У каждого своя свадьба

Татьяна Кырова
                Каким смертельно-горьким было его заблуждение. Царь хотел продемонстрировать всему миру, что не держится за российский престол, а всей душой желает своим подданным мира и согласия. Перечитываю в очередной раз текст отречения, смотрю на икону невинно-убиенной семьи и плачу. Леденящие душу подробности расправы теперь не являются секретом.
 
                Усиленно смакуют историю с Марией Гайдар. Чему удивляться? Ознакомьтесь с настоящей, а не выдуманной биографией Аркадия Голикова-Гайдара и вопросы отпадут сами собой. В Хакасии хорошо помнят его «подвиги», а вся страна помнит реформы Егора Гайдара, говорят, хотел как лучше. Они все хотели как лучше, вопрос только в том для кого так старались? Умели первые комиссары складывать красивые сказки.  А  их потомки прославились умением легко отказываться от собственных слов и убеждений, словно это вчерашний обед, который протух и место ему в мусорном ведре.

               На днях имела встречу с потенциальным комиссаром. Приклеиваю на городскую доску объявление о продаже дома. Из-за спины, как черт из табакерки, выскакивает какой-то тип маргинального вида с бойким вопросом: «Что продаёте?». Я выдержала паузу, он продолжал наседать со своим нездоровым любопытством. Пришлось ответить: «Недалеко есть контора риелтора, все, кто интересуется недвижимостью, обращаются туда. Вас зарегистрируют, и получите квалифицированную консультацию».  Гопник вслух читает мое объявление, при виде суммы спотыкается и стервенеет на глазах: «Не надо меня регистрировать».

               По моему мнению, цена вполне справедливая и даже скромная. Это мой дом и я знаю его реальную стоимость, но приходится исходить из сложившейся ситуации, в связи с экономическим кризисом покупательская способность заметно снизилась. В глазах незваного собеседника появился нездоровый блеск, что заставило продолжить разговор: «А еще ниже находится прокуратура,  там занимаются делами тех, кого очень интересует чужая собственность». Недавно прочитала «Солнце мертвых» Ивана Сергеевича Шмелева, потому сразу вспомнились красные комиссары, этот тип вполне соответствовал описанию.  Маргиналы по части экспроприации и пьянства были в первых рядах революционного пролетариата. Вожди отдавали себе отчет, что ничего построить они не в состоянии, разрушить – да, но для роли строителей совершенно не пригодны, зато незаменимы при организации анархии и хаоса,  так необходимых для незаконного захвата власти.

               У революционеров нет чувства родного дома, они оперируют другими понятиями, им совершенно безразлично гражданами какого государства быть, как и нашим продажным оппозиционерам. Дорогой Иван Сергеевич Шмелев, великий русский писатель,  дал исчерпывающий ответ, почему отлаженная машина, якобы кровавого царского режима, не смогла противостоять кучке заговорщиков.  Ему лучше всех удалось описать растерянность и полную беззащитность простых людей, столкнувшихся с революционным беспределом. Понятно, почему замечательный православный писатель оказался под запретом в «стране Советов».  Комиссары трепетно охраняли информационное пространство, проверенные товарищи, отмыв окровавленные руки, принялись писать правильные сказки для народа. Патологическая подлость и жестокость скрывалась за личиной вождей, призывающих к классовой борьбе. Законопослушное православное сообщество оказалось неспособно противостоять сплоченному интернационалу, ненавидящему всё русское. Как же откровенно ржал Троцкий-Бронштейн со своими сподвижниками, восхищаясь приёмами вождя мирового пролетариата, товарища Ленина. И никому не было дела до православного народа, приговорённого к уничтожению. Страшным Ледовым исходом гнали Россию до края пропасти, только молитвами святых и страданиями новых великомучеников свершилось чудо возрождения.

                Читаю новости: пресс-секретарь Президента сдержанно прокомментировал собственную свадьбу, страна с «удовлетворением» узнала, что нескромно дорогие часы подарок любимой жены. Из этических соображений ничего добавлять не стану, как говорится, у каждого своя свадьба.