Этим прохладным апрельским утром всё начиналось, как обычно. Я суетливо собирался на работу, боясь опоздать на свой поезд. Вообще-то, вполне можно было бы ездить и автобусом, по времени, да и по деньгам получалось то же самое. Просто мне нравилось начинать своё утро с поездки на поезде, прислушиваться к ритмичным перестукиваниям колес, нравилось вдыхать этот особый воздух железной дороги – смесь запахов металла, пластика, угля, дыма и неведомо чего ещё. Для меня это был запах дальних странствий и неожиданных приключений, ну и что с того, что ехать было всего две остановки? Именно из-за поезда эти повседневные поездки на работу я воспринимал, скорее, как путешествия, и, хотя их маршрут никогда не менялся, мне всё никак не надоедало смотреть в окно на проплывающие мимо городские кварталы, наблюдать, как оживают оттенками розового в лучах солнца благородно серые каменные стены домов, или как их сдержанная палитра обретает новую глубину красок во время дождя.
Вот и сегодня я, как всегда, пробежал, опаздывая, гулким тоннелем сквозь железную коробку вокзала, мимо кричащих рекламных плакатов и глухих ночных киосков, не обращая внимания на россыпи жёлтых точечек на электронных табло, мимо, вперёд и вверх по лестнице, и, толкнув тугие створки вокзальных дверей, наконец, ворвался на перрон. Мне повезло, поезд еще не отошёл, и я торопливо взбежал в тамбур по рифлёным металлическим ступенькам. И тут же, как по сигналу, закрываясь, зашипели за спиной пневматические двери, поезд судорожно дёрнулся, заскрежетал, сбрасывая оковы тормозов, на мгновение затих, а после плавно тронулся с места. Людей в вагоне было мало, и я занял место у окна, успокаивая сбившееся после пробежки по вокзалу дыхание.
Поезд мерно набирал ход, сбиваясь со всё ускоряющегося ритма на железнодорожных стрелках. Я сидел и заворожённо смотрел в окно. Векторы улиц, начинаясь от перекрёстков, прочерчивали сетку города, выстраивая по ней дома ровными шеренгами, а поезд с высоты железнодорожной насыпи, казалось, старательно пересчитывал их. Я особенно любил эти ранние утренние часы, когда на улицах ещё почти нет ни людей, ни машин. Казалось, в это рассветное время город, как одушевлённое существо, живет своей тайной мистической жизнью, заметной далеко не каждому, а уж потом, когда просыпаются его жители, надевает свою привычную безучастную маску, превращаясь в подобие гигантской бездушной декорации.
Моё внимание всегда привлекали две старинные водонапорные башни, стоящие неподалёку от железнодорожной насыпи. Судя по всему, они давно уже не использовались и стояли заброшенные. Вот и сегодня я уже в который раз попытался их рассмотреть сквозь покрытое ржавой пылью вагонное окно, но поезд к этому моменту пути уже набрал ход, и я опять ничего не успел толком увидеть. «Эх, как они быстро проносятся», – подумал я. И тут же мысленно поправил себя: «Ан нет, это я мимо них быстро проезжаю, а они стоят как стояли». Я решил обдумать эту мысль позже, на работе.
Наступил обычный рабочий день, наполненный суетой и множеством разных дел. Он закрутил меня в свой шумный нервный водоворот, и, как обычно, заставил начисто забыть о поезде, проносящемся мимо безмолвных неподвижных башен. Но почему-то к вечеру, уже в конце рабочего дня, я внезапно вспомнил о них и решил – а почему бы не взглянуть на это место вблизи прямо сегодня. Мысль о том, что когда-нибудь надо обязательно сходить посмотреть на эти башни поближе, уже не один раз приходила мне в голову. Но даже самому себе я не мог толком объяснить, что конкретно рассчитывал узнать или хотя бы увидеть. Башни словно манили меня, обещая поделиться только со мной одним неведомыми миру тайнами. И я подумал, – а что, если сегодня, в последний день апреля, после работы... Будет еще достаточно светло. Я смогу рассмотреть каждый кирпичик старинной кладки. Дотронуться рукой до прохладных стен. Изучить портик над дверью, каменные украшения окон, и эти непонятные флюгера в виде земных сфер на крышах. Да сколько ж можно откладывать!
Спустя несколько часов я сидел дома и ругал сам себя. Никаких тайн, я, конечно, не раскрыл. Стоят себе на пригорке две заброшенные водонапорные башни. Территория вокруг огорожена проржавевшей сеткой. На воротах – увесистый замок на цепи. По обе стороны от пригорка тянутся железнодорожные рельсы. Рядом старое кладбище за оградой. Чуть поодаль мрачные постройки городской тюрьмы. Унылый пейзаж городской окраины. Только зря промочил ноги и замёрз. В общем, ничего интересного.
Теперь, сидя дома за компьютером, я рассеянно скользил взглядом по экрану монитора, отогреваясь горячим чаем и не совсем понимая, что же я хотел найти. Введя в поисковую строку «водонапорные башни Рига» и пройдя по одной из ссылок, я узнал, что башни и в самом деле старинные и имеют свою историю. По городской легенде, их построили на пригорке в память о двух сёстрах, Анне и Жанне, проживавших в городе в середине XVII века. В статье рассказывалось, что одна из сестёр была знахаркой и довольно успешно помогала людям. Её клиентура увеличивалась, что очень не нравилось местному аптекарю, углядевшему в этом конфликт интересов. Он обвинил бедную девушку в колдовстве и по его доносу её сожгли как ведьму на средневековом костре на этом самом пригорке. А следом за ней погибла и вторая сестра. В статье, помимо истории о несчастных сёстрах и завистливом аптекаре, довольно сумбурно рассказывалось о привидениях, обитающих в башнях, внушающих ужас охах и вздохах по ночам, виселицах и кострах, самоубийцах и преступниках на кладбище, средневековых казнях и кознях, архитекторах и вольных каменщиках, поэтому я довольно скоро начал зевать, потерял нить повествования, а потом и вовсе интерес к этой теме. Допив чай и выключив компьютер, я лёг спать.
Но заснуть мне всё никак не удавалось. Мои мысли снова и снова возвращались к таинственным башням. Почему территория окрест огорожена так, что к ним невозможно подойти поближе? И зачем построили сразу две, друг рядом с другом? Есть ли в этом какой-то смысл, и, если есть, то какой? Почему они стоят на окраине города, да к тому же рядом со старым кладбищем? Я мысленно попытался представить, как на этом пригорке сжигали ведьм. А потом, спустя сто лет, на том самом месте, где когда-то полыхали средневековые костры инквизиции, начинается строительство… Нет, тут определённо кроется какая-то тайна, которую можно было бы разгадать, если бы суметь как-то подобраться поближе к этим башням. Внезапно мне стало совершенно ясно, как это можно сделать. Я рывком сел в кровати. Как же это я раньше не додумался! Ведь я глядел на башни через закрытые ворота с восточной стороны, стоя спиной к кладбищу. Теперь же мне стало совершенно понятно, что истинный проход к башням находится не со стороны кладбища и города, не там, где ворота, а на западе, со стороны железной дороги!
И вот я уже бегу через пустую громадину вокзала, знакомым переходом, вот и перрон, и поезд, как нарочно, стоит всё на том же пути и ждет только меня. Я привычно взбежал по ступенькам в тамбур и не стал проходить дальше в вагон. А поезд уже тронулся, и вот впереди показались знакомые силуэты башен, освещённые встающей Луной. Я не стал даже задумываться, что и как мне надо делать, все мои действия ощущались мною такими же безоговорочными и естественными в этот момент, как, к примеру, дыхание. Будто находясь во власти прорастающей откуда-то изнутри меня уверенной силы, я весь собрался, приготовился, и, как только поезд поравнялся с башнями, глубоко вдохнул, оттолкнулся от поручней и прыгнул из вагона. Я чувствовал такую пружинящую, будоражащую лёгкость во всем теле, как будто силы тяготения не существует вовсе. Поэтому я даже не удивился, когда вместо того, чтобы тут же упасть и камнем скатиться под откос, я на какое-то мгновение завис в кажущемся шелковистым воздухе, а потом полетел прямиком к таинственным башням. Это произошло так естественно, как будто я всегда умел летать. Я подлетел поближе к башням и плавно опустился на землю.
В башнях виднелся мерцающий свет. Я так растерялся от неожиданности, что застыл на месте. До сих пор я без тени сомнения считал, что они стоят давно заброшенные, двери в них заколочены, а по винтовой лестнице гуляют лишь сквозняки из разбитых окон. Я в нерешительности огляделся по сторонам. И тут меня ожидало новое потрясение. Неподалёку от того места, где я только что так ловко приземлился, стояли три человека, посматривали на меня и негромко о чём-то переговаривались. Совершенно очевидно, что они заметили мое эффектное появление, так что прятаться было уже поздно. Надо подойти к ним и всё объяснить… Внезапно мне стало страшно. Откуда взялись эти люди и что они здесь делают посреди ночи? Конечно, это могли быть охранники, но, положа руку на сердце, меньше всего они были похожи на охранников. Что здесь охранять, да ещё и втроем? И как им объяснить, что здесь делаю я? Как им сказать, что у меня в мыслях не было ничего плохого, и я проник на эту, видимо, закрытую, а может, даже и секретную территорию, ведомый лишь непреодолимым, необъяснимым интересом к этим башням? Думая так, я приблизился к троице, и услышал обрывок их разговора.
Один из них, невысокого роста брюнет с живым подвижным лицом, говорил довольно быстро и сбивчиво непонятные слова, из которых я разобрал лишь: «...Нептун на асценденте... транзитная Луна... Марс в квадратуре... ну, и добавьте фебрилитет...». Почему-то от услышанного у меня тоскливо и даже как-то обречённо сжалось сердце; я попытался вспомнить, где мог такое уже слышать, но безуспешно. Тут они заметили моё приближение и тот, который только что пытался еще что-то добавить про этот неведомый мне фебрилитет, так и умолк на половине слова. Теперь они смотрели все глядели на меня. И один из них, судя по всему, главный, довольно высокого роста, худощавый, с острыми, будто отточенными, чертами лица и настороженными пронзительными глазами, обратился ко мне с вполне закономерным вопросом:
– Вы что здесь делаете?
Я взволнованно и довольно сбивчиво начал рассказывать им всю эту историю про поезд, и ограду, и как я прыгнул, и как полетел. И как меня давно влекли эти башни. Их лица не выражали ничего, а я пытался прочесть на них ответ, толком не зная вопроса. И тогда высокий спросил:
– А что Вы помните про эти башни?
Меня немного сбила с толку такая постановка вопроса, но всё же я стал старательно пересказывать то, что накануне вечером вычитал из интернета. В этот момент до сих пор молчавший мужчина из этой странной троицы внезапно прервал мой монолог новым вопросом:
– Вы пришли сюда осознанно? через сон?
Я замолчал, не понимая, что они от меня хотят.
Тогда тот, кто спрашивал, сказал, обращаясь к старшему:
– Я думаю, Мастер, что мы наблюдаем типичный спонтанный выход. Стечение обстоятельств.
Невысокий собеседник, который только что так горячо говорил о Марсе и неведомых мне квадратурах, несколько раз кивнул, соглашаясь с ним.
Тогда тот, кого они называли Мастером, перевёл взгляд на меня. Он смотрел даже не на меня, его взгляд, казалось, был направлен в какую-то невообразимо далёкую точку где-то за моей головой. Но при этом возникало ощущение, что он, не фокусируя взгляд ни на чем, видит всё. Мастер... Это обращение вызвало новый виток смутного беспокойства в моей душе... Это было странное ощущение – то ли дрожащей волны, то ли вибрирующего потока воздуха... И вдруг как будто раздался лёгкий щелчок, и я вспомнил.
Теперь он перевёл взгляд на моё лицо, посмотрел мне в глаза и сказал утвердительно, без тени вопроса:
– Вижу, что ты вспомнил.
А я мысленно уже перенёсся в то самое жаркое лето 1898 года, когда мы вместе заканчивали постройку этих башен. И успели к тому самому заветному рассвету, когда после 70-дневного перерыва, на горизонте в лучах восходящего солнца вновь засияла Пёсья звезда, Каникула. Таинственная, непостижимая звезда Сириус...
– Почему ты тогда уехал? Внезапно, не попрощавшись? Не поговорив со мной? – прервал мои воспоминания Мастер.
Я был уверен, что он знает ответ, но хочет услышать его от меня, поэтому собрался с духом и сказал:
– Потому, что Вы меня обманули, – и, не дав прервать себя, продолжил. – Вы говорили, что мы служим светлым силам и работаем, чтобы очистить и улучшить этот мир. И что же мы сделали? Я спроектировал и построил эти башни, ставшие самым настоящим воплощением зла! Мы поставили их на этом пригорке, где вместо земли и песка – прах сожжённых на средневековых кострах! А вот эта улица, прямая, как стрела? Берущая начало от позорных столбов и виселиц на въезде в город и заканчивающаяся здесь, у этого древнего кладбища, за оградой которого хоронили преступников и самоубийц? И вся эта копившаяся веками тёмная энергия благодаря нашей работе сконцентрировалась здесь, вокруг башен, создав негативное поле такой мощности, что дома вокруг почернели и потрескались, и стали похожи на трущобы. А через некоторое время неподалеку построили здание центральной городской тюрьмы! О каких светлых силах и улучшении мира можно говорить, если мы сотворили такое зло!
Мастер вздохнул и сказал каким-то усталым обречённым голосом:
– Ты так ничего и не понял. Ни тогда, ни сейчас. Мир не может существовать только с одним полюсом – добра и света. Антитезой выступают его пороки, преступления, грязь и зло. Существование тьмы – необходимое условие для существования света. А теперь посмотри на это с другой точки зрения.
Я молчал, думая, что он продолжит говорить, но он сделал приглашающий жест рукой и подвёл меня к месту, расположенному прямо посередине между башнями.
– Взгляни вон туда, – сказал он, указывая взглядом в сторону города.
И тут я внезапно увидел то, чего раньше каким-то образом никогда не замечал. В ночной мгле были едва различимы странные светящиеся облачка. Они стелились по земле, клубились, как туман, но, в отличие от тумана, в них постоянно вспыхивали маленькие злые красноватые искорки. Эти призрачные облачка в виде легчайшего туманного потока уходили внутрь одной из башен. В ней вовсе не горел свет, как я подумал было вначале. Это внутри башни фосфоресцировал светящийся туман.
Мастер обратился ко мне снова:
– Теперь ты увидел своими глазами, как выглядит энергетическая грязь, астральные отбросы большого города. Башня сперва накапливает её, а потом очищает и концентрирует энергию, завихряя потоки... Посмотри, что сейчас произойдёт!
Мы оба уже слышали шум приближающегося ночного поезда, его мощный прожектор озарил пути, и в этом ярком напористом свете исчезли, развеявшись без следа, эфемерные туманные облачка. Поезд пронёсся мимо, и сразу стало очень темно и как-то оглушающе тихо. Несколько минут ничего не происходило... но вот что-то засветилось, как призрачная паутинка в одном месте, вот ещё одна, они слились, к ним присоединялись всё новые... и вот уже новый поток, немного поменяв направление, потёк во вторую башню.
Я не успел спросить, почему, как Мастер сам объяснил:
– Поезд мы используем как своеобразный переключатель потока с одной башни на другую, по-моему, довольно остроумное решение. Первая башня уже накопила достаточно отрицательной энергии, теперь она займется ее переработкой. Помнишь, там внутри есть винтовая лестница? Проходя вверх по заданной ею спирали, энергия становится закрученным вихрем и, в результате действия силы, которую привычно называют центробежной, очищается от грязи и концентрируется. Наверх, туда, где крутятся сферы на крышах башен, она поступает уже в чистом виде. Видишь, как все одновременно просто и замечательно придумано?
Я видел торжество и гордость на его лице. Но я-то вспомнил действительно все, до мельчайших подробностей.
– Вы спрашивали, Мастер, почему я тогда уехал, не поговорив с Вами? Почему не задал вам мучившие меня вопросы? Что ж, я могу задать их сейчас. Куда поступает таким образом очищенная энергия? И куда девается весь шлак, грязь?
Он немного помолчал и ответил:
– Куда девается энергетический мусор, ты и сам уже понял. Да, он рассеивается вокруг башен. Поэтому этот район вблизи от них такой негативный и криминальный. Это самое настоящее гиблое место. Но это ведь не наша вина! Эта грязь создается жителями, и разве так уж плохо, что она концентрируется в одном месте, как на своеобразной свалке, не отравляя собою весь остальной город? Ты спросил, кому поступает чистая энергия? А зачем тебе это знать? Куда поступает энергия, накопленная в подобных нашим башнях-близнецах, рассеянных по всему миру? Куда передается позитивная энергия, накапливаемая в зиккуратах? Храмах? Церквях? Ты на самом деле хочешь это знать? Что даст тебе это знание?
Я посмотрел на его погасшее лицо, и мне захотелось никогда не знать ответа на этот вопрос.
– Побудь здесь один, - сказал он и повернулся к своим спутникам. – Когда захочешь ещё раз поговорить со мной, приходи через портал, дорогу ты теперь знаешь.
Они ушли. А я подошёл к одной из башен, провёл рукой по ее шероховатым кирпичам... Долго смотрел на барельефы над входом и под окнами, на светящиеся небесные сферы на крышах. Вглядывался в клубящийся туман и вспоминал свои прошлые жизни…
Уже начинало светлеть на северо-востоке, пора было возвращаться обратно. Я кинул последний взгляд на построенные мною башни и вошел в образованный ими портал.
Я вновь летел. Но теперь это был не тот полёт, который я ощутил такой яркой радостью внутри своего тела, когда прыгнул с поезда. Как и тогда, я не ощущал земного притяжения, но вместо воодушевления и восторга испытывал какое-то неприятное тревожное чувство. Не осталось и следа той свободы, которую я испытал недавно. У меня было ощущение, как будто кто-то управляет моим телом, а оно, будучи не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой, подавленно и обречённо повинуется чужой воле. Посмотрев вниз, я понял, что медленно и плавно поднимаюсь над землёй, и вот уже не видно дорог и домов, а только серые квадраты полей, разделённые тёмными полосами лесов. Они становились все мельче. Но вот что странно: чем мельче они становились, тем дальше их я видел, как будто одновременно с подъёмом менялся не только масштаб той картины, которую я видел внизу, на земле, но и мое зрение вбирало всё больше мельчайших деталей. В этом было что-то не так, что-то неправильное, что неосознанно заставляло беспокоиться, и я решил посмотреть вперёд, туда, где эти поля и леса уходят в перспективе за линию горизонта. Горизонта не было... Я в панике посмотрел по сторонам. Горизонта не было. Квадратики полей и лесов утратили различия в цветах, приобретя невыразительный светло-серый цвет. Теперь эти безжизненные серые квадратики были везде, и они становились все мельче и мельче, и одновременно с этим их становилось всё больше, они стремительно распространялись во все стороны, как в геометрической прогрессии, отдаляясь туда, где я так хотел увидеть горизонт, и одновременно стремительно приближаясь ко мне. У меня возникло ощущение, что я попал в какой-то гигантский чудовищный фрактал, дробящийся на все новые и новые мельчайшие частички и поглощающий сам себя. Моё тело стремительно увеличивалось в размерах, одновременно становясь всё ничтожнее по сравнению с окружающим его необъятным и всё время изменяющимся пространством. Я был лишь пылинкой в этой непостижимо бесконечной вселенной, ещё мгновение – и буду поглощён ею, и стану просто серым ничто, поделённым на квадраты, состоящие из более мелких квадратиков. Это конец. Сейчас, через ничтожный миг я перестану существовать, развоплощусь и исчезну. Эта мысль пронзила мою душу таким отчаянием, которого я не испытывал никогда ранее. От этой невыносимой разрывающей тоски и ощущения неизбежной гибели, от безысходности и невозможности ничего изменить, у меня в этом призрачно-нереальном мире внезапно потекли самые настоящие слёзы, я начал стремительно падать вниз... удар... и я проснулся... я вернулся.