговорщика и рассказал о делах Женьке. Подельщик не расстроился.
- Ты не все механизмы воздействия знаешь. Я сам поговорю. Будет и хлеб, и молоко, и мясо.
- А вот с помещением – надо у Валерия Александровича спросить. Они есть, свободные места. Вместе пойдём?
- Пошли. Это – его сфера и компетенция.
ДИМА (пользователь интернет):
Альберт Сергеевич,… давайте дальше Ваш рассказ..., я отчасти помню как к Вам в "белый дом" постоянно хаживал тогдашний Председатель общества инвалидов... (Василий Егорович Тюрин, А.С.) и ведь в самом деле откуда-то потом появлялись мешки с мукой и сахаром, консервы и крупы... т.ч. Ваш рассказ про тогдашних "толстосумов" очень интересен..
СОРОКИН:
При прощании с Белым домом мне предлагали должность Председателя этого общества. И представляешь, почему я отказался? Угадай. (Вот, поставь тебя на это место, ты бы точно сбежал …) Там сейчас работает Воронков Алексей Иванович. Правда, у него свой магазин и ему проще. Но, я ему не завидую.
ДИМА:
Точно-точно ,должность та ещё...нервов надо иметь и связей ого-го.
СОРОКИН:
Политика, в которой обретался я, по сути - синекура. Будь я умней и ухватистей, при таком добром дядьке как Лебедев, жить бы мне "кум королю"! Ну, а может потому, что был не ухватист, Глава и был ко мне терпим. Многие простились с "Белым домом" за мои четыре года. (Поделом и прощались).
РЕЗЮМЕ
Глава выслушал со вниманием. Дети, пенсионеры, бомжи… Категория незащищённых групп населения, говоря языком протокола, требовала уважения к проблеме.
Ситуацию я обрисовывал с пристрастием – лично меня она держала в напряжении. И нельзя сказать, что Лебедев ни о чём, чем мы полуподпольно занимались, не знал. Наконец я кончил, Лебедев кивнул Евгению: есть что добавить?
- Я насчёт паспортов. Ты, Сергеич, точно говоришь, что не было их у бомжей?
- Да, как бы так и есть. Сами говорили.
- А как же ты их голосовать звал «за кого надо» без паспортов-то? Было?
- Как не быть! Точно! Так это во мне уже, считай, профессиональное…
- Молодец, Альберт. В агитации ты профессионал, а вот в остальном… Подумай. – Лебедев взял паузу.
Конец фразы меня огорчил больше, чем обрадовало начало. Чего думать?
- Думаю, что наш почин, если удастся, будет прецедентом во всём Черноземье. В Федеральноми округе!
Дальше развивать свою мысль я просто постеснялся. Ну, слава победителей позорного явления в стране! Благодарные и облагодетельствованные вчерашние униженные и оскорблённые…
- Ага, - добавил Женька. – Бомжи России об этом узнают первые!
Блиннн! Ветка «Москва-Волгоград» соберёт такую массу обнадёженных бездомных, что они за день превратят Крутиня в банкрота, а милицию одолеют голодным бунтом. Не знаю, я это подумал или Лебедев сказал?
Мы вышли неудовлетворённые. Завтра – суббота. Придут приглашённые, чем их встретить?
ФИНАЛ
Закрывая этот процесс, я решил хлопнуть дверью. Сколько бы не пришло верящих в надежду. Что-то ж можно сделать для тех, кто не хочет складывать руки!
Пришли те же двое. Мударис и Сергей. Я выслушал их пожелания, записал, чем могут заняться, уточнил координаты, обещал, что найду обоих, как только появятся сдвиги.
Мударису повезло тут же. Не успел он выйти из Белого дома, мне позвонила заведующая филиалом ГОП «Воронежфармация». Хорошо, что не затягивала беседу, а Мударису спешить было некуда.
- Я читала вашу листовку о бездомных. Могу дать угол и работу для кого-то из тех, кто ещё не упал окончательно. Есть такие?
Я кинулся к окну, чуть не оборвав телефонный провод. Мударис с кем-то шёл через площадь не особенно торопясь.
Короче, назавтра, как просила дама из Фармации (по-моему это была Н.Н.Шипунова), Якупов, умывшийся и даже побритый пошёл со мной в аптечную базу на Советской. Его искренняя радость так растрогала хозяйку учреждения, что она собрала ему и постель в каком-то тёплом чулане и всё для туалетной надобности и дала денег на обед. Надо сказать, что башкирец был почти философом и разговором о приличной жизни в приличных условиях покорил добрую женщину не только рассудительностью, но ещё и кротостью: после она часто сообщала мне по телефону о его успехах.
Окрылённый благополучным устройством одного дела, я приступил ко второму. Позвонил Чистопрудову, который хоть и не нуждался в строителях, но был «внушаемым», значит есть шанс и у Сергея: с третьего или пятого раза нашёл его по телефону и пригласил «по серьёзному делу». Александр прибыл.
- Тут вот какое дело. С Дальнего востока приехал Серёжка (называю фамилию). Самому – 25. Жене – 22. Там дом продали, пока доехали – половину проели, половина в инфляции сгорела. На руках - трое детей!!! От пяти лет и моложе детки! Нет, мне не родня. Случайно узнал. Живут тут, напротив стадиона. В комнатёнке – 10 метров. Хозяин – алкаш. Не выгоняет, поскольку, когда трезв, поесть ему дают. А детей чем кормит – бог его знает. Да ты не дёргайся. Он каменщик, да что по зиме заработаешь? Бедствуют. Сам не хнычет, а детишек – ну жаль, нет мочи. Жена – по уходу, работать не может.
- Слышь, ты номер-то дома, наконец, назови! Иль поехали, чего пургу несёшь!
Дома оказалась жена. Обстановку и нищету Саша не разглядывал, чтоб не травить впечатлительную душу, и только предупредил женщину:
- Ты мне открой тогда. Я счас приеду.
Он высадил меня у Зайцевского «Универсама» и пошёл к продавцам. А я пошёл в свой кабинет. И, хотите правду? заплакал, запершись.
P.S. Бомжи – те же люди. Такие ж самодостаточные и непредсказуемые. Казалось, я дал приличное направление хотя бы двум судьбам. Ага! Всё пошло, если не кувырком, то через пень-колоду.
Правда, начиналось славно. Мударис Гайнанович через неделю появился как новый пятиалтынный. Сияющий, как пред алтарём. Да так, собственно, и заявил:
- Хочу в «вашу веру», - смеётся. - В партию примите? Я ж не состоял раньше…
Принимали мы его, как в пионеры. Сами больше цвели от радости, чем новообращённый. Но через месяц он заявился в дым пьяный - и с работы, и жилья выставленный. Кажется, даже в воровстве казённого имущества был уличён. (Я вспомнил наставления шефа перед вступлением в должность: «Не спкши распахивать душу настежь...».)
Но был он жалок и несчастен, молил о «Доме инвалидов и престарелых». Куда и был пристроен через добрейшего хозяина оного заведения, Пугаева Ивана Степановича. Из партии не вышел и даже дал однажды очень резкую и грамотную статью в партийную газету о зловещих порядках в «Доме». (К тому времени туда пришёл другой руководитель.) Этот новый руководитель и подал в суд на газету, и у меня как редактора были жуткие тяжбы с заявителем. Потом, правда, его с работы выставили, а Гайнанович утих и больше не возникал с претензиями к жизни.
Сергей оказался очень щепетильным и своенравным мальчиком. Фамилию его я не называю по его же и твёрдому требованию. Не хочет дурной о себе огласки. Когда «Вестник» заинтересовался его судьбой, он на порог не пустил журналистку, а с работы от Чистопрудова (тот его подкормил, даже на работу взял) вскоре сбежал.
Надо сказать, Чистопрудов облагодетельствовал его от души. Привёз и масла из магазина, и молока, и пряников, и продуктов разных. И на работу взял! После мне говорил:
- Ну, сожрут они харч, что привёз. А дальше? Пусть хоть на посылках у меня послужит в пекарне. А всё – пристроен, в тепле и каждый день уж буханку хлеба мальцам принесёт.
- В смысле – стащит?
- Ну стащит, может, и больше. Все по-разному несут. Буханку я ему просто сам разрешаю. А там – посмотрим.
Почему удрал от Чистопрудова – вопрос не простой. Как говорил сам Серёжа, условия были рабские. А народ его породы любит СВОБОДУ (как Женька говорил).
Лебедев тоже озаботился строптивым парнем. После смерти хозяина комнатёнки, где они жили, жильё помогли оформить на семью Сергея. Он обложил белым кирпичом свою часть (метра два по фасаду), и его жильё всегда мне приятно видеть, когда приходится проходить мимо. Прямо напротив стадиона «Спартак».