Смотреть на Амур нужно с амурской лестницы, когда город ещё досматривает сны, когда влюблённые парочки бредут по тенистой аллее, а робкий луч солнца скользит по небосводу. Там, внизу, где испокон веков течёт река, всё преображается на ваших глазах. Могучая река волною набежит и вдруг замрёт, оставив после себя лишь тёмную полоску на песке.
Что ищет женщина на берегу пустынном? Куда спешит в столь ранний час? То ускоряет шаг, то останавливается. Закрыв глаза и затаив дыхание, замрёт на миг, и непонятно, вслушивается ли в мир, едва очнувшийся от дрёмы, или слушает свой, внутренний, так ярко отражающийся на её лице румянцем, заметном даже в тусклом свете. Знать, есть тому причина - пуститься в путь одной.
Лёгкий шаг (след на песке не столь глубок)… жакет по моде… платье лёгкое (довольно лёгкого движения, чтобы оно порхало). На голове - корона из волос. На фоне розовеющего неба виден лоб прямой, слегка приподнятые скулы и мягкий подбородок.
"Ещё немного - и закончатся мучения. Главное не оборачиваться назад. Это единственное решение. Всё будет хорошо. Так надо", - убеждала она себя, не замечая, что стоит по колено в воде. Со стороны городской пристани послышался резанувший ножом по сердцу тревожный гудок. Женщина выскочила на берег и со всех ног бросилась бежать в сторону просыпающегося города. Сквозь слёзы, застилавшие глаза, не видела ничего, кроме тёмного комочка, лежащего на песке. Упала перед ним на колени, подняла, прижала к груди и стала неистово целовать. Успокоившись, прошептала: " Никитушка, вставай! Вставай, сынуля. Уйдёт старик, не будет нас ждать. Господи! Да за что же мне такое наказание?" Поднялась, отряхнула подол и пошла, не оглядываясь, по берегу.
А её сынуля остался сидеть на песке, не понимая, зачем его разбудили. Смотрел сквозь заспанные глаза на медлен-но идущую по берегу маму. Было ли страшно ему одному во Вселенной, в один миг окружившей его? Когда первые мгновения тишины прошли, на него со всех сторон напали звуки. Он замер, не решаясь встать, а мама уходила. Волна шипела: "Вставай, Малыш! Слышишь!" Он посмотрел на шипящую волну и, не оглядываясь, побежал догонять мать.
***
Эту узкую песчаную полоску, отвоёванную рекой у крутого обрыва, издавна облюбовали рыбаки - любители свободы. Слепили из подручных материалов хибары, разве что летом спасающие от жары и дождя, да так и застряли на долгие годы, снабжая городской рынок свежей рыбой.
Рассвет едва забрезжил, а над разномастными трубами уже вьётся дымок, хлопают двери, перекликаются меж собой соседки. Вот широко ступая босыми ногами по песку, к реке идёт молодая женщина. Раскачиваются вёдра на коромысле. Остановилась, окинула изучающим взглядом чужаков и всё так же величаво продолжила свой путь, не обращая внимания на увязавшегося за ней малыша. А тот, запутавшись в длинной рубашонке, упал в песок и зашёлся в крике. К нему под-бежали собаки и стали старательно облизывать чумазую, сопливую мордашку, то и дело посматривая на приближающиеся к берегу лодки. Это рыбаки возвращаются с ночного лова. Забыв о своём горе, малыш перевернулся на спину и, заливаясь смехом, стал отбиваться от незваных нянек. Эхом отдаётся от крутого берега собачий лай. Самые нетерпеливые из них зашли по брюхо в реку и лакают разгорячённой пастью воду.
Усталый Никита остановился, с любопытством оглядываясь по сторонам. Он впервые видел так много лодок. Одни из них качались на воде, привязанные цепью к полузатопленным корягам, другие лежали вверх дном на берегу, как та, возле которой они только что прошли с мамой. От неприятного запаха у него запершило в горле.
- Что, не нравится? - засмеялся дядька, поливая смолой и без того чёрный бок лодки.
Никита отпрыгнул в сторону и едва не упал, зацепившись за сломанное весло.
Течёт серебристой лентой рыбья чешуя мимо полузатопленной лодки, мимо сидящего на её корме мальчишки с самодельной удочкой в руке. Он уже несколько раз недовольно оборачивался на невесть откуда взявшегося на его берегу "фраера" в матроске и словно хотел сказать: "Тоже мне, франт! Сразу видно: маменькин сынок!" Цвиркнул сквозь зубы, пробежался свободной рукой по взъерошенным волосам и вновь замер, глядя на покачивающийся на мелкой ряби поплавок. Поддёрнув удочку, словно была поклёвка, ловко подхватил крючок с кусочком чёрного червяка и вновь оглянулся, чтобы проверить, видел ли "фраер", как он ловко управляется с удочкой. С каким удовольствием вытащил бы сейчас огромного сома, на худой конец, касатку! Утёр бы нос городскому. Поплевал на червяка и со всего маха забросил леску. Сегодня точно поймает сома. Все увидят, какой он рыбак.
А городской скучал. Мама ушла искать какого-то старика. Сказала: "Жди здесь". Вот он и ждёт, с завистью посматривая на мальчишку с удочкой. Хотел подойти ближе, но рыбак почувствовал спиной его движение и, не оборачиваясь, неожиданно поддал ногой по воде, да так, что полетели брызги во все стороны, заставив Никиту замереть на месте. Удобнее устроившись на кормовой доске, мальчишка, как ни в чём не бывало, уставился на замерший поплавок. "С утра ни одной поклёвки, а ещё "этот". Дать бы подзатыльника. Всю рыбу распугал! – с раздражение подумал он о чужаке. Никита со вздохом посмотрел на сгорбившуюся спину и побрёл по берегу, а мальчишка, казалось, только этого и ждал, повернулся и крикнул вдогонку уходящим: " Подумаешь, городские!" И тут поплавок, всё утро не проявлявший никаких признаков жизни, неожиданно дёрнулся и ушёл под воду. Удилище соскользнуло с борта и, увлекаемое невидимой рыбой, поплыло. Как мальчишка бросился за удочкой, Никита уже не видел.
***
Жизнь на берегу текла своим чередом. Стучат киянки, шипит на досках смола. То с одной стороны, то с другой слышится крепкое мужицкое словцо: "Куда льёшь, раззява, так тебя через так". Ленивым брехом собаки передают друг дружке эстафету передвижения посторонних людей.
- Изволили пожаловать, господа! Я когда велел вам приходить? Первое, что услышали мать с сыном, когда подошли к огромной, так показалось Никите, наполовину вытащенной на берег лодке. Сердитый дядька, с бородой, закрывающей обнажённую грудь, в закатанных по колено штанах, наматывал на руку верёвку. Никита попятился, цепляясь за подол материнского платья, но старик опередил его. Отбросив в сторону моток верёвки, ухватил мальчика за руку и притянул к себе.
– А ну, подь сюда. Негоже за мамкиной юбкой прятаться. Никита исподлобья смотрел на бороду, в которой запутались крошки хлеба. Осмелившись, протянул руку, чтоб потрогать, но мама больно схватила его за плечи и прижала к себе. Он поднял голову. Мама стояла с закрытыми глазами. На некоторое время установилась тишина. Молчание прервал старик. Кашлянул в руку, переступил с ноги на ногу и, глядя на узел в руках Антонины, удивлённо спросил:
- Это всё? В такую-то дорогу да с "таким" багажом? Не густо.- Запустив руку в бороду, помолчал, что-то обдумывая, подхватил узел и шагнул к лодке, говоря при этом: - Николай, принимай гостей! Отваливаем! Узел, описав в воздухе дугу, мягко шлёпнулся на дно лодки, и в то же мгновение над бортом показалась лохматая голова. Протирая заспанные глаза, парень с недоумением посмотрел по сторонам.
- Сын,- небрежно ласковым тоном представил парня старик. - Полезайте в лодку. Устраивайтесь, А я мужиков пока соберу. И без того задержались.
Окинул сердитым взглядом так и не сдвинувшихся с места будущих пассажиров, хотел, видимо, ещё что-то сказать, но только махнул рукой. Паренёк, похожий на цыганёнка, легко перепрыгнул через борт и, сделав два шага, протянул руку.
- Так это вас нужно доставить в славный городок Софийск? Антонина,
неожиданно для себя, отдернула ответно протянутую руку. Парень сделал вид, что не заметил её движения. Точно так же, как это только что делал старик, присел и, глядя на Антонину снизу вверх прищуренным глазом, спросил:
- А это кто будет?
- Это мой сын. Женщина с вызовом посмотрела парню в глаза. Николай засмеялся и неожиданно предложил:
- Может, искупнётесь со мной за компанию? Вода как парное молоко! Антонина вздрогнула, словно от удара, обхватила сына за плечи, прижала к себе. С каким удовольствием она окунулась бы сейчас в " парное молоко, а губы сами шептали:
- Господи! Если б ты знал, как я устала. Сердце готово выскочить из груди. В висках стучат молоточки. Поймав тревожный взгляд ребёнка, поцеловала его в макушку и поспешила успокоить:
- Мама не плачет. Твоей маме очень хорошо. Скоро поплывём к бабушке с дедушкой. Сядем в лодку и поплывём.
Шумной толпой к ним подходили рыбаки. Впереди, размахивая руками, шёл старик-лодочник. Он то и дело оборачивался к мужикам, что-то говорил, а те дружно кивали в ответ. Подошедшие мужики, загорелые, коренастые, с широки-ми ступнями босых ног, встали полукругом, молча рассматривая пассажиров Петровича. Весть о том, что он взял пассажиров до Софийска, ещё с вечера облетела посёлок. Кто-то качал головой: одно дело - сплавлять товар, другое - пассажи-ров. Уж очень это хлопотно. Не на левый берег переправиться. Есть пароходы, и ехали бы себе. Разные были мнения, толки, но раз уж Петрович согласился … Вот и стояли теперь мужики, многое повидавшие на своём веку, не проронив слова.
- Ну, хватит глазеть. Чай, не впервой бабу видите. Игнат, Иван, становитесь по бортам. И без того задержались. Навались, мужики! – слышался голос Петровича.
Раскачиваемая крепкими руками лодка медленно сползала в воду и вот уже свободно покачивается на воде, разгоняя по сторонам волну. Пока пассажиры осматривались, устраивались среди мешков с товаром, затянутых брезентом, лодочник устроился на корме, помахал мужикам, всё ещё стоящим в воде, и стал загребать веслом, выводя лодку на середину реки. Берег отдалялся с каждой минутой. Мать с сыном сидели рядом, прижимаясь друг к другу и вглядываясь в быстро удаляющийся берег. Никита увидел, как на берегу, над кормой полузатопленной лодки, поднялась маленькая фигурка и помахала ему рукой (а может быть, это ему только показалось?).
Антонина сидела с отрешённым от всего земного лицом, лишь изредка бросая взгляд на серо-зеленую воду за бортом. Лодочник тем временем занимался своим делом. Положил у борта загребное весло и стал прилаживать длинное, отполированное руками рулевое весло. Делал он это спокойно, без лишней суеты, лишь изредка посматривая на пассажиров. Заметив беспокойство женщины, наклонился над кормой, говоря:
– Николай, вылезай! Поиграл, ну и ладно.
Лодка к тому времени вышла на стрежень и, подхваченная мощным течением, с шипением рассекала воду. Над бортом показалась голова Николая. Глотая воздух, словно выброшенная на песок рыба, он рывком подтянулся и перекинулся в лодку. Старик поправил бороду, усмехнулся:
- Это он перед тобой решил покрасоваться. Молодой ещё. Вот и чудит. Сказал и закашлялся смехом. Антонина, засмущавшись, поправила рассыпавшиеся локоны на голове уснувшего сына.
До утёса никто не промолвил слова. Старик с сыном понимали друг друга с одного взгляда. А что до пассажиров, так какая разница, что везти: кули с мукой или бабу с ребёнком. С этими, пожалуй, хлопот больше, а навару - кукиш с маслом.
Шипение воды за бортом. Басистый гудок буксира, тянущего за собой караван серых барж. За утёсом на речном просторе гуляет свежачок, волна пошла тёмная, тяжёлая. Николай сменил отца на корме. Трудно назвать парусом старый кусок парусины, покрытой заплатами, но лодка под ним пошла заметно быстрее. Закрепив импровизированный парус, старик прошёл в центр лодки, где уже спали сморённые утренними волнениями мать с сыном, и набросил на спящих фуфайку (лето, а ветерок, ненароком просвистит).
– Ишь, как ухайдакались. Чего не сидится на месте? Да ещё с дитём. До Софийска попрыгаешь на волнах. Однако покормить бы. Ну да ладно. Сон для них сейчас нужнее. За мостом подвалим к берегу. В сухомятку не то. Совсем не то … А девка-то как разволновалась! Вот дурёха … - рассуждал сам с собой старик.
Прежде чем завалиться среди мешков, не выдержал, взглянул на сына:
- Совсем взрослый стал. Посмотрела бы мать на него…
Лодка вышла из тени моста, и Николай невольно прикрыл глаза ладонью. Заметив, что отец смотрит на него, кивнул головой:
- Отдыхай - всё в порядке.
И на второй, и на третий день погода явно благоволила путешественникам. Шли под парусом, не удаляясь от берега. Амур ещё больше раздался. Левый берег едва видим: сливается с голубым маревом, поднимающимся по утрам над водой, редко где возвышается зелёным холмиком тальника. Но не всегда река пустынна. Плоские буксиры, распустив чёрный шлейф, шлёпают плицами по воде, тянут за собой бесконечную череду барж. Темные валы усами расходятся по сторонам, догоняют, баюкают медленно идущую лодку. По правому борту бесконечной лентой тянется сопка. Тёмные вершины елей острые, как щетина, редко где уступят место песчаной полоске.
***
У погасшего костра, на еловом лапнике, вольготно раскинулись во сне отец и сын. Звон комаров не в силах потревожить их. Но это только на первый взгляд. Чуток сон у рыбака и охотника. Малейший неясный звук или шорох - и он на ногах.
- Батя! - Николай тронул отца за плечо.
- А? Что? – встрепенулся старик. Провёл рукой по мятой щеке. - Чтоб тебя нелёгкая забрала. Не дал сон досмотреть.
- Показалось, видать, - сказал Николай, приставляя к коряге ружьё. – Думал, медведь к нам пожаловал, а может, сохатый.
Старик сел, всматриваясь в прибрежный чащобник, и уже спокойно произнёс:
– Ладно. Чего уж теперь. Всё едино не уснёшь. Пойду ополоснусь, а ты костёр подживи. По холодку и тронемся снова в путь.
Никита хорошо усвоил за эти дни свои обязанности. Пока взрослые убирали в лодку припасы, схватил ведро и бегом к реке. Николай на ходу шлёпнул его по спине:
- Хорошенько пролей. Маленькую искорку оставишь - большая беда будет.
Окинув взглядом стоянку, навалился на высокий нос лодки. Мускулы бугром вздулись на руках, лицо побагровело от натуги, а лодка - ни с места. Антонина встала и только хотела перепрыгнуть через борт, как рука старика остановила её. Прижав палец к губам, покачал головой:
- Мы ему по-другому поможем.
Николай рассмеялся, глядя, как отец с Антониной раскачиваются в лодке, а та ни с места. Никита прыгал через мешки, стараясь помочь то деду, то матери. Наконец Николай сдался:
- Всё, батя, помогай.
Вдвоём кое-как раскачали лодку, и она нехотя сошла на воду. Далеко от берега не отходили. Держались в тени сопки, но и здесь чувствовалась сила реки. Антонина с Николаем сидели на корме и о чём-то весело разговаривали. Женщина за эти дни посвежела, то и дело слышался её смех. Лодка шла ходко, управлялась легко. Старик с Никитой устроились на дощатом носу. Старик, размахивая бородой и руками, то и дело привставал на колени и что-то говорил, а Никита покатывался от смеха, рискуя упасть за борт. Ближе к обеду парус совсем обвис, и лодка шла по течению ни ходко ни валко, но, похоже, это никого не волновало. Но вот над едва видимым левым берегом растеклась синева, постепенно заполняя небосвод. Забилась о борт, заговорила мелкая волна, появились пока ещё редкие белые барашки. Захлопала беспокойно парусина. Сморённый, было, сном старик приподнялся. Одного взгляда на потемневший горизонт достаточно было для опытного кормчего.
- Эй вы, на корме! Правьте к берегу. Не видите, гроза идёт.
Держась за мачту, он то с тревогой всматривался в медленно приближающийся берег, то переводил взгляд на быстро надвигающуюся тучу. Внезапно налетевший порыв ветра ударил в парусину. Старик едва удержался на ногах, а Николай с Антониной с трудом удерживали вырывавшееся из рук рулевое весло. Чтобы помочь им, старик перебрался на корму.
– Вон как поддал. Бегом к мальцу да закрепите мешки брезентом! Не дай Бог, сорвёт. Пропадёт товар - не расплатимся.
Хватаясь за борта, Николай с Антониной перебрались в центр лодки, где под прикрытием брезента сидел дрожащий Никита. Антонина обхватила сына за плечи, с тревогой всматриваясь в медленно приближающийся берег. А голос старика гудел, перекрывая шум ветра:
- Сейчас увидите, каков бывает в гневе батюшка Амур.
Последние метры до берега лодка буквально летела над волнами. У самого берега её настиг разряд грома. Вздрогнув всем корпусом, словно подраненная птица, лодка зарылась носом в песок и завалилась набок. Налетевшая гроза по-гремела, по сверкала и умчалась в никуда, а разгулявшаяся река продолжала забрасывать тёмными валами песчаный берег.
***
Над сопкой всё ещё висела чёрной шапкой туча, то и дело озаряемая вспышками молний, а на песчаной косе, взявшись за руки, в диком танце прыгают вокруг полузасыпанного песком пня три "дикаря". Падают, смеются. В стороне от них старик пытается разжечь костёр. Встав на колени, дует изо всех сил на хворост, но всё тщетно: дрова сырые, и костёр никак не хочет разгораться. Поняв бесполезность своих усилий, встал и, глядя на беснующихся вокруг пня, крикнул:
- Эй, робинзоны! Нужны сухие дрова: иначе останетесь без ужина.
– За мной! - закричала "амазонка" и бросилась бежать к темнеющему лесу.
Ещё не просохшее платье хлещет по икрам ног, распустившаяся коса что конская грива. Даже старик, забыв про костёр, залюбовался бегом молодой женщины.
***
Амур спокоен, как гигант, познавший свою силу. Лишь изредка широкая волна набежит, поднимет корму зарывшейся в песчаный берег лодки и вновь замрёт устало.
Перепрыгивает с ветки на ветку полосатый зверёк, прячется за стволом, но непоседливый характер и чрезмерное любопытство не дают ему надолго задержаться на одном месте. Вот он замер на мгновение, лишь хвостик выдаёт волнение, нет-нет, да вздрогнет.
У костра над закопчённым таганком склонилась Антонина. Вот она бросила в огонь сухую ветку, не замечая, как через край переливается, падает с шипением на угли серая пена.
- Мама, мама, - С охапкой хвороста к костру бежал Малыш. Русые кудри, рассыпавшиеся по плечам - словно ангелочек спустился с небес в эти дикие места. Бросив ветки на песок, довольный собой присел на корягу.
- Мама, смотри сколько дров я принёс!
- А я-то думаю, куда мой помощник пропал. Все глаза просмотрела.
- Никуда я не пропал. дед сказал, чтоб я тебя охранял. Потому и не взяли на охоту.
Подперев кулачками голову, смотрел Малыш на играющие в костре огоньки. Задумчиво перевёл взгляд в сторону тайги.
- Дядя Коля такой сильный, правда, мам? Когда вырасту, тоже буду таким.
- Да-да, сынок. Хорошие они люди. И Николай, и Петрович. Что бы мы с тобой без них делали? - согласилась мать. Зачерпнув ложкой из котелка, поднесла ко рту и зажмурилась от удовольствия, вдыхая аромат ухи. - Хороша! По-моему, пора снимать Как бы не переварилась рыбка. Засмеют тогда нас с тобой охотнички. Ухватившись за края палки, мать с сыном осторожно подняли и поставили на песок таганок с готовой ухой. Антонина расстелила кусок брезента и, посматривая в сторону сопки, направилась к лодке.
Её остановил громкий шёпот сына. Что-то увлечённо рассматривая, тот махал ей рукой. Что он там успел увидеть? Вот непоседа, всё-то ему интересно. Пришлось вернуться.
- Ну, показывай, кого увидел, следопыт.
Малыш приставил к губам палец и только после этого протянул руку в сторону ближнего дерева, но Антонина , как ни всматривалась, ничего не увидела. Потрепав сынишку по курчавой голове, сказала:
- Выдумщик ты у меня. Никого там нет. У меня обед ещё не готов, а ты отвлекаешь. Охотники скоро должны подойти, а хлеб-то в лодке оставили.
- Ну вот. Теперь он убежит, - с обидой произнёс Малыш и недовольно дёрнул плечом.
- Да кто, сынуля? - Но увидев прыгающего по стволу зверька улыбнулась, обняла сынишку за плечи и чмокнув в макушку, успокоила:
- Никуда он от нас не убежит. Это бурундучок. Он ещё не видел людей, потому и не пугается, но на всякий случай прячется. В лесу много желающих полакомиться им.
Цепляясь коготками за кору, короткими прыжками прыжками перемещался по стволу, демонстрируя свою полосатую шубку.
- Мам, смотри, какой он красивый. А почему у сусликов нет таких полосок? А почему...
Каскад "почему" обрушился на Антонину, но время поджимало, и нужно было заняться обедом.
- Что-то задерживаются наши охотнички, - заметила она, расставляя посуду на импровизированном столе.
- Уха хороша горячая, подражая голосу Петровича перебил её Малыш, и оба рассмеялись.
Бурундук жёлтой искоркой взлетел на вершину дерева.
Не успели мать с сыном сделать и нескольких шагов к костру, как показались мужчины. Впереди,слегка сутулясь, шёл старик, за ним, с ружьём и связкой куропаток в руке, Николай. Всего-ничего отсутствовали, но какое счастье видеть их! Малыш с криком: - Дед! Дядя Коля! Мы бурундука видели! - бросился им навстречу. - Такой маленький, с чёрными полосками.
- Петрович сделал удивлённые глаза и, словно боясь опоздать, заторопил:
- А ну, сынок,давай быстрей ружьё.
- Зачем ружьё, дед?
- Как зачем? Твоей маман нужна шуба на зиму? - стараясь сдержать улыбку, спросил Петрович. Малыш оглянулся на мать и кивнул головой. - Тогда показывай своего зверя.
Хитренько прищурив глаз, мальчишка посмотрел на старика и, растягивая слова, сказал:
- А зверь убежал. И ты его не догонишь.
Все рассмеялись. Так, смеясь, и подошли к костру. Старик присел на валёжину и, поглаживая ноги пожаловался на сына:
- Загнал меня, дьявол. Как лось ломит по тайге. Куда ушли мои года?
Малыш обхватил старика за плечи и молча прижался. От удовольствия тот аж глаза зажмурил.Николай тем временем занялся ружьём. Переломил, посмотрел стволы и приставил с другой стороны коряги.
- Не прибедняйся, батя. Кто подбил меня на куропаток?. Кто первую снял с дерева?
Антонина, слушая их, с интересом рассматривая птицу: даже мёртвая она была красива. Малыш тоже смотрел на птицу, но видел не красоту. которой любовалась мать, а что-то грустное..
- Я никогда не буду охотником, шептали его губы.
Детская грусть проходит быстро, как утренний туман, исчезающий при первых лучах солнца. И вот уже, зарываясь ногами в песок, мчится к реке, откуда доносятся голоса.
- Сейчас самый раз искупнуться. Водичка-то какая!
- Ах хорошо. Стоя по колено в воде отфыркивался Петрович. - После такой водички и холодная ушица пойдёт.
Подойдя к воде, Малыш нехотя плеснул на лицо и неожиданно заявил:
- Я никогда не буду охотником!
- Бать, ты послушай что отрок этот говорит, - сдерживая улыбку , сказал Николай.
Старик, на ходу отжимая бороду, взъерошил её, чтоб быстрей просохла, и только после этого ответил сыну.
- Слышу. Не глухой. А рыбаком?
Малыш не спешил с ответом, вспомнив недавний шторм, поддал ногой по набежавшей волне, да так, что брызги полетели во все стороны.
- Не. а ... не хочу.
- Ну и ладно. У каждого своя дорога, подвёл итог Петрович.
- Прежде чем зачерпнуть первую ложку наваристой ухи, Малыш задержал взгляд на кедре, свечой вонзившимся в небо. "Вот бы кем я хотел быть... Таким высоким как оно. Чтоб с высоты смотреть на всех, - но уже через мгновение передумал: Не. Наверно, скучно стоять на одном и том же месте".
... Берег залит зеленью и светом. Одна за другой накатывают широкие волны, торопливо пробегают по мокрому песку и замирают в зарослях ивняка.
Бурундучок, сгорая от любопытства, взлетел на вершину дерева и, подрагивая о нетерпения всем тельцем всматривается в медленно удаляющуюся лодку. где прижавшись к старику, спит Малыш.
***
За бортом всё та же тёмно-зелёная вода. По правому борту изредка мелькнёт песчаная полоска, не тронутая тайгой, а над всем этим - голубое небо, покрытое лёгкой дымкой облаков.
Дрожит от напряжения кормовое весло. Ветер приятно обдувает тело. Голова нет-нет, да и упадёт на грудь. Встряхнётся старик, бросит в лицо горсть забортной воды.
- Скоро стоянка, - успокаивает себя. - Там и отдохну. А молодые пускай спят.
За бортом неожиданно вспенилось. Мало ли какой рыбине вздумалось поиграть в кошки- мышки. Но когда сразу несколько огромных рыбин, взлетев, упали в воду и подняли фонтаны брызг, оживился:
- Разбудить, что ли? Старик перехватил половчее рукоять весла, едва успев увернуться от перелетевшего через лодку огромного верхогляда. Мощный удар потряс судёнышко. Разбрасывая чешую, у на дне лодки билась рыбина, подобная той, что только что мелькнула перед глазами. Горбатый нос. Глаза на затылке. Серебристое брюхо, переходящее в тёмный хребет с острым плавником. Даже оглушённая веслом, она всё ещё пыталась вырваться на свободу. Опираясь на хвост, изогнулась и затихла. Старик с восхищением смотрел на уснувшую рыбу. Много повидал он на своём веку, но чтоб рыбина сама запрыгнула в лодку! Кому сказать - не поверят. Поднял голову и увидел пару расширенных от удивления глаз Антонины.
- Вот чудище речное. Всё же разбудило. Это тебе, хозяюшка, подарок от батюшки Амура. Извиняется за грозу. Будет у нас и уха, и жарёха.
Подошёл Николай. Присел, восхищённо разглядывая нечаянный подарок Амура.
– Ну… батяня… Опять удивил. Каков, а? Весь в меня. Богатырь!
Антонина с улыбкой посмотрела на отца с сыном. "Сосем как мальчишки", - подумала она и поправила растрепав-шуюся во сне косу.
- Смотрите! Смотрите! - закричал Никита. - Дым на берегу!
Над тайгой, там, где река изгибалась широкой дугой, поднимался столб дыма.
- Капитан! – шутливо произнёс Николай, приложив руку к голове. - Что полагается тому, кто первый на корабле увидит землю?
Старик посмотрел на свою команду, застывшую в ожидании.
– Приз! Приз! - не удержался, запрыгал Никита, и все захлопали в ладоши.
- Вот вам и стойбище, - сказал старик. - Большой дым - большой праздник.
***
Берег заставлен вешалами для сушки рыбы и сетей. Ближе к воде на топляках и корягах отдыхают чайки. Два раза в год лесные люди, так называют себя охотники- нанайцы, выходят на берег реки, ставят берестяные чумы, чтобы запастись вяленой рыбой для себя и для собак.
Старик спрыгнул с лодки, подхватил Никиту, да так и протопал с ним на берег.
Первыми прибежали собаки, за ними дети, и вот уже слышатся приветственные возгласы степенно вышагивающих стариков:
- Какомей! Здравствуй, Петрович.
Со всех сторон тянутся руки с дымящимися трубками. Старики знают, что Петрович не курит, но дань уважения – предложить гостю трубку. Старик, окружённый гомонящей толпой, обернулся в сторону лодки и, махнув рукой, пошёл в глубь косы, где их ждали женщины с детьми на руках.
- Вот такой он, мой батя, – сказал вполголоса Николай, держась за борт. Поднял голову и замер. Антонина стояла на носу лодки, вытянувшись в струнку, не замечая, как ветер обдувает платье, подчёркивая все изгибы тела, а солнце играет в распущенных по плечам волосах. Кровь ударила Николаю в голову - подняв веер брызг, он бросился в реку.
Антонина продолжала так же стоять, всматриваясь в удаляющуюся толпу, и вдруг почувствовала какую-то тревогу. Она ещё не понимала, что её так взволновало, но то, что сейчас видела, было до боли знакомо, хотя раньше здесь никогда не бывала. Чем дальше от берега удалялась толпа жестикулирующих людей, тем тревожней становилось у неё на сердце. Это было не чувство опасности, а что-то совершенно другое. Так бывает в детстве, когда тебя, пусть мимоходом, погладят по голове. Прижав руки к щекам и вслушиваясь в гулко бьющееся сердце, она даже закрыла глаза, чтобы за-держать это мгновение. Она не могла ошибиться. И "это" было связанно с её прошлым. Её ноздри трепетали, вспоминая "те" запахи, глаза искали знакомые предметы и находили их. Она была здесь! Сейчас сойдёт на берег и …
– Тоня!
Услышав своё имя, вздрогнула и опустила глаза. За бортом, стоя в воде, к ней протягивал руки Николай. Женщина на мгновение замерла.
- Как он красив! Да, да. В нём есть что-то местное, - подумала она, всё ещё не решаясь протянуть навстречу Николаю руки и глядя на него совершенно другими глазами. Засмеялась, совсем как девчонка, и прыгнула с криком: - Смотри не урони! Николай легко подхватил её. Он впервые держал в объятьях женщину, а она впервые за много лет была так счастлива.
– Вот мы и дома, - на одном выдохе проговорил Николай и посмотрел ей прямо в глаза. В нём было столько юношеского пыла и любви, что Антонина не выдержала и толкнула его в грудь. Не удержавшись на ногах, он запрокинулся в воду, подняв при этом тучу брызг. Пока со смехом барахтался в воде, Антонина выбежала на берег и, не оглядываясь, направилась к столпившимся у большого костра людям. Она уже точно знала, была уверена в том, что идёт домой.
***
Сумерки медленно наплывали на берег. Дневная жара уступила вечерней прохладе. Молодёжь устроила игрища у самой кромки воды. Сытые собаки развалились на песке и, посматривая на недоеденные рыбьи головы, клацали зубами и отгоняли надоедливых мух. Старики задымили трубками: сумерки - время раздумий и молчания. День прошёл удачно. Дневной улов, истекая слезинками жира, висит на вешалах. Здесь много не говорят. Трубка изо рта:
- Мало, однако, рыбы.
Трубка возвращается на место:
- Не подошла ещё.
И так по кругу:
- Мало-мало, ждать надо.
- Хорошую бабу, однако, нашёл сыну Петрович! Шибко красивая.
Попыхивая дымком, старик - нанаец сморщил в улыбке и без того похожее на кору старого дерева лицо.
- Почто сыну? Он и сам может прокормить не одну жену, - проговорил он, и все сидящие у костра зашлись в дымном смехе.
- Была у меня жена, - подумал Петрович и тяжело вздохнул, глядя на жаркий, в полнеба закат, отражающийся в водной глади реки.
***
Белёсый туман волнами скатывается с сопок на песчаную косу, омывает берестяные чумы, кострища с подвешенными над ними котлами, окутывает свернувшихся калачиком собак и дальше, дальше, по истоптанному босыми ногами песку, к призывно шумящей волне. И вот уже плывёт над рекой, спокойно-умиротворённой в этот ранний предрассветный миг. Пока это ещё холодная, влажная, серая масса, но чем дальше от берега, тем выше туман поднимается над водой лёгкой розовой кисеей. Это ещё не видимое из-за сопок солнце отражается от небесного купола.
Едва блеснёт первый луч над тёмной сопкой, проснётся летний стан на берегу. Залают, перебрехиваясь меж собой, собаки. Засуетятся женщины. Поднимется столб дыма, означающий начало нового дня. Старики молча усядутся вкруг костра, и пойдёт по кругу трубка.
Так было и в то утро, но с одной лишь разницей: стойбище провожало дорогих гостей.
До Софийска оставался один день пути.