Обскурия Возвращение в Тоттенбург IV Тень Дожа

Александр Карабут
      
Твой склеп-забытые руины,
Всего лишь башня среди скал
Душа твоя-стальная паутина,
Твоя улыбка- только лишь оскал
Но нет на свете куртуазней
Речей твоих-холодных рек
И голоса-симфонии соблазна!
И взгляда не забыть уже вовек…
                дон Бальтазар Торос


Старые друзья лишь молча обменялись рукопожатиями и сразу отправились в оружейную. Нужно было приготовиться к сегодняшнему походу, а вот болтать не было никакой необходимости. Да и что они могли сказать друг другу. "Как твои дела? "О делах дожа знал весь Тоттенбург и добрая половина Обскурии. А о том, что происходило все это время с Конрадом знали только его братья по Ордену... и мертвецы. Друзья облачились в кожаные доспехи и красную одежду моряков Республики. Кавалер заткнул за широкий пояс свой неизменный чекан, а Бальтазар вооружился кривым южным фальшионом. Для первого его оружие было скорее церемониальным и знаковым, нежели любимым, Конрад славился как мечник. Для второго же меч был всего лишь необходимостью, так как его лучшим оружием был незаурядный ум, красное слово... ну и, конечно же, золото. Однако та, к кому они в этот вечер отправлялись, была безразлична к сладкоголосым посулам, и неуязвима даже для самых лучших мечей. Аранея... Само Бескрайнее море, проклятие дома Торос и ценнейшее из его сокровищ в одном лице. Несмотря на риск вязаться в потасовку по дороге к маяку, мужчины оставили в подвале "Розы Ветров" все оружие, которое могло быть скрыто под одеждой. И все заклинания, какие только могли бы припомнить. Хозяйка старого маяка более всего ценила откровенность. - "Шарм Луны и прямолинейность Лисы." -Подумалось дожу и он невольно улыбнулся. Конрад тоже улыбнулся и, кивнув на окованную медью дверь промолвил: "Пойдем" Если им удастся пройти через таверну в "Розе" не узнанными - значит и на улице их никто не вычислит. Да, посетителей в зале было кот наплакал и они были с похмелья, но даже тоттенбургские пьяницы отлично знали в лицо своего дожа. Проходя между заставленными пустыми кружками столами "моряки" были застигнуты залихвайским свистом и возгласом: "Полундра!" Они оба обернулись, и в руках Бальтазара возник его клинок, а ладони Конрада сжались в кулаки. - Вы слишком долго плавали! - С усмешкой бросил давешний крикун и свистун. - Плавает-говно!-Оскалился кавалер, однако кожаная повязка на украшенном шрамами лице говорила куда красноречивее.-Чего тебе?
-Опохмели меня, морячок! - Не унимался забулдыга. Однако, он был по-воински крепок и казался опасным даже сейчас.
-Мы вечерком с тобой выпьем. - Ответил Конрад и по-волчьи улыбнулся. Впрочем, когда волк улыбается волку до драки доходит редко.
-А я тебя запомнил... Семь футов тебе под кителем, моряк! - Пьяница ударил себя в широкую грудь кулачищем и смачно отрыгнул.
-И тебе не болеть! - Кавалер уже отвернулся, когда услышал звук падающей на столешницу монеты.
-Тур! Чтоб к вечеру был как огурчик. - Из под темно-красного капюшона дожа засияла белозубая улыбка, - Диего и Обура опохмели на свои.
                *      *      *
Осень лучшее время для тех, кто не чурается смерти. Почти все в этом мире умирают глупо, уродливо или просто ужасно. Но природа, она умирает со вкусом. Ее смерть порою прекрасней её возрождения. И по всей Обскурии, от пустынных степей до ледяной тундры барды, труворы и сказители освещают осень золотыми, как листья словами на сотнях языков и наречий. Но осень в Тоттенбурге настолько сурова и холодна, что только такие безумные эстеты как дож и его бывший мечник могли по-прежнему ее любить. Они шли по городу, а Солнце катилось к полудню, где-то там, за свинцовыми облаками. Они пинали ногами попадавшиеся по пути камни и остатки гнилых бочек, как листья в княжеском саду и глупо скалились недоумевающим прохожим. На маяке они могли бы показаться ближе к вечеру, чтобы непременно покинуть его до заката. Времени было предостаточно, но как раз оно-то шло внутри старого маяка совсем по-другому, чем снаружи. Колокол на башне княжеского дворца призвал к обедне и Конрад по старой привычке дернул руку к левому боку. К своему мечу. Бальтазару захотелось отвлечь напряжённого товарища. Но все что он мог сейчас сказать, привело бы только к худшему. Лодка ждала их у одного из неприметных причалов. А сидевший в ней мужчина, также переодетый в моряка, поднялся и учтиво откинул капюшон.
-Вы уверенны, что это необходимо? - Спросил он, обращаясь к дожу. Его длинные темно-каштановые волосы подхватил ветер с моря и заслонил ему лицо.
-Обур, зачем ты пошел на это? - Дож с досадой опустил глаза. - Нам здесь холодная голова нужна, а ты вчера бражничал всю ночь.
-Как и вы, моя светлость.-Обур улыбнулся оставшимися после драк зубами.-Кто это с вами?
-Мой старый товарищ... по тем еще делам. - Бальтазар кивнул в строну торчащего из моря маяка.
-Знаю я этих"товарищей"! - "Моряк" с ухмылкой шлепнул дожа по плечу своей огромной пятерней и с вызовом глянул на его спутника. - С веслами справишься?
                *        *        *
Уключины снова заскрипели, и дож помянул Обура недобрым словом.
-Не смазаны нихрена! - Буркнул дож, а Конрад улыбнулся и в очередной раз налег на весла.
-Не хочу при тебе поминать тех, кто озвучивает чужие мысли...-Бальтазар вдруг замолчал с виноватым видом.
-Нет, нет, продолжай! - Кавалер был в таких разговорах истинным самобичевателем. И, видимо умел получать удовольствие даже от душевной боли.
-Все эти князья-императоры... они же и теогонисты и гроссмейстеры Орденов и еще Ночь знает что! - Дож прислушивался к городскому колоколу. Хорошо бы к вечерне покинуть Ласточкин остров или, по крайней мере, стены его маяка - Дай я сяду за весла!
-Ну, нет! - Конрад, казалось, еще сильнее вцепился в деревянные рукояти. - Я только вошел в ритм!
-Твои руки и так слишком долго везли меня все это время. - Бальтазар перевел печальный взгляд карих глаз с уходящего вдаль города на маяк.
-Они везли и тех, кто и похуже будет! - Конрад подмигнул товарищу. - Они все разные. Семь абсолютно разных мужиков в семи концах Империи. Один из них повелевает, остальные подчиняются. До поры до времени. - Кавалер был повернут спиной к старому маяку и зловещего предчувствия, посетившего дожа разделить не мог.
-Вот то-то и оно, что семь! - Бальтазар с громким хрустом пошевелил шеей. Пусть Конрад думает что он просто разминается, а не боязливо отводит взгляд. - А должен быть один! Я ненавижу этого молокососа Маркуса Лёвина. Ненавижу его как князя-выборщика, как комтура Симарглов и как епископа вместе и по отдельности. Но наши враги, как правило, наше же зеркальное отражение. Он прекрасно понимает то, к чему я стремлюсь!
-Деспотия... - Кавалер махнул своей черной гривой так, как будто услышал старую дрянную шутку.
-Ты меня осуждаешь?-Как же дожу не любить море хотя бы за то, что посреди него можно кричать о том, о чем в городе и шептаться небезопасно. Конрад снова мотнул головой. - Поддерживаешь?
-Вот что я вам скажу, мой ненаглядный повелитель. Деспотия-это не хорошо и не плохо. Но если это и есть ваша цель, то всё далеко не так интересно, как я думал. - Кавалер заглянул за спину и оценил расстояние до острова. Оставалось совсем немного, но и Солнце явно клонилось к закату. Успеть бы.-Деспотия лишь одно из средств к достижению какой-либо цели. И далеко не самое худшее. Куда важнее то, к какой цели она ведет.
-Тебе это так важно? - Бальтазар поднялся во весь рост, сжимая в руках швартовый канат.
-На самом деле нет. - Кавалер отпустил весла, и лодка пошла к берегу по инерции. - Просто интересно, что будет с Тоттенбургом когда мы с тобой умрём.
                *     *     *
Конрад нащупал на стене факел, но дож отрицательно мотнул головой. Ни на вершине маяка, ни тем более в его подземелье свет не будет рассеивать мрак. Вокруг была темнота самой Великой Ночи, а с ней придётся только смириться. Здесь пути старых друзей разделялись. Кавалер должен был идти вниз, а Бальтазар на самый верх, к хозяйке этого чертога. Они, уже более-менее привыкнув к темноте, протянули друг другу руки, но в последний момент решили не прощаться. Пусть Безносая видит их храбрость. Пусть Ей будет интересно и дальше играть с ними.
Дож начал восхождение по винтовой лестнице. Кое-где в ней зияли бездонные провалы, и Бальтазар не только тчательно обходил их, но и не рисковал даже заглянуть в эти дыры. Отец говорил, что там можно увидеть звезды. Увидеть, и сойти с ума. Но когда дож смотрел вверх и видел там темное полотно, усыпанное серебряными угольками, он не боялся. Звезды наверху-это не внизу. Это странно, при еще не зашедшем Солнце, но куда более нормально. Наконец он дошел до самого верха и вступил в нависающую над окружающей темнотой кромешную тьму. Торос не помнил, чтобы моргал, когда в нее заходил, но представшее перед ним было подобно некоему пробуждению. Теперь он висел в воздухе. Во тьме, в окружении мириадов звёзд, сложенных в неизвестные ему созвездия. Но даже сквозь это безграничное ничто вокруг виднелись силуэты каменной кладки, а сверху струились блестевшие серебром цепи. Дож расправил руки, так, как будто бы летел и с озорной ухмылкой притронулся к звену одной из цепей. - Аранэя. - Позвал он шепотом. Это было чем-то вроде проявления учтивости, возможно даже и неуместной.
-Я слышу тебя, мой суженный! - Шелковый голосок струился сверху, а перезвон цепей мелодично ему подпевал. - Ты наконец-таки пришел ко мне!
-Да, моя суженная!-Бальтазар запрокинул голову и улыбнулся настолько невинно, насколько был способен человек его возраста и сана.-Ветер моих парусов, как же я соскучился по тебе!-Сверху, по одной из цепей спустился серебристый женский силуэт. Она была по отношению к нему вверх ногами, но это, похоже, ее не смущало. Их лица поравнялись и дож даже почувствовал прикосновение к своему носу ее холодного как сталь носика. Так, как будто она собиралась поцеловать его. Дож  было потянулся к ее губам, но сверкнувшая во тьме серебристая ладонь обожгла болью его правую щеку.
-Это за то, что забыл про меня! - Великолепная серебряная маска ее лица немыслимым образом исказилась в гримасе ярости. - Это, за твоих шлюх! - Второй удар был также скор, но уже ожидаем. И дож отразил его, выставив предплечье. Если бы не стеганые рукава поддоспешника и наручи из твердой кожи, быть бы перелому. Возможно даже открытому.
-Ты убила их всех - так что здесь мы в расчете. - Бальтазар был спокоен, он поступал как все мудрые мужчины в подобных ситуациях.
-Я бы ударила тебя еще раз, но не хочу убивать. Мне пока интересно с чем ты ко мне пришел. - Аранэя сложила изящные руки в замок, подпирая ими столь же красивую грудь. Перевернулась и уставилась пустыми провалами глазниц на побитого дожа.
-Там внизу мой товарищ. - Бальтазар еле сдерживался от того чтобы схватиться за раненную щеку. Рассечение сильно кровоточило, и, похоже, что нескольких зубов ему уже не досчитаться. А вот схватиться за меч или ударить в ответ даже и мысли не было. Не так он был воспитан, и все тут! Дож поймал языком выбитые зубы и выплюнул их в сторону. Но все тем же тоном продолжил. - Там его...
-Там его могила. И ты знаешь об этом..., любимый. - Хозяйка маяка хищно улыбнулась. - Его похоронили за стенами родного города, как балаганного скомороха! Но почему-то именно в моем доме! - Из серебристо-стальной десницы выгнулся тонкий указательный палец и уперся в грудь Бальтазара. - Твоя в этом воля, ни так ли?
-Он не умер тогда, пусть и хотел этого больше всего на свете. Луна не завершила начатое князем...
-Не упоминай в моих стенах имена других женщин! - Украшенный длинным, как лезвие бритвы ногтем пальчик, угрожающе приблизился к пораненной щеке дожа. - Они все - никто по сравнению со мной. И всё, что ты когда-либо чувствовал к ним - пустяк по сравнению с тем, что связывает нас с тобой.
-Она мне как сестра. - Бальтазар старался врать убедительно. - И люблю я ее, лишь как сестру. Но от - того не меньше! - Теперь он сам перешел в атаку. - Позволь мечнику забрать свой меч!
-Только если ты останешься со мной... навсегда. - Араэя мило хохотнула и наклонила изящную головку. - Я-Аранэя Пената - Торос! Многие твои предки по отцовской линии венчались со мной, становясь дожами. И все из них предавали меня. - Она потянулась губами к его окровавленной щеке и нежно лизнула рану. Боли и самого рассечение, как ни стало. - И все, как один уже кормят рыб в Золотом море. А ты можешь спасти своего друга, обрести бессмертие и выполнить свой долг до конца, чёрт бы тебя побрал!
-И что же ты сделаешь? - Он умиленно улыбнулся.
-Там его могила-там ему и гнить! Смотри! - Она одним рывком притянула его к себе и страстно поцеловала. Их губы сомкнулись и Бальтазар в экстазе закрыл глаза...
Теперь он видел все глазами своего друга. Темное озеро на самом дне башни и камень с воткнутым в него обломком двуручного меча. Конрад схватил его обеими ладонями и рванул на себя, но тот поддался куда легче, чем ожидалось, и охотно вышел из камня. Меч в руках своего господина засиял серебристым, призрачным светом. И в этом свете был виден его клинок. Целый и невредимый, как когда-то. Вода в озере начала спадать, пока не опустилась с колен кавалера до уровня щиколоток. Стала не такой вязкой, и теперь напоминала песок ристалища. Изменила цвет и стала похожа на пепел. Ударил колокол, возвестив обедню. В невидимом небе над Конрадом жарко светило несуществующее Солнце. Он встал в свою любимую стойку и приготовился. Первый противник - такой же, как и он тогда юноша, случайно зарубленный на турнире. Кавалеру меньше всего хотелось переживать это вновь. Однако все же пришлось. Конрад повторил те же движения, что снились ему несколько лет к ряду. Стойка для "Удара Сокола" обернулась для мальчишки рассеченным брюхом. Хорошо хоть теперь он не умирал так долго, а бесшумно растворился в воде ставшей песком. Второй противник, третий, седьмой... Одни гибли на месте, другие рассыпались, лишь получив те же увечия, что и в памяти кавалера. Одних, полученных когда-то ударов, он избегал. Другие были неизбежной платой за повторение былых побед. Но из ран Конрада тек отнюдь не песок. Он стоял обессиленный и изрубленный, опираясь на свой меч, и ждал своего последнего поединщика. Ждал своей смерти. Все тот же бело-золотой геральдический плащ, все та же безупречная маска лица. Замах. "Сокол" в руках имперского льва сорвался на голову обреченного кавалера... Однако это мгновенье снилось Конраду куда дольше. И ему уже осточертело проигрывать и умирать.
А где-то в далеком и уютном дворце, князь-выборщик Маркус Лёвин Тоттенбургский вскочил с постели, разбуженный собственным криком. - "Это сон. Просто сон...!"-Внушал себе он. Но этот сон с каждым разом становился все реальнее.