Весть о том, что мы поедем жить в Питер муж преподнес необычно.
- Ты ведь хотела побывать в Питере? - спросил он однажды, вернувшись домой со службы. Происходили события в июле, дело шло к отпуску, поэтому единственная догадка, которая возникла у меня по этому поводу, была та, что он планирует отвезти меня в Питер на несколько дней, отдохнуть.
- Ну... - протянула я.
С Питером у меня отношения были сложные. Я там была один раз в детстве. Мне было лет пять, и поездка оказалась для меня настоящим потрясением. Во-первых, там все время лил дождь, промозглая погода стояла все дни, которые мы провели в северной столице. Почему-то мне казалось, что все дома грязно-желтого цвета, наверное, из-за дома-колодца, в котором мы остановились у знакомых моей мамы. В моих воспоминаниях о Питере (тогда Ленинграде) дома-колодцы желтого цвета, с облупившейся краской, с потеками на стенах заполняли весь город. Именно в Питере я впервые в жизни увидела мертвую птицу. Голубь лежал на газоне, за скамейкой. Я сначала понять не могла, почему он не двигается, тыкала его травинкой, а потом поняла, что он умер. В то время я была на улице одна. Ждала маму, которая должна была спустится с минуты на минуту. Меня окружал дом-колодец. Двор маленький и тесный. А я одна во дворе сижу на скамейке. И тут во двор через арку заходит мужчина. Такой дядечка с бородой. Лицо смирное, задумчивое. Вот только брюки расстегнуты, и все дядечкино хозяйство из брюк высовывается... Тогда я еще, конечно, знать не знала, что есть такие люди, которым нравится свое хозяйство проветривать на глазах у девочек. Честно, подумала, что у дядечки ширинка расстегнулась, а он, бедненький, знать не знает, какая беда с ним стряслась. Он ничего не делал, просто ходил туда-сюда, туда-сюда... Тут мне уже очень не по себе стало. Помню, как хотела убежать к маме, но не решалась подняться со скамейки, словно приросла к ней. К счастью, тип этот оказался не опасным. Походил-походил и ушел в ту же арку, откуда появился.
Поэтому, когда муж спросил, хотела ли бы я побывать в Питере, я ответила:
- Ну... Нет! Спасибо, но нет! Лучше на море поедем.
- Э-э-э, - сказал муж, растерявшись, он явно другого ответа ожидал. - Но дело в том, что я поступил в адъюнктуру при Михайловской академии, так что ехать нам все равно придется... На три года.
Я жена - послушная и понимающая. Но счастья от этого известия точно не ощутила, и это ясно читалось на моем лице.
- Да что ты расстраиваешься? Жить будем в центре, до Невского проспекта пятнадцать минут пешком! Северная столица! Я ведь тебя не в какой-то там закрытый гарнизон везу! Другая бы радовалась!
- Я радуюсь, - пробормотала я, думая в этот момент о том, что дочери-третьекласснице надо будет искать хорошую школу, взамен гимназии, из которой она уйдет, что Леве годик будет только в октябре, и я буду привязана к дому, даже на работу не смогу выйти. А друзья? А мама? А вещи куда? Конечно, не впервой было их собирать для переезда, но сейчас у нас была хорошая двухкомнатная квартирка в общежитии, а там будет только комната. Да и вообще...
- Вот и хорошо! - сказал муж, который всегда относился к жизни очень легко.
Но вот наступила осень. Вещи запакованы. Хорошенький фарфоровый сервиз, который нет так давно подарили друзья на десятую годовщину нашей свадьбы, тщательно завернут в газету. Я раньше не разрешала покупать себе такую дорогую посуду. "Вот будет квартира! - думала я. - И тогда я этим займусь!" Хотя и уверяла себя, что не время сейчас еще заводить сервизы, но подарок меня очень радовал. Я вертела в руках чашечки, изящные и тонкие, и не могла поверить в то, что являюсь владелицей такой красоты.
Приехал грузовик, на котором стоял контейнер. Муж с помощью друзей и курсантов начал грузить мебель. Он тщательно подгонял вещи друг к другу, чтобы они не болтались во время тряски, и уверял меня, что все доедет в лучшем виде. Я стояла в обнимку с денежным деревом, надеясь в последний момент пристроить его к вещам.
- Выкинь! - приказал муж. - Он не доедет все равно. Засохнет!
Глядя на мое потерянное лицо, добавил, смягчившись:
- Я тебе в Питере таких три куплю!
Денежное дерево пришлось оставить в подъезде на подоконнике. Не знаю, как дальше сложилась его судьба, но надеюсь на то, что добрые соседи не дали ему умереть от жажды.
В кухонную тумбочку мы положили мешок картошки. Как будто ехали не в Питер, а на северный полюс. Странно, что сухарей не насушили.
Наша уютная квартирка, из которой мы вынесли вещи, выглядела так, словно мы в ней никогда и не жили. И не было здесь тихих зимних вечеров. И сияющих весенних дней. И не здесь делал Лева свои первые шаги. И не в эти окна заглядывало по утрам солнце...
С собой у нас были теплые вещи, Машины учебники, кастрюля, сковородка и еще какая-то мелкая кухонная утварь, два комплекта постельного белья и Левкина коляска-трость. Димка, заблаговременно наведавшись в Питер, выбил нам комнатку в военном общежитии на набережной реки Фонтанки (действительно, пятнадцать минут от Невского, здесь он не обманул:)), поставил туда диван и раскладывающееся кресло, которые купил в комиссионном магазине за углом. Можно сказать, что мы были полностью готовы к началу новой жизни.
День, когда поезд пришел на вокзал Санкт-Петербурга был солнечным и ясным. Дорога прошла на удивление спокойно. Даже маленький Лев, обычно любопытный до невозможности, спокойно сидел на полке, не буянил и не капризничал. Свекровь тоже поехала нас провожать, чтобы помочь нам привыкнуть на новом месте.
Димкин знакомый встретил нас на вокзале, посадил в свою машину и повез на новое место жительства. Пока мы ехали по центральным улицам, и я смотрела на красивые дома, каждый из которых казался мне произведением искусства (а возможно так оно и есть), и солнце светило почти по-летнему, мне казалось, что все обязательно будет хорошо. Разве в таком красивом городе может что-то пойти не так?
Машина въехала на Бородинку и водитель, указав куда-то влево, сказал: "А вот в этом доме живет Басилашвили!" Позже эту фразу я от кого только не слышала! Все жители близлежащих улиц знали, что в этом доме живет Басилашвили, но никто его никогда не видел. Но так как совсем рядом располагался театр БДТ, то, возможно, доля истины в этом предположении была.
Через несколько секунд машина свернула в арку и слегка забуксовала в яме, засыпанной щебенкой. Прямо перед нами возвышалось... Нет, это слово не подходит... Перед нами кособочилось и расползалось двухэтажное здание грязно-желтого цвета (О! Мой самый страшный сон становился явью!), куски краски кое-где отвалились, представив взору кирпичные стены. Снаружи окон не было, как я узнала позже, все они выходили во внутренний двор.
- А вот в этом домике могут жить только бомжи! - радостно провозгласила дочь Маша. Она, налюбовавшись на красивые исторические здания, поверить не могла, что в таких домах тоже могут жить люди.
Димку от ее слов немного перекосило.
- А это как раз наш новый дом, - сказал он, и покосился на меня опасливо, ожидая, какой же будет реакция.
Но реакции не было, потому что... Потому что... Ну, я же сразу знала, что все будет плохо! Чего уж теперь...
Здание было древним... Раньше, давно-давно, здесь располагались казармы Семеновского полка. А теперь здесь жили офицеры со своими семьями. Мы поднялись на второй этаж, муж открыл дверь квартиры, и я увидела длинный-длинный-длинный коридор. Узкий и темный. Сюда выходили двери семи комнат, в каждой из которых жила семья. В конце коридора была общая кухня, здесь стояли четыре плиты и несколько столов, как выяснилось позже, каждая плита и даже конфорка была четко закреплена за какой-то комнатой. Столы тоже были заняты соседями. К счастью, бывшие хозяева нашей комнаты, выезжая, оставили свой стол, и теперь он переходил к нам по наследству. Про туалет и душ даже говорить не буду... И про очереди в них тоже...
Но все это было позже. А сначала я попала в комнату. В этой комнате теперь нам предстояло жить вчетвером. Комната была длинная, довольно большая, с одним окном. Она была оклеена обоями странного коричневого цвета, и мне кажется, что такими они стали с течением времени. Похожие обои были у меня в квартире в Мурманске. В 80-е годы... На полу лежал толстый-толстый слой пыли, и везде лежал мусор. Бывшие хозяева комнаты, покидая ее, даже не потрудились убрать за собой. Пол был паркетный. Настоящий деревянный паркет. Но от старости паркетины вываливались из пола, стоило неосторожно задеть какую-то из них ногой. Они вываливались, поднимая облако пыли и мусора, годами скапливающимся под ними.
Я уже писала о том, что из мебели у нас был диван и раскладывающееся кресло. Все остальное ехало в контейнере. Окно было занавешено простыней. С потолка свисала лампочка на проводке. Свекровь, окинув помещение грустным взглядом, сообщила, что пойдет ночевать в гостиницу... Как же я ей завидовала в тот момент! Ведь мне было не удрать...
На следующее утро муж радостно ускакал на службу, а я осталась одна... Я выглянула в окно и вместо дубов, которые привыкла видеть каждое утро, увидела маленький грязный дворик, в центре его была лужа. И, надо сказать, что лужа эта не высыхала никогда. У лужи сидел на корточках малыш и пытался черпать воду лопаточкой. Мне захотелось плакать... Но я еще держалась.
Дальше можно включить воображение и представить, как мы прожили первые десять дней. Муж утром уходил на службу, по дороге закинув Машу в школу (удалось поблизости найти неплохую), а я оставалась одна с маленьким Левой. С соседями заговорить стеснялась, выбегала из комнаты как приведение на несколько минут, и сразу назад. Они, наверное, удивлялись тому, какая я дикая.
Потом пришел контейнер... Вещи все с трудом запихали в комнатку, которая сразу стала маленькой и тесной. Вещи были словно чужие. От них исходил холод и незнакомый, какой-то неприятный запах. Как муж ни старался тщательно их уложить, но по дороге почти вся мебель поцарапалась и перекосилась. Димка расставил мебель, разбив одну большую комнату на две, перегородив ее шкафом. Получилась маленькая детская и чуть побольше гостиная. Детям досталось окно. В течение нескольких дней я раскладывала вещи. Быстро это делать не получалось, потому что в помощниках у меня была девятилетняя Маша и годовалый Лев, а они скорее были не помощники, а мешальники.
Однажды вечером дело дошло и до фарфорового сервиза. Я развязала коробку... и ахнула!! Весь, весь сервиз был разбит на мелкие осколки! Целой осталась одна чашечка и два блюдца.
Я ни разу не заплакала за все эти дни, хотя, признаюсь, мне было очень грустно, тоскливо и одиноко. Но в тот момент, когда я увидела разбитый в мелкую крошку сервиз, я все же не выдержала. Я рыдала так, словно потеряла кого-то близкого. Маша, перепуганная, выскочила из комнаты, не могла видеть, как я плачу.
Потом, через много лет, когда мы переезжали во Владикавказ, муж где-то достал деревянные ящики из-под снарядов. Специально, чтобы я смогла упаковать в них посуду. "А то будешь опять плакать из-за своих чашечек!" - объяснил он. Глупый... Он думал, что я тогда над разбитыми чашечками плакала... Нет, в то минуту я плакала над своей разбитой жизнью...
Через несколько минут раздался стук в дверь. Я открыла. На пороге стояла соседка.
- Пойдем со мной! - сказала он очень сурово.
Я, ожидая всего чего угодно (а жизнь в коммуналке - суровая штука, это всем известно), покорно поплелась за ней.
На кухне был накрыт стол. Стоял чай и лежали на тарелке вкусные булочки. И варенье стояло в маленькой вазочке. Я застыла, не понимая, что это может значить.
- Вытирай нос и садись за стол! - сказала соседка. - Нашла из-за чего слезы лить! Ты же не в тюрьму попала! Дети здоровы, а это главное. Остальное наладится!
Потом оказалось, что соседи в нашей коммунальной квартире удивительно дружелюбные, и просто замечательные люди! Мы так дружили! Все праздники отмечали вместе, ходили вместе в театр, ездили на природу.
И были белые ночи... И мосты... И дворцы... И салют на Дворцовой площади... И столько всего...