или
Путешествие из Санкт-Петербурга
в город К,
с остановкой в уездном городе Н
Сочинение для жителей славных городов К и СПб, а также для тех,
кто нахально считает себя не хуже упомянутых.
Отдельный респект обитателям Выборга, Высоцка, Новоузенска и десятков тысяч других городов, поселков и деревень.
Можно также читать женщинам и детям, бабушкам и дедушкам.
А также губернаторам, главным архитекторам и лицам б.о.м.ж.
И другим всяким прочим.
Внимание!
Читать только в случаях, когда душа чего-то просит, а чего – непонятно.
Может, что-нибудь станет понятно, а может, и нет.
В общем, переворачивайте эту страницу и не тяните хвоста за кот. Или наоборот.
Об авторе
Гусаров Валерий Вячеславович, родился в г. Калининграде (бывший Кёнигсберг) 7 сентября 1968 года, с датой смерти пока не определился.
Национальность – истинный ариец (т.е. русские среди предков тоже попадались).
Профессиональная деятельность – промышленный менеджмент в разных видах и положениях.
В душе конченый романтик, но всю жизнь успешно это скрывал (особенно от себя).
В связях, порочащих его, замечен не был. Хороший семьянин, но к вину и женщинам относится с душой. К геям не относится.
Болен опасным вирусом – своим Отечеством считает Восточную Пруссию. В бреду неразборчиво бормочет про Фатерлянд, шайзе и какой-то ветер (доннерветтер?).
Несколько лет прожил в Санкт-Петербурге и Царском селе, которые упорно, но не очень успешно пытался полюбить.
В настоящий момент проживает в своем любимом Фатерлянде (или Матерлянде?). Имеет свои странички ВКонтакте и на Одноклассниках, держит там несколько фотоальбомов, имеющих отношение к теме и содержанию данного сочинения. Охотно прочитает ваши послания на gousarov@inbox.ru
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие автора ………………………………………………………………………
Введение в гениеведение …………………………………………………………….
Как я познакомился с Гением места ……………………………………………………
Попытка нескучных мемуаров …………………………..…………………………………
Неполитическая география: основы любви к Отечеству …………………………………
Путевой дневник гениолога ………………………………………………………………
Ода Одину (будни и праздники археологии) ……………………………………………
Гений и философ ………………………………………………………………………
И муза, и лира …………………………………………………………………………………
Народоведение ………………………………………………………………………………
Самоучитель по гениеводству ………………………………………………………………
Слово начальнику транспортного цеха!
Никто не забыт?
Предисловие автора
Я себя, увы, не понимаю.
Если Вы, сударь (сударыня?), себя отлично понимаете и любите, и со своим «эго» Вы в полной гармонии – то эти записки не для Вас. Умоляю, срочно верните их продавцу и попросите что-нибудь другое. Или закройте страницу сайта. Или, если уж Вам особенно не повезло, и Вы их таки купили (получили в подарок) – тогда оставьте книжицу на парапете набережной Невы или Прегеля, напротив Смольного собора или на Острове Канта. Там ее найдет какая-нибудь сомневающаяся личность, не стоящая вашего внимания.
И забудьте, и не берите в голову. Счастья Вам!
***
***
Продолжение предисловия автора
Ну а коль Вы все-таки рискнули читать дальше, стало быть, Вы – личность сомневающаяся. Что как минимум говорит о неких интеллектуальных запросах. Ну что ж, отлично, милостивый государь (сударыня?)! Я радостно потираю руки, достаю две стопки, к нашим услугам легкая закуска. Вы что предпочитаете, водочку, коньячок, или другие-прочие легкие и тяжелые напитки? Мы с Вами можем устроиться на башне старинного маяка Брюстерорт, прямо под механизмом поворота шторы, и в бокалах бархатного вина будет играть рубиновый отблеск морского заката. Можем разместиться под казематными сводами подземелий Редюита, попивая лучшее в Европе пиво (другого там не подают). Родина-мать – Россия, и Фатерлянд – Восточная Пруссия, предоставят нам все это по нашему выбору – в робкой надежде, что мы не станем выяснять, кто кого уважает, а посвятим наше время несколько другим изысканиям.
Например, чем одни места отличаются от других.
И так ли это на самом деле важно.
Или – кто мы, где и зачем.
Слаб;?
А чтобы не было совсем уж слаб;, попробую призвать на помощь одного из своих друзей. Вероятно, он нам поможет. Если, конечно, Вы верите в сказку. Ведь в сказках все сбывается…
***
Введение в гениеведение
Nullus [enim] locus sine genio est
У каждого места есть свой гений
Мавр Сервий Гонорат,
примечание к «Энеиде» Вергилия
Конечно, это очень солидно – поставить в эпиграф к главе строчку по-латыни. Вот, дескать, какой я умный! Тем паче, что эти строки тов. Сервия Гонората затем были процитированы Виктором Гюго в романе «Собор Парижской Богоматери», Иваном Буниным в рассказе «Чаша жизни», Эдгаром По в повести «Остров Феи». Оказавшись в такой компании, я практически уже чувствую себя… ну, скажем, почти равным. Ну хотя бы с мавританским коллегой. А что, я бы тоже мог что-нибудь эдакое сказануть! По крайней мере, касательно всяческих мест и гениев мы с товарищем Сервием солидарны.
На самом деле все проще. Достаточно соединиться с мировой паутиной и набрать в любом поисковике: Гений места. И будет Вам истина… Ворох свалившейся на Вас информации сразу даст понять, сколь значительна роль этого духа в нашей жизни, и сколь неслучайно его присутствие – или отсутствие – в тех или иных местах.
Мне в какой-то момент жизни удалось постичь факт существования Genius loci самому, без помощи вездесущей Сети и Петра Вайля. Это не пижонство и не претензия на гениальность или избранность – просто мне довелось родиться и вырасти в таком Месте. За это – слава Богу, и моим родителям, и родителям моих родителей. Может быть, поэтому Гений места подарил мне свою дружбу – и помогает мне видеть, слышать и понимать мир немного по-иному. Как? Читайте далее, не стесняйтесь.
А чтобы не прогонять Вас сразу в Сеть, приведу прямо здесь кое-какой материалец из Википедии (участник Bandar Lego, если интересно):
Дух (гений) места (лат. genius loci, нем. Ortgeist):
1. Совокупность свойств и качеств определённого фрагмента («уголка») природной или архитектурной среды, отвечающих за его идентичность, то есть своеобразие, воспринимаемое на интуитивно-чувственном уровне. Близкое понятие — «впечатление от места»
2. Добрый дух какого-либо уголка земли, здания, заведения, оберегающий существующую неповторимую атмосферу.
Появление термина «дух места» традиционно связывается с Древним Римом. Представления о духе места зародились в глубокой древности, в дальнейшем найдя своё отражение и развитие в рамках многочисленных пантеистических верований. Его существование характеризуется относительной устойчивостью и постоянностью и, в то же время, эфемерностью. Считается, что процесс складывания духа места происходит гораздо медленнее, чем его разрушение. Понятие гения места тесно связано с менталитетом (как отдельного человека, так и определённой территориальной группы), для которых оно может включаться в понятия «чувство дома», «ощущение Родины». В роли устойчивых «местообразующих» элементов могут выступать естественные или искусственные ландшафты и формируемые ими панорамы, включая места исторических событий, исторические центры городов, места древних поселений и захоронений, объекты живой и неживой природы, отдельные значимые архитектурные сооружения и их ансамбли, локальные природные или культурные феномены.
В наше время соответствие или несоответствие духу места является одним из наиболее острых вопросов, затрагиваемых при обсуждении архитектурных и градостроительных проектов, концепций и теорий, равно как в кругах художников и литераторов зачастую дискутируется вопрос о правильной его передаче.
«Дух места — трудноуловимое чувство, складывающееся из такого множества компонентов, что охватить его в понятиях не удаётся. Место может быть сонным, пахнуть сосновой хвоей, обладать дружелюбностью, в нём легко дышится, спокойно, его дороги и тропы никуда не спешат, а мягко извиваются, так что всё, что видишь, каждый раз выглядит чуть иначе. Уже на эту смесь чувственных впечатлений накладываются исторические ассоциации: "под этими часами встречались влюблённые, включая прадеда и его невесту", "здесь когда-то была верфь"... В целом мы начинаем постигать, что в этом месте есть что-то особенное, специфическим образом развивающееся и меняющееся, но устойчивое перед потоком некрупных перемен. Это уже самостоятельное существо. Это свойство я называю духом места. У каждого места должен быть свой дух, у каждого он и есть, если только он не был разрушен грубым и безответственным вторжением»
Кристофер Дэй. Места, где обитает душа
Естественно, приведенные выше цитаты соответствуют именно моему пониманию Гения места. Возможно, что Вам он открывается совсем под другим углом, и для каждого из нас этот Дух творит свой мир. Но именно этот, мой Гений и друг – поведал мне кое-что о Пространстве, приоткрыл некоторые тайны Времени. И явно не для того, чтобы я в одиночку наслаждался тайным знанием. Вот поэтому здесь, на страницах этой книжки, я и пытаюсь передать Вам хотя бы малую толику услышанного, увиденного, угаданного с легкой руки этого Духа. Но имейте в виду – будет лучше, если Вы сами сделаете усилие, откроете для него свою душу, обострите Ваше зрение и Ваш слух. И вот тогда – услышите, увидите и угадаете тысячекратно более того, что могут Вам рассказать эти черные буквы на белом фоне, как бы я ни старался их расставить на бумаге и вдохнуть в них жизнь.
Как я познакомился с Гением места
Если быть точным, это вовсе не было знакомством – здрасьте, меня зовут Гений, можно – Гена… Скоро только сказка сказывается, а дело-то, сами знаете, как бывает. И все-таки у этой истории была более или менее явная отправная точка, был момент, начиная с которого Гений места перестал лукаво ускользать от моего взгляда. И ещё – не зря говорят: чтобы лучше что-то понять, надо этого лишиться. Итак…
…
Первая осознанная встреча с Духом случилась в Петербурге, через полтора года непростого узнавания и болезненного вживания в него, через полтора года той многоликой грызущей душевной пустоты, которую французы изящно именуют ностальжи. Ностальгия, набившее оскомину слово, ничего не говорящее Тем, Кто Остался и – игла в сердце Тех, Кто Уехал… Сырой и промозглый питерский февраль две тысячи девятого года. Неожиданный выходной сбрасывает с души какую-то мутно-серую пелену, и вот я сворачиваю, повинуясь смутному порыву – с шумного, грязно-зимнего Литейного в арку, под простоватый обшарпанный указатель «Музей…», иду по стрелке, и вместо ожидаемого, темного петербуржского колодца мне вдруг открывается ТО-ЧТО-ДАВНО-ИСКАЛ-В-ЭТОМ-ГОРОДЕ-И-НЕ-НАХОДИЛ. Так, наверное, Петербург мог бы выглядеть, если бы у него был Ангел-хранитель… Почему в этот момент со мной нет фотокамеры?
Роскошные деревья, хруст и белизна снега под ногами. Внезапно наступившая тишина резко подчеркнута чириканьем сотни воробьев и синиц. На дорожке нагоняю очень пожилую женщину, ее шаг неспешен, но ирреально ровен и размерен, и в нем нет ни капли старческого бессилия. Она уж слишком, как-то совсем запредельно соответствует данной точке пространства… Как только эта мысль рождается в моей голове, женщина сразу оборачивается и смотрит на меня – неодобрительно? Нет, мимолетно и с оттенком превосходства… Во мне нет ничего такого, что было бы достойно этого места. В ней – есть, и она это знает, и она здесь не случайно. Заговорить с ней, спросить что-то – не дает боязнь порвать какую-то невидимую паутину…
Догадка-прикосновение обжигает и пронзает все существо, но инерция тела и мысли проносит меня мимо старушки и коварно-насмешливо подталкивает поближе к выходу. Нет, нет! Слишком быстро, так нельзя уходить отсюда. Надо разобраться. Разум жадно ищет и безошибочно находит, узнает неслучайные следы присутствия... чего? Вот абсолютно бессмысленно расчищенная тропинка мудрено петляет посреди зимнего газона, бросая вызов бытовой рациональности. Она не имеет ни начала, ни конца, ничей след не ведет к ней по снежной целине – но тогда как ЭТО возможно? Непременные голуби своей бездумной беспечностью добавляют последние штрихи к образу. Приступ глупого счастья – от понимания и одновременно зависти к тому бесшабашному романтику, который исполнил этот насмешливый и безумный этюд. В голове – или в сердце? – сладко-мучительно рождается образ, понятие, понимание – ну? Ну, ты же знаешь, как это называется, кажется… да, это Гений места! Из запасников памяти – или души? – вспышкой, озарением выхватывается нужная мысль-слово, и я мгновенно понимаю точность своей угадки. Именно так, Гений места, Ангел-хранитель его – он здесь и сейчас!
Где, где же моя камера? В тоске тут же замечаю искомый предмет – в чужих, конечно, руках… Группка смешливой молодежи выкладывает на заснеженной скамейке какую-то замысловатую инсталляцию из игрушечных машинок. Под веселую болтовню стайки девчонок два парня работают с композицией, воплощая какую-то идею. Гений места затащил сюда этих ребят, они чувствуют что-то, но не сознают - что именно. Ведь их много, а для прозрения остро необходимо одиночество. Они щелкают своей большой черной камерой что-то банальное (а так ли это?) и не замечают, как мимо них проходит своей нереальной походкой она, подруга Гения места.
Боже, Боже, да я бы этой камерой…сейчас такое… мысленно нарисованы границы кадра, кричу – да смотрите же, смотрите сюда, вот что надо снимать. Но слова, как в дурном сне, предательски застревают в гортани, и ребята заняты друг другом, и она уходит, и я выхожу опять на Литейный, опустошённый, к черной вездесущей слякоти и своим мелким делам. Поток металла, человеческого тщеславия и эгоизма шумно движется по Литейному. Где-то внутри меня тихо засыпает романтик – до следующей встречи с Ангелом.
…
Позднее, вспоминая и переживая вновь и вновь этот момент, всегда поражался ясности и силе того своего ощущения – встречи и соприкосновения с Гением места. Вообще-то я не отношу себя к впечатлительным и нервным особам с тонкой душевной организацией. И хотя двор Фонтанного дома, где жила долгие годы Анна Ахматова, безусловно отмечен присутствием Гения места, но я-то оказался там случайно (деревенщина) и этого не знал. Именно с этой встречи я и начал осмысленно исследовать и анализировать тему, задавать себе вопросы о Гении места и находить на них ответы. С той встречи началась и книга, которую Вы сейчас читаете. Прорвало меня не сразу, ибо где-то с неделю я крепился, заговаривая себе зубы мантрой: можешь не писать – не пиши. Не пополняй собой стройные ряды графоманов, не удручай редакторов, не мучай издателей, не давай шанса критикам… Чем всё кончилось, Вы уже знаете. Что ж, герр Читатель, сочувствую, но ничем помочь не могу. Коль уж Вы домучились до этих строк, есть смысл потерпеть и дальше. Авось дальше-то и полегчает.
…
Одна из явных, но тогда еще не осмысленных встреч с Гением места произошла в Петергофе.
Девятого сентября, года две тысячи седьмого от Рождества Христова, в воскресенье, из туч над Питером внезапно выглянуло солнце. И каждому жителю этих мест, будь то дух или человек, было ясно, что это самый, самый последний привет от уходящего лета.
Скорее всего, лето просто забыло что-то важное и вернулось на минутку – и чуть замешкалось, разыскивая свое забытое среди петергофских аллей. Осень отвлеклась, на миг задумалась о вечном – и тоже забыла, что надо бы поторопить это бестолковое лето, что уже нечего тянуть и пора вступать в законное владение здешними местами. Фонтаны в тот день должны были выключить пораньше, но кто-то потерял административную бдительность и забыл нажать какую-то главную кнопку. Это был именно такой день – День Всеобщей Потери Бдительности. Представляю, сколько младенцев было по неосторожности (и по любви) зачато в последующую ночь… Возможно, именно поэтому мне и удалось поймать в объектив Потерявшего Бдительность Гения места – да не одного, а с подругой. Они резвились в небольшом старинном фонтане у Морского канала, отделенные от людских глаз стеной зелени, и не сразу заметили одинокого романтика с маленькой, совсем не страшной, беззвучной фотокамерой…
А я снимал и снимал необычно пульсирующие струи, еще не совсем понимая, но подспудно чувствуя исключительность происходящего.
И только потом, просматривая на большом экране десятки вроде бы одинаковых снимков обыкновенной воды, увидел Их – и сразу все понял, и весь тот день, и то свое обостренное ощущение прямой сопричастности светлой стороне мира. Надеюсь, Дух-Хранитель фонтанов Петергофа на меня не в обиде…
…
Слева от трассы Калининград – Чернышевское, или, если Вам угодно, Кёнигсберг – Эйдткунен, возле выезда из Гусева, есть роща. Все её видят, но не все знают, что это бывшая деревня Лаздинеляй, где родился великий литовский поэт Кристионас Донелайтис. Прикасаюсь к гранитному валуну, поставленному на месте рождения поэта, и говорю старику что-то хорошее. Тёплый камень щекочет кончики пальцев. Выезжаю по старой колее дальше в поле. Мягкий скользящий свет закатного солнца золотит траву и колосья, и внезапно охватывает могучее ощущение растворённости, сопричастности окружающему – и вот уже сами рождаются строки, и бесконечно самонадеянно было бы претендовать на их авторство. Образы рвутся из души с такой неистовой силой, что…что? С чем это сравнить? Пережить это чувство – безусловное счастье, и благодарение Господу.
Донелайтису
От моего дома до места твоего рождения полчаса на велосипеде,
От моего дома до твоей могилы час езды на машине.
Поэтому я отправлюсь к месту твоего рождения,
Взяв с собой только один вопрос.
Там, возле гранитного валуна, девушка ждёт возлюбленного,
Который уже спешит к ней в старой тележке,
Наверное, они тоже думают о том,
Чтобы кто-то родился.
Там, где ты появился на свет, я задам вопрос,
Я почти уверен – ты тоже задавал его
В такой же предзакатный час,
Глядя на эти же поля и рощи.
Поле, прусское поле, ответь мне на любом языке,
На языке любого из твоих народов,
Которые орошали тебя своим потом,
Которые поливали тебя своей кровью,
Кости которых лежат в твоей земле и прямо на ней,
Скажи на любом языке – я пойму,
Потому что очень хочу услышать и понять.
Скажи мне – как мне найти счастье своё, не чужое,
Как стать счастливым, не обокрав никого,
Как найти счастье, которое никто не терял,
Как обрести радость, которая согреет не только меня…
И поле отвечает всегда, сразу на всех языках,
Кладёт свою тёплую руку прямо на сердце.
Я знаю, Кристионас, почему в этих строках нет рифмы.
Ты нашёптываешь мне слова на тех языках, которые знаешь.
На литовском, иврите, немецком, латинском.
Русского языка тебе не довелось узнать,
Но поверь мне – это не плохой язык,
На нём можно говорить о любви к женщине,
На нём даже можно говорить о любви к прусскому полю.
Мой славянский язык ощупывает имя твоей родины.
Ласдинелен, Лаздинеляй – округлое слово, полное любви.
Спасибо Господу за то, что я слышу тебя.
Ты кладёшь свою тёплую руку прямо на моё сердце.
…
Несомненно, перемена мест и опять же (не к ночи будь помянута) ностальгия дают сильнейший толчок эмоциональному развитию. Переехав вместе с родителями из района достославных пятиэтажек советского Калининграда в чудом уцелевший довоенный немецкий квартал Кёнигсберга, начал постепенно ощущать – и впитывать! – разницу. Вынужденно покинув родной город и оказавшись в уездном городе Н образца 1986 года, я «почувствовал разницу» уже острее и стал задавать себе вопрос – почему так? Ответ был несколько неожиданным: оказывается, так было не всегда. Из этого выросло мое увлечение историей Восточной Пруссии и физическое ощущение её чуть ли не как живой субстанции, которую всегда можно коснуться рукой. Очутившись (тоже вынужденно) в славном Санкт-Петербурге образца 2007 года, я опять «почувствовал разницу» и… засел писать эту книгу. Видимо, следующий скачок духовного развития грядет уже после возвращения в город К. Что ж, поглядим-посмотрим…
О степени своего родства с Матерляндом скажу лишь, что она весьма высока. И для таких, как я, в городе К – Гений места везде и всюду. Им пропитан воздух, им дышишь и живешь. В Петербурге я этого не ощущаю – впрочем, это может быть следствием грубости чувств приезжего, или «ненастроенности» на нужную волну. И тем не менее – не могу избавиться от чувства, что в Питере Гений места есть не везде и не всегда, присутствует точечно, но кое-где его концентрация достигает очень высокого градуса.
Записывая очерки о Гении места, работая с фотографиями разных примечательных точек пространства, в какой-то момент вдруг понял, что я не смогу рассказать Вам, не смогу даже для себя самого объяснить суть и смысл этого Ангела без рассказа о тех местах и времени, в котором довелось жить. Словом, наклюнулись маленькие такие воспоминания. Мемуарчики. Что ж, боярин, нам ли быть в печали? Мемуары так мемуары! А написать их попробуем так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно потраченные чернила… а было мучительно хорошо, и смешно, и пронзительно грустно от встреч и прощаний с таким недавним, иногда нелепым, всегда веселым и очень непростым прошлым.
Попытка нескучных мемуаров
Попытка – не пытка…Правда, товарищ Берия?
Из анекдотов про товарища Сталина. Россия, вторая половина XX века.
Когда мне исполнилось 12 лет, мы переехали из нового блочно-стандартного района Калининграда в чудом сохранившуюся часть города-сада Кёнигсберга. Переехали по обмену, ибо моя бабушка Ася не хотела доживать век одна в прибрежном курортном городке Зеленоградске (нем. Кранц).
Отступление первое. Бабушка моя по отцу, Анастасия Васильевна Гусарова, в девичестве Машкова, года рождения тысяча девятьсот четырнадцатого, русская, родилась в глухой мордовской деревне близ города Сарова.
Вышла замуж в тысяча девятьсот тридцать шестом году, в сороковом родила сына – моего отца, в сорок первом проводила мужа на фронт и – всё…
Похоронка, эвакуация, вдова с малым ребенком на руках. После войны древний Саров исчез с карт СССР, став Арзамасом-16 – секретным центром уранодобывающей промышленности СССР, и гражданское население оттуда вербовали и вывозили эшелонами в Кёнигсберг-Калининград. Вернуться из эвакуации в родные места было нереально. Так мои бабушка и отец попали в Восточную Пруссию. Бабка работала машинисткой, продавцом, ходила в море поваром, хлебопеком, трудилась на швейной фабрике, торговала квасом из бочки. Курила папиросы Беломорканал. Позволяла себе прикладываться к рюмке. Выйти повторно замуж военным вдовам, как правило, не удавалось. Она и не вышла. Кто теперь возьмется представить себе эти десятилетия женского одиночества, помноженные на миллионы судеб? Надеюсь, теперь в Царствии небесном нашим вдовам особая скидка…
Жила бабушка недалеко от синего-синего моря, в мансардном этаже маленького старого дома. Надо ли говорить, что дом был немецкой постройки? Красная черепичная крыша, узкая деревянная лестница на мансарду, довольно большая комната – с непременной коричневой изразцовой печью, санузел с чугунным унитазом, огромной – тоже чугунной! – ванной и угольным котлом-титаном. Чтобы принять ванну или, к примеру, помыть посуду, нужно было сначала нагреть воду в этом титане. Кухня – длинная и узкая, со скошенным потолком, как и положено в мансарде. До моря, до волшебного песка балтийского пляжа, нужно было идти пешком 10 минут – по булыжной мостовой мимо причудливой водонапорной башни и других обветшавших (и оттого еще более романтичных) образцов югендштиля.
Устойчивые воспоминания о бабушке Асе сохранились примерно с шестилетнего возраста, то есть с середины семидесятых. Запах духов «Красная Москва», папирос, дешевых леденцов «Монпасье». Иногда мятная жвачка «Ригли» - некоторые подруги бабушки до самой пенсии ходили в море (помните Анну Саввишну у Конецкого?). И зеленые бананы под диваном: там они дозревали до съедобного состояния. Дети семидесятых помнят эту гримасу советской торговли: бананы «завозили» только зелеными, их нужно было очень долго – несколько недель – держать в темном теплом месте для дозревания. Помнится, приезжая погостить к бабе Асе, я проверял их каждый час…
Тогда моим родителям и бабушке удалось с большим трудом найти подходящий вариант обмена, чтобы один из жильцов коммунальной квартиры согласился на переезд в Зеленоградск, в такую даль – 25 километров от областного центра. Теперь, тридцать лет спустя, мне мучительно жаль этой мансарды на тихой старой улочке в десяти минутах от моря <написать про судьбу дома>. Но я понимаю – не будь того обмена, поживи я еще лет несколько в хрущобах – и моя жизнь сложилась бы совершенно иначе, на другой эстетике, философии и морали. Да, красит человека, безусловно, не место. Но покалечить, исказить, подпустить плесени, да просто чуть недодать жизни – место способно. Равно как и наоборот.
***
Итак, из двухкомнатной «хрущобы» мы переехали в четырехкомнатный «дворец» германской цивильной архитектуры. Дворец ставлю в кавычки, потому что был он изрядно загажен десятилетиями коммунального житья-битья, «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная…». Трехэтажный дом под остроконечной черепичной крышей обрамлял одну из четырех сторон маленькой, камерной площади-сквера.
Много позже я узнал, что местные немцы называли это место именно площадью, Ziethen-platz. Какой невероятный контраст с размерами и пропорциями заволжских степей и петербургских площадей!
Для меня, от рождения придавленного прямолинейной безликостью блочных пятиэтажек, дом был откровением. Двери подъездов и квартир – массивно-деревянные, с обязательной мелкой остекловкой верхней части матовым или «морозным» стеклом. Деревянная лестница в подъезде с незатейливой, но резьбой на перилах. Запах дерева и котов. Массивные дверные ручки и огромные ключи от дверных замков. И таинственное слово Brief на прорези в дверях квартир. Даже обыкновенный кран над ванной – и тот бередил душу романтика загадочной латинской надписью Kalt.
В то время, когда строились дома в этом районе, стекло было еще весьма дорого, а крупные стекла были заметно дороже мелких. Однако устраивать глухие, непрозрачные двери в подъездах и квартирах немцы почему-то не считали возможным…
И кран в ванной был еще тот, немецкий. В наше время трудно поверить, что некая бытовая вещь может служить так долго. Конечно, вид у краника был уже не ахти, но следы изящества были ещё не совсем уничтожены временем. И нежелание менять вещь «с душой» на безликое изделие советской промышленности удерживало нас от этой акции еще 20 лет.
Краник «с душой»? Ну не смешно ли? А где же наша хвалёная русская душа, коей – согласно слухам и пьяным слезам – должно быть так много вокруг нас? Во что мы её вкладываем? Видимо, не в сантехнику, да и вообще не в то, что создаем трудом своим. Тогда где же искать её? Русь, дай ответ! Не даёт ответа…
Комнаты нашей квартиры были смежно-изолированные, иногда их называют «распашонкой», иногда анфиладой. Наверное, анфилада – более правильно. Это значит, что в каждой комнате две, а то и три двери – в коридор и в соседние комнаты. Тепло обеспечивалось тремя печками. Как сейчас помню их неброские темно-коричневые изразцы, с единственным светлым узорным пояском в верхней части, с изразцовыми же кругляшами, сняв которые, можно было устроить печке капитальную чистку. Печки разжигались дровами и затем топились каменным углем – силезским или антрацитом, поэтому каждый жилец имел в подвале обширное хранилище для угля и дров. Подвал был самым посещаемым местом в доме – каждая печка требовала в день ведерко угля и три-четыре полешка на растопку. В том же подвале мы ремонтировали свои велосипеды, потом мопеды, затем мотоциклы – и там было всегда сухо и светло, и никаких бомжей и крыс…
Мама энергично снесла эти печки – дескать, пыль от них, место занимают – мебель некуда поставить. Взамен на кухне появился новый котел, а под окнами – батареи. О вечное стремление женщин к современному и практичному уюту… Как я упрашивал маму оставить одну печку, хотя бы в моей комнате! Вы знаете, как звучит огонь в печи в зимней ночной тишине? А как желтые отблески пламени дрожат и порхают по стене, когда во всем доме темно и безмолвно? Детская память сохранила эти воспоминания так отчетливо, что я и по прошествии тридцати лет могу легко вызвать их к жизни – стоит только вечером погасить свет в старой маминой квартире…
Сразу после вселения в квартире был затеян – что? Угадайте с трех раз! Правильно, ремонт! И дом немедленно преподнес исторический сюрприз-тайну: под старыми обоями все стены оказались оклеены старыми немецкими газетами 20х – 30х годов. Так что с рекламой пива, кока-колы и презервативов (!) я познакомился уже в тысяча девятьсот восьмидесятом году.
Быстро зародившаяся дружба с соседскими мальчишками также добавила исторического романтизма: не менее трети времени наших занятий мы тратили на всевозможные раскопки во дворах. Каждая вырытая в округе канава или яма становилась предметом пристального изучения и обычно приносила кучу интереснейших предметов: искалеченные солдатики со «шмайссерами» в руках, стеклянные медальоны со свастиками или профилем Гитлера, осколки фарфора с латинскими надписями. Изредка попадались целые вещи. У большинства коренных К-градцев в серванте обязательно стоит какой-нибудь собственноручно выкопанный артефакт с довоенной историей.
Отступление второе. В качестве артефакта не обязательно должен выступать танк «тигр», подбитый дедушкой, откопанный отцом и отреставрированный Вашим знакомым Калининградцем. Про это (про «Тигр», кто не понял) есть совершенно обалденная книжка; Александра Попадина (немедленно добудьте и прочитайте). В жизни все гораздо проще - например, в моем серванте стоит скромная чашечка японского фарфора, найденная в «немецком» культурном слое прямо под окнами родного дома. Заходите, покажу.
И все-таки осознание того, что я родился в Восточной Пруссии, возникло не сразу. Смутные тени орденских братьев не беспокоили автора до службы в «армии». Это я теперь такой умный, ставлю «армию» в кавычки, а тогда было не до шуток… Какие тут шутки, если два года от звонка до звонка – 45 секунд подъем-отбой, работа на благо страны, наряды, строевая подготовка и политзанятия.
Тем не менее, «армия» эта была весьма необычной и посему заслуживает отдельного нравоучительного рассказа. Именно там впервые я заметил, что недавнее прошлое некоторых мест значительно интереснее их светлого советского настоящего. Итак…
Отступление третье, самое длинное. Служить я попал в нестроевую часть – в стройбат Министерства водного хозяйства СССР.
Нелепое «войско», не входившее даже в юрисдикцию Министерства обороны – унылая гримаса экономики развитого социализма! Хозрасчетная армия (?!), созданная ради странного проекта «поворота рек», первоначально строила каналы и мощные насосные станции в местах, где никакой воды и в помине не было. Абсурд, но тогда целый ряд советских ученых действительно полагал, что если течение великих рек севера СССР развернуть в другую сторону, то «у нас все будет, и нам за это ничего не будет». Контингент в эти войска в моё время подбирался специфически: если коротко, то – больные, малограмотные и уголовники;. В моем первом отделении первого взвода судимость имели все, кроме меня. Боевое оружие, соответственно, нам не доверяли – зато платили зарплату! Из нее, правда, вычитали за все – за шинель, за питание, за казарму, за иголки с нитками. Такая вот альтернативная служба советского образца. Наши умы будоражили разного рода байки о солдатах-срочниках, отправленных в одиночку охранять насосные станции в глухой безводной степи…Через два года за ним присылают, вроде пора на дембель, а у него уже хозяйство, жена, детишки – какой тут, едрить вашу, дембель.
Много было странного и необычного в этих войсках.
Во-первых, завозили всю часть одним призывом. Соответственно, никакой дедовщины. Хватало разборок между уголовниками…
Во-вторых, пять дней в неделю нас выводили на стройку – на работу. На обычную гражданскую работу – каменщиками, грузчиками, землекопами, экспедиторами. Мы писали заявления о приеме на работу, учились в учебных комбинатах на штукатуров и плотников, получали на работе грамоты и ценные подарки…
В-третьих, за все это безобразие действительно платили зарплату, причем «гражданскую», то есть такую же, как вольняшкам. Впрочем, в этих удивительных войсках платили даже за несение наряда по штабу (3р.20 коп. за сутки). Деньги не давали на руки, а перечисляли на сберкнижку, и выплачивали только через 6 месяцев после демобилизации – звучит, конечно, очень странно и нелогично, но что вообще логично в этой истории? И хотя у меня лично были не самые высокие заработки в батальоне (о чем далее), но за 23 месяца «боевой» службы я совершенно законно накопил на мотоцикл «ИЖ» с коляской. Не всем моим сверстникам так повезло; во время службы в Советской армии.
Не менее удивительным явлением, конечно же, была наша художественная самодеятельность. Руководил ею «химик» Сергей. Кто не помнит – «химиками» в 1980-е годы называли расконвоированных заключенных. Днем они ходили на работу, а вечером возвращались в свою режимную общагу-казарму-зону. «Химики», как и мы, тоже получали зарплату за свой труд, с них тоже высчитывали за проживание и питание. Собственно, отличий было не так уж много: у них был недосиженный срок, право носить гражданскую одежду и более комфортные условия проживания. У нас срок был недослуженный, носили мы специальную форму (ВСО) и жили в общей казарме.
Вот такой «химик» и организовал художественную самодеятельность в нашей части. Был он профессиональным артистом, до отсидки руководил неким женским коллективом республиканского масштаба. Ну и, как водится, кто-то из его дам и устроил ему «мягкую посадку». Будучи расконвоирован за примерное поведение, попал на «химию» в Новоузенск и, соответственно, на работу в Управление строительства «Волгоуралстрой». Тут артиста-профи сразу взяли в оборот: среди руководителей предприятий иметь хорошую самодеятельность тогда считалось даже не шиком, а нормой. А кто самый дисциплинированный работник в Управлении? Правильно, солдат! И вот начальник Управления присылает Сергея к нашему комбату, рекомендует его как своего «зама по культуре» и просит организовать «ядро» районной самодеятельности на базе нашего 1769 ОСТБ «А».
Сергей тогда добросовестно прослушал каждого из 96 военнослужащих нашей роты (две другие роты батальона базировались в других городах и в этом празднике жизни не участвовали). Было отобрано 9 человек, обладавших приличными голосами, музыкальным слухом и связной речью. Так уж получилось, что попал в их число и Ваш покорный слуга. И…так уж получилось, что семеро из этой группы ранее имели конфликты с законом. И уж поверьте, что Сергей их не специально отбирал – просто в нашем чудесном войске это был наиболее вменяемый «контингент».
Итак, картина маслом – группа несостоявшихся уголовников под руководством более или менее состоявшегося «коллеги» поднимает уровень культуры в Н-ском районе Саратовской области. Бред сивого мерина? Вот уж точно нет. И мы сами воспринимали это совсем по-другому. Для нас девятерых это был настоящий праздник – вместо военно-политического маразма по вечерам мы репетировали в нашем батальонном клубе (как выяснилось, довольно приличном), а по выходным нас вообще вывозили в районный Дом культуры;, иногда почти на весь день. Под руководством крепкого профессионала (а Сергей таковым, несомненно, являлся) мы учились петь, читать стихи и прозу, вести концерты, держать себя на сцене, работать с микрофоном и прочей звуковой аппаратурой. Всё это принесло свои плоды: во-первых, ожил наш собственный батальонный клуб, и на первый же Новый год мы устроили себе концерт с Дедом Морозом (в моём исполнении). Нашелся древний радиотрансляционный усилитель, и в казарме заговорила давно молчавшая радиоточка. Объявился среди нас и профессиональный сельский киномеханик – Айнар Розенталс из Бауски, и мы стали смотреть в своем клубе кино «по-взрослому», без перерывов между частями. Ну а концерты районной самодеятельности по праздникам собирали теперь полный зал городского Дома Культуры. Были выступления и на городском стадионе (9 мая), и в других райцентрах Саратовской области. Вот Вам и солдаты с уголовниками…
Между тем, отношения горожан с «солдатами стройбата» в предшествующие годы (до 1986 г.), по слухам, были сложными. Гражданские сами рассказывали нам, что в «былые времена» местные мужчины каждую ночь патрулировали периметр части, и если кто-то из солдат лез через забор, ловили, избивали палками и закидывали обратно. Не из любви к дисциплине, а из страха: стройбатовцы шли в город исключительно красть и разбойничать. Похожие истории рассказывал и ветеран части, командир первого взвода прапорщик (…): мол, без автомата с магазином боевых патронов на дежурство по части никто не ходил, и очередь поверх голов была рядовым аргументом в пользу воинской дисциплины.
Всё это немного смахивает на байку, но для меня показательны в этом смысле события весны 1988 года. Когда вода в окрестных речках поднялась на 9 метров (вообразите-ка себе это в степи!) и начала топить город, нам на утреннем разводе пригрозили страшными карами за нарушения воинской дисциплины и повели вместо родной стройки на городскую окраину насыпать дамбы. Нам выделили участок, и мы всей ротой нормально приступили к делу под неусыпным надзором командиров. Так вот, гражданское население во всей округе немедленно попряталось! Только к вечеру наиболее храбрые старушки из местных стали осторожно подходить и расспрашивать – да неужели вы и вправду из стройбата, да какие ж молодцы, а вот до вас были такие-сякие, да мы их боялись всегда…А наутро, когда местные просекли, что солдаты всю ночь без сна впахивали на отсыпке дамбы и никого не убили и не ограбили, то те же старушки потянулись в нашу сторону уже с угощением – пирожки, оладьи, пельмени, котлетки, кто во что горазд…Спиртного, впрочем, никто не предлагал.
После обеда нас увели в расположение части и сыграли «отбой» до следующего утра. Всего на дамбе мы отработали около 30 часов без перерыва на сон (и без нарушений правопорядка). Но более всего мне запомнилась эта реакция населения – переход от очевидного страха к уважению. В 1988 году жители Н-ска наконец перестали бояться своей армии…
В этой связи уже не удивляет, что день строителя в августе 1988 года нам (всей части) разрешили отметить на городском стадионе вместе с гражданскими, ограничив только приказом не покидать пределы парка и стадиона. Причем наши командиры этим явно гордились. Теперь, через двадцать лет, я понимаю, что им было чем гордиться.
Довелось во время службы познакомиться и с сельским хозяйством явно «антисоветского» толка. По весне в местные колхозы откуда-то из-под Ташкента прибывали колонны легковых машин с прицепами (чаще всего диковинные тогда вазовские «восьмерки!), навьюченные всяким скарбом. Приезжие в основном носили короткие простые фамилии – Ли, Ким, Пак, Сим. Местные их называли арендаторами. Действительно, они арендовали у колхоза поля, нанимали работников (чуть не написал «батраков») и начинали нормальную фермерскую (кулацкую?) деятельность по выращиванию и продаже сельхозпродукции. В качестве жилья корейцы выкапывали в сухом местном грунте огромные землянки в полный рост, накрывали их тентами и жили возле своих полей до уборки урожая. Выращивали эти «бизнесмены» на своих плантациях лук, дыни и арбузы. В качестве основной рабочей силы арендаторы использовали… чеченцев и ингушей! Эти дети гор, как и сами арендаторы, целенаправленно и к сроку приезжали с Кавказа наниматься на эту работу. Местные колхозники в качестве рабочей силы почти не рассматривались по причине дороговизны их труда. Осенью, продав урожай, арендаторы так же колоннами уезжали обратно в солнечный Узбекистан, а чеченцы с ингушами на Кавказ – до следующей весны. С социализмом, как Вы понимаете, такое сельское хозяйство имело не слишком много общего.
Нас командование части также сдавало в аренду этим «фермерам». Для нас это означало сытный обед на свежем воздухе и машину арбузов в часть за неделю работы двенадцати человек.
Сытный обед возникал следующим образом.
Зав. столовой прапорщик Дворцов отпускал обеденную норму продуктов на двенадцать бойцов и вдобавок целого повара(!) с кастрюлями и дровами.
Повар-латыш немедленно по прибытии на место открывал охоту и добывал несколько сусликов;, которых затем клал в суп.
Все выданные продукты приходилось закладывать в котел, поскольку украсть их в степи было затруднительно.
К обеду корейцы разрешали взять сладкий перец и один-два помидора со специальных «обеденных» грядок.
В результате после первого такого обеда с земли не смог подняться ни один боец. Подразделение было выведено из строя на 40 минут. Работодатели были недовольны, и повару в последующие дни пришлось как-то уменьшить наш рацион до привычных объемов.
Вы, наверное, уже подумали, что заведующий;; солдатской столовой прапорщик Валерий Дворцов был чудовищем и ворюгой, расхищавшим вверенные продовольственные припасы и обрекавшим десятки бойцов на муки голода. Хотя муки голода поначалу присутствовали, но в целом Вы не угадали. Дворцов был асом своего дела. Конечно, в бытность мою буфетчиком он подучивал меня добавлять в чай соду и жжёный сахар. Но я бы предложил оценить результат его деятельности по другим критериям. За два года нашей службы:
- не было ни одного отравления или инфекционного заболевания, связанного с питанием;
- толстые похудели, а худые поздоровели;
- у кого какие были желудочные хвори – исцелились начисто, включая бич солдатского общепита – язву желудка.
Мы всего этого, понятно, не ценили и воротили нос от вареной рыбы и печенки. Впрочем, «целительные» свойства нашего питания имели и ещё один источник – весьма своеобразный, но очень характерный для своего времени и места. Но – обо всем по порядку.
Летом 1988 года наш доблестный первый взвод получил новую территорию для уборки во время ПХД; – спортплощадку. До нас полтора года эту территорию убирали спокойные и уравновешенные воины из других подразделений, и никто не задавал лишних вопросов. Всё, как всегда, испортили чересчур умные личности из первого отделения. Для ясности картины надо добавить, что на спортплощадку выходила дверь столовской кухни.
В первый же ПХД в траве спортплощадки было выявлено большое количество среднеразмерных костей. Кости были собачьи, что нас не особенно удивило – все знали, что хозвзвод;; иногда балуется собачатинкой. Ладно, убрали и забыли…до следующей субботы, когда в траве снова обнаружилось немало косточек той же дичи. «Плохо убрали в прошлый раз», - решили мы. И убрали потщательней. Однако, уже в следующую субботу нас посетила грустная мысль, что столько собачек хозвзводу не скушать…Вопрос был в деликатной форме задан командиру взвода. Результат был неожиданным – нам назначили для уборки другой участок.
Всем известны целебные свойства собачьего мяса. Любой кореец или китаец охотно вам это подтвердят. Думаю, что я тоже могу это подтвердить. Причем я не помню, чтобы «собачий кризис» вызвал у кого-то из нас особые эмоции. Ну собачатина и собачатина, все её едят – примерно такой была наша реакция.
Вместе со мной службу несли мой фотоаппарат и магнитофон. <Философия и чистка картофеля. Свинарник и Олег Литвинцев. Стопка книг по свиноводству от пола до моей груди. Прогресс от нескольких заморенных поросят (в декабре 1986 г.) до апокалиптического стада тучных хряков осенью 1988.
Детский сад, спорткомплекс, пятиэтажка, зона.
Библиотека. Анатолий Рыбаков «Дети Арбата». Дудинцев «Белые одежды» Журналы «Новый мир», «Огонек» было невозможно достать «на гражданке», зато они регулярно поступали по подписке в библиотеку войсковой части 1769 ОСТБ. Читателями этих толстых журналов были библиотекарь и я. Библиотекарша из ссыльных. Маруся от счастья слёзы льет…>
Последние шесть месяцев службы – это чтение запоем новой, «перестроечной литературы» – невиданная свобода слова готовилась смести все старое, затхлое, ненужное... Так, и только так думал я в тот момент – да простит меня старшее поколение.
Заканчивался 1988 год.
Штукатур, каменщик, буфетчик, экспедитор, грузчик райпо, землекоп – вот основные этапы моей доблестной рабочей карьеры в Н-ске. Работа моя и двух моих товарищей заключалась в том, что в понедельник рано утром мы должны были убыть в г. Саратов. Жильем нам служила частная «гостиница» деда Бовдуя на ул. Чапаева, 25. Старикан часто повторял – мол, смерть моя в яйце, а яйцо осталось в Берлине. Жена – берлинская немка, белокурая фрау, которую он в сорок пятом привёз в Саратов. Старушка мило улыбалась, называла болтуном… Кто знает, шутил старый или правду молвил? Тогда мы ему верили, хочется почему-то верить и сейчас.
Именно в период работы экспедитором я и обратил в первый раз внимание на заброшенные постройки сразу за пассажирским перроном. Поезд на Саратов опаздывал, нужно было как-то убить время, и тут пытливый взгляд будущего следопыта зацепился за явный диссонанс между видом нескольких заброшенных сооружений и остальной «окружающей средой».
<…>
Как рассказать столичному жителю второго десятилетия XXI века - настроение и атмосферу дикой советской глубинки восьмидесятых годов века XX? Да стоит ли – вот в чем вопрос, скажете Вы, мой читатель. Может, оно и так – ему, сердешному-столичному, может, и не надо. Да только я не могу от этого удержаться. По какой-то непонятной мне самому причине то, что увидел, услышал и запомнил во время мимолетной моей службы в городе Н, не может спокойно пылиться на полочке моего знания и отчаянно рвётся наружу. Странно, но словно какой-то «пепел Клааса стучит в моё сердце»;. Сие знание, будучи излито на неподготовленного слушателя в процессе травления баек – за столом, в курилке, в офисе, - всегда действует отрезвляюще и повергает собеседника в состояние задумчивое и философическое.
Ну кому в наше время может придти в голову, что в некоем городе Н никогда не продают сливочного масла и свежего молока, мороженого и пива? Причем никогда – это означает НИКОГДА, то есть ни одному жителю и в голову не придет, что все перечисленное можно купить в магазине. Поэтому, например, все торты в городе делаются на маргарине – включая, естественно, крем. Боже, до чего же был убог вкус этого масляного крема из сливочного маргарина! А прокисшее молоко? Да провалиться мне, если я вру: в городе Н зимой молока в продаже не было вовсе (ну в это ещё легко поверить), а всё остальное время – нет проблем: «Молоко разливное прокисшее, 20 коп. литр». Когда я первый раз увидел эту роскошь на прилавке, то едва нашел в себе силы побороть изумление и спросить у продавщицы – а зачем, собственно, сей продукт нужен? На что она, изумившись не меньше моего такому дурацкому вопросу, ответила – а на простоквашу, а на блины? Берите, оно хорошее!
После «прокисшего» базового продукта уже как-то неловко и вспоминать о такой роскоши, как мороженое. И ведь нельзя сказать, что в магазинах города Н не было холодильников. Просто кто-то решил, что жителям таких городов ни к чему масло, мороженое или, к примеру, пиво.
Что ещё «ни к чему» жителям таких городов? Культура? Или, может быть, канализация?
К вопросу о канализации.
В середине 80-х в Н-ске царила выгребная яма. Надо понимать, что все строительные проекты того времени уже не создавались без заранее предусмотренных канализационных сетей и санузлов. Так вот, новоузенские строители долгое время с удивительным изяществом решали этот вопрос: объект (например, клуб или двухэтажный жилой дом) сдавался комиссии «по всем правилам», затем ванны и унитазы снимались и перевозились на следующий объект, соответствующие трубы замуровывались бетоном, во дворе сооружался классический «скворечник» - все, можно заселять жильцов… Помещения санузлов и ванных честно служили кладовками, фотолабораториями, мастерскими, и лишь торчащая из пола толстая труба предательски выдавала замысел архитектора… Одинаковый уровень удобств я обнаружил в нашей казарме, в штабе батальона, в районном Доме культуры и на четвертом этаже конторы строительного треста, напротив кабинета начальника.
А если Вы думаете, что всё это ерунда, то попробуйте решить главный вопрос личной гигиены в дощатом скворечнике на улице при минус 38 градусиках Цельсийчика. Удачи!
…
Такую «кладовку» я обнаружил и у гражданских коллег по экспедиторской работе, неожиданно оказавшись у них в гостях. Надо сказать, что несмотря на тёплые рабочие отношения, нам нечасто удавалось бывать у местных дома – увольнений нам не давали, а в будние дни нам всем было не до визитов. Помню ощущение счастья того дня – срочная командировка, надо ехать в Саратов за стройматериалами, комбат не возражает (редкость), в автоколонне есть свободный КАМАЗ с водителем, согласным ехать в ночь (ещё большая редкость), заезжаем к нему домой поужинать – и в путь…после рабочего дня вместо казармы попадаю в настоящую городскую квартиру в новом доме, чистую и ухоженную;, с коврами, мебелью, книгами и запахом – точно такими же, как и в доме моих бабушки и дедушки в родном Калининграде. За ужином слушаю рассказы этих людей, немолодой уже пары, уроженцев Петербурга (!), переехавших оттуда по настоянию врачей – из-за здоровья супруги, ради смены климата.
У них я и раздобыл почитать книжку об истории уездного города Н. Книжица была тоненькая – страниц 40, в мягкой обложке, порядком истрепанная – издания что-то около 1957 года. Уж где они её взяли… Но по её прочтении я стал немного ориентироваться в местном времени и пространстве. И тут выяснилось, что славная история Н-ска – это вовсе не шуточки. Это привокзальные пакгаузы (те самые) из монолитного железобетона; с электрифицированными рол-воротами в 1904 году. Это центр богатого уезда, паровая мельница, электростанция, успешные дилеры Мак-Кормика и еще четырех или пяти американских агромашинных компаний на Амбарном поле (Зеленый клин?) в те же годы. Это поставки зерна в Соединенные Штаты. Все это, конечно, до революции. В середине восьмидесятых – другая картина. Это вагон водки раз в две недели, одно-два убийства в последующие 3-4 дня и – снова тишина до следующего «пьяного» вагона. Это – обыденный, нескрываемый разговор двух внешне интеллигентных людей в единственном промерзшем городском автобусе: – Ну как Ваш сынок? – Спасибо, хорошо, дали два, а светило пять… Ну и кто теперь помнит про Новоузенск? И не пытайтесь искать его на картах Google. Извините, но у них нет карт интересующего Вас масштаба…
Сейчас я понимаю, что та тоненькая книжка об истории города Н сыграла совсем не малую роль в моей жизни;. Именно после её прочтения в моей голове колом встал вопрос - если так было до революции в этом заброшенном городке, то как же было в моем «городе К» до прихода большевиков? Тогда в подавляющем большинстве голов этот вопрос не возникал, а если возникал, то ответ был всем известен: ужасы фашизма, псы-рыцари, оплот прусского милитаризма и эксплуатация беднейших слоев населения.
Надо ли говорить, что по возвращении со службы история города К стала моим главным увлечением?
<про Червова Титая Терентьевича...вроде бы и не много информации..но, с другой стороны..я про него знаю больше чем вместе взятых местных купцов..род конечно в 19 веке в небогатой семье ...жил не тужил...тут большой промежуток не известен..
В нач 20 века решил бизнесом заняться...В 1901 г строит на берегу Узеня ветряную мельницу...(тогда вначале мукомольным производством занимались двое: Червов и Финаев...-конкуренция шла..Примерно в это же время на мельнице Ч случился пожар...деревянная была- сгорела дотла...тогда Ч не отчаивается и в 1902 берет огромную ссуду в банке и закладывает новую четырехэтажную каменную мельницу...(стиль модерн,но в ней присутствуют и элементы неоготики)...все оборудование заказывает из Германии...известно что и немецкий мастер, приглашенный из германии. долгое время проживал на мельничном двору...мельница работала на паровом двигателе, но в 1910 г переходит на нефтяной...годовой помол доходил до 300.000 пудов...(рабочих сначала было около 30, но потом больше..),слава тогда гремела на весь уезд...
1917 год..-"обороты снижаются", 18 год- Ч облагают контрибуцией в размере 500.000..( были ли у него такие деньги. или нет ..известно одному Богу)...он отказался платить..в январе, как и многих других слоев, сажают в тюрьму...но не найдя весомые обвинения-распускают....типа живите пока...хотя голосовали на съезде и о расстреле, но большинство рук.....тогда еще власть не окрепла. Мельницу национализировали...летом тут шли бои..город белоказаки брали 4 раза ( и в 1919г)..осенью, Советской властью, Ч арестовывают и сажают в тюрьму...в подвал дома Шутарева (сейчас военкомат)..просидев около трех месяцев наедине с крысами, в ноябре он умер...
по разным версиям ...как мне рассказывали .. родственники Ч хоронили на местном кладбище, а по другой, что сами полицейские или кто там у них ..отнесли тело Ч за город, на берег реки Узеня..там и закопали.....(там и сейчас в одном месте на берегу много бугорков, так что возможно именно туда относили буржуев), а родственники потом уже перезахоронили его в семейный склеп..(сейчас следов склепа я не обнаружил...говорят он в одном месте, но памятник какому то Петру Червову совсем в ином месте...Петр- это по моей версии-сын, памятник дореволюционный сохранился)>
…
И сейчас, когда я сижу за письменным столом и пишу эти строки, мне действительно хочется знать - есть ли Гений места в уездном городе Н? Ведь должен быть, верно? И не может быть иначе? И где он там обитает, где подстерегает отзывчивого душой жителя и редкостного бродягу-туриста? Ответ на этот вопрос не найдешь ни в Интернете, ни в книгах великих Н-ских писателей. Надо ехать, ехать, ехать…
…
<Возвращение в родной город. Поездка в Черняховск. Поход в музей. Геннадий Разумный. Анатолий Бахтин. Константин Скворцов.>
…
Лето 2010 года пришло неожиданно, прилетело на крыльях грозы вечером 8 мая. Еще утром было «плюс 8», мокро и холодно, солнце, но вот синий горизонт взлетел над Гатчиной, быстро надвинулся на Павловск и Царское село, рванул тёплым – тёплым?! шквалом и вдруг, сразу – с мощным ударом грома лето ворвалось во дворы, парки, открытые окна. Гром, птичий ор, вопли ребятни – и тяжелые, сочные удары капель летнего ливня, и время застывает на несколько драгоценных секунд, позволяя запомнить замирание восхищенных детских лиц, поднятые к небу изумленные глаза - это так бывает? Неужели лето возможно? Пришло все сразу – запах, цвет, звук, тепло. Холодная, стерильная зима смыта летней грозой, как ненужные болезненные воспоминания…
Неполитическая география: основы любви к Отечеству
Килька плавает в томате,
Ей в томате хорошо.
Только я, едрёна матерь, Счастья в жизни не нашел.
(Народная частушка)
Именно состояние духа представителей нации, а не какая-то экономическая или социальная система, обеспечивает нации достаток.
(Б. Березовский, «Как заработать большие деньги»)
А отдыхать умеем мы не хуже.
Вот вкалывать – еще пока что нет…
(А. Макаревич, «Монолог бруклинского таксиста»)
Целых три эпиграфа. На самом деле – всего лишь три… Ибо какой же русский писатель и поэт не высказался на этот счет? И какой же русский (не-писатель и не-поэт) не мусолил сию материю в застольной беседе! Дескать, умом Россию не понять… Что ж, выскажусь и я. Сиживал и я за столами…
Одна из самых неприятных черт нашего соотечественника, недавно причастившегося Европ и заграничных изделий. Он всем окружающим не устает повторять, что Россия и все российское – говно! У нас ХОРОШО никогда не будет! Основной источник этого неприятно примитивен: говорящий (думающий) так – точно знает, что сам-то он никогда не станет делать что-либо хорошо и вообще напрягаться! Не такой он дурак!
Но! Знаю как минимум одно исключение из этого «правила». Андрей Васильевич. Родом из российской глубинки (город Касимов), пятьдесят семь лет, простой нормальный мужик, главный инженер компрессорного завода, по совместительству дядя одного из ведущих российских футболистов. Когда выпьет, тоже говорит, что Россия – говно. Но обоснование выдает другого характера: когда совершает на работе очередной трудовой подвиг «за того парня», всегда чувствует за спиной смешки. Ощущение безысходности при этом из него так и прет.
В общем, страшно модный рефрен: Россия – говно. Начальство – козлы, политики – суки, чиновники – ворьё, а мы – люди маленькие, не украдем – не проживем, а от работы кони дохнут, и дурака работа любит… Работать западло. Вот Вам и вся Россия – любите её, мать вашу.
А теперь, коллега, давайте сверим часы (далее читать с осторожностью). Если Вы тоже считаете, что работать – западло, то Вы сами – клоп подматрасный, и с Вами…короче, с тобой я рядом естественные надобности отправлять не сяду. Разного мы поля ягодки, и нечего таращить свои бесстыжие буркала в мои славные строчки.
Давайте разберемся. Мало кто отрицает, что Россия – это мы (в смысле все мы, включая Вас, мой любезный друг). Тогда, если Россия – говно, то и мы то же самое. Или мы – не говно, тогда Россия – ???
Я этой субстанцией быть не желаю и Вам не советую.
…
Или вот ситуация – матч сборных России и Лихтенштейна. Отборочный матч ЧМ-2010 – в Питере, на Петровском стадионе. Толпы возбужденных болельщиков валят на трибуны, местные радио и телевидение уже неделю пафосно ллллллмусолят тему, нагнетая эмоции.
А мне почему-то хочется взять бутыль самогона, шмат сала и толику огурцов малосольных, каравай черного хлеба – и после матча встретить ребят из Лихтенштейна в раздевалке, налить им по стопке, выпить и закусить с ними, расспросить о работе (по-моему, они там у себя подрабатывают почтальонами). И не факт, что я стану расспрашивать их об исходе матча. Разве в этом дело? Или можно всерьез думать, что наша сборная проиграет Лихтенштейну?
Так чего же стоит наша стадно-стадионная радость по этой победе? А матч с Германией мы потом проиграли…
…
«Не поймите меня правильно», у меня тоже не получается любить Россию как Родину. Просто не получается, и все. Слишком уж отличается то место, где я вырос, от того, что принято отождествлять с Россией. Отрава сумрачного прусского духа таки проникла в мое сердце. Ну что ж, мне с этим жить. И я живу, и работаю тоже как-то не совсем по-российски. И вообще, можно ли любить страну – Россию, Германию, Францию, этсетера? Или все-таки это слишком крупный объект для человеческого чувства? Весьма, весьма похоже на правду.
…
Даром, что ли, у нас с немцами все совместные проекты – мировые да великие? Взять, к примеру, две последние войны…
…
Такие смелые и крутые индивидуально, мы фактически сразу начинаем хныкать и ныть при упоминании о своей собственной стране.
Как мог бы выглядеть моральный кодекс строителя России (Отечества, Фатерлянда)? Но не капитализма, упаси Бог! И не коммунизма, и ни какого-либо еще «…изма». К черту, цум тойфель! Давайте построим себе страну, как строили бы дом.
Тяжек этот кодекс, и страшно далек он от народа… Ну взять, к примеру, «не укради»… Попробуй-ка! Или – чего уж страшнее – не мусори!!! Это вообще как? Что, пожрал шашлыка на природе – и собрать мусор за собой? Ёёёё…. Пускай они убирают, гады!
А уважать остальных русских-российских! Как можно? А КОГО ТОГДА РАЗВОДИТЬ? А кому втюхивать ТОВАР? А кто Вам по жизни будет должен, и КТО будет во всем ЭТОМ виноват? А кто же будет ЭТИ КОЗЛЫ?
…
Кстати. По неподтвержденным пока данным, букве Ё в 2010 году исполнится 300 лет. По крайней мере, так считают безымянные творцы монумента, стоявшего недалеко от моего царскосельского дома, посреди кругового перекрестка.
…
Я не зову Вас лизать Западу его (несомненно замечательную и высококультурную) задницу. Мы никогда не станем такими, как они. Ну хотя бы потому, что мы – это МЫ, МЫ с ВАМИ, дорогой читатель, такие душевные и тонко чувствующие, такие лихие и ловкие, и это НАС любят НАШИ ДЕВЧОНКИ. Да МЫ вааще классные, и в миллион раз лучше ИХ! Заранее согласен и поддерживаю, потому что сам чувствую то же и так же. Только вот как с нашей классностью дальше быть? Доказывать ее всем или, напротив, всех послать подальше и завалиться на печь?
…
Давайте подойдем к себе строго. Если МЫ – великая нация, то и спрос с нас соответствующий. Это под нашу музыку должна танцевать молодежь всей планеты. Это наши автомобили должны быть престижным приобретением для прижимистого француза и самодостаточного англичанина. Это наши чистые и прекрасные города должны привлекать миллионы туристов (и их шуршащие банкноты). Это наши морские, речные, озерные и лесные курорты должны быть последним пристанищем толп уставших (но обеспеченных) немецких и японских пенсионеров. Это наши менеджеры должны вытаскивать их загнивающие концерны из трясин банкротств и кризисов (!!!???). И наконец, это величие нашего духа должно заставлять всякого иностранца пытаться понять феномен «великой русской души» (вот загнул, аж самому страшно!).
Для этого надо немножко поработать. Совсем чуть-чуть. Сделать шажок, потом другой. А в итоге – хорошенько разобраться, почему же у них так хорошо, и сделать у нас лучше. Исправить ошибки оригинала. Всего-то…
…
Смею Вас заверить, дорогой друг, да-да – лично Вас, и нечего оглядываться! – что этого шага МЫ (нация) еще не сделали. Как и шага, ему предшествующего. И не факт, что МЫ вообще идем в этом направлении.
Или я не прав? Или величие нации куется победами над сборной Лихтенштейна?
…
И не обольщайтесь – нет универсального рецепта выявления и уничтожения негодяев. Нельзя извести всех владельцев дорогих BMW и завалиться спокойно на печь: среди этих владельцев обязательно найдутся те 20%, кто создает 80% реального прогресса страны. Принцип Парето, если кто меня понимает.
…
Да, из Родины нашей, из Матерлянда, из Восточной нашей Пруссии душу вырвали. А из нас с Вами, милостивый государь? Да или нет? ДА или НЕТ?
А кто рвал? И из кого? А Вы случайно не участвовали? Видимо, есть мы, есть они и есть Матерлянд. Кто с кем и с чем больше связан – решайте сами, мин херц.
…
<Малый архитектурный реквием. Изменение облика зданий. Чёрт в деталях. Значение малых форм.>
Путевой дневник гениолога
Путешествие – это процесс познания и самопознания, в процессе которого рождаются новые идеи, чувства, преображающие человека в его отношении к миру.
Народная британская мудрость.
…
<разница между туристом и путешественником>
…
Смею утверждать, что без путешествия Вам ни за что не удастся узнать о Гении места достаточно, чтобы с ним подружиться. Но возникает вопрос – а что можно назвать путешествием в наше безумно мчащееся время? Доступная нам скорость перемещения размывает пейзажи и лица за окном, делая недоступным не только понимание, но и самый образ их. Что теряем мы при этом, обретая взамен несомненные житейские преимущества и коммерческую выгоду? Вопрос даже не риторический – слишком редко у нас бывает возможность другого выбора.
Но путешествие – дело совсем иное. Само слово – шествие по пути – подразумевает неспешность и размеренность движения, скорость едва ли не пешеходную, и обязательно – прямой и непосредственный контакт всех органов чувств с окружающим миром.
И еще – цель путешествия. Она радикально отличается от целей всякого рода турне и вояжей в Турцию и Египет. Разве можно вообразить себе путешественника, который перемещается с целью отдохнуть или того хлеще – оттянуться?
Давайте вспомним Англию. Добрую и старую, как любили раньше говорить. В не столь далекие времена образование юных леди и джентльменов считалось незаконченным, если оные леди и джентльмены не совершили кругосветного путешествия, как говорили тогда – чтобы повидать мир.
…
Банально, но только поезд дает ощущение реальности движения. И не надо пускаться в долгие разговоры с незнакомыми попутчиками, и тем более употреблять с ними напитки разной крепости. Разве что попутчики ваши такие же отпетые романтики, как и Вы. Впрочем, это легко проверить – спросите их про Гения места, вашего тайного друга, и вот вы уже все знаете про них. Они, конечно, славные люди, но у Вас слишком разные дороги…
Можно прикоснуться, хотя бы кончиками пальцев, к душе пролетающей мимо земли. Ощутить ее запахи. Можно хотя бы попытаться уловить тень Гения этих мест. Если, конечно, понимаешь, чего хочешь. И если лукавый Гений места захочет тебе что-нибудь приоткрыть…
Летая самолетами Аэрофлота, можно никогда не узнать, как прозрачны и тихи леса Белоруссии. Прозрачность, покой и тишина - очень точные характеристики этих мест. И символ Белоруссии, журавль, уже не абстракция из телепередачи про животных. С одним из них ты обменялся взглядом, и другой тоже повернул к тебе голову, когда пролетал рядом с вагоном по своим делам. И запах полей – не литературный оборот, а нечто такое, что ты теперь точно знаешь и помнишь, и никто уже тебя не обманет. Удивительны бархатные ели – нежные свежие иголочки укутывают классический силуэт в воздушное летнее платье, и они шепчут тебе тоже что-то легкое, от чего светлеет на душе, и жаль только, что не хватит жизни услышать все их долгие истории…
…
Отчего Белоруссия выглядит из окна вагона намного гармоничнее – не богаче и «круче», а именно гармоничнее – чем родная Вопруссия? Видать, братский славянский народ живёт в согласии с Гением своих мест. Понемногу улучшая да обхаживая свою Батькiвщину, не рвут белорусы невидимых связующих нитей. А что же мы? Оказались недостойны завоёванного наследства? Даже мысль такая душе противна. А что же тогда?
…
Объезжая в 1989-91 годах на стальном коне «рiдну Прусейщину» в роли водителя Старого Палыча, наслушался рассказов первых переселенцев. Вот Вам две истории, запомнившиеся лучше всего. За точность передачи ручаюсь.
***Попутчица в купе, приехала в область маленькой девочкой шести-семи лет, в 1946-м всю семью со Смоленщины завербовали строить колхозы в новой советской области. Сразу получили на семью отдельный дом, обошли его, глядь – а печек-то нет! А сентябрь на носу, вот-вот холода. Только в кухне стоит какая-то маленькая вроде буржуйка, да трубы железные к ней приделаны, для чего – непонятно. Топили её, топили – все без толку, даже кухню не прогревает. Ладно, батя с мужиками сложил в центре большой комнаты печь, чтобы зиму пережить. А еще в том доме под каждым окном были такие железяки ребристые, к ним тоже трубы прицеплены, и тоже не пойми зачем. У отца был напильник старый, и вот он им (детям) давал урок каждый день по куску от ребристой железяки отпиливать. Отец вкапывал их на дорожке перед калиткой, сараем и домом – об острые ребра было удобно чистить сапоги. Дети очень гордились, что делают полезное дело для хозяйства.
Сначала в деревне еще стояли военные, и у них в сарае движок был с динамой, и были электрические лампочки в домах. Щелк – и светло! А потом военные ушли, и через несколько дней движок остановился. А мотористов-трактористов тогда в колхозе еще не было, и бензина не было, всё на лошадях. Мужики пошли к председателю, устроили собрание и решили – к чему это электричество, если в каждом доме есть керосиновые лампы. Движок и провода сняли и отвезли в город на металлолом, выручив для колхоза какие-то деньги. И было это колхозу очень большой подмогой, председателя все хвалили за сметливость.
***Мужик, с 1945-го в области, приехал уже почти взрослым по вербовке, работал в колхозе. Сосед был немец. Когда последних немцев в 1947-м стали выселять, им разрешали брать с собой только 25 кг пожитков на брата. Сосед пришел с мешком фарфоровой посуды, говорит – забирай, с собой не могу забрать, нельзя… Очень хотелось взять, но – отказался, посуда больно красивая, советскому человеку такую иметь нехорошо. Не одобрялось такое мещанство. Немец хряснул мешком об землю, потоптался по нему ногами, заплакал и ушел к себе…
А когда в 47-м трактора со станции на МТС погнали, надо было указатель сделать на лесной дороге. И комсомольцы графский склеп разорили – вытащили мумию графини, красивой женщины, руку ей вытянули в нужном направлении, прислонили к дереву – вот и указатель.
А в лесу была поляна, на ней дуб огроменный, в дубе дупло – с дверцами и столом, и там двенадцать человек садилось выпивать и закусывать. У немцев за этим дубом какое-то охотничье общество приглядывало, каждый год они там собирались. Дуб потом мальчишки спалили из хулиганства.
Настоял, чтобы нам остатки дуба показать, и шел уверенно через чащу, и действительно привел на поляну, на которой просматривались четкие очертания обгорелого пня чудовищных размеров.
***Сценарий гибели главного здания прусской усадьбы был везде – в десятках мест – одинаков, с незначительными вариациями. Никто не селился – больно дом большой да красивый, негоже советскому человеку в таком доме жить. За дровами в лес ходить боялись, выпиливали куски стропил, крыша начинала шататься, трактором дергали – и обрушивали крышу. А без крыши здание стоит десять-пятнадцать лет, не больше. Вариация – использовали под колхозную контору или клуб, начинала течь крыша, клуб/контору переводили в другое здание (ну не крышу же ремонтировать, в самом деле!), стропила начинали пилить на дрова, далее по сценарию… Уцелели только единичные здания.
…
Году в две тысячи третьем снова посетил уездный город Н и ужасно напугал новоузенских старушек. Светит луна, раздолбанный ПАЗик с воем ползет от станции в город – единственный поезд приходит в город Н заполночь… Я завязываю диалог с двумя доброжелательными местными жительницами преклонного возраста.
- Извините, я вот тут давно не был… А церковь-то построили? - Да, сынок, построили… - А где, не на старом ли месте? - А где оно, старое-то место? - Так она вот там до революции была…- А ты, сынок, откуда знаешь? - Да уж помню, бабушка…
Старушки рванули в другой конец салона, и тут до меня дошло, что я им сказал…Помнил-то я, понятно, из книжки, но бабульки-то книжек о родном городе не читали.
…
А вот совсем другая картинка, к Гению места отношения не имеющая. Или почти не имеющая. Кто его знает, этого затейника? Гений, он Гений и есть. Безумец!
Зима две тысячи девятого-десятого годов запомнится петербуржцам надолго. Если не морозами (каковые тоже бывали), то количеством снега уж точно. Слава богу, снег – не цунами, поэтому с ним поначалу справлялись обычные негероические коммунальщики. Однако к исходу третьего месяца той зимы дороги стали напоминать траншеи, сугробы по обочинам выросли заметно выше автомобилей, а приставка «не» в характеристике «негероических коммунальщиков» как-то стала бледнеть и вздрагивать, грозя отвалиться совсем.
И в один из дней этой зимы - мороз и солнце, день чудесный! – находясь в лирическом настроении (суббота), проезжаю я по славным Шушарам между своим (забодай его комар) и вражеским (банзай его маму) автозаводами. Лошадка моя, хоть и на круглых лапах, но туда же – снег почуя, тоже плетется как-нибудь, то есть буксуя и вихляя задней осью. Видимость, как говорят лётчики, миллион на миллион. И вот там, где на пересечении дорог из снежно-коммунального Эвереста сиротливо торчит верхушка осветительного столба, на двухметровой высоте, вижу нормальную такую псину, не большую и не маленькую, вполне себе столбовую дворянку. И стоит она, как горный орел на вершине Кавказа, но (как Вы уже начали догадываться) опираясь только на три лапы, задрав четвертую в зенит с совершенно недвусмысленной целью. Но и это еще не всё. Площадка вокруг столба столь мала, что туда помещается только одна (опорная) задняя лапа. Все прочие части собакевича находятся гораздо ниже, с опорой на передние лапы. В целом, вся поза животного по артистизму и экспрессии напоминает скорее стоящего на одной руке гимнаста-олимпийца, чем нормально писающую собачку.
Непонятно было, как зверюга сумела туда взгромоздиться. Я бы не очень удивился, узнав, что её высадили с вертолета и приклеили скотчем. Потому что крутизна и высота данного сугроба, в сочетании с законами механики, входили в серьезное противоречие с фактом пребывания там материальной собаки. Но факт как раз был очевиден, и в общем было понятно, что это тренируется какой-то собачий чемпион-альпинист, малая высокогорная снежная овчарка, бабушка которой когда-то согрешила с водолазом…
Тем временем я успел медленно проехать мимо, плавно затормозить и выйти из машины, а чемпион все фиксировал стойку на фоне голубого неба, закрепляя уникальность выполняемого трюка. Это была не какая-нибудь рутинная секунда у столба на зеленом летнем газоне, и с каждым мгновением мое удивление росло и переходило, прямо скажем, в прямой респект собачьему подвигу. Ведь если учесть информационную важность данного действа для собачек, то лавры Алексея Немова и Евгения Плющенко здесь явственно дополнялись славой Льва Толстого или уж, как минимум, Федора Достоевского. В общем, артистизм подхода и сложность техники исполнения находились в полной гармонии с объемом излагаемого материала. Это вам не заметка в вечернюю собачью газету, тут «Войной и миром» пахнет.
Когда собачий роман был дописан, друг человека вынужденно нарушил монументальную неподвижность… и, мгновенно потеряв равновесие и всякое псиное достоинство, кубарем полетел вниз, отчаянно визжа и увлекая за собой комья снега – действующую модель снежной лавины. К счастью, других собак вокруг не было, и некому было зафиксировать несолидное завершение авантюры. И победитель, отряхнувшись, бодро затрусил по сверкающей снежной целине к грядущей мировой известности.
Злющий мороз тут же напомнил о себе, и я радостно нырнул в тепло автомобильного брюха. Однако уехать сразу как-то не получилось – хотелось понять и запомнить смысл увиденного. Ведь несмотря на внешнюю рутинность и чуть ли не пошлость случая (виданное ли дело – песик лапку поднял?), здесь явно просматривался некий план, завершенный довольно сложным трюком, и многолапая личность его проделала не просто так. Да кругом полно было и сугробов пониже, и столбов подоступнее. Стало быть, амбиции? Стать вожаком, лидером стаи, или просто известной особой. Приводить сюда собак помоложе и рассказывать им – в молодости, когда я задирал лапу, я попадал воон туда… И другие собаки будут кивать головами и говорить между собой – да, наш вожак великая собака, Собака с большой буквы. И все это будет чистой правдой. Ведь собаки не умеют врать, в отличие от людей.
А вот еще «картина маслом» из той же зимы. Поздний вечер, я бегу по тропинке в магазин за какой-то мелочевкой, мороз кусает за щеки, уши потихоньку начинают сворачиваться в трубочку. Но ночь тиха и торжественна, и звезды безмолвно сверкают над головой, искрится и скрипит снег, тускло светят окна игрушечных домиков царскосельской окраины. Шаги мои замедляются, и красота мира тонкой струйкой проливается в душу, и уютный стрекот сверчка лишь подчеркивает тишину…
Стоп.
КАКИЕ, НА ХРЕН, СВЕРЧКИ ПРИ МИНУС 20 ЦЕЛЬСИЯ?
Я оторопело стою и соображаю, что вот этого быть не может, потому что этого не может быть никогда, ну просто совсем никак. Наверное, это провода от мороза шуршат. Или уши мои осыпаются (щупаю уши – на месте). Или (о ужас!) я замерз, и душа моя отлетает? Вот чушь в голову взбредет… Наконец, после нескольких попыток начинаю мыслить рационально и наконец понимаю, что невозможное возможно. Ибо звук доносится из подземного теплопункта, где – всем известно – живет пара безобидных бомжей. Вот и огонек свечи замерцал между плитами, и даже бормотание радио прослушивается. Стало быть, тепло и пища для уютного насекомого там найдутся. Вот и живет там натуральный живой сверчок, и стрекочет себе радостно – он нашел свое маленькое место, и у этого места наверняка есть свой маленький Гений, и потому самые лютые морозы ему не страшны.
Уже вторую зиму живу в Царском селе, хожу в магазин все по той же дорожке, и в такой же мороз останавливаюсь и слушаю все того же (надеюсь) сверчка. И каждый раз желаю ему здоровья, и удачи, и простого сверчкового счастья.
Выходит, Гений места у каждого свой. И подведомственны ему и корова, и волчица, и жучок, и червячок. И эцелоп с трансклюкатором.
…
Острова. Фундаментленд. Финские домики довоенной постройки. Узбеки (или таджики?), целыми днями слушающие Evanessence. Десять имён под рисунком. Равансаари: люди уходили отсюда дважды.
Рецепты от Алексея Иванова
Красное сало. Работал я как-то в кафе на берегу моря. Кафе стояло на променаде, а променад - на сваях. В штормовую погоду между сваями свободно гуляли волны, и брызги увесисто барабанили в окна. Легкая постройка ощутимо сотрясалась от разгула стихии, стена дождя заглатывала горизонт, и разрывы молний добавляли нечто вовсе сатанинское в штормовую картину.
Однако, именно в такую погоду приезжали любители острых ощущений. И не лень было им ехать от города больше часа по узкой дороге, между деревьев, рискуя потерять от удара обломанной веткой лобовое стекло, а то и вовсе встретиться с поваленным ветром деревом... Заказывали они "красное сало".
Это было блюдо "от шеф-повара". Как-то раз, в один из пустынно-штормовых дней, шеф раздумывал, что же ему делать с обрезками мяса, не годящимися из-за маленькой величины или неправильной формы для шашлыка либо "мяса по-домашнему". Очередной удар волны перевел его мысли в практическую плоскость, и со ставшей впоследствии знаменитой фразой "Я вас научу обрезь есть!" шеф создал новый кулинарный шедевр в стиле жаргонного ресторанного словечка "пропустить"...
Берутся куски сала и мяса любой разумной формы и размера и в любой разумной пропорции. Посыпаются крупной солью (желательно не пересолить), укропом и петрушкой (можно со стеблями), свежемолотым белым (или черным) перцем, нарезанным чесноком и густо мажутся аджикой. Складывается все это слоями или скатывается рулетом – в зависимости от накатившего вдохновения – и оставляется на 12 часов при комнатной температуре, потом заворачивается в полиэтилен и кладется в морозилку. Подавали мы такое мясо наструганным на слайсере (что-то типа пилорамы для колбасы). Народ это блюдо страсть как любил, и употреблял его сами догадываетесь с чем.
P.S. Да-а... Толковый был шеф. И, если бы не набрался лишку, то ни за что не спутал бы милицейскую дежурную машину с одиноко стоящим деревом, и не справил бы на нее малую свою нужду, и не был бы водворен в КПЗ на трое суток. Если бы всего этого не случилось, может быть, и сейчас было бы в меню того ресторанчика то самое "красное сало". Один вред от этой водки, право слово…
…
Из осеннего. Кругом вовсю поспевает облепиха. Крупные оранжевые ягоды содержат огромное количество самого разного, вкусного и полезного… Предлагаю вашему вниманию замечательный напиток. На кружку берем столовую ложку (можно с верхом) свежих или размороженных (они прекрасно сохраняются в морозилке) ягод. Кладем мед по вкусу, давим тщательно вилкой, выжимая сок, заливаем чистой холодной водой (не горячей!!!). Размешиваем и пьем! Ежели кто (вроде меня) иногда не прочь выпить чашку горячего чая, то пущай зальет облепиховый жмых кипятком, настоит минут 5 и пьет с медом и удовольствием. И не рекомендую покупать готовый облепиховый сок у уличных (рыночных) торговок. Зачем он вам, разбавленный водой?
Истории о Юрии Петровиче К.
Жил-был на свете хороший человек Юрий Петрович К… ну, в общем, неважно, с какой фамилией. Работал хороший человек Юрий Петрович… впрочем, неважно, где и кем он работал. Почему неважно? Да потому, что ещё не все, кто работал с Ю.П., отошли от дел. Ну право же, зачем нам с Вами лишние европейские кризисы, локальные конфликты и государственные перевороты? Меньше знаешь – крепче спишь. Будемте же спать крепче, укажем лишь, что жил и трудился Ю.П. хотя и за рубежом, но на благо любимой социалистической Родины, продавая советские тяжёлые грузовики за абсолютно несоветские деньги. Нам с Вами надо лишь учитывать, что в СССР продажей за рубеж тяжёлых грузовиков и лёгкого вооружения чаще всего занимались одни и те же люди. По совместительству, так сказать. Берёшь МАЗ? Бери миномёт со скидкой! Поэтому обрисуем деятельность нашего героя без ненужных деталей, одними крупными мазками, исключительно чтобы прояснить масштаб данной личности в исторической перспективе, не забывая делать скидку на выпуклость глаза и ширину кисти, и взяв поправку на скрип пера…
Несмотря на некоторую эпичность образа, Юрий Петрович – абсолютно реальная фигура , не любитель саморекламы и дешёвых баек, без кавычек мудрый человек, сумевший прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно, а было мучительно хорошо… не только ему самому, но и тем, кто рядом. Петрович в свои немаленькие годы купается в проруби, выглядит на 10 лет моложе истинного возраста и трудится немаленьким начальником на немаленьком заводе , без малейшей суеты решая насущные задачи современности и тем натягивая нос всяким «молодым да ранним».
Будучи застигнут врасплох, например, в минуты полной релаксации в сельской бане, на некоторые неожиданные вопросы Петрович способен давать удивительно красноречивые ответы.
- Юрий Петрович, Вы были военным советником?
- Нет!!!
Ответ звучит чересчур быстро и резко. Мужики в предбаннике хохочут, Петрович понимает, что попался, смущённо улыбается, но вслух повторяет первоначальную версию: нет-нет, военным советником никогда не был… не привлекался… не имею… не замечен.
***
Четыре истории. Следующие четыре истории «выданы» нашим героем спонтанно, как раз на фоне мечтательной релаксации после удачного захода в парную. Мне оставалось только записать их.
...Однажды продали мы в Судан большую партию машин и учили суданцев вождению. Берём учебный МАЗ, в кузов – батальонный миномёт (!) и айда к тоннелю. Показываем им, как поставить миномёт, чтобы обрушить свод и завалить выход. Объясняем: надо только убедиться, что поезд уже вошёл в тоннель. Его же слышно хорошо! А поезда всегда лучше взрывать в тоннелях, это все знают (вот так вождение!!!).
…Интересные в Йемене арабы. Все с кинжалами, здоровыми, кривыми. Я одного спрашиваю – почему кинжал такой, кривой на конце? А он охотно, простодушно так объясняет: горло удобно перерезать! И руками показывает, как именно это надо делать, чтобы было удобно.
…Работали мы как-то в Афгане, недалеко от нашей границы, километров восемьдесят. А ночевать надо было ездить на нашу сторону, каждый день. Как-то раз закончили мы дела и по дороге домой заехали в ихнюю едальню, они там курочку вкусно очень готовят, на углях зажаривают. Сидим, чай пьём, курочки дожидаемся, а нам пора уже – засветло надо границу проехать, в темноте там нехорошо. Садимся, едем, уже далеко отъехали – вдруг сзади столб пыли, огромный джип за нами несётся, на крыше «люстра» мигает. Водиле командую: гони! – да куда там уазику, джип всё ближе, стул всё жиже, у меня два рожка и у водилы два рожка, а до наших ещё пилить километров сорок. В общем, джип нас подрезает, блокирует дорогу, из него выходят два афганца в белоснежных одеждах… и несут нам на подносах наших курочек. Ну и видон у нас был… Кое-как из себя спасибо выдавили, хорошо хоть со страху стрелять не начали. У них там закон, если ты заплатил – он тебе должен товар отдать или деньги вернуть, иначе позор…
… (Когда речь в бане вдруг зашла о стрессах) Поехали мы как-то в Мозамбике по делам. Нас четверо с водителем, у каждого автомат между ног, а парни зачем-то ещё пятый автомат берут в уазик. Я ещё новичок был, спрашиваю их – зачем пятый-то? Они говорят – все путём, Юра, так надо. Едем долго, жарища, меня сморило. Тяжёлая такая дрёма навалилась, вдруг получаю локтем в бок, машина резко тормозит, водила орёт «Засада!!!», пытаюсь одновременно продрать глаза и передёрнуть затвор, вокруг черные фигуры с оружием, а об дверное стекло расплющилась огромная свирепая морда негра со стволом… Все радостно ржут – Юра, мы тебя разыграли, это наши, а у меня сердце в горле колотится. Розыгрыш, вашу мать… Вот это был стресс.
Вы спр;сите – а зачем всё же был пятый автомат в машине? Мне тоже хотелось узнать, но это удалось далеко не сразу. Потерп;те и Вы, мой читатель… хотя бы до конца этой главы.
***
Баночка. Как-то раз женил Юрий Петрович своего старшего сына. Было это не то чтобы очень давно, и не то чтобы далеко или близко – в Татарстане. И там мама невестки, женщина глубоко местная, подарила Петровичу в знак уважения особый набор китайского чая. У хорошего чая, как известно, надпись на упаковке Made in China воспринимается не как оскорбление, а вовсе даже наоборот. И сама упаковка не подкачала – большая жестяная банка, на ней всякие красоты нарисованы. Внутри большой банки шесть маленьких баночек с такими же красотами, а уже внутри этих маленьких баночек чай – без красот, зато очень вкусный. И так Юрию Петровичу полюбились эти баночки и чай, что стал он с той поры большим ценителем хорошего чая. Закупит, бывало, хорошего улуна или пуэра, засыплет в баночки – сам пьёт, всех хороших людей вокруг угощает, про свадьбу сына рассказывает и мир в душе таким образом поддерживает.
В скором времени решил Петрович по разным историческим причинам поселиться в славном городе Калининграде, о котором раньше только слухи слыхивал. Сказано – сделано, живёт Юрий теперь в городе К, работает на заводе, ходит в баньку и – согласно своей натуре – угощает там мужиков хорошим китайским чаем из тех самых баночек, рассказывая иногда про свадьбу сына. И я в той бане был, чаёк пил, по усам текло да и в рот попало... И вот однажды, в очередной раз попивая в бане чай «от Петровича», безо всякой задней мысли беру в руки знаменитую баночку. Жесть уже потемнела от времени, даже точечки коррозии появились, но рисунок ещё свеж… Тут я внезапно прозреваю. Ещё не веря своим глазам, внимательно разглядываю картинки на китайской баночке. Картинки совсем не китайские: на них изображены виды одного очень европейского города, к тому же несуществующего… Вот Кнайпхоф, кафедральный собор, синагога… Нет сомнений – на жестянке изображен его высочество Кёнигсберг розлива 1920-х годов.
Петровича в тот день я заставил поклясться, что история с происхождением чайной тары – чистая правда. Сам он ни о чём таком и не догадывался: напомню читателю, что Петрович не кёнигсбержец. Надо сказать, что никто из всей нашей банной компании не допетрил, что на банке с чаем именно виды Кёнигсберга. Ну не обращали внимания, и всё тут! Когда я озвучил суть своего открытия, вся компания была в изумлении. К тому времени уже лет шесть Петрович таскал в нашу баню указанную баночку, и всех радушно угощал, и про подарок на свадьбе сына не раз рассказывал, но как-то вот не складывалась общая картинка… Наверное, потому, что мужики в баню ходят всё-таки не затем, чтобы думать ;.
Какой учёный сможет выразить вероятность цепочки событий, когда в далёком Китае кто-то вдруг решает украсить видами довоенного Кёнигсберга банки с чаем, которые потом попадут в Татарстан и будут проданы женщине, которая подарит их человеку, который затем уедет жить в город, который когда-то был Кёнигсбергом? Одно только количество слов «который» уже набивает оскомину. Видимо, для обозначения сей вероятности придётся вводить новую единицу измерения – «петрович». Зато теперь каждому новичку в нашем банном клубе обязательно расскажут историю о баночке с видами Кёнигсберга, с демонстрацией оной и самого Ю.П., а также непременной дегустацией хорошего чая. И если человек поверил, что это не баечка и не трёп – что ж, добро пожаловать. Потому что необычная личность притягивает – и даже порождает! – необычные ситуации самым обычным и естественным образом, и враньё ему без нужды. Ну а я за свое открытие получил от Петровича одну из шести заветных ёмкостей, наполненную замечательным улуном: приходите, покажу.
Лёгкая рука. В наши дни каждая собака знает, что реклама – двигатель торговли. В конце восьмидесятых за такие высказывания в СССР ещё поглядывали косо, хотя уже не отбирали партбилет. На фоне нарождающейся перестройки стране нужна была валюта, и, стало быть, продажам наших грузовиков в Европе нужна была хорошая реклама. Юрий Петрович К., к тому времени человек уже вполне европейского кругозора, прекрасно знал, что в его бизнесе лучшая реклама – это спорт. И вот в сентябре восемьдесят восьмого стараниями Юрия К., Семёна Якубова и ещё одного хорошего человека «срослось» одно полезное мероприятие: в Польше, на ралли «Ельч», дебютировали камазовские заводские спортсмены на двух стандартных машинах. Заняли второе и десятое места, а главное – завязали нужные знакомства в мире грузовых автогонок (не без помощи Ю.П.). Именно этот старт стал первым в истории одной из самых звёздных грузовых раллийных команд мира – «КамАЗ-Мастер». Кто знает, тот поймёт.
***
Париж. Однажды Юрию Петровичу очень захотелось съездить в Париж на машине. То есть сам бы он, может быть, и подавил бы в себе такое желание, но тут Родина намекнула, что – не стоит себе отказывать. Делать нечего, поехал наш герой в тридевятое царство Белоруссию, взял там напрокат коня – вазовскую «пятёрку» поновей – и поехал на ней в сторону границы. Ехал он долго ли, коротко ли, глядь – развилка дорожная, а на ней молодой человек голосует. Симпатичный такой, с портфельчиком. И тут Петровичу вдруг очень захотелось взять этого молодого человека с собой в Париж. То есть ему самому, может быть, и не захотелось бы, но очень уж точно молодой человек соответствовал описанию заветному… Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, а всё же добрались Иван-Царевич с серым волком… то есть Юрий Петрович с молодым человеком до самого стольного града Парижа, а в нём – до каменной горы Монмартр, а уж на ней – до кафешки заветной, где растёт диво дивное, что вай-фаем зовется. Вынул тут молодой человек из портфельчика ноутбук булатный, вонзил его в Сеть-матушку и достал остриём до другого края земли, где на серверах басурманских Жар-птица… тьфу ты, баланс потаённый хранился. Схватил молодой человек тот баланс потаённый да и бросил его к ногам министров Родины-матушки. После чего Юрий Петрович и тот молодой человек поехали – каждый сам по себе – спокойно по домам, жить-поживать да добра наживать. А Родина в итоге не вляпалась в контрольный пакет акций и долговые обязательства одной вполне известной, но очень уж прогоревшей автомобильной компании. Тут и сказке конец, а кто слушал – не болтай, враг-то, небось, всегда начеку…
***
Философия. Из голливудских фильмов абсолютно достоверно известно, что у американских суперменов не бывает радикулита и тому подобных человеческих слабостей. А Юра Петрович в любых заграничных условиях оставался - и душою, и телом - нашим человеком, поэтому однажды у него нормально прихватило поясницу. Да что там прихватило – прямо скажем, скрутило нашего героя в бараний рог, отчего успех в одном из восточноевропейских локальных военных конфликтов стал медленно, но верно переходить к плохим (то есть к «не нашим») парням. Тут, понятное дело, обеспокоенные партнеры по бизнесу повезли Ю.П. в местную деревню к одному старому народному целителю… ну, скажем так, югославу. Как водится в добрых сказках, старикан за два сеанса поставил Петровича на ноги. Когда югослав-костоправ закончил свои манипуляции с поясницей пациента, тот, будучи истинным коммунистом (т.е. не считая возможным остаться в долгу), смотался на ближайшую границу в беспошлинный магазинчик, купил там хорошего алкоголя и – как там у нас нынче говорят? – проставился.
Понятное дело, старик-целитель был растроган, и начался у них с Петровичем задушевный, истинно славянский разговор о всяких хороших вещах. В частности, о правильных способах поддержания душевного покоя и телесного здоровья. И вот, когда беседа достигла высокого градуса взаимного доверия, старый лекарь решил приоткрыть нашему герою тайну своего долголетия. Рассказ старика потряс Юрия (и позднее – меня) до глубин души, поэтому привожу его здесь по возможности дословно.
- Вот ты, Юра, по утрам завтракаешь? А я уже 20 лет не завтракаю. Вместо этого каждое утро я начинаю с доброй ложки горного меда. И все микробы моего организма слетаются на этот мед, как мухи, начинают его поедать и теряют бдительность… Тут старик сделал мхатовскую паузу. - Тогда я принимаю внутрь 50 граммов п;линки , то есть парализую и обезвреживаю всю эту банду. И вот, пока они там не очухались, сверху я вливаю чашку крепкого черного кофе, тем самым погружая их в темноту…
Как Вам такая философия? Лично мне она глубоко симпатична, и ни один учёный лекарь не убедит меня в ненаучности подхода.
А затем по городам и весям этой страны прошлись гуманными бомбами и снарядами (с необогащённым ураном) заокеанские людоведы и душелюбы.
Однако это уже совсем другая история, и проср… простите, профу… да что ж это такое! – политически разрядили её совсем другие люди. А Юрий Петрович до сей поры регулярно угощает нас в баньке сербской «вильямсовкой» , которую ему раз в год привозят старые добрые друзья – бывшие коллеги по бизнесу…
***
Власть и партия. Вы уже знаете, что названия мест и организаций, где работал хороший человек Юрий Петрович, не слишком известны рядовому обывателю. Однако же, своеобразие этих мест породило достаточно интересных ситуаций, о которых стоит упоминать в каких бы то ни было записках.
В общем, однажды в некоей организации Ю.П., помимо основной весьма хлопотной деятельности, был еще и неосвобождённым секретарём отдельной партийной ячейки – аж из трёх коммунистов! Ну и, чтобы было совсем понятно, добавлю, что отдельная партийная ячейка была не только отдельной, но и отдалённой: от рабочего места Петровича до главной конторы надо было проехать на машине пол-Европы.
И вот как-то раз наметилось в головной организации ежегодное отчётно-выборное партийное собрание, которое проходило, само собой, в конторе при посольстве. Делать нечего, надо ехать, заодно за полгода членские взносы своей ячейки главному парторгу передать. Надобно добавить, что в той чудесной организации на подобные собрания почему-то всегда прибывал – так, для порядка – какой-нибудь член ЦК партии. А времена наступали лихие, и Генеральный секретарь с родимым пятном на черепе уже выносил на обсуждение шестую статью Конституции – о руководящей роли КПСС. В общем, сами видите, какой компот… И это бы ещё ничего, но у Юрия Петровича как раз накануне ещё и сделка нарисовалась – целых три грузовика нашли своего покупателя. Сделку положено скрепить небольшим возлиянием, иначе покупатели обидятся и уйдут к конкуренту, а страна останется без валюты. Допустить такое никак не можно, поэтому сделка положенным порядком успешно завершается в полночь, а в восемь утра наш герой уже как штык сидит в актовом зале посольства – после лихого бессонного прохвата по ночной Европе на «Волге» с дипломатическими номерами. Сидит – но, несмотря на все свои титанические усилия, ответственность момента и даже на присутствие члена ЦК, обыкновенно клюет носом.
Конечно, в том учебном заведении, которое закончил наш герой, учат не только фотографировать из пуговицы, но и незаметно спать в присутствии не только члена ЦК, но даже королевы Великобритании. И все кончилось бы благополучно, но…
…Проснулся Петрович от толчка в спину и истерического шепота «Юра, тебе слово!». Ибо положение секретаря партийной ячейки предусматривает отчётную речь и подведение хоть каких-нибудь итогов. А из всех итогов Юра помнил лишь свой последний сон, в котором пятнистый Генсек ножницами вырез;л что-то из Конституции, приговаривая «главное – н;чать». Тем не менее, партийная выучка и умение выпутываться из любых ситуаций помогли Юрию Петровичу продержаться на трибуне не меньше пяти минут…
Впрочем, само содержание той речи потом всё равно не смог вспомнить никто из присутствовавших. Потому как в завершение своего спича Петрович на внезапно отказавших тормозах выдал: «Да на хрена ж нам такая партия, которая сама отказывается от власти?»
Тягостная тишина повисла в зале. Идиллия рухнула с хрустальным звоном. Задние ряды на всякий случай немедленно испарились. Передние вымученно хлопали в ладоши, явно испытывая острое желание провалиться сквозь паркет. Президиум под управлением члена ЦК мощно пучил глаза и кряхтел. Через пять минут в кабинете посла Петрович был слегка распят и немного колесован, и чайная ложечка расплавленного свинца тоже была предложена нашему герою… Юра слабо отбивался бессонной ночью и попутавшим бесом, поэтому до свинца дело не дошло, но непонимание линии партии было крепко подшито к личному делу коммуниста К-ва: «Идите, Юрий Петрович. Мы примем по Вам решение».
И он пошёл. Петровича надо знать: он пошёл не стреляться, не вешаться и даже не рыдать о навеки загубленной карьере. Он сел всё в ту же «Волгу» (ах, какая тогда это была машина!), включил радио и поехал работать – продавать свои три грузовика в месяц и зарабатывать столь необходимую Родине валюту.
И вот работает Юра месяц, другой, третий – никаких санкций… Напоминать о себе, ясное дело, глупо. Но когда через полгода подошёл срок сдавать взносы от своей партийной ячейки – тут уж делать нечего, созвонился с вышестоящим парторгом, к назначенному времени собрал денежки и…
Ситуация повторилась до смешного: откуда ни возьмись – покупатели из горного кооператива, подай им три КамАЗа, сделка, валюта, банкет, бессонная ночь за рулём. Но ровно в восемь утра – как обещал! – постучал Юрий Петрович с замиранием сердца в дверь с табличкой «Партком». Постучал, открыл дверь – а там картина маслом: дух спиртяжный, на столе бумаги раскиданы, кусок сала, стакан гранёный и полбутылки водки. За столом – деморализованный (скажем так) в хлам парторг:
- Заходи, Юра, заходи. Ещё не знаешь? А ведь ты один, Юра, был тогда прав… насчёт партии. Ты мужик! А мы хотели тебе строгача впаять, да торгпред отстоял. Что ж, сами отказались от власти – вот нас и разогнали, как шелудивых собак. Всё, Юра, нет больше нашей партии!
Охреневший Юрий Петрович только и смог выдавить:
- А взносы-то куда?
- Езжай, Юра, к себе, раздай назад мужикам взносы, да и выпейте на помин нашей Партии…
Ибо за последние 24 часа, пока Петрович без отдыха и сна продавал грузовики, перечислял валюту, ублажал покупателей и гнал дипломатическую «Волгу» по хорошему европейскому асфальту, Коммунистическая партия Советского Союза прекратила своё существование.
И теперь другие партии, коммунистические и не очень, собирают партийные взносы в тех организациях, где когда-то работал хороший человек Юрий Петрович. Однако это уже совсем, совсем другая история…
***
О душевности. Есть в Венгрии одна деревенская кнайпа… так там хозяин при Вашем появлении на пороге вместо приветствия молча нальет тридцать граммов сливовицы. И так же молча пододвинет эту стопку к Вам через широкую стойку. А как только Вы выпьете и по-мужски крякнете – хозяин подаст Вам на длинной деревянной ложке большую сливу, только что выуженную из той же емкости. И лишь потом поприветствует Вас как потенциального клиента.
***
Пятый автомат. Однажды, улучив момент, я всё же спросил у Юрия Петровича, зачем нужен пятый автомат в машине, в которой едут четверо. Ответ был прост и логичен. Пятый автомат нужен на тот случай, если один из четырёх вдруг заклинит от перегрева при длительной стрельбе.
<Ненаписанные главы: Ода Одину, или будни и праздники археологии
…Здесь долженствует быть описанным целый пласт общественно и исторически значимых деяний, совершаемых в местах массового скопления артефактов лицами, страшно далекими от народа, - до, во время и после употребления джуса, и при молчаливом одобрении Гения места.
Страниц на 30, не меньше!
Джус – магический веселящий напиток на основе це-два-аш-пять-о-аш, изготавливается с дивным искусством гоблинами орденского поселения Пабеттен (адресок могу дать).
Известные факты о джусе: настоян на корне дягиля, и похмелья от него не бывает, поэтому лица, неумеренно употреблявшие джус вечером, с утра пригодны к работе в качестве научных сотрудников. Однако крепость джуса и его точный химический состав науке не известны.
Родственные напитки: прегель-грог, прегель-гештанк, мутный эль.>
Ненаписанные главы: Гений и философ
…Здесь появится (если появится) самая сложная и спорная глава – о связи Гения места и Гения философии Кёнигсберга. Есть ощущение, что необычная даже для того времени привязанность Канта к Кёнигсбергу требует тщательного рассмотрения в этом сочинении. Дело за малым – почувствовать себя вправе и в силе сделать это. Впереди годы и годы работы над книгой…
Самоучитель по гениеводству
Или диалог козы и человека на фоне Восточной Пруссии?
Странное и двусмысленное дело – растить и воспитывать современных детей в несовременных зданиях, возведённых в давно ушедшую эпоху давно ушедшим народом. Ведь их неокрепшие умы или паче того - души того и гляди впитают отраву «не нашей» эстетики. И всё же иногда неведомым образом это случается. Вот, например, в посёлке Железнодорожный…брр! лучше пусть в городке Гердауэн – однажды так и вышло. Дети – причём дети детдомовские, ранимые (и чуткие) гораздо более семейных; эти дети учились, играли, спали, вкушали хлеб насущный в месте, где Гений М. давным-давно свил себе родовое гнездо. Оно и сейчас где-то там, под красной черепичной крышей, чуть выше пасущейся козы с козлятами и осторожного кота, чуть ниже приюта аиста. Там, где чёткий рисунок аллей старого парка навек прорисован исполинскими дубами, в глубокой тени которых буйная молодая поросль и некошеная трава лишь играют в дикий лес. И каждую ночь, когда маленькие люди затихали во сне, Гений места касался их душ лёгким дуновением – таким лёгким, что не бывает слов, которые могли бы поймать и приковать его к бумаге…
Зачем коварные и лукавые взрослые селят детей в изящные дворцы, которые ветшают и гибнут на их глазах? Чтобы наши дети с малых лет узнавали о бренности мира? О том, что раньше было лучше, чем сейчас? О том, что всё прекрасное обязано погибнуть? С одной стороны – вроде всё правильно: лучшее – детям. Дом-дворец с парком – разве не лучшее, что есть в нашей вопрусской шкатулке с чудесами? Беда лишь в том, что дом постепенно умирает. Дети – его последняя надежда и последняя потеря. На лестницах и в коридорах появляются ёмкости для сбора воды с протекающей крыши. Плесень по-хозяйски заползает на резные балки. Вспучиваются от сырости дубовые полы. Дворцы детям дарят романтики, а деньги на ремонт дворцов выделяют бухгалтеры.
…
Гений места удивительным образом связан со временем. Мне доводилось встречать его только в тех местах, где ход времени, его естественное течение не прерывалось искусственно. Знаете, как сделать настоящий английский газон? Очень просто! Надо засеять подходящую площадку травой, окаймить дорожками или кустарником. Затем, когда трава подрастет, подстричь её ровненько. И далее подстригать каждые две-три недели. И всего через триста лет у Вас будет настоящий английский газон!
Так же и с Гением места. Вы хотите создать Место для Гения? Отлично, так держать! Это совсем не сложно. Для этого, создавая Место, вложите в него душу. Сделайте это так, чтобы затем не было мучительно стыдно перед парой-тройкой последующих поколений. Только и всего. Тогда Место, созданное Вами, сделает эту пару-тройку (лучше с десяток, конечно) поколений чуточку счастливее. И вот тогда сие Место призовет (создаст, породит?) своего Гения. Просто, как… в общем, как всё гениальное, не так ли?
…
Может ли человек удовлетворённый – хомо сатисфактус – встретить Гения места? Не знаю, не пробовал (в смысле быть сатисфактусом).
Соотношение человека места и Гения места простое. Ну не один к одному, но близко…
Именно Гения места язычники чаще всего принимали за Бога. Ибо различить их невооружённым глазом не так-то просто. Здесь лучше всего подойдет линзоскоп, придуманный (или описанный?) А. Попадиным;. Или теология?
…
Осмелюсь предположить, что древность стен позитивно влияет на формирование характера человеческого существа, живущего – и особенно растущего – в этих стенах. Влияет, но не гарантирует положительный результат.
…
Проживая в Петербурге, посещал дворцы-музеи и мемориальные квартиры. И, иногда безотносительно славы и заслуг их бывших владельцев, где-то ощущал присутствие Гения. А где-то и нет.
…
Теперь, после многолетнего общения с Г.М., я остро ощущаю разницу между «настоящей» вещью и ее подобием, между кривоватым и рассохшимся «оригиналом» и его идиотически бодрой копией (если не подделкой). Эта разница – и есть частью сам Г.М.
И ещё – о соотношении ностальгии и вдохновения. К сожалению, это соотношение стремится к единице. Хотя, наверное, ностальгию можно заменить другими переживаниями. И при этом переживание должно содержать элемент болезненной неудовлетворённости, нехватки, лишения, недостижения… Человек удовлетворённый – Homo satisfactus – в творческом плане не порождает ничего, кроме экскрементов. Зато хорошо работает на конвейере.
Осмелюсь дать своё определение вдохновению: в моём понимании – это переживание, побуждающее к действию и переходящее в него. Обязательно переходящее в действие, в этом весь смысл и вся соль. Иногда появляется и результат: книга, картина, стихи, фотография. Или набитая морда соседа.
…
Страшная правда в том, что миллионам наших соотечественников, живущим в бетонных кварталах мега- и микро-полисов, никогда не встретить Гения места.
Но – мало проклинать убогость нынешнего градостроительства. Стань архитектором – и сделай иначе! Стань главным архитектором – и вообще уничтожь эту убогость как класс! Не можешь стать главным? Иди в достойную команду.
Я собирал автомобили – и делал это несколько иначе, чем до меня в России. Под моим началом уже давно не забивают болты молотком. А ведь было, было поначалу – как и везде в этой стране. А был бы равнодушен – и сам бы забивал болты, и других бы учил этой премудрости.
…
Извечный конфликт между звездочётом и князем, между художником и графом, между поэтом и королём. Только не видно ни звездочётов, ни поэтов. Каждый метит в короли. Или хотя бы в графы.
Вот дом в городе К – улица, №. На вид совсем свежий бестолковый дом класса «улучшенный евросарай». Ан нет, дом-то, оказывается, довоенный, вот и фото имеется… Батюшки светы! Да ведь дом был как картинка, судите сами. И вот тут полезно провести сеанс игры «найди десять отличий». В процессе приходит понимание: картинка превращена в сарай вовсе не капитальной перестройкой. Просто удалены либо изменены некоторые небольшие архитектурные детали. То есть нынешний сарайный облик здания есть следствие профессиональной несостоятельности конкретных людей – архитектора или прораба. Причём несостоятельности полной, абсолютной, чудовищной. Ведь не нужно ничего придумывать – просто не удаляй! Жертвовать копеечной деталью отделки, получая радикальное ухудшение облика здания – это духовная тупость или… что? Моей фантазии не хватает. Дорого? Нет денег на хорошую отделку? Ну это будет примерно такая же экономия, как если при переиздании текстов классиков умышленно заменять везде слово «сейчас» на «щас», «здравствуйте» на «здрасьте» или ещё лучше – «хай!». Экономно, ничего не скажешь. Расход краски меньше, и ведь всем понятно! Вполне в духе времени.
Брехня – деньги есть. Пусть не у нас с Вами, но у «хрен с ними» точно есть. А ещё у них есть воля и хватка. Вот у звездочётов и художников наших воли пока не хватает.
А в таком деле, как городская архитектура, должны быть драконовские правила. Нет денег на гармонию? Сиди дома! Или строй в чистом поле дом или квартал имени себя любимого, чтобы… А в город, в существующую среду, в место Гения – не лезь, брат, козлёночком станешь.
…
Это не мечта – это задача. Построить город, который не стыдно будет переименовать снова в Кёнигсберг. Русские – это не обязательно уродливые сараи и безвкусные жилища, не только имперская помпезность, купеческий разгул и запредельные траты. Это ещё и тонкое чувство меры, способность к пониманию и уважению окружающих, прозорливость и мудрость. Хочу, чтобы было так, а не иначе. Работаю над этим. А Вы, мой читатель?
В Выборге на здании рынка гордо красуется гранитная табличка – кто архитектор, кто строитель, когда построено. Зданию больше ста лет. Уверен – никто из обозначенных господ в гробу не переворачивается. Так уж они спроектировали и построили.
Нам бы на каждое здание – такую табличку. Обязательно гранитную. Чтобы каждую сволочь или бездарность можно было каждый день до сноса здания поминать по батюшке: когда на бегу, а когда и с чувством, с толком, с расстановкой. Это не я – моя жена придумала, но мне очень нравится.
…
Кёнигсберг оставил своему наследнику Калининграду всё и ничего. Заглавную букву К в названии города. Странно, но с этой же буквы начинается имя его главного философа… Впрочем, почему странно? Как раз странностей в этом городе меньше всего. Das ist Preu;ische ordnung. Все подчинено тайной логике, скрытое масонское знание и мудрая ирония весьма характерны для Гения этих мест.
Идея, вдохновение Иосифа Бродского достигли высокого накала на руинах Кенигсберга. Нынче «Отрывок», «Открытка из города К.», «Einem Alten Architekten in Rom» всякий эрудированный обыватель обоснованно назовёт «Кёнигсбергским циклом».
Теперь посвященные все чаще используют это имя, придуманное поэтом – город К. Не Кёнигсберг и не Калининград, не Крулевец и не Караляучюс, и (не дай Бог) не Кантоград…
…
Город К не для туристов. По крайней мере на сегодняшний день это так. Здесь слишком мало эстетики, слишком мало красоты как таковой. Не для нас, конечно – мы, рождённые и выросшие здесь, не в счёт. Хотя нас до смешного мало, но у нас в крови есть это умение видеть, улавливать, буквально выдавливать эстетику по капле из окружающей серости. У меня часто возникает почти физическое чувство, что эстетика здешних мест проникает в меня непосредственно из воздуха, с дыханием. Бесполезно требовать того же от миллионов наших сограждан, да это было бы и неверно. Эстетика, красота окружающего мира – прежде всего средство воспитания нации, воздействия на нее в положительном смысле, а не способ формирования элитарной кучки эстетов.
Итак, город К не для туристов – пока. И это «пока» грозит затянуться очень надолго. В довоенном Кёнигсберге гнездились солидные запасы эстетики – в городской среде, музеях, самой природе Восточной Пруссии. Конечно, окружающая природа пока никуда не делась, но то, что осталось нам, явно недостаточно и для привлечения туристов, и для цельного воспитания собственного народа. Однако говорить о том, что мы уже навсегда утратили этот город, неверно и несправедливо.
Кёнигсберг ещё не ушел от нас навечно.
Как говорил один из героев Толкиена, вечность – это очень долгое слово. Навсегда, никогда – слова того же порядка, и не надо вмешивать их в наше быстротечное бытие в этом Городе. Слава Богу, он прожил – с нами или без – уже 750 лет. Многие ли из нас могут похвастаться таким запасом прочности?
Думаю, что даже восстановление Замка есть вопрос времени. Возможно, весьма долгого времени. Но не вопрос принципа. Почему? Будем откровенны: инвестор, который сумеет собрать деньги (очень большие) для исторически правдоподобного восстановления Замка, обеспечит доходом свой род на такое время, какое смогут выстоять стены этого восстановленного замка. Вопрос чисто коммерческий. Хотя, если обратиться к истории, то рыцари Немецкого Ордена тоже ведь строили Замок не для красоты как таковой. Просто красоту они считали неотъемлемым условием получения результата – власти, могущества и денег, ради которого и строился такой крупный и дорогой объект. Поэтому лучше бы такой инвестор поскорее нашёлся: ему пусть достается доход, а мне – живое сердце города. Замок, Кнайпхоф, Лёбенихт, далее везде…
Возвращение Городу К его первоначального имени тоже есть вопрос не административный, не идеологический и не национальный. Это вопрос возвращения к изначальной сути, к смыслу этого города. И это не может быть первым или отдельным шагом какой-либо власти. Пока мы исторически движемся всем городом непонятно куда, город должен называться Калининградом.
…
Вечный для меня вопрос. Почему мы не сохраняем свою вещественную связь с прошлым, почему стремление к лучшему у нас всегда связано с покиданием родных мест, с избавлением от «старого» и приобретением нового?
С другой стороны, первые 12 лет моей жизни не оставили теплых воспоминаний о месте проживания. То есть я помню его в деталях – вплоть до планировки квартиры и кустов во дворе. Но – никаких эмоций. Пусто и холодно.
Тогда, значит, есть места, где люди хотели бы жить (и «беречь корни»), и есть другие места? Тогда как мы храним первые и зачем создаем вторые? Вот первый ключик к основам гениеводства.
…
Привлекательность и важность города К для России состоит в том, что это европейский, исторически «заграничный», да прямо скажем – немецкий город. Сюда едут – посмотреть или жить – именно за этим. Если же данный факт всерьёз ущемляет Ваше национальное чувство, то Вам надо ехать жить (работать, руководить) в Великий Новгород. И без обид. Ни к чему мучить себя – а самое главное, других. Нас. Нашу Родину, Восточную Пруссию.
Потому что не надо пугаться и нервно вздрагивать при слове «немецкий». Вот спросите любого россиянина, вернувшегося из турпоездки в Германию: понравилось ему там? Ответ очевиден. НУ А МЫ ЧЕМ ХУЖЕ? Так вот, открою страшную тайну: мы даже лучше (тсс! Не болтать: враг подслушивает). Мы русские, и мы ничего не боимся. И ещё – мы можем всё. Захотим – Санкт-Петербург заложим на болотах, захотим – Диснейленд отгрохаем, захотим – свою «Германию» построим в отдельно взятом регионе. И хрен кому отдадим, потому как самим в хозяйстве сгодится. И открою ещё одну страшную тайну: лучше всего построить что-нибудь «типа Германии» получится в бывшем Кёнигсберге. Место обязывает, ибо одни места отличаются от других, помимо обстоятельств вещественных, ещё и обстоятельством духовным – наличием Гения места. Или его отсутствием.
И ещё. Город, конечно, европейский и исторически германский, но…есть одно «но». Тут самое время вспомнить и о тех, кто дал название всему региону, о тех, кто уважаемым германцам предшествовал. Ведь пруссы; не исчезли с лица Пруссии, а лишь ассимилировались, попросту растворились в немецком населении. Так что своеобразие восточно-прусского уклада жизни было круто замешано на балтском генезисе с примесью славянской крови;. И сколько бы не морщили брезгливо нос борцы за чистоту немецкой расы, но прусской и славянской крови в них течет немало. Радовались бы лучше, болваны, такому обстоятельству, ибо их «здоровый немецкий авантюризм» есть ни что иное, как наш пламенный славянский привет германской добропорядочности...
Так что, уважаемые соотчичи, называть наш Фатерлянд (или Матерлянд?) Восточной Пруссией есть нисколько не германофильство, а вовсе даже историческая правда и дань уважения народам, населявшим здешние места задолго до почтенных орденских братьев.
Пора уже понять и признаться самим себе, что не стоит создавать российский город на останках Кёнигсберга. Это есть ошибка, вольная или невольная, а ещё точнее – попытка выдать желаемое за действительное. Ну-ка, други, покажите-ка мне пальцем образец РОССИЙСКОЙ градостроительной мысли в нашей Пруссии за последние полвека? Простите, но бардак, серость и безликость не идут в зачет! А вот немецкий дух, Гений места проявляет себя везде, где мы пытаемся обратиться к городской эстетике, и влияние его всегда благотворно там, где оно верно воспринимается. Не надо забывать, что немцы – тоже бесспорно великая нация, и говнюк Гитлер с его национал-социализмом – лишь болезненный, но быстротечный нарыв на теле этого народа.
Если же и мы – великая нация, то мы должны быть способны владеть любым наследством, приумножая его и при этом, не изменяя своей духовной и национальной сути, использовать и развивать лучшее из того, чем овладели силой оружия и что оплачено кровью наших дедов и прадедов.
Одна симпатичная петербургская барышня, слушая мои серенады родному городу, вначале деликатно уточнила, всех ли немцев вывезли отсюда после войны. Ещё не чувствуя подвоха, я ответил утвердительно. И тут милое создание пришпилило меня булавкой к стене древнего готического собора, задав совершенно невинный вопрос: значит, вы все, калининградцы, русские; тогда почему же вы так любите всё немецкое в своём городе?
Я, как положено жуку на булавке, немного посучил лапками в духе «да мы тут не совсем русские, да мы тут впитали с молоком матери…» Однако же булавка, вонзённая изящной ручкой, сидела надёжно и выпадать не собиралась. Поставленный вопрос задевал сразу все рецепторы местной и национальной гордости, и посему требовал достойного ответа как минимум самому себе.
Ох уж эти проницательные барышни… За последние 25 лет, наверное, не было дня, когда бы я не задумывался о соотношении Пруссии и России в своём Отечестве. И всё же контур ответа сложился не сразу. Ведь мы, калининградцы… Нет-нет, не будем говорить за всех. Ведь я люблю не «немецкость» тех следов Кёнигсберга, которые меня окружают. Я люблю их пропорции, их точность, лаконичность, обдуманность, их обращённость к людям и ко мне лично. Эти материальные следы прошлого совпадают с чем-то внутри меня, придавая моему существованию здесь необъяснимый, но отчётливый душевный комфорт. Они разговаривают со мной каждый день, чуть приподнимая мой дух над рутиной и серостью, обращаясь ко мне: смотри, я радую твой взор, потому что меня придумали и сделали с любовью. И мне плевать, что они немецкие: я люблю их, потому что они истинные.
В этом месте нить рассуждения начинает прерываться кровной обидой за собственный народ, ибо в архитектуре и облике родного города «любить истинное» почти автоматически означает «любить немецкое» и «не любить русское». А это, знаете ли, раздражает и даже злит! Причём «любить немецкое» – само по себе не проблема; а вот «не любить русское» как-то сразу порождает острое желание прыгнуть за рычаги рыжей «тридцатьчетвёрки» и напомнить, кто, кому и что надрал в сорок пятом. Но «тридцатьчетвёрки» рядом нет, а без неё подавить горькую обиду получается лишь двумя способами: уничтожая «чуждую неметчину» (чтобы не раздражала, едрить, своим превосходством) или делая своё лучше. Эй, любезнейший! Вам что-то мешает сделать своё дело лучше немца? Вы плохой танцор, но хороший отец? Так это Вам, батенька, к ветеринару, а не в градостроение…
И вот – за 70 лет обладания Восточной Пруссией не получилось ни полностью уничтожить немецкое, ни построить своё достойное (единичные пока примеры не делают погоды). И потому простой и правильный вопрос прекрасной дамы стучит в моё сердце, словно пепел Клааса. И потому я несбыточно – пока! – мечтаю проснуться в российском городе Кёнигсберге, в котором всё достойное и лучшее будет сделано руками и духом моего народа, а старая добрая «неметчина» во главе с восстановленным Замком послужит этому романтическим фоном и прочным историческим фундаментом.
Вот как-то так, и на меньшее я не согласен.
А пока – кривая пятиэтажка с хроническим насморком крыши делится со мной лишь этим насморком, да стонами о своей несчастной судьбе, и о такой же судьбе тех, кто её придумал и построил.
Переход от «гады немцы, брата Петьку убили» к «гады немцы, умели хорошо делать».
Эксплуатация красоты, богатства и довольства гораздо выгоднее (но сложнее) эксплуатации убожества, нищеты и ненависти. Очень просто, но – где воля, которая сдвинет нас к этому?
…
Нам достался особый бриллиант. Кусочек Европы, оснащенный к тому же весьма благодатным климатом – и невероятно насыщенным и лихо закрученным сюжетом истории, практически готовым романом во времени. Человеческие существа со времен неолита буквально кишели на этом клочке земли, плотность археологических объектов здесь невероятная.
До сих пор часто приходится слышать, что нечего, дескать, нам чуждую эту историю знать. У нас свои, русские памятники истории загибаются, а тут это гнездо прусского милитаризма пусть пропадает. И вообще немцы гады, брата Петьку убили...
Извините, но Новгород – новгородцам. Это их достояние, и это их дело чести шлифовать свой бриллиант во славу всей России. У нас же – свой удел, свой камень, и лишь нам видны его скрытые до поры грани. Нам – это тем, кто понимает с полуслова язык Гения этих мест.
Я родился здесь, и теперь это моя история по праву рождения. Я ее унаследовал согласно промыслу Божию, и теперь я гражданин Восточной Пруссии. Откажите мне в этом, если сможете. Россия дала мне бессмертную и бездонную душу. Германия оставила мне древние стены Кафедрального собора, звездное небо над головой … и моего друга – Гения места.
Так сложилось, что я узнал свою Восточную Пруссию и в пространстве и во времени.
Я здесь свой, и это моя земля. И я вправе одернуть тех, кто уродует эту землю, этот край глухими заборами, бетонными коробками, кучами мусора и беспардонными торговыми центрами.
И мне все равно, что скажут те, другие… Я им неподвластен. Во мне иной дух, иное измерение. Мне трудно это объяснить, но я ощущаю какую-то запредельно прочную связь с эти маленьким миром, с моей Восточной Пруссией.
И я обязан Вам сказать, что пришло время сделать эту землю своей. Мы уже вполне сравнялись в развитии с сумеречным прусским духом времен Бисмарка – и готовы превзойти его, как хороший ученик должен превзойти учителя.
Дело за малым. Чтобы стать хорошим учеником, требуется:
а) начать учение, т.е. стать хоть каким-нибудь учеником;
б) понять мысль учителя и развить её;
в) понять ошибки учителя и избежать их.
Итак, вперёд?
…
Кронштадский Морской Собор – зеркало российской судьбы XIX – XX веков. Зеркало вещее, и многое открывает оно внимательному взгляду. Чтобы заглянуть в это зеркало, нужно прогуляться по Кронштадту, затем неспешно пройтись вокруг Собора, зайти в сам Собор. Прикоснуться к уцелевшим деталям великолепного декора, и – этажом выше – всмотреться в лица тех, кто в Первую Мировую уходил отсюда на миноносцах в свинцовую Балтику. А затем прочитать историю возникновения Собора. Она не слишком замысловата, но за датами и событиями вырисовывается довольно страшная истина. А именно, более пятидесяти лет – с 1862 по 1913 годы – главная база российского флота была практически лишена православного храма. И это при том, что католики и лютеране в Кронштадте имели церкви весьма величественные и по размерам, и по архитектуре. Мы привыкли думать о дореволюционной России как о стране достаточно духовной, по крайней мере в православном смысле, ан нет! Более пятидесяти лет зараза бездуховности и пренебрежения Богом пожирала рядовой состав Балтийского флота. Чего же можно было ждать от «братцев матросов» после этого? В Приложении к этой книге Вы найдете несколько писем того времени. Прочитайте их – не пожалеете, ибо эти документы много убедительнее и ярче, чем любая беллетристика или сухие факты истории.
…
Осень – весьма символичное время. Осень в человеческой жизни, как и в живой природе – время сбора урожая. Удивительная весна и жаркое лето уже позади, наступает время вдохновенной осени, … Лютая зима еще за линией горизонта, но ты уже знаешь – она придет, к ней надо готовиться, и не только телесно, но и духовно.
Острый запах осени календарной царит в аллеях старинных царских парков. Ранняя темнота разгоняет туристов по отелям, смывает их, словно пену, из тишайшего Павловска обратно в «культурную столицу» - к ночной жизни, к театрам и феерии огней. И пустынные аллеи облегченно вздыхают и переводят дух, стряхивая с себя эту грязноватую пену нездешних эмоций. Несомненно, Павловск и Царское село отмечены пребыванием Гения места. Господи, как бы я хотел родиться и жить здесь…если бы не родился в городе К.
…
Я знаю, что в этот час так же пустынно и в моей Восточной Пруссии, на дюнах Курише Нерунг - Куршской косы.
Мир прекрасен и без нас. Это так, и меня уже радует, что Куршская коса будет удивлять людей и после моей физической смерти. Это просто мудрость или уже начинающаяся старость?
…
Одиночество – это непременное условие того контакта, видения, вдохновения (как его ни назови), без которого нет смысла выкладывать что-то на бумагу. Мой любимый писатель Виктор Викторович обозвал писательство суровым волчьим одиночеством, и был как всегда прав. Не знаю, как насчет суровости и волчьести – я вот люблю одиночество легкое и светлое, к нему и стремлюсь.
…
Всякий раз, когда в Петербурге начинается весна, я начинаю примиряться с этим городом. И потом, когда оказываюсь в отпуске в родном Фатерлянде, я презираю себя за это. Как я мог сравнивать?
Буйство зелени в городе К сравнимо лишь с мощью его крепостей. Непроницаемые зеленые гиганты накрывают сумраком целые улицы и дворы, стадионы и скверы. Могучий кустарник в сговоре с одичавшими плодовыми деревьями поглощает пространство старых дворов и пустырей. Здесь, в загадочной тени, присутствие Гения места ощущается непрерывно и во времени, и в пространстве. Этот город и его Гений явно не хотят умирать.
Больше всего боюсь, что пугливые, нервные и недалекие люди начнут борьбу с зелеными стражами города – дескать, ломают стены, закрывают свет. Это борьба будет в том числе и за право выбрасывать мусор из окон прямо на улицу, гадить в подворотнях, и строить уродливые громады торговых комплексов в центре моего города, города К.
…
Отличительный знак города К – его истинность, подлинность, неподдельность. Ничего особенного. Всё особенное. Соразмерность, простота, гармоничность неброских деталей, отсутствие пафоса.
…
Толкиеновское ощущение – жизнь в городе, построенном загадочными древними гигантами. Город, живущий своим прошлым. Город-зомби, в который мы не сумели пока вдохнуть жизнь.
…
Хотите посмотреть Восточную Пруссию? Поезжайте в Польшу. Район нынешней Польши, примерно по линии <…>, и есть настоящая историческая Восточная Пруссия, бережно сохраненная братьями по славянству.
…
А приходилось ли Вам, дорогой читатель, внезапно улавливать и расшифровывать запах старого дома? Дома, в котором несколько этажей и много квартир, но не слишком: панельная девятиэтажка Вам не подойдёт. Дома, в котором живут люди обычные, разные, вменяемые, богатые и бедные, счастливые и не очень, а скорее всего, просто не сознающие своего счастья. Дома, в котором не выбрасывают помоев из окна, не гадят под лестницей, подметают лестничные клетки, каждый день просто и вкусно готовят, пользуются недорогой привычной парфюмерией и детским мылом; где выставляют старую мебель в коридор и не забывают стирать с неё пыль, где вход в подъезд – хоть и с помощью современного кодового замка – охраняет старая витиеватая дверь; где ставят цветы на подоконник, держат воспитанных умных собак и аристократичных (более чем сами хозяева) кошек… Дома, где есть подвал, и чердак, и колодец двора. Дома, который построен до – неважно чего, главное – до: войны, революции, прихода русских, ухода белых… И разные запахи, вкусные и острые, нежные и резкие – встречаются на лестнице и начинают жить своей жизнью, отдельно от людей, которые их создали. Если всё это совместить в голове – вы почувствуете запах старого дома. У каждого этот запах будет своим, но это несущественно. Так и должно быть. Так пахнет твой дом, если его уберегли от разрухи или евроремонта, которые с одинаковым равнодушием и эффективностью убивают – нет, изгоняют Гения места, а вместе с ним и запахи старого дома…
И муза, и лира
Что нужно, чтобы ощутить себя свободным? Хоть раз промокнуть под дождем, послать подальше своего начальника, не вернуться домой вовремя?
И то, и другое, и третье. И можно без хлеба. И желательно без последствий. Ибо именно возможные последствия часто портят удовольствие от вольного действия. Поэтому мокнуть лучше под теплым летним дождем, не имея документов в кармане, и сразу после этого важно оказаться в теплом и уютном месте, где вам тут же нальют «согревающего и укрепляющего». И посылать начальника лучше всего тогда, когда он уже тебе не начальник. И домой не спешить хорошо при условии, что тебя дома никто не ждет и не беспокоится…
Безработный сиротинушка без бумажки. Букашка. Бомжик. Неужели все так плохо?
Да нет, конечно. Но рецепт свободы все-таки у каждого – свой.
Признайтесь честно хотя бы себе: сколько раз сознание того, что кто-то будет беспокоиться, удерживало Вас от независимых поступков? Меня – часто. Видимо, одиночество и свобода чаще всего – или всегда? – розлиты в одном флаконе. Тогда чего же я боюсь больше – одиночества или свободы? Немного страшно отвечать себе на такие вопросы. Я и не отвечаю. Но знаю – мне, чтобы достичь внутренней свободы, требуется организовать вокруг себя хотя бы некоторое подобие одиночества. А для этого необходимо держать на определенной дистанции самых близких людей. Это непростой труд, и я пока с ним не справился. Конечно, я могу утешать себя тем, что я отличный парень, что я беспокоюсь не о себе… Вот только свободы это не принесет. А надо ли?
Да, черт возьми, да!!! Очень хочется, по крайней мере.
Очень хочется оказаться там, где меня вроде бы и не должно быть. Немного потеряться. Ночью на берегу моря, без спутника, одному… На башне маяка в рассветный или закатный час. Конечно, можно призвать на помощь воображение. Но тогда это будет воображаемая свобода…
А собственно, о чём это я?
Да так… о степени собственной гениальности.
Очень удобная формулировка. Позволяет интеллигентно и иронично намекнуть, что степень, может, и не велика, но присутствует… И автор, дескать, понимает своё место в ряду великих.
Не надо намекать.
А не лучше ли, как говаривал Воланд, собрать на пир лучших друзей и прекрасных женщин и, приняв яду, перенестись в мир иной под звуки музыки и хмельного веселья?
Не обманывайтесь: не лучше.
Попсовая формулировка, замыленная до отвращения: гений сродни безумству. Правда более жестока: нет безумства – нет гениальности. Не всякий безумец – гений, но всякий гений обязательно безумен. Сам факт траты огромного количества времени и сил на нечто, не касающееся комфорта тела, - уже безумство.
Каковы черты этого безумия? Презрение к врагам… и друзьям, меняет женщин (мужчин?) как перчатки, сеет слёзы, никому ничем не обязан, вспыльчив и неуживчив. Вам не нравятся подобные личности? Что ж, назовите мне какого-нибудь добропорядочного гения, который проводит много времени с семьёй, верен жене и друзьям, не огорчает родителей, ценим коллегами и начальством, следит за своим здоровьем, умерен в привычках, не замечен в поступках странных и сумасбродных, не мусорит на улице, не доставляет хлопот окружающим, не имеет, не замешан, не… Какая, однако же, скука! Скулы сводит. А ведь это стандартный набор добродетелей нашего общества. Боюсь, что настоящему гению именно на этот набор как раз и наплевать. На весь или по отдельности? Да тоже, собственно, наплевать.
Беда в том, что это и Вас касается, мой читатель. Обидно и больно читать такое? А разве мне не больно – писать?
Кстати, Вам никогда не хотелось встретить рассвет на башне маяка? Не стесняйтесь признаться себе в такой мелочи. Вот Вам общеизвестный факт – Иосиф Бродский тоже хотел забраться на наш маяк, тот, который в Пиллау-Балтийске:
…И часто до боли в затылке
о сходстве его и бутылки
я думал, лишенный режимом
знакомства с его содержимым…
Да-да, это он написал, сидя в той самой «ганзейской гостинице Якорь», которая по сей день принимает постояльцев на набережной канала рядом с маяком. В гостинице и сейчас можно снять «номер Бродского», а на башню маяка в день ВМФ водят экскурсии. А вот во времена Бродского (конец 60-х) на маяки не пускали даже поэтов… Бред, конечно. В первую очередь туда и надо пускать именно поэтов. Прямо силком загонять! На целый день – на башню, с запасом провизии и вдохновения… тогда, глядишь, и «Кёнигсбергский цикл» был бы побольше да погуще. Во славу нашего Матерлянда.
Маяки, несомненно, являются сильнейшими концентраторами романтики, точками притяжения и местами несомненного пребывания Genius Loci. По моему глубокому убеждению, маяки превосходят в этом отношении даже старинные замки с привидениями. Хотя бы потому, что предназначение маяка – быть рукой помощи, спасительным ориентиром, огоньком в ночи… И избитость сравнений нисколько не умаляет их истинного содержания.
Что ж, в этом месте пора признаваться, что мне в жизни в который раз повезло. Последнее время осознаю это все чаще. Особенно сидя под башней маяка Брюстерорт, пия романтические эликсиры на маленькой кухне маячных техников и отчетливо понимая, что не каждому это дано. И эти строки, мой читатель, написаны там же. В старом-престаром доме, вместе со световой башней построенном для проживания смотрителей. В самой западной точке России. А если еще точнее – западнее меня сейчас есть только пара матросиков, несущих вахту на объекте Балтийского флота – а дальше нет земли, а есть лишь свинцовые волны, шум прибоя, надсаженный рев наутофона и вопли чаек. 54 градуса 57 минут северной широты, 19 градусов 58 минут восточной долготы. Мыс Таран, маяк Брюстерорт. Об этом месте написано чертовски мало. А вот Гения места здесь много…
Десятки раз вступал я на эту территорию, и всегда ощущение необычайного покоя немедленно охватывало меня плотным коконом. Тому, кто знаком с повадками Гения места, четкость и ясность подобных необычных ощущений сразу дают понять – здесь Его владения. Ангел Господень, Гений места не очень маскируется, ибо смысла в том нет – как нет здесь случайных людей. Непостижимым образом каждое существо, оказавшееся на маяке, быстро находит себе место и применение – будь то кот Леопольд, спаниель Чарли, человек Иларион или его жена Галя. Сюда отступают те, кто не сгибается перед невзгодами, и за это им – словно в награду – дается место, достойное Гения.
Мастер и Маргарита, конечно же, частенько разгуливают по здешним тропинкам, и я бы не очень удивился, узнав, что и сам Гений места находит тут себе покой и отдохновение. Находясь в этой точке пространства, быстро замечаешь, что время тут течет иначе, и иначе воздействует оно на людей и вещи. И дело даже не в том, что между тобой и остальным миром два контрольно-пропускных пункта; и не в том, что чувствуешь себя словно в музее. Здесь возникает ощущение края – края земли, края жизни, предела людского тщеславного влияния. Еще шаг – и там, за краем, другая вселенная, которая овевает тебя своим дыханием. И хотя ты еще по эту сторону, манящее ощущение края не покинет тебя, пока видна башня маяка.
Любопытное свойство края – к нему можно смело повернуться спиной, ибо предательский удар в спину тебе не грозит. Ну хотя бы потому, что между тобой и краем никого и ничего нет. Человек Иларион, военный моряк, называет это ощущением подводной лодки…
<…>
Есть еще одна точка пересечения пространства и времени, где всегда можно встретить Гения места Петербурга. Пространство – это Большой концертный зал «Октябрьский», место для Гения не самое очевидное, ибо замешано из стекла и бетона советско-административным неодушевленным способом. Но вот приходит Время, наступает его определенный момент, когда перед Новым годом Артист опять собирает свою публику. Давно расклеены афиши, и приходит день и час, и все в сборе, и к ним выходит немолодой уже человек, родившийся и выросший совсем недалеко отсюда, на Лиговке, в интеллигентной еврейской семье. Бесполезно описывать словами возникающую в этот миг эмоцию зала, она мощна как удар грома – и бесшумна, как легкий бриз, и ни с чем не сравнима, и её можно только пережить. И лишь посвященным ясно, что вместе с Артистом вошел и Гений места, ускользающий и безумный ангел, Дух Петербурга…
Часто его называют «золотым голосом России», он популярен везде, где звучит русская речь. В том числе и на Брайтон-бич. Но только и только петербуржцам понятен ВЕСЬ смысл-текст-подтекст песен Розенбаума. Если ты, мой читатель, ни разу не ходил по улице Марата и не вдыхал воздуха весенней Лиговки, то Розенбаум для тебя – просто популярный исполнитель, один из многих достойных. Но уж если ты, брат, ленинградец… тогда ты и без меня все знаешь. Плоть от плоти своего города, он спел Ленинград и Петербург – достигая удивительной концентрации и запредельного охвата его сути. В его песнях и стихах людские лица проступают сквозь туман и камень, и при несомненном соучастии Гения места образуют упругую, буквально осязаемую ткань живой души именно этого Города.
…
Кто же споет мой город? Какая музыка и какие слова смогут передать душу города К? Гений места молчит. Ich hatte eine kamerad… Казалось бы, безграничный романтизм и таинственность К-града должны порождать моря вдохновения и океаны таланта. Гениальность и загадочность просто сочатся из его камней и деревьев… Ан нет.
Боюсь, что душа его исковеркана и не находит отражения в народе его. Нет его, этого народа. Не сложился пока (так сколько ж еще ждать-то?!). А таких, как я, рожденных здесь – как будто и вовсе нет…
Есть чудесные бытописатели (Попадин), фотографы (Вышемирский). Но - где же вы, поэты и барды города К? Или - узок их круг, и страшно далеки они от народа? Что в лоб, что по лбу…
Кто песней или симфонией соединит этих людей с этим городом? Может быть, тогда он оживет, и Гений наших прусских мест наконец признает русскую речь своим третьим родным языком?
…
<(уникальный орган в Кафедрале, оркестры Гантовского и Фельдмана)>
Народоведение
Хомо хомини люпус есть.
Дворник Михалыч,
примечание к «Энеиде» Вергилия
Лица моего дорогого Отечества просты, незатейливы и провинциальны. Лица Санкт-Петербурга несут в себе гармонию классицизма и отблеск воды каналов. О лицах Москвы я не решаюсь говорить, они в своей массе столь чудовищно отличны от всего виденного мной.
…
Очередь в железнодорожную кассу – один хвост, две головы. Стоять долго, больше часа. Подходит мелкое хамоватое чмо – в костюме и с портфелем. И всех опускает, и влезает сразу в место раздвоения очереди, и все молчат. А в К-граде начистили бы ему рыло – факт.
…
Три наблюдения за лицами Петербурга. Наблюдение первое: типичность. Наблюдение второе: симметрия и пропорциональность.
…
Рыба стремится туда, где глубже, а человек – туда, где лучше. Один у всего этого есть нюанс: рыбу в местах скоплений обычно ловят… И ловят, как правило, для того, чтобы съесть. Аналогия явная и не слишком приятная.
…
Из писем к Н
30.10.2010 23:38 Валерий Гусаров
Работаю без выходных. Заработаю кучу денег, куплю себе выходной. Бред какой-то... Но кредиты уже все вернул. Никому ничего не должен. Могу всех послать в любой момент и уехать в город К. Это свобода? Над столом повесил табличку "Осторожно. Я плохой парень". На английском. Для шефа, значит. Пусть трепещет.
Пожелай мне удачи. Она мне нужна, чтобы пупок не развязался и крышу не сорвало. Видимо, большая часть моей жизни имеет лишь один смысл - чтобы потом было что вспомнить. И поржать. Хотя в каждый текущий момент как-то не до смеха...
31.10.10 10:15 Н
Удачи и терпения! До счастья осталось всего ничего... К лету скорее всего будешь дома.
Из комментариев к выборам
<Дата!!!>
Значить, захотели оне сходить во власть... Да забыли, что туда сходить - это вам не то, что по-большому или, к примеру, по-маленькому. Тут понятие нужно. Опять же, сто граммов очень помогает трудовому народу принять правильное решение. Проголосовал, значить, тут же выпил, закусил - глядишь, и доверие к власти укрепилось, вертикаль ейная встала и стоит как надо. А вот работа по воскресеньям, напротив, может вызвать у гегемона першение в горле и "слова матные". Ну да словами ж...пу не вытрешь, а жить как-то надо, хоть с Россией Единой, хоть с нею же Справедливой, и сколь веревочка не вейся - а конец в штанах найдется... супостату на погибель.
Слово начальнику транспортного цеха!
Автомобильная свалка Европы. Такой полупрезрительный вердикт-приговор я слышал не раз, особенно от чиновных жителей столиц, впервые посещающих город К.
Что ж, вещи с историей действительно окружают нас, к-градцев, со всех сторон. И наши пути-дороги не исключение. И я лишь посмеивался над ретивостью государевых слуг, переживающих за нашу безопасность, и потихоньку приобщал залетных к нашим тайным знаниям.
Раритетный автобус MAN или SETRA, древний, как зуб мамонта, повезет Вас неожиданно мягко и плавно по выщербленному асфальту или неровной брусчатке, мимо безликих новостроек и предельно таинственных домов под красными черепичными крышами. Мимо рядов легковесных тополей – прямо в сумрачные каштановые тоннели. Позвякивает что-то под сиденьями, и облупилась местами краска – точно штукатурка на старых немецких домах. Но мерно звучит двигатель, и тепло в салоне, и ощущение надежности и уюта наполнит тебя – особенно если на улице идет дождь. И придет неожиданная, смешная радость за этот автобус, которому судьба была еще лет десять назад отправиться на переплавку, а он сумел обмануть эту глупую судьбу и теперь достойно встречает свою седую старость, перевозя жителей загадочного города К…
Бездумная мода на все новое и современное скоро убьёт этот уют передвижения. Новые китайские автобусы уже мелькают на дорогах. Пластиковый аляповато-бездушный дискомфорт, откровенно грубая работа самосвальной подвески под красивым кузовом, быстрое старение и – скорая смерть на свалке металлолома… Что придет взамен?
Наша российская обруганная ГАЗель или кондоватый ЛиАЗ мне не в пример приятнее в этом качестве.
А вот любите ли Вы ездить на неисправных трамваях? Честно признаться, это мое любимое занятие. И что с того, что было это всего один раз? Кто об этом знает, кроме меня? Ах да, теперь еще и Вы… Но мы же никому не скажем, верно? В уплату за молчание я выдам Вам Главную Тайну Трамвайно-Троллейбусного Управления.
Кстати, Вы знаете, что водителя трамвая называют вожатым (или вожатой)? Но не волнуйтесь, это еще не Главная Тайна… Так вот, знаете ли Вы, как между собой вожатые трамваев называют пассажиров? Да так же, как и водители троллейбусов. То есть – БОБРАМИ. Да, мы с Вами – бобры, и с этим теперь надо жить.
Когда и как это словцо завелось в кабинах калининградского трамвайно-троллейбусного стада, история умалчивает. Можно лишь утверждать, это произошло где-то между 1946 и 1990 годами. Именно в далеком 90-м году нам, изумленным студентам, о нем поведал наш друг Саша, ставший внезапно настоящим водителем настоящего троллейбуса. По версии Саши, среди водителей славного ТТУ в ту пору самой рейтинговой шуткой было – напугать какого-нибудь доверчивого коллегу сообщением о выпавшем у него на перегоне БОБРЕ…
И вот в августе 2010 года этот термин был обнаружен мною в состоянии великолепной сохранности – живее всех живых! Как-то раз, в один из тех августовских дней, когда теплый летний дождь лил стеной, а в кармане у меня не было документов, и дома меня никто не ждал, я по обыкновению ехал в неисправном трамвае и разговаривал с вожатой… Беседа наша текла по накатанному руслу обсуждения того, что вот раньше сахар был слаще, вода мокрее, рельсы глаже, и скорости были ого-го какие, а вожатый трамвая был Человек… И тут, на высокой ноте установившегося доверия, я наконец отважился задать Главный Вопрос: а вы пассажиров так же называете, как и раньше?
– А как это раньше? – попыталась отбиться Погонщица слонов, но промелькнувшее на её челе смущение показывало, что я на верном пути. Выждав секунду, я интеллигентно, но четко и решительно уточнил:
– Бобрами!
Повелительница неисправного трамвая теперь уже явно смутилась и ответила на вопрос – вопросом: а что, разве нет? Суетятся, зачатки коллективного разума проявляют…бестолковые.
Из писем к Н
09.11.10 12:10 ВГ: отправил тебе небольшой рассказик... про бобров. Выздоравливай!
09.11.10 12:15 Н: ну, после «бобров» трамвай просто обязан был сломаться окончательно. Причём посреди города и создавая пробку для остального транспорта...
09.11.10 12:24 ВГ: почти так и было. Трам тащился как дохлая кошка по помойке, волоча за собой мертвую тушку другого трама. Был час пик, особенно весело мы преодолевали перекрестки, у меня не было зонта, и я мечтал ехать подольше, чтобы дождь успел кончиться.
09.11.10 12:24 Н: Ну, вот и середина истории родилась...
09.11.10 12:27 ВГ: Да, они так и рождаются. Жизнь и друзья еще подбрасывают матерьяльчик. И Ося (Бродский который). Есть у него "Кёнигсбергский цикл", оказывается. Удивительное дело.
09.11.10 12:28 Н: Рано или поздно вы все должны были увлечься этим. Сильна ваша любовь к Матерлянду.
09.11.10 12:35 ВГ: Есть такой грех… вот и старый Иммануил, и старый Палыч даже никогда не уезжали из родного города. А вот Гофман и Ваш покорный слуга – уезжали. Что-то будет...Опять пора спать. Вечером на работу.
Знаете ли Вы, друг мой, что дорога на Пиллау – Альте Пиллауэрвег – это булыжник, скрытый под асфальтом, и он тщательно хранит давно замершие звуки для тех, кто умеет слушать?
Вот едет повозка ночью в тумане на булыжной
мостовой. Сначала слышен только стук подков, затем из тумана появляется
черный силуэт... вот лошадь... вот возчик изумленно смотрит на тебя, не
понимая, зачем ты здесь... Это не он, это ты мираж, ты здесь лишний – инородное вкрапление в простой и понятный мир ночного возницы… И все снова исчезает в тумане, звук подков все глуше и дальше, и мир опять сужается до привычных размеров, размеров светлого пятна под фонарем...
Бывает и так. Сегодня поехал в Роминтенскую пущу, прогулялся по заброшенной лесной дороге, вдоль которой 106 Уфимский полк держал оборону 100 лет назад. Думаю, неужели капитан Успенский мне весточку не подаст? Подал. Под елочкой незаметная кастрюлька стояла, гаденькая с виду, полная хвои. Оказался котелок медный, Российская Императорская армия, образца 1893 года, с клеймами всякими. Ровно 100 лет он там стоял у дороги, меня ждал. Unreal.
Никто не забыт?
(с выставки реконструкторов в Артиллерийском музее, Санкт-Петербург, 10 мая 2009 г.)
С уважением отношусь к немецкой армии, но не слишком ли гротескная картинка – инспектор ГИБДД, упорно тусящий в лагере «немецких солдат» за колючей проволокой? Надпись ДПС и скромный вермахтовский орел со свастикой чудесно дополняют друг друга… Или другой кадр – таможенник по всей форме, со «шмайссером» (МР-40) на боку, опрокидывающий стопку в компании себе подобных? Каково? Лично у меня мороз по коже подирает. Ребята, ну вы или крест снимите, или трусы оденьте. В смысле держите форму российского госслужащего подальше от фашистских штучек. Это при всей моей любви к Фатерлянду.
…
Что люди испытывают в День Победы? Да простят меня все, но больно и обидно и за Державу, и за Фатерлянд.
Сначала «политические проститутки» всех мастей делали своё мерзкое дело в тиши кабинетов, а затем цвет всех наций героически убивал друг друга на полях сражений. Прошли годы, и кабинеты давно обнялись и даже пролили скупую мужскую (или всё-таки крокодилову?) слезу друг другу на сюртуки. Ветераны сражений сидят на скамеечках и сочувственно поглядывают друг на друга. А вот между собой мир кабинетов и мир окопов никогда не пересекались и точно не пересекутся в будущем. Так в чём же настоящее противостояние войны? Сдаётся мне, родные мои сограждане, что любая война – это прежде всего акция своего правительства (царя, диктатора) против своего же народа.
Итак, советский снайпер, убивший десять немецких солдат и трех офицеров, - без сомнения герой. Немецкий снайпер - ??? Продолжать? А почему нет? А если бы нашим солдатам объяснили (хорошо, политически грамотно объяснили!) про немецких империалистических «недочеловеков» и запустили через границу на рассвете 21 июня 1941 года? Знаю, знаю, у наших была другая отмаза – пролетарии всех стран, давайте – не е**те вола, соединяйтесь! А помещиков, попов, кулачье, интеллигентов всех мастей – к ногтю! Размахнись рука, раззудись плечо! Литва, Латвия, Эстония, Румыния, Польша – кто следующий? Оп-па, да тут якась-то Херманьщина под ногами путается. Кстати, так потом и поступили…
Это не умаляет подвига наших ветеранов. Нисколько. Они герои без всякой натяжки, и к черту – цум тойфель! – любые сомнения на этот счёт. Только надо признать, что с другой стороны герои тоже были. Вот так, и пусть мир кабинетов не пудрит мне мозги. И здесь надо сделать выдох. Потому что, хотя давно приучил себя к этой мысли, но выплеснуть это на бумагу страшновато. Даже если если это не бумага, а клавиатура, и сижу я один на один с ноутбуком. Даже если никто никогда не прочтет эти строки.
День Победы – это День окончания войны. День прекращения узаконенного убийства людей. И бессмысленно превозносить одних и унижать других. Просто почтите их память, мой читатель.
…
Пишу эти строки на остове Новик в выборгских шхерах, недалеко от Транзундского рейда. Сейчас остров необитаем, но раньше, как и везде вокруг, жили финны (есть фундаменты жилого дома). Здесь находится российский военно-морской некрополь XIX-XX в. Окол 50 могил – подписанных и безымянных. Почтём их память.
…
<Предисловие к городу К
Александр Попадин
Анатолий Бахтин
Геннадий Разумный
Константин Скворцов
Анатолий Валуев
Владимир Кулаков
Михаэль Вик
Эрнест Лависс>
Трудно найти более горячие точки соприкосновения России и Германии за последние 300 лет, чем Санкт-Петербург и Кёнигсберг-Калининград.
Восточная Пруссия не перестала быть собой оттого, что мы порезали ее границами и стали называть русскими и польскими словами.
Петербург, которого нет.
Петербург, о котором можно мечтать.
Страх – это чувство, неведомое романтику.
…
Ostpreussen ;ber alles!
Питер рулит!
Moscow never sleeps!
Гений места ждет нас, ребята. Хватит ныть. Бросайте столицы, поехали домой!
Приложения
Приложение 1
К ПИСЬМУ ВИЦЕ-АДМИРАЛА Н. И. КАЗНАКОВА МОРСКОМУ МИНИСТРУ ВИЦЕ-АДМИРАЛУ П. П. ТЫРТОВУ
В Кронштадте — этом гнезде Русского флота, в котором, волею Великого его создателя Петра, засеменилась, выросла и окрепла семья русских моряков, по сих пор нет храма, который члены этой семьи могли бы назвать своим храмом, в котором совершались бы все общие религиозные акты и на стенах которого члены этой семьи могли бы читать историю дорогого для них флота. Подобные храмы, принадлежащие разным частям русской армии, встречаются повсюду и везде служат гордостью и святыней для своих полковых прихожан. В Кронштадте по сих пор нет ничего подобного.
Историческая справка. В 1722 году (13 мая) Петр Великий, среди всех других забот о России и занятый персидским походом, делает распоряжение о постройке храма в Кронштадте, для морских и адмиралтейских служителей, и при том повелел посвятить его во имя Богоявления Господня, указав и место для этой церкви, вблизи двух своих любимых дубов, где он любил проводить вечера, любуясь морским видом на нынешний (на момент разработки этой исторической справки) Восточный рейд.
К исполнению державной воли Петра Великого приступили только после его смерти, а именно в 1728 году. 19 июля этого года (1728), Адмиралтейств-Коллегия отношением на имя Главного Командира Кронштадтского порта адмирала Гордона, приглашала всех морского флота обер- и унтер-офицеров, матросов и рядовых к пожертвованию на украшение церкви. На это приглашение последовали донесения командиров кораблей, в которых заявлялось о единодушном согласии всех флотских чинов на вычет по копейке с рубля в пользу строящейся церкви. Начатая в 1728 году, церковь эта была освящена 24 мая 1731 года.
В 1831 году была отпразднована годовщина столетия храма Богоявления. Государь Император Николай I повелел отпраздновать этот день особенно торжественно и весь флот, бывший на Кронштадтском рейде, принимал участие в церковном празднестве столетия своего исторического храма. Через десять лет после того, в 1841 году, имея в виду ветхость этого храма, последовало Высочайшее повеление «здание церкви снести и площадь очистить». Вместо Богоявленской церкви в том же 1841 году была освящена церковь во имя Николая Чудотворца при морском манеже, но Богослужение в ней невозможно было совершать ежедневно, а только в праздничные дни, так как в манеже производились постоянно учения нижних чинов, и крики воинской команды и звуки музыки препятствовали церковной службе. […]
В июне 1847 года и манежная церковь закрылась, по случаю ремонта, и Богослужение в ней возобновилось только в марте 1851 года. Чтобы не оставить морских чинов без храма Божия и не лишить их совсем участия в церковной службе, Кронштадтским морским начальством был приобретен в том же 1847 году частный дом для помещения Богоявленской церкви. Дом этот находился на углу Осокиной площади и малой Екатерининской улицы и составлял собственность капитана Фон-Дезина. Иконостас и престол были поставлены из прежнего госпитального храма и церковь эта, несмотря на все свое убожество и тесноту, просуществовала 15 лет, до 1862 года. […]
Такова плачевная история военно-морского храма в Кронштадте, прихожане которого, офицеры и нижние чины в числе до 10000 человек, по сих пор довольствовались временною церковью едва вмещающей, считая даже хоры, всего около 900 человек, полагая по 14 человек на квадратную сажень.
Вследствие тесноты храма, по праздничным дням недостаток воздуха в нем бывает до того чувствителен, что от того страдают как священнослужители, так и прихожане. По этой причине нижние чины, для которых собственно и существует храм, исключая дней говений, почти вовсе не посещают его.
Другая причина отсутствия чинов флота в храме Богоявления Господня заключается в том, что жилища их передвинулись и расположились ныне ближе к главным улицам города, где находятся дома Главного командира, адмиралтейств, учреждения порта, офицерские флигеля и казармы нижних чинов, так что церковь Богоявления Господня, расположенная в восточной части города, на так называемой «горе», посещается ныне только горожанами и семействами портовых мастеровых и рабочих. Все церковно-морские празднества, торжественные дни, соединенные с церковными парадами, выносом знаменных флагов, принесение присяги, пасхальные службы — все это совершается в настоящее время в Никольском храме при манеже, как расположенном центрально в том районе, в котором время, условия жизни и службы сосредоточили почти все морское население. К сожалению, однако, помещение это осталось по-прежнему только манежем, а никак не церковью. Не говоря уже о том, что церковная служба в этой церкви возможна только по праздникам, так как в будние дни в манеже бывают ежедневные занятия, как строевые, так и гимнастические; но и во время церковных служб нижние чины размещаются не в самой церкви, по тесноте её, а в манеже, соединенном с церковью тремя обыкновенными дверями, откуда не могут не только видеть, но даже не расслышать ни единого слова. И этот беспримерный порядок слушания нижними чинами флота слова Божия практикуется постоянно с 1862 года. Нижние чины сухопутного ведомства, число коих гораздо менее, имеют прекрасный храм и, кроме того, церковь при манеже.
В делах о морской церкви и о построении собора в Кронштадте находятся донесения всех Главных Командиров, начиная с адмирала Рожнова. В особенности в последних донесениях генерал-адъютанта Казакевича и вице-адмирала Шварца положительно говорится, что участие нижних чинов в Богослужении в манежной церкви только номинальное, что нижние чины по наряду приводятся в церковь, но в действительности они совершенно отчуждены от совершаемого в ней Богослужения. Факт этот имеет тем большее значение, что это отчуждение от церкви морских нижних чинов, совершается в течение всей их действительной службы и продолжается уже несколько десятилетий. Таким образом, к грустной истории о морском храме в Кронштадте присоединяется столь же безутешное описание настоящего положения дела. Представляя записку эту на благоусмотрение Вашего Превосходительства, я считаю своим долгом высказать Вам свои соображения о постройке нового морского храма.
Предложения о постройке нового храма. Мне кажется, что храм этот должен быть вместе с тем и памятником чинов флота, чтобы, входя в него, они не только слышали слово Божие, но и читали на стенах его всю историю флота, имена всех деятелей, покрывших себя славою, принесших пользу Родине, к какому бы роду службы во флоте (штурмана, артиллеристы, механики) ни принадлежали, начиная с создателя флота и Кронштадта — Великого Петра.
Моя мысль состоит в том, чтобы этот храм-памятник, в коем будет ежедневно приносится искупительная бескровная жертва, служил бы вместе с тем связующим звеном прошедшего, настоящего и будущего русского флота, вечным свидетелем их трудов, знаний, подвигов, послуживших к славе Родины и флота. Руководствуясь этим, я позволю себе высказать следующие свои соображения о тех условиях, которым должен удовлетворять предполагаемый храм.
1) Единственным местом для постройки его остается в настоящее время так называемая якорная площадь против Докового Адмиралтейства, которая по размерам своим 90 сажень в длину и 80 сажень в ширину представляет достаточно простора для собора с площадью и сквером вокруг. […]
2) Новый храм должен быть построен не менее как на четыре или пять тысяч человек, рассчитывая, что с уходом судов в Либаву, в Кронштадте никогда не будет оставаться менее шести экипажей.
3) Храм должен быть поднят настолько, чтобы не мог страдать от возвышений воды. Поэтому он должен быть без подвалов, на сплошном фундаменте, поднятом на несколько футов над грунтом.
4) Высота купола и колокольни его должна быть такова, чтобы они могли служить приметными точками с моря и чтобы крест морского храма был первым предметом, бросающимся в глаза мореплавателю.
5) На стенах его, вокруг всего храма, не должно быть других украшений кроме черных мраморных досок с именами всех деятелей флота и корпусов, принесших пользу родному флоту и науке, как на военном, так и на мирном поприще. Вместе с именами славных героев, принимавших участие в сражениях, тут же должны быть помещены и имена погибших при исполнении своих обязанностей («Ингерманланд», «Фешампенуаз», «Лефорт», «Опричник», «Русалка» и многие другие).
6) В этом же храме могут быть сосредоточены трофеи морских побед, удобные для помещения в церкви и не дарованные в другие места, сохранившиеся знаменные флаги экипажей (хранящиеся ныне в Арсенале), иконы, как воздвигаемые в память погибших судов (корабля «Лефорт»), так и пожертвованные в экипажи или на суда. Последние должны храниться в особой ризнице при храме с означением, какому кораблю или экипажу принадлежали и т. п.
7) Для ускорения постройки я предполагал бы уместным испросить Высочайшее Государя Императора соизволение на открытие общей подписки на построение храма в полной уверенности, что как в 1728 году, так и ныне чины флота отнесутся к этой мысли, давно наболевшей в их сердцах, с не меньшим сочувствием.
8) Разработку деталей, сбор пожертвований, собрание всех исторических сведений для внесения на скрижали храма, объявление и рассмотрение конкурса, представление на утверждение планов и наблюдение за постройкою я полагал бы, по примеру Варшавского собора, поручить ведению особой комиссии. Этот храм-памятник должен быть посвящен во имя Святого Николая Чудотворца, как покровителя моряков.
Вице-адмирал Казнаков.
О НЕОБХОДИМОСТИ ПОСТРОЙКИ ВОЕННОГО МОРСКОГО СОБОРА ВМЕСТО МОРСКОЙ БОГОЯВЛЕНСКОЙ ЦЕРКВИ В Г. КРОНШТАДТЕ
(Из докладной записки Протопресвитера военного и морского духовенства А. А. Желобовского Великой Княжне Марии Павловне)
[…] Между тем город Кронштадт — первоклассный порт и стоит в виду Петербурга, и на самой западной границе русского царства. Это самый первый пункт нашего Отечества, на который прежде всего обращаются взоры иностранцев, прибывающих в Россию со стороны моря. Естественно, что все русское: здания и учреждения и прочее — вызывает в иностранцах любопытство и обращает на себя особенное внимание. Какое же впечатление может производить на них вид убогой Богоявленской церкви? Думается, что далеко не в пользу православия и его господствующего положения в нашем Отечестве. Такое неблагоприятное впечатление тем более естественно, что рядом с Богоявленской церковью находятся два каменных вполне благолепных храма инословных исповеданий. Особенно выделяется по своей грандиозной архитектуре лютеранская шведская церковь: конический шпиц ее высоко поднимается к небу и виден на далекое расстояние с моря. На тяжелые думы наводит русского человека сравнение этой кирхи с рядом стоящею православною Богоявленскою церковью: два купола этой маленькой деревянной церкви едва-едва возвышаются над вершинами тощих низкорослых деревьев ближайшего парка. При своем внешнем непривлекательном виде церковь поражает и внутренним неудобством и особенно теснотою и малопоместительностью.
Вот что говорит об этом специальная комиссия техников, свидетельствовавшая означенную церковь 15 сентября 1883 года: «Будучи временною постройкою, храм этот, по расположению и размерам своим, нисколько не отвечает условиям Морского Собора для команд Балтийского флота. Пространство, предназначенное для молящихся, включая здесь и хоры, равняется 65 кв. саженям и может вместить только 975 человек; между тем число одних только нижних морских чинов простирается до 10000 человек, кроме их семейств и обывателей из 15 улиц, примыкающих к этой церкви. При таком переполнении, теснота и духота в церкви бывает невыносима. Значительная часть молящихся должна оставаться на паперти и даже на улице; при чем, кроме того, что не видят и не слышат Богослужения, но зимою и в дождливое время подвергаются непогоде и простуде».
Нужно к этому прибавить, что, вследствие тесноты церкви, нижние чины Флота, кроме дней говения, совсем не бывают при Богослужении в этой церкви.
Для морских чинов, кроме храма Богоявления, существует с 1841 года еще другая церковь — во имя Николая Чудотворца в морском манеже. Последняя несколько удобнее и поместительнее первой; но и она весьма недостаточна по своим размерам и не может вместить в себе всех чинов флота. Во время Богослужения последние обыкновенно помещаются в самом манеже и слушают его чрез трое открытых в церковь дверей. Понятно, что при громадности манежа и при многочисленности морских команд, Богослужение бывает видно и слышно только первым рядам матросов; для громадного же большинства священные песнопения службы доносятся как непонятные отрывочные звуки, а слова молитв, апостольских чтений и Евангелия положительно не слышны. Поэтому-то без преувеличения можно сказать, что нижние морские чины, хотя они и аккуратно приходят в манеж во все праздничные и воскресные дни для слушания литургии, только присутствуют при Богослужении, но не видят и не слышат его.
Такой порядок участия матросов в Богослужении продолжается вот уже в течение более пятидесяти лет: во все это время православные воины остаются без влияния священной службы и храма Божия. Устранение от Богослужения Христианского воинства особенно нежелательно. В церковной службе встречаются упоминания как о важности и святости воинского звания, так и содержатся утешения в его многострадальном подвиге. Да и вообще Богослужение питает и поддерживает в человеке религиозно-нравственное чувство, а это последнее есть самое надежное основание воинского долга и христианской преданности Царю и Отечеству.[…]
Протопресвитер военного и морского духовенства Александр Желобовский. 5 августа 1896 года.
Приложение 2
История одного стройбата
Мне не очень верится, что тема службы в стройбате может кого-нибудь заинтересовать, ну если только чисто информативно...
Ошибочное мнение одного из активных участников сей истории.
А вообще-то интересно там было когда-то!
Более правильное мнение того же участника истории.
Основная статья: Специальные войска
Нарукавный знак военно-строительных частей ВС СССР.
Общие сведения
1769 ОСТБ (Отдельный Строительно-Технический Батальон). Подчинение – в/ч ??? (бригада, Саратов, Советская 10), 775 Управление военно-строительных частей (главк, Москва).
Образован в начале 1973 году приказом Министра Мелиорации (!) СССР в г. Тельшяй Литовской ССР, на территории танковой части, и направлен в г. Новоузенск Саратовской области, где и базировался до момента расформирования (1992). Прибыл в Новоузенский район ??? 1973 г.
Первый призыв составили ребята из КО, сельских районов Литвы и Латвии, срока службы 1972-74. Видимо, тогда зародилась практика укомплектования этой части «одним призывом», сохранившаяся все годы его существования.
1. Призыв 1972-74 (первый)
Первый офицерский состав: командир (1973-??) – майор Гражулявичюс, нач.штаба майор (или к-н?) Знамин, замполит капитан Гордейчик.
Основные организации и объекты: Ерусланский канал, ???
Места базирования рот: ???
Офицеры и прапорщики
Командиры: Гражулявичюс, Знамин Евгений Петрович (до 80 г.), Деревянский Анатолий, п-пк Пикель Борис Николаевич (1981-89?, родом саратовский, пришёл с повышением), Сатаров.
Ст. пр-к Ломовцев – погиб
Ст. пр-к Рогачёв – живёт в Н-ске
Пр-к Терешонков начвещ.
Ст.л-т Владимир Емельяненко (мой ротный, «ё…й насос»), пр-к Виталий Шлыков – спились.
Пр-к Щёголев Александр Петрович – авторитет, в годах, поклонник Высоцкого, прекрасный баритон. Концерт в клубе стройбата в Ершове – Венский вальс – хлопья побелки… Переведён в Свердловск.
Пр-к Уният – взводный в Алгае.
Пр-к Фомичёв (старшина, «тунгусы и чучундры») – одолевают болезни, уехал к родным в Ульяновск.
Начштаба: к-н Ольхов, затем м-р Савчук А.И.(?)
Замполит б-на к-н Лупенков Анатолий Алексеевич
Зампопро б-на майор Кожевников Николай Кузьмич
Зампотылу батальона м-р Карпенко Пётр Денисович. Расформировывал батальон в 1992 году. Участвовал в ликвидации Чернобыльской аварии. Живёт в Н-ске, подрабатывает в такси.
Замполит роты ст. л-т Косенко Владимир (из Балаково, двухгодичник),
После Косенко – л-т Тимофеев Алексей, двухгодичник
Савчук затем ушёл на повышение, получил батальон.
Савчук и Сулукиди заканчивали Камышинское уч-ще.
Л-т Болтаев (Балтаев) – двухгодичник, замком 1 роты по пр-ву.
Пр-к Кабанов Виктор Алексеевич – призван из Мордовии, на момент призыва уже имел семью и среднее медицинское образование, отслужил в батальоне срочную медбратом (27.11.1974 – 1976), остался на сверхсрочную фельдшером (давали жильё), получил звание прапорщика. Ветеран батальона, прослужил в нем рядовым и прапорщиком до самого расформирования (18 лет). Наверное, его помнят почти все солдаты батальона (джульбарсы)). После расформирования 1769 ОСТБ дослуживал в Энгельсе, на легендарной базе сверхзвуковых бомбардировщиков – «белых лебедей». Живёт в Н-ске, работает заправщиком на базе «Волгоуралстроя» на территории бывшего 1769 ОСТБ. Удивительно, но факт – В.А. уже 37 лет трудится в расположении нашей части! Контактен, с удовольствием встречается и общается с бывшими сослуживцами всех званий.
2-й призыв (1974-76) Призыв из Ульяновская обл., Мордовия, Татарстан, Грузия (4-я рота, Плёс/Мунино). 4-хротный состав батальона, 3 роты в Н-ске.
Отделение рот в Питерку и Ал.Гай. Ротные к-ны были Материкин, Сулукиди, Бурцев. Демченко Олег – 1-й замполит.
Воспоминания участников событий
Анатолий Пономаренко:
Начну, пожалуй, с самого начала. А начиналось все это безобразие в 1972 году в декабре месяце. Мне пришла повестка явиться 26 декабря 1972 года в военкомат Центрального района (ул.Коммунальная) с вещами – а ведь были уже приобретены билеты на Новогодний бал в Драмтеатр... От Центрального района нас было всего двое, причем с одной школы одного выпуска, но из разных классов. Затем крепость; на Гвардейском проспекте, где нас уже было собрано с области человек 90. День-ночь с обязательным просмотром фильмов "Черная гора" и еще какого-то политико-воспитательного про хулиганье. Крутили их с утра до вечера. Чтобы не замерзнуть совсем, топили буржуйку, которая стояла посреди помещения. Потихоньку все прошли здесь же медкомиссию. Еще одна ночь на нарах, а поутру вперед на Южный вокзал. О кормежке за эти сутки никто и не вспоминал - так принято было. Но у нас с собой было что перекусить. С горячительными напитками в те времена была проблема – не разгуляешься. Из Калининграда (все 90 человек) мы поездом, с сопровождавшими нас "купцами", добрались до литовского города Тельшяй. В танковой части, куда мы прибыли, нас уже было собрано 410 чел стройбатовцев. Не знаю почему, но это число у меня накрепко засело в памяти. Из них калининградцев – 90 человек, литовцев – примерно 180 человек, латышей около сотни и несколько десятков эстонцев. Там нас всех расселили и приодели в военную форму. Вполне нормальное было жилье и питание (72 год!). Не знаю почему, но взводные сержанты и старшины рот были выходцы из КО, но это не мешало им немного нас пинать и малость подтрунивать над нами. Слово "дедовщина" не пугало нас, потому как мы тогда его практически не знали. Ни мойки туалетов зубной щеткой, ни подшивки воротничков старослужащим, а тем более стирки их обмундирования – ну не было такого у нас. С утра зарядка на плацу, потом – ПОМЫВКА ТАНКОВ после учений, наряд на камбуз на сутки. Всё воспринималось как должное, и никто не роптал. Через какое-то время мы приняли присягу в актовом зале (без оружия!), вскоре после этого был образован 1769 ОСТБ (по приказу Министра мелиорации), потом неделя на сборы и – «Даешь Саратовскую область, город Новоузенск!». А далее под предводительством комбата майора Гражулявичюса (кстати, на его погонах просматривались недавние следы от подполковничьих звезд!), начштаба майора (или капитана) Знамина и замполита капитана Гордейчика (кличка Гвардейчик) была длинная дорога «на фронт» - к новому месту базирования...
Мы почти все два года отработали-отслужили одной ротой вдали от Новоузенска, километров за 150. Начинали строить Ерусланский канал;. Бывших уголовников у нас почти не было, знал только одного латыша, который отсидел на «малолетке», но он был уж очень тихий (или себе на уме). Остальной контингент был вполне нормальный люд – из литовской и латышской глубинки. Многие закончили полную десятилетку, был народ и после техникумов, но явных уголовников не было – это было позже, через два года, перед самым нашим ДМБ. Нашей ротой командовали не кадровые офицеры, а три «двухгодичника», после каких-то гражданских ВУЗов – замполит роты младший лейтенат из Литвы (как звали, не помню), зам. по производству младший лейтенант из Латвии (помню только прозвище - Петька) и ротный – ЛЕЙТЕНАНТ Янис Плаудис из Риги. Вот где отборная скотина и алкаш был, для него нормально было появляться "в хлам" пьяным перед строем, и обязательно из-за голенища сапога торчала рукоять ножа или отвертки... Для чего? Не знаю, может боялся нас... Случалось, что эта "великолепная троица" иногда прикарманивала и наши деньги за работы, не связанные со службой. Но это всё будет впереди. Продолжение следует....
К сожалению, сразу обо всем написать не могу. Нет времени (пока).
Анатолий
Валерий, привет! Сегодня более или менее есть время и продолжаю обещанное. В Новоузенск добирались 6 (шесть) суток в плацкартных вагонах. Какими обходными путями мы ехали – одному Богу известно. В вагонах все полки были заняты, даже самые верхние. Кормили выданным в Тельшяе пайком и вроде бы еще что-то носили на остановках, наверное горячее... точнее сказать не могу, давно это было. Иногда на остановках умудрялись у местных аборигенов прикупить вина или водки. Ну, а с собой на новое место жительства везли все: кровати 2-х ярусные, матрацы, одеяла и прочее. Для столовой – столы и скамейки, термоса, бачки и миски, алюминиевые ложки и кружки. Лопаты, по-моему, выдали на месте.
По прибытии в г.Новоузенск нас разместили в одном из зданий местного ПТУ. Это ПТУ находилось в двух 4-х (или 3-х этажных?) зданиях, одно из них заняли мы, вновь прибывшие. Помню, что эти здания были сложены из красного кирпича, а может и крашеные. Что-то теперь мне подсказывает, что нас всё же было 310 человек (в тех же пропорциях), потому как вряд ли 410 человек смогло бы разместиться в этом здании. Да и служил я все же в 3-й роте, после нашей роты в строю никого не было...Столовой в этом здании не было, и приходилось до неё топать пару км аж три раза в день по морозу, довольно приличному – до 27-30 град. Был даже словесный приказ, чтобы рота, идущая в столовую, при встрече с ротой, возвращавшейся из столовой, должны на ходу осматривать визуально друг друга на предмет обморожения «морды лица». Некоторым всё же пришлось испытать, что такое обморожение лица и пальцев рук-ног. Почему народ поморозился, я не помню, тем более, что на ногах были валенки и на руках двупалые перчатки. Может, поначалу ходили в сапогах, а валенки подвезли позже? Не помню.... Вокруг одного из домов этого ПТУ вырос построенный нами деревянный забор с потайными дырками, и тут же, на территории, вырос деревянный туалет на приличное количество "очков". Короче, все обустраивалось-обживалось. Народ, не занятый на обживании территории, посылали на работы: на вокзал – разгружать вагоны, и на строительство городских домов (кстати, первые дома, заложенные нами, были на пути в столовую). Там мы впервые столкнулись с тем, что прежде чем копать котлован под дом, надо было прогреть землю (жгли автомобильные шины) до такой степени, чтобы можно было ковырять её лопатой. Про экскаваторы что-то не припоминается мне. Мыться ходили в городскую баню, где-то ближе к центру Новоузенска, пешком конечно. Ходили и в самоволки – кто за вином, кто по девкам. Тогда еще местный люд так не охранял своих девчат, как Вы описываете. Конфликты с населением были, но совсем незначительные. Правда, однажды на общем построении замполит Гордейчик разразился речью на предмет того, что в самоволки бегают калининградцы, пьют – калининградцы, конфликты с местными затевают – калининградцы (а нас было-то всего 90 человек), и не могли бы, мол, оставшиеся 220 чел как-то образумить этих калининградцев (их же совсем мало), но народ был на нашей стороне и все откровенно похихикали над нашим замполитом. Больше он с такими просьбами-речами не выступал, а калининградцы так и продолжали куролесить, но более скрытно. Чего-то еще интересного не вспоминается.
С приходом весны стало немного полегче-потеплее, да и пообжились-пообвыклись к тому времени. И где-то в начале весны нас, 3-ю роту, командировали километров за 200 от Новоузенска на станцию Плёс, это на ЖД ветке Уральск-Саратов, между станциями Ершов и Мокроус. 1-я рота тоже была откомандирована, но куда-то в другом направлении. Кто и сколько осталось народу в Новоузенске, мне не ведомо. Да и зачем? У нас начиналась новая жизнь вдали от батальона, сроком до самого ДМБ.
Продолжение следует.
Думаю, что оно будет написано немного побыстрее, чем это...
С уважением А.Пономаренко
Валерий, привет! По прибытии на станцию Плёс (как и на чем добирались в памяти не отложилось) поселились в 2-х этажной общаге, удобства на улице, территория вокруг была порядком запущена, и до нас ею никто не занимался. Хорошо хоть столовая была в 30-40 метрах от казармы, а поварами там стали ребята-литовцы из нашего призыва. Кстати, готовили они очень даже прилично, и на нашем столе довольно часто бывали котлеты, а я там впервые узнал, что такое цеппелины по-литовски. Одним словом – с едой проблем не было, т.е. не голодали. Были, правда, перебои со сливочным маслом, но это все решалось. Нашим “доблестным” офицерам вообще всё было по фигу. У них была одна забота: магазин-застолье-похмелье. Рядом стояло одноэтажное здание, в котором когда-то была казарма железнодорожных войск (то ли рота стояла, то ли взвод). Вполне пригодное помещение для размещения всей нашей роты, нужно было лишь организовать народ для ремонта и произвести этот ремонт, но ‘загульная” жизнь для наших офицеров была важнее нормального быта подчиненных.
Глядя на офицерьё, и мы потихоньку пытались вести “загульную” жизнь. Увольняться в этом Плёсе было некуда, но был местный маленький клуб, где иногда бывали танцы. Конфликтов с местным населением, что удивительно, не было, хотя мы иногда и прикупали горячительного напитка в магазине на станции или пили разливное вино, которое покупали в вагонах (транзитных), которые время от времени останавливались на нашей станции. Ну, а когда ничего этого не было, у местных покупали самогонку, настоянную чуть ли не на карбиде или на кизяках. Молодые желудки все переваривали. В баню возили в соседний за 10-12 км поселок, хотя помещение под баню тоже рядом было, но…
В наше расположение понемногу приходила техника: трактора ДТ-75, скреперы, автономные мобильные сварочные агрегаты, пара военных электростанций на грузовом шасси, и ещё что-то похожее, но основным орудием, как обычно, была лопата. Короче, готовились к “рытью” Ерусланского канала – между рекой Еруслан и нашей станцией, для мелиорации засушливых в этом районе земель. Всего длина этого канала составляла 48 км. На нашу долю 24 км. Кто копал другие 24 км- неизвестно, скорее всего такие же, как мы, но во время моей службы торжественной стычки с потусторонними копателями не произошло, потому как дембель оказался быстрее, чем открытие канала. Так и не знаю – был ли он открыт вообще? До начала строительства канала строили жилой дом в Мокроусе, и там же офис для нашей гражданской конторы, и жилые однотипные дома на одну семью, а может и на две. Особого желания строить у нас не было, да и толком никто ничего не умел, и учить нас не пытались, и поэтому всё тянулось очень долго. Из нашей роты в учебку попали только два или три литовца, после которой они стали командирами взводов и обученными строителями.. И чего греха таить, дома, построенные под их командой, выглядели получше наших: даже кирпичная кладка была поровнее и поаккуратнее. Но нам на все это было наплевать, и мы особенно на этом не зацикливались. Как нам платили, так мы и работали. Про технику безопасности знали только на бумаге. Один из наших служащих пострадал при ремонте казармы, после чего его комиссовали.
Когда поспели по осени овощи-ягоды, то отправляли втихаря ночью трактор с прицепом-скрепером на ближайшую бахчу (около 10 км) за арбузами и помидорами. Ночью выезжали, и к утру арбузы уже растаскивали по своим “нумерам”. Не скажу, что это делалось из-за плохого питания – нет, скорее от скуки, потому как по вечерам заняться было совершенно нечем. Никакой шагистики, никаких проверок и смотров, и никаких старослужащих – весной старшина роты и взводные сержанты демобилизовались, а их место заняли ребята из нашего призыва. Только через год пришли на их место прапоры. Втихаря от офицеров по вечерам ходили на разгрузку вагонов за наличку. Пару раз роту частным образом привлекали к работам на элеваторе – разгребали строительный мусор и еще какой-то хлам. Обещали дать денег за эту работу наличкой для покупки инструментов для ансамбля, или нового телевизора (не помню), но ни денег, ни телевизора мы, конечно, так и не увидели, а офицерьё пару-тройку раз хорошо погуляло у себя. Законов мы тогда не знали и делали то, что прикажут… Иногда по субботам и воскресеньям ходили в увольнение (на самом деле «увольнение» состояло в том, что предупреждали дежурного по роте, что такие-то пошли туда-то и будем тогда-то) искупаться в местном озере (куда, в конце концов, должен “упереться” вырытый нами канал), где ловили раков руками – в норах под берегом. Когда стало “жалко” своих пальцев, народ раздобыл где-то бредень и облов раков стал веселей и продуктивнее. Несколько забродов – и пара-тройка ведер раков обеспечена. Варили там же на берегу, ну а водка опять же на станции в магазине, продавали нам её даже в кредит (!), и этот «кредит доверия» мы ни разу не просрочили.
Зима ничем особенным не запомнилась – всё то самое: стройка, стройка и опять стройка.
Следующей весной началось строительство канала. Непосредственно строил (копал) канал здоровенный роторный экскаватор, профиль этого канала был как перевернутая пирамида с парой ступенек на боковых гранях. Работа наших трактористов-скреперистов заключалась в том, чтобы подбирать огрехи после этого экскаватора, а чтобы предотвратить размыв берегов канала, строили ливнепропуски через канал (для весенних талых вод). Это строительство заключалось в бетонировании откосов канала. Опять же никто никого ничему не учил, а бригадиров из числа гражданских лиц у нас не было. Всё приходилось постигать в процессе. И результат был по большей части на жиденькую “троечку”, но нас это опять же не очень трогало. Порой технику бросали прямо на рабочем месте – без опасения, что куда-то её угонят, а сами в часть. Был случай, когда наш тракторист погнал свой трактор в часть, но по дороге принял на грудь, после чего пытался на своем тракторе форсировать один из прудов, но последний оказался намного глубже, чем хотелось. В часть он прибыл пешком. Как этот трактор вытягивали – не помню. Ходили слухи, что в пруд полез на тракторе поспорив, что трактору пруд не проблема…. Однажды летом на участок строительства одного из ливнепропусков приехал фотокорреспондент газеты «Правда». Снимал всё наше строительство с разных ракурсов, но перед съёмкой заставили всех напялить на себя черные комбезы, объяснив это тем, что канал строят комсомольско-молодежные бригады, а не стройбатовцы. Про обиду тогда из нас никто и не думал: партия рулила в то время….Этой же весной нашего командира роты-алкаша за беспробудное пьянство и хамское отношение к нам отправили в г.Тоцк-2 (там в то время был дисбат). Не знаю только – в качестве кого: ротного, взводного или провинившегося офицера? Короче, избавились мы от этого придурка и урода. Были у нас некоторые подозрения, что проблемы с питанием, в частности со сливочным маслом, его рук дело – ведь продукты нам поставляла не армия, а ПМК (передвижная механизир.колонна), в которой мы работали. Как сейчас сказали бы – откат и распил был в его руках. Одним словом, был он порядочной скотиной, хоть и из стольного города Рига, и – никогда не забуду! – звали его Янис Плаудис. После него к нам прибыл КАДРОВЫЙ офицер по фамилии Тимофеев, в звании старшего лейтенанта. Наша служба обрела какой-то смысл. В конце концов, отремонтировали старую казарму, и конечно же, там была и Ленинская комната, и каптёрка, и столярная мастерская, медпункт, ну и конечно же, «губа» – как без неё. Восстановили баню с парилкой, а наша территория приобрела вид воинской части, да и внешний вид наш стал более похож на солдатский, а заработки повысились, хотя работа не изменилась. Наш новый ротный поселился в одном из построенных нами домов в Мокроусе. Каким то образом у ПМК выбил себе мотоцикл «Днепр» и приезжал на службу каждое утро, а вечером покидал нас. Нам его мотоцикл очень пришелся по душе, т.к. тарахтел он довольно прилично, а слышимость в степи поутру и вечерами была отличная, так что еще километров за пять по звуку мы знали, что по грейдеру едет командир, ну и, соответственно, к его приезду у нас уже был порядок. Других мотоциклов в этом поселке не было. Иногда ездили с ним на “Газ-66”, был у нас такой, на рыбалку по местным прудам, ловили бреднем рыбу, раков…. да и вообще нормальный был мужик – без закидонов. Вместе с ним к нам прибыли два или три прапора, один, по моему, был из Калининградск.области, но про них ничего не отложилось, кроме того, что к спиртному они были неравнодушны. Блин, получается, что мы, солдаты, так не пили, как наш офицерский состав. Короче прапора были безликие и ничего хорошего они в нашу жизнь не привнесли, кроме как закладывали нас, солдат, командиру роты.
К концу лета огромный экскаватор оказался возле территории нашей части, почему и для чего - не помню. Может, выполнил свою задачу, и надобность в нем отпала, ну а к нашему дембелю он превратился в груду бесполезного металла, т.к. все пригодные детали (электродвигатели, амперметры-вольтметры, контакторы и пр.) с него снимали все кому было не лень, и даже отсылали посылками в Литву частным образом. Вполне возможно, что этот экскаватор и положил начало разгулу и разгильдяйству в наших рядах, но скорее всего, близость дембеля сыграла свою злую шутку. Сначала повздорили с местными в Мокроусе, да так, что приехали военные дознаватели из Саратова, потом пару раз из стоявших на станции вагонов что-то стянули. Опять дознание – и пара-тройка наших подсели на разные сроки. Калининградцев и в первом и втором случае не было, потому как не участвовали во всём этом, - в тех случаях отличились ребята из Литвы. Кстати, все два года с литовцами и латышами жили дружно и без особых проблем, бывали иногда между собой разборки, но без обид и признаков национализма. Пару раз совместно отмечали их летний праздник “Цветения папоротника” (Янисов день), но без самодельного пива и втихаря от командиров.
Осенью началась уборка зерновых, и в наш район прибыли ‘партизаны’ со своей техникой. Где они квартировали – не помню, но в помощь им с Саратова приехали девчонки, которые работали операторами на выгрузке зерна из машин, и у нас “суровые” солдатские будни немного стали веселее… Конфликтов ни с партизанами, ни с местным населением на этой почве не было. Ходили даже в гости к местным, и на свадьбе местных жителей присутствовали – был такой факт. Три чела с нашей роты обзавелись семьями, причем один из Литвы-по серьёзному женился и остался там жить, а два других чела из Калининградской области – женились (скорее их женили две “оторвы-сестры” на себе, впрочем, и те мужики были такими же “оторвами”) официально, но по дури или по пьяни. Уволился я и еще несколько челов, недослужив до 2-х годичного срока аж 1 мес. и 8 дней. Ко времени нашего увольнения к нам в роту начали прибывать новобранцы, но не из Прибалтики , а из местных российско-казахстанских земель. Через год после завершения службы несколько калининградцев собрались вспомнить армейские годы и выпить по стакану, и это была последняя встреча и воспоминания об армии. Как-то ко мне приезжали ребята из Литвы (границ ещё не было), но меня на тот момент не было в городе. Адреса, как это часто бывает-потерялись, ну а потом перестройка и границы. Пару раз после дембеля, спустя 7-10 лет, видел некоторых из литовцев на нашем центральном рынке -продавали продукты животноводства и картошку. Довольно тепло вспоминали армейские годы. Года три назад пытался кого-нибудь из бывших сослуживцев – ребят из Литвы и Латвии вычислить по Инету, но безуспешно, да и в ”Одноклассниках” из моего призыва один чел, но я его не знаю (не помню), может из другой роты? Вот такой «тяжелой» была наша служба в стройбате 1769 ОСТБ. Этот стройбат и его лопата дала мне стимул после дембеля сразу поступить и окончить КВИМУ. Уж очень не хотелось всю жизнь махать лопатой. Так что особых причин обижаться на службу у меня до сих пор нет, в отпуск, правда, не удалось съездить, но в остальном все было нормально. Как будто бы все и про всех написал. Не знаю, помогут ли эти мои воспоминания Вам чем-то.
Всего доброго, А.Пономаренко
P.S. Меня не будет в городе до октября месяца-море зовет!