Фортуна

Артемов Даниил

Фортуна
Рассказ

I
Где-то в западных водах Атлантики

Предрассветное море до горизонта было затянуто плотным серым туманом, а где-то вдалеке вспарывали небосвод ослепительные грозовые разряды, будто бы огрызаясь. Ветер был непостоянный, порывистый, часто меняющий направление, воздух — душный. Верные признаки продолжения шторма.
Сквозь эту непроглядную мрачную морскую мглу шёл медленно под одним только гротом английский корсар, корвет «Юстиция», вахтенные которого периодически забрасывали с бака лот: неподалёку был незнакомый берег, и неизвестно было, какая в этих местах глубина.
Надо сказать, что «Юстиция» и её команда уже были порядком потрёпаны бурей, которая к этому времени немного стихла, предоставляя, видимо, небольшую передышку морякам и постоянно напоминая о себе отдалёнными раскатами грома и яркими небесными сполохами. Фонари на корабле были потушены: где-то недалеко рыскала испанская военная эскадра, посланная короной в этот регион, и была большая вероятность случайно наткнуться на неё в этом непроницаемом тумане, окутавшем корабль.
Марсовый английского корвета видел эти белёсые громады парусов перед штормом; удалось ему также разглядеть и красно-золотые с белым флаги, вымпелы, стяги и гюйсы этой огромной эскадры: два линейных корабля, три фрегата, несколько шлюпов и бессчётное количество мелких судов, коммуникационных и снабженческих, видимо. Ошибки быть не могло: это были испанцы, и они пришли в эти воды с целью установления здесь огнём и мечом своих порядков. Такие же корсары, и английская команда понимала это.
Перед той бурей испанцы спешно построились в линию баталии — считали, видимо, что английский корвет здесь не один, — и изменили курс, пойдя на сближение, так что матросы «Юстиции» искренне порадовались неожиданному порыву ветра с левого травезра: удалось взять курс бакштаг и уйти на полных парусах с лиселями поближе к кромке зарождающегося шторма…
В капитанской каюте пахло свечным воском, деревом, вином, морской солью и бумагой. За большим резным столом из чёрного дерева сидел капитан корабля, английский корсар Эдвард Брюс. Его серые глаза, как две мутные, грязноватые льдинки, угрюмо и устало смотрели на груду карт и лоций, беспорядочно лежащих на столе. Капитан Брюс не был молод: поседевшие кое-где волосы — а кое-где сохранившие свой светло-каштановый оттенок — были собраны в хвост сзади. Трёхдневная щетина на лице добавляла жёсткости, грубости и без этого суровому угловатому лицу со шрамом от лихой сабли на левой щеке.
Родом он был из маленькой деревеньки в Дамбартоншире, небольшой приморской области в западной Шотландии, так что нрав у него был соответствующий. Эдвард был свободолюбивым, крайне эмоциональным, но при этом осмотрительным, не терпел несправедливости — видимо, поэтому его корабль носил имя древнеримской богини правосудия, — всегда находил время для общения с офицерским составом команды и с простыми матросами, уделяя хотя бы и каплю внимания буквально каждому человеку на этом корабле.
Команда любила своего капитана. Пусть ему иногда не везло — как сейчас, например, — они всё равно были готовы пойти за ним куда угодно, потому что за каждым поражением, за каждой неудачей, за каждым таким «простоем» в их нелёгком пиратском промысле следовала, пусть и не сразу, череда блестящих морских побед, успехов и триумфов.
Сейчас капитан был расстроен и подавлен. Нет, не из-за шторма и треснувшей в двух местах бизань-мачты. Не из-за дамоклова меча в виде испанской карательной экспедиции, слепо рыскающей в этом же тумане где-то неподалёку. Не из-за двух месяцев безделья абордажной команды «Юстиции». И даже не из-за той стычки с голландцами у северных берегов Кубы. Нет. У капитана Брюса три дня назад закончился кофе.
Эдвард просто не мог жить без кофе — иначе он становился раздражительным и угрюмым и начинал совершать стратегические и тактические ошибки, промахи в своих расчётах. Надо сказать, что на своих людях Эдвард злости никогда не срывал — спасибо его природному хладнокровию, которое сдерживало его от подобных неуместных глупостей, являясь противовесом вспыльчивости.
В данный момент корсар пытался построить план действий хотя бы на ближайшую неделю. Нужно было пополнить запасы воды и как-нибудь уйти из этих вод незамеченными, сделать что-то с бизань-мачтой, развеять команду какой-нибудь лёгкой наживой… Например, общипать какого-нибудь жирного испанского купчишку. А эта королевская эскадра, что сейчас рыщет в этих водах, ощетинившись крупнокалиберными орудиями, пусть считает, что английский корвет всё ещё прячется где-то здесь. План был до простого ясен и очевиден, но Эдварду никак не удавалось выстроить всё это в одну логическую цепочку. С одной стороны, главной угрозой были испанцы. А с другой, — бизань-мачта. Если она обломится под внезапным порывом ветра, то от мощных, вооружённых до зубов испанских фрегатов и линейных кораблей бедная маленькая «Юстиция» уж точно не уйдёт. А неделю бродить по бразильским лесам в поисках новой мачты — нет, слишком уж много времени это займёт. И ещё эта стихия…
С верхней палубы внезапно стали слышаться какие-то окрики и беготня, вернувшие Эдварда в реальность, и спустя мгновение в каюту буквально влетел, запыхавшись, один из вахтенных офицеров со словами:
— Капитан, парус! Запад-юго-запад!
Эдвард Брюс грязно выругался, взял со стола треуголку и подзорную трубу и поспешил за вахтенным на бак.

II

— Мистер Аллен, вы уверены, что видели его? — капитан Брюс пристально вглядывался в туман через оптику.
— Да, сэр, — твёрдо ответил первый помощник.
— А вы, мистер Лэмб, заметили что-нибудь? — обратился Эдвард к штурману.
— Так точно, сэр, я видел очертания, — уверенно произнёс офицер.
— Марсовые? — коротко продолжил выяснять истину капитан.
— Кларк и Хопкинс с фор-марса первыми заметили парус и как раз дали нам знать, а вот Джонсон и Смоллет с грота ничего не увидели, — закончил мистер Аллен.
— Что за чертовщина, — проговорил капитан Брюс и спросил у первого помощника: — Военный фрегат? Из той эскадры?
— Не разобрал, сэр.
— Так бить тревогу? — спросил штурман.
В непроглядном предрассветном тумане невозможно было что-либо разглядеть. Ветер часто и резко менял направление, он будто бы не мог определиться, как и капитан Брюс с офицерами «Юстиции» сейчас. Хлопал на порывистом ветру грот, с натягом скрипел рангоут и такелаж. Образовавшаяся в разговоре тишина давила на моряков, собравшихся на баке.
— Капитан? — вторил штурману первый помощник.
Офицеры ждали решения.
— Слева по курсу! — донеслось с фор-марса.
— Что там, Кларк? — крикнул мистер Аллен, обращаясь к вахтенному матросу.
— Звякнуло что-то! Похоже, рынду бьют!
— Вижу их, — капитан тем временем наконец рассмотрел врага. — Левый траверз. Свистать всех наверх, — решительно и громко проговорил Эдвард, оторвавшись от оптического прибора.
— Есть! — незамедлительно откликнулся мистер Аллен и бегом направился на ют.
— К штурвалу, Питер, — сказал Эдвард, обращаясь к штурману, и добавил: — Никакой это не фрегат. Галеон или пинас, неясно пока. Но точно не военный корабль.
— Есть, — отозвался тот и также поспешил на корму.
Через мгновение предутреннюю тишину буквально разорвало звонкими, резкими и частыми ударами корабельного колокола «Юстиции», оповещающего команду о боевой тревоге. Матросы, просыпаясь, оперативно занимали свои посты; абордажная команда вооружалась пистолями и мушкетонами, саблями и тесаками; молодой юнга принёс капитану кирасу, боевую шпагу и пару длинноствольных пистолетов.
Засвистел в свисток боцман, здоровенный громила без одного глаза, но добрый душой старина Марк Митчелл, отдавая приказ абордажникам готовиться. Капитан Брюс направился на ют, к штурвалу, попутно отдавая приказы:
— К повороту, стаксель пошёл! Убрать грот, ставить марселя и брамселя! Левый борт, орудия к бою!
— Есть, сэр, — отозвался Митчелл и прогрохотал так зычно, басовито и при этом громко, что его громовой голос эхом отозвался в ушах шотландца: — К повор-р-роту, черти! Стаксель пошёл! Грот убрать, ставить марселя и брамселя! Кошки к борту, абордажной команде приготовиться к бою! Стрелков на марсы!
— Пушкарям приготовиться! Левый борт, ядрами заряжай! — начал раздавать приказы опытный главный канонир батареи Джерри Райт.
Матросы спешно начали карабкаться по вантам на фок, грот и бизань, выполняя приказы; абордажники уже приготовили крючья и укрылись за фальшбортом; наточенная, изогнутая кованая чёрная сталь крюков в руках бойцов хищно блестела, а их абордажные лини были умело свёрнуты в бухты и разложены по периметру верхней палубы рядом с бортами. В глазах моряков читалась решимость и отвага: они давно не занимались порядочным морским разбоем.
— Подойдём к нему на выстрел, — объяснял тем временем штурману свой план Эдвард, стоя рядом со штурвалом. — Мы с наветра идём, это очень хорошо. Райт, — крикнул капитан, — правый борт — картечью!
— Так точно, — отозвался канонир, уловив замысел своего капитана. — Правый борт, орудия к бою! Картечью заряжай!
— Есть! — откликнулся и соответствующе распорядился помощник канонира, молодой офицер с растрёпанными пепельными волосами и печальными глазами.
Открылись орудийные порты по обоим бортам, и «Юстиция» угрожающе ощетинилась своими длинноствольными восьмифунтовыми орудиями.
— Левый борт готов к залпу! — крикнул зычным басом командир батареи левого борта.
— Правый борт к залпу готов! — вторил ему через мгновение его коллега с правого борта.
— Хорошо, — отозвался капитан. — Идём на сближение! Ждать команды!
Их противником оказался испанский тяжёлый галеон с высокими надстройками, выкрашенный в золотисто-красные цвета их флага: большая, толстобокая, жирная посудина, в два или три раза большая маленькой «Юстиции». «Галеон, торговец… Команды у них солидно, наверное», — пронеслась в голове у Эдварда короткая мысль.
Испанский капитан оказался не лыком шит: с их корабля так же слышалась мелодичная рында, свистки боцмана, крики офицеров. Наконец, они открыли огонь.
— Ложись, быстро! — как можно громче крикнул капитан Брюс.
Потерь от первого залпа противника не оказалось: команда английского корвета успела укрыться за деталями рангоута и фальшбортом. Стреляли испанцы ядрами, и почти весь залп ушёл мимо, только четверть или пятая часть снарядов угодила в борт «Юстиции». Корвет от киля до клотика опасно содрогнулся, но не сбавил хода.
— Шестнадцатифунтовые. Неплохой калибр у них. Идём ближе! — повторил свой приказ капитан.
Тяжёлый галеон вышел из густого облака порохового дыма, окутавшего его после первого залпа, и показал свой крупный, только что разрядившийся округлый правый борт.
— Они поворачивают, это плохо, — сказал Эдвард штурману. — Право на борт!
Дистанция наконец позволила «Юстиции» сделать свой первый залп по противнику. Корвет выполнил манёвр, и капитан выкрикнул очередную команду:
— Левый борт, огонь!
От согласованного, дружного бортового залпа заложило уши — казалось, будто сейчас выстрелили залпом не десять пушек, а одно большое крупнокалиберное орудие. «По звуку будто фортовая тяжёлая сорокавосьмифунтовка, молодцы канониры», — подумал Эдвард.
Корабль спрятался за облаком порохового дыма, будто бы закутавшись в большое белёсое пушистое одеяло, но быстро вышел из последнего: скорость была хорошая, корвет всё-таки. Пушкари взяли на прицел верно: почти все ядра попали в цель. Одно даже угодило в фок-мачту, перебив заодно несколько снастей стоячего такелажа.
— К повороту, лево на борт! Правый борт, готовьсь!
Галеон в это время взял правее. Их капитан, кажется, разгадал план Эдварда и понадеялся перед абордажем — в том, что абордаж неизбежен, испанец не сомневался, — разрядить в англичанина в упор левый борт.
«Юстиция», переложив руль, грациозно преодолевая волну за волной, вздымаясь и опускаясь легко, как лебедь, быстро взяла новый курс, показав противнику готовые к выстрелу орудия правого борта.
— Правый борт, огонь! — закричал капитан.
Картечь нашла свою цель. Орудия правого борта, отсалютовав противнику залпом из смертоносного свинцового дождя почти в упор, откатились, и корпус корвета снова оказался скрыт за облаком порохового дыма.
— Питер, иди чётко на них, на сближение, — обратился Эдвард к штурману, — они будут делать поворот оверштаг, я чую. Встанем борт о борт.
— Так точно.
И действительно, испанский галеон начал медленно, неспешно разворачиваться против ветра, постепенно показывая всё больше готовых к выстрелу орудий левого борта. «Только бы не угодили в бизань», — молил мысленно испанских пушкарей капитан.
— Ложись! — вскрикнул Эдвард, едва завидев первые огненные вспышки по их борту.
Потерь команда корвета снова не понесла. Испанский канонир сильно брал выше, надеясь, видимо, повредить паруса или мачты, но ядрами это было сделать затруднительно. «Либо он зелёный новичок, либо орудия не пристреляны», — подумал капитан Брюс. Но одно ядро всё-таки угодило в утлегарь, сильно повредив деталь рангоута, а другое выломало добрую часть фальшборта по правому борту на баке. Эдвард мысленно выругался и подумал: «Ещё треснутого бушприта нам не хватало!».
— Абордажной команде приготовиться! — прокричал капитан новый приказ.
Звонко и часто заголосил корабельный колокол, и ему вторил боцманский свисток. Последовательность сигналов означала приказ готовиться к рукопашной схватке. Бойцы с крючьями оживились, а стрелки с мушкетами на марсах начали целиться в матросов галеона, беспорядочно бегающих по верхней палубе, благо до вражеского корабля оставалось не более одной пятой кабельтова.
Момент — и «Юстиция» пришвартовалась к испанцу с его левого борта, если, конечно, острые абордажные крючья, жадно вгрызшиеся в дерево галеона, можно было назвать швартовами. Два корабля столкнулись бортами — малютка корвет снова с опаской содрогнулся, будто бы вздохнув, — и началась абордажная схватка.

III

Капитан Эдвард Брюс, будучи искусным, умудрённым опытом фехтовальщиком, умел входить в боевой раж как по заказу. А вот выходить из него было трудно; капитану «Юстиции» нужно было некоторое время, чтобы организм вывел из крови адреналин. Вот и сейчас он стоял в кают-компании вражеского корабля, держа в правой руке обагренную кровью тяжёлую боевую шпагу и напряжённо дыша. Его могучая грудь под весомой стальной кирасой вздымалась при каждом вдохе, и руки в толстых кожаных коричневых перчатках чуть поднимались и опускались в такт дыханию. С белёсого манжета стекала медленно тёмно-красная кровь.
Эдвард уже пришёл в себя, но всё равно хищно оглядывался по сторонам, будучи в полной боевой готовности: испанская команда до последнего не хотела сдаваться, надо отдать им должное. Один матрос уже попытался из засады вонзить в бедро шотландца кинжал, но тот среагировал быстро, и хладная испанская сталь не достигла цели. Этот матрос сейчас лежал убитым в нескольких метрах от Эдварда, прикрытый тяжёлой скатертью и обломками стола, под которым он и прятался, укрывшись тканью.
В кают-компанию вбежал мистер Аллен, и капитан немедленно спросил его:
— Они спустили флаг?
— Так точно, сэр, — ответил первый помощник, тяжело дыша, и радостно добавил: — Корабль наш, капитан!
И действительно, с верхней палубы и из трюма начали раздаваться победные возгласы членов команды «Юстиции». Кто-то выкрикнул имя капитана Брюса, и остальная команда подхватила возглас нестройным, но полным энергии хором.
Эдвард выдавил из себя улыбку и спросил, указывая на левую руку мистера Аллена, которая была по локоть в крови:
— Это ваша кровь?
— Нет, сэр, не моя. Испанская, — объяснил помощник.
— Хорошо, это хорошо, — произнёс капитан медленно и вдохнул глубоко, прочищая лёгкие и успокаиваясь. — Что с их капитаном?
— Они сдались, но мы его не нашли.
— Потери? — коротко спросил Эдвард.
— Пока не установлены.
— Займитесь этим, мистер Аллен. Я буду в каюте. Доложить всю информацию о раненых и убитых. О любом движении на горизонте сообщать! Смотрите в оба. И да, расцепите корабли. Распорядитесь, — закончил окончательно пришедший в себя капитан Брюс. — И ещё, чуть не забыл, пошлите кого-нибудь в трюм. Посмотрим, что они так яро защищали. Митчелла ко мне с докладом.
— Есть, сэр! — первый помощник поспешил с приказами наверх.
Эдвард ещё раз вздохнул и, осмотревшись, направился к офицерским каютам.
На своей родной «Юстиции» рослый и крепкий капитан Брюс привык всегда пригибаться, чтобы не задевать головой низкие потолки корвета, а здесь… Эдвард поражался роскоши внутреннего убранства этого тяжёлого галеона. Повсюду была красивая утварь с позолотой, изысканная мебель из дорогих сортов древесины, огромные шкафы и рундуки, высокие потолки, наконец; а рамы кормовых окон были украшены замысловатыми золотистыми узорами…
Внезапно его правая рука впервые заявила о себе при очередном движении ослепительной болью чуть ниже предплечья. Корсар в который раз за этот день мысленно выругался. «Я думал, это не моя кровь на манжете».
Заглядывая по пути в каждую офицерскую каюту и не находя там ни единой живой души, шотландец дошёл до капитанской двери и толкнул её — та не поддалась. Отойдя на некоторое расстояние, Эдвард с силой ударил окованным сталью ботфортом в место чуть в стороне от замка. Дверь с хрустом и неохотой подалась от него вперёд, и на месте, где у неё располагался замок, образовалась трещина. Ещё один подобный удар, и дверь с диким грохотом и треском открылась; остатки замка болтались на щепе. «Забаррикадировался бы шкафом или рундуком хоть, если хотел укрыться», — подумал Эдвард Брюс, и в это же мгновение появившийся будто бы из ниоткуда вражеский капитан направил на него пистолет.
— Ни шагу дальше, команданте, — на ломаном английском твёрдо произнёс он.
Испанский капитан был старше Эдварда, и волос на голове у него было меньше, а на подбородке — больше. Карие глаза смотрели сурово, решительно, зло и как-то обиженно — конечно, когда твой корабль захватывает английский пират, как тут не обидеться, — а мягкие округлые черты лица и капли пота, выступившие на лбу, говорили о том, что перед Эдвардом Брюсом стоял пылкий, гневливый, часто меняющий своё настроение человек. «И поступаешь ты сейчас ой как неразумно», — подумал Эдвард, но остановился, опустив и свою длинную шпагу. Выхватить свой пистолет у него возможности не было.
— Я советую вам не глупить, — медленно, мягко и снисходительно проговорил капитан Брюс на чистейшем испанском, намекая противнику суровым и одновременно равнодушным взглядом, что теперь главный здесь — английский корсар.
— Откуда вы… — начал было испанец, но осёкся.
Пистолета он не опустил и так же продолжил стоять на месте. Игра двух разумов началась, но опытный Эдвард выходил победителем и не из таких ситуаций, тем более что с каждой секундой испанец начинал всё больше нервничать: его выдавал лёгкий тремор левой руки. Два капитана смотрели друг другу в глаза, и Эдвард старался не моргать. Благодаря этому у испанца была возможность уловить в усталом взгляде врага прямую угрозу, дескать, если не уберёшь пистолет, худо будет.
— Опустите оружие, и с вами ничего не сделают, обещаю вам, — продолжил капитан Брюс твёрдо.
— Верить слову пирата? — произнёс испанец и сплюнул.
— Брось оружие, испанская свинья, — раздался у Эдварда за спиной громовой голос.
Это был Митчелл, за которым он посылал. Одноглазый верзила держал в руках здоровенный мушкетон. Эдвард мысленно поблагодарил боцмана и медленно стал перемещаться левее, открывая ему на всякий случай пространство для выстрела.
— Тихо, Марк, тихо. Мы же не хотим обижать нашего пленника, — как-то миротворчески и по-доброму произнёс капитан Брюс, указывая на новый статус испанца, как бы заочно давая ему понять, что шотландец и англичанин уже одержали в этой игре разумов победу.
Испанец начал ещё больше нервничать, косясь на мушкетон и беря на прицел то Брюса, то Митчелла, и наконец опустил пистоль, а затем и вовсе положил его на палубу.
— Мудрое решение, — заключил Эдвард и распорядился по-английски: — Ко мне на «Юстицию» его. И чтобы ни волоска с него не упало! Я держу свои обещания. Распорядитесь, затем чуть позже снова ко мне, будьте так любезны. Займитесь пока ранеными, помогите мистеру Аллену. Трюмное добро подождёт.
— Есть, сэр, — выдохнул боцман, переживавший за жизнь своего капитана больше него самого, и, не опуская мушкетона, вывел подавленного испанца прочь.
Вскинув свою тяжёлую шпагу — мало ли кто там ещё прячется, — Эдвард Брюс вошёл в каюту испанского капитана.
Наверху слышалась беготня матросов, окрики на ломаном испанском — видимо, моряки с английского корвета занимались ранеными и пленными, — ругательства и радостные возгласы, но шотландец старался не обращать на них внимания: он весь сконцентрировался на осмотре каюты, медленно идя к её центру и осматриваясь, выставив перед собой шпагу. Остановившись и прислушавшись, замерев, он понял, что в каюте никого не было.
Палуба каюты была устлана изысканным богатым ковром с замысловатыми узорами, а на переборках красовалась разного рода масляная живопись. «Их капитан, похоже, знает толк в искусстве», — сделал заключение шотландец, обведя взглядом эти произведения человеческого искусства, изображавшие библейские сюжеты.
Стряхнув и вытерев затем с клинка кровь, корсар убрал шпагу в ножны — та отозвалась приятным на слух военного человека металлическим отзвуком, — и подошёл к огромному, роскошному капитанскому столу из красного дерева с резными ножками.
Эдварду хотелось лечь и проспать целые сутки, не меньше. Сказывалась, видимо лёгкая кровопотеря… Корсар вздохнул, чтобы согнать с себя нахлынувшею дрёму. Надо отметить, что капитан отдыхал после боя тремя разными способами: ему помогали выпивка, женщины и сон. И если с женщинами в открытом море и были проблемы, с выпивкой и сном — никаких.
«О, а наш капитан-то ещё и музыкант», — подумал шотландец, обратив внимание на листы с нотной грамотой, беспорядочно разбросанные на столе поверх документов, товарных накладных, карт и лоций, и направился к балкону, чтобы поглядеть на небо и оценить, сколько времени продолжалась схватка. Выйдя на открытый воздух, капитан Брюс ужаснулся, и внутри у него всё заледенело.
Туман исчез полностью. Солнце было в зените, на небе не было ни единого облачка, а грозовых туч, утренних огрызающихся молний и намёков на продолжение шторма как ни бывало. Дул свежий, постоянный, сильный северный ветер, и с верхней палубы слышалась работа плотницких инструментов: первый помощник распорядился расцепить два корабля и произвести лёгкий ремонт. «Марсовые молчат, это хорошо. Где эта треклятая эскадра…» — от мыслей о мощнейшей испанской карательной экспедиции Эдварда бросило в пот. Нужно было как-то решать эту проблему…
Внезапно слева за углом кто-то всхлипнул — балкон был большой и выходил не только на корму: часть его была расположена и со стороны бортов. Плач раздался по правому борту, так что капитан Брюс направился именно туда, положив на всякий случай левую руку на рукоять пистолета. Зайдя за угол, он увидел женщину в объёмном тёмно-зелёном платье, расшитом золотом.
Она прижалась к борту и всхлипывала, а завидев корсара, неуклюже выставила в его направлении здоровенный кухонный тесак и отчаянно произнесла на испанском:
— Не подходите.
Шотландец остановился как вкопанный, забыв про всё на свете. Таких красивых, очаровательных женщин он никогда не встречал, и даже плачущая, она казалась ему бесконечно миловидной и беззащитной. Растрёпанные, пушистые длинные волосы, ниспадающие на миниатюрные плечи, красивая, тонкая длинная шея, и эти глубокие, выразительные карие глаза, в которых можно было утонуть… Капитан, убрав руку с пистолета, проговорил медленно, с расстановкой:
— Я не причиню вам вреда, клянусь вам своей жизнью и честью. Капитан этой роскошной посудины, — Эдвард обвёл руками галеон, — послушал меня и поступил благоразумно, последуйте и вы его примеру, прошу вас.
Девушка выронила тесак, который с грохотом ударился о дерево, и перестала всхлипывать. Когда корсар захотел приблизиться к ней, она едва слышно вымолвила:
— Не подходите…
— Прошу вас, пройдёмте хотя бы обратно в каюту, здесь на балконе опасно, — как можно мягче попытался произнести шотландец.
У него это получилось — видимо, сказывалась усталость, влияя на интонацию его голоса. Девушка с опаской приблизилась к нему, и в этот момент Эдвард, подумав, что как бы она в чувствах не столкнула его за борт, взялся левой рукой за ограждение.
Но нет, девушка лишь быстро прошмыгнула мимо него и, вбежав в каюту, попятилась к стене. Эдвард также вышел с балкона и снова не смог оторвать глаз от этой поистине внеземной красоты, от которой у него даже закружилась голова.
В каюту вошёл громила-боцман и сказал радостно, не обратив никакого внимания на маленькую испуганную голубку, прижавшуюся к переборке:
— Серебро, капитан! Почти полный трюм! Серебро и специи, разрази меня гром. И ещё кое-что. Мы с мистером Алленом решили, что это порадует вас сильнее.
Эдвард Брюс наконец отвёл взгляд от девушки и улыбнулся Марку: полный трюм серебра был хорошим известием. Боцман заинтриговал его, и корсар спросил с иронией:
— Что, неужто остаток трюма заполнен золотом?
— Кофе, капитан. Двадцать центнеров.
Шотландец закрыл глаза, улыбнулся и забыл даже про испанскую эскадру на мгновение. Сегодня удача была определённо на его стороне.
— Да, сэр, — продолжил мистер Митчелл, — что нам делать с пленными?
Эдвард открыл глаза и снова взглянул на девушку, начав любоваться ею. Она часто дышала, и видно было, что она боялась английских захватчиков как огня: в глазах читался сильный страх.
— Как называется этот корабль, Марк? — спросил в свою очередь корсар, не ответив на вопрос боцмана о пленных.
— «Фортуна», капитан, — произнёс боцман и улыбнулся.

29 июля 2015 г.
Москва