Илико

                Я был в горах.
                Я видел горы.
                Я слушал песни древнего Кавказа,
                И шепот звёзд во мгле ночной.

     Всё началось с поездки Илико в город, буквально ошеломившим его шумом автомобилей и бегущих по улицам толпам людей - словно камнепад в горах в сезон дождей. Но ничто его так не тронуло, как вода, текущая из крана. Покрутил барашек и пей, сколько хочешь. Долго не мог отойти от крана Илико, крутил закручивал, глядя, как тоненькой струйкой падает в раковину вода. Но разве  можно «городскую» воду сравнить с «его» водой, бегущей по камням с высоких гор? Беда в том, что пока до неё дойдёшь, а здесь …
     Вот   тут-то и пришла в голову Илико мысль, сделавшая его знаменитым на всю округу. Всё необходимое для претворения в жизнь своей мечты Илико заказал, не откладывая в долгий ящик. Можно было уже приступать к работе, но оказалось, что нет необходимого для этого инструмента – простой кувалды, чтобы загонять трубы в землю. Долго искал Илико подходящий инструмент по всему аулу, поругивая себя за то, что не догадался приобрести её вместе с трубами, пока  случайно не зашёл в старую кузницу. Пришлось уговаривать кузнеца, к тому времени отошедшего от «огненной работы» - сменил профессию, но кузню не бросил, чтобы так, для души, кое-что поделать.
     Через три дня, как и было условлено, Илико пришёл к дому кузнеца. Рано пришёл, петухи только-только голоса начали пробовать. Ну да, Илико не гордый, может и подождать. Очнулся он от скрипа ворот. В окружении сыновей вышел сам мастер: не доверил молодым изделие. Казалось бы, кувалда  и есть кувалда, ан нет, на то он и мастер, чтобы из всего делать неповторимую вещь. У Илико от восхищения ноги онемели. Не может встать, и всё тут. Сидит, гладит  кувалду, словно невесту. Вокруг народ стал собираться. Смотрят, как на ненормального. Кое-кто с ухмылочкой у виска пальцем крутит. Разве можно такой работать? Поднять её и то не просто. Илико же ничего не замечает. Встал и легонечко закинул кувалду на плечо. Хотел расплатиться, а мастер смеётся:
     – Какие деньги, дорогой, за кусок железа?! Пользуйся на здоровье.
     Вот так и появился в хозяйстве Илико инструмент. Хорошая кувалда, нужно только поднять её, а обратно она  сама упадёт. Всё готово к работе.Яма выкопана, руки так и тянутся к инструменту. Поднял Илико кувалду, и понеслось над аулом и горами: «Бом-бом …»
     Раз за разом  поднимает и опускает Илико тяжёлый молот на податливую трубу, не чувствуя тяжести её и усталости.
     Первыми всполошились, залаяли исступленно собаки. Проснулись старики, выползшие из домов на солнышко. Размеренное «бом-бом…» неслось над аулом и отдавалось эхом от гор. Мужчины выскочили на улицу, собираются кучками, спрашивают, что за набат.
     Стоит кузнец посреди двора, обняв сыновей  за плечи, улыбается. Он-то  знает, что это за звон. Это Илико воду добывает.
     В первый же день каменный забор, за которым работал Илико, мальчишки, словно грачи, облепили. С горящими от восторга глазёнками закрывали уши ладошками, как только Илико поднимал над собой молот, и при первых же звуках «бом-бом…» скатывались вниз, чтобы через секунду вновь оказаться наверху. Стучит Илико, и с каждым ударом всё глубже уходит труба.
     Аул просыпается  и засыпает под мерное «бом-бом…».

***
     В старенькую саклю свет пробивается через небольшое окошко да распахнутые настежь двери. Почему он жил в старой сакле, а не в хорошем доме? Илико никогда не приходила такая мысль в голову. Все его предки жили в этой сакле. Почему же он должен менять обычай? Внутри сакли всё почернело от копоти, но горел живой огонь, от которого зимой тепло, а летом прохладу давали камни. Несмотря на свой могучий рост и силу, Илико довольствовался малым. Весь его завтрак состоял из куска холодной баранины, лепёшки да кружки воды. Шкуры, брошенные в тёмном углу, манили к себе, обещая приятные минуты отдыха. Пока, раскинув могучие руки, Илико отдыхал, аул успокоился от утреннего происшествия. Последнее время не так уж часто происходят события, достойные внимания.
     – Чудит Илико, – качнёт седой бородой аксакал.
     – Вот в наше время, – поправляя усы, дополнит другой, – невест умыкали, а сейчас ни невест, ни джигитов … Только горы остались. А что горы без джигита? Понастроили домов и сидят за железными воротами.             
     Всю ночь Илико проворочался на жёстком ложе и лишь к утру забылся в коротком, тревожном  сне. И видится ему такая картина: солнце ещё не встало над горами, но так их разогрело, что небо над ними готово было вспыхнуть. Илико вышел из сакли.  Утренний воздух взбодрил его. Потянувшись всем своим могучим телом, словно невзначай, бросил взгляд в сторону древней арчи, росшей в углу двора. По преданию, её посадил ещё прапрадед его деда. Под её корявыми ветвями, не дающими прохлады, огромный камень, который он, Илико, с таким трудом отыскал и притащил во двор. В глубокой его чаше плещется, переливается через край  широкой полосой  вода. Илико сделал шаг-другой, предвкушая удовольствие от утреннего омовения в собственном источнике, но чем быстрее он идёт, тем меньше воды в источнике. И вот он уже не идёт – бежит с гулко колотящимся сердцем в груди. Это его источник, его вода! Это он, Илико, вызвал его из глубины земли. Сердце готово было уже разорваться от стука, как в тот же миг Илико – проснулся. С трудом придя в себя, некоторое время сидел, не понимая, где он и что с ним. А сердце продолжало стучать. Но почему оно стучит не в груди, а во дворе? «Верно, вчера перетрудился», –  мелькнуло в голове. Но едва прислонился к кошме, заменяющей ему постель, как в голове вновь застучало. Вынужден был подняться и выйти из дома.

***
    … Три дня Илико развлекал аул. Первой не выдержала тетушка Малика. Её дом был ближе всех. Обычно она сидела возле дома на лавочке, как скала, возвышающаяся над аулом. Казалось, ничто не могло  потревожить её покой. Да вот подишь ты. Нашёлся. Едва отдышавшись от трудного подъёма, тётушка Малика постучала суковатой палкой в ворота Илико, но за грохотом кувалды и криком мальчишек, сидящих на дувале, её стук был гласом вопиющего в пустыне, а сил  постучать сильнее у старой женщины  уже не было. Пришлось опереться о шершавый камень, выступающий из кладки забора, о чём тут же пожалела. При каждом «бом-бом…» он вздрагивал вместе с ней. Тогда Малика, собрав последние силы, застучала так, что едва не сломала клюку. Калитка распахнулась, и в ней она увидела настоящего джина с огромным молотом в руках. Грудь его тяжело вздымалась, и весь он был мокрый, взъерошенный. Увидев Малику, джин  бросил молот и подхватил старушку на руки. Против молота она была легче пушинки. Малика вмиг забыла, зачем пришла, зачем стучала в калитку. Казалось, что к ней вернулась далёкая молодость. Вновь её несёт на руках богатырь. Как же она любила эти руки, эти волосы, похожие на свежую копну сена! «Господи, когда же это было?  Не получилось тогда любви. Не отдали  родители её за голяка», – это были приятные воспоминания, но Малика прервала их, вспомнив, что пришла ругаться, поэтому, строго взглянув на Илико, приказала:
    – Поставь на землю. Ишь, что удумал. Илико осторожно опустил старушку на землю и пригласил войти во двор.
    – Ты, сын своего отца, не расстилай передо мной достархан, – сказала Малика, поправляя сползший на плечи платок. – Не в гости пришла. И в дом твой не пойду, порога не переступлю. – В подтверждение своих слов пристукнула клюкой и быстрым взглядом осмотрела нехитрое хозяйство бобыля, отметив, что здесь всё так же, как было много лет назад, ничего не изменилось.
    – Ты что же это делаешь? Весь аул взбудоражил. Никакого покоя от тебя. Весь день  «бом да бом…». Телевизор не могу смотреть. Всё трясётся. Внуков домой не загонишь. Увидев улыбающиеся рожицы над забором, грозно махнула клюкой.
    – А ну, кишь домой…
    – Но, тётушка, я … – начал, было, Илико, но гостья не дала ему  договорить.
    – Какая я тебе тётушка? Да если хочешь знать, я могла бы быть тебе… –   вовремя опомнившись, Малика неожиданно закончила: 
    – Совсем как отец …  Нет покоя от вас. Она  хотела ещё что-то сказать, но только махнула рукой и, ещё больше согнувшись, опираясь на клюку, поплелась к калитке.
    – Тётушка, - хотел крикнуть Илико, но в горле словно ком встал. Тётушка ушла, но её бормотание ещё долго было слышно снаружи: такая тишина стояла вокруг.

***
    Чего-то не хватало, становилось тревожно на душе, едва смолкало над аулом «бом-бом…», ставшем для всех таким привычным, как рассвет над горами. Даже собаки  начинали скулить, стоило смолкнуть «бом-бом…». Но как только первая октава разносилась над домами, убегая далеко-далеко в горы, всё тут же успокаивалось. Люди переставали смотреть наверх, собаки сворачивались клубком и засыпали. Одни дети были безмятежно радостны, сидя на горячих камнях дувала.   
Возможно, так и жили бы аульчане своей тихой, спокойной жизнью под аккомпанемент  играющего на трубе и кувалде бобыля, если бы не произошло ещё одно событие.
    Как-то рано утром хозяин дома, расположенного далеко внизу, почти у самого подножия горы, на которой так вольготно раскинулся аул, сошёл с высокого крыльца на политый с вечера младшей невесткой двор. Прошёлся по саду, полюбовался наливающимися плодами, завернул в хлев, проверил ягнят с ярками. Пёс внимательным взглядом провожал хозяина, не выходя из будки. Довольный осмотром, всеми уважаемый дядюшка уже направился в дом, как сверху послышалось первое  «бом-бом…». Дядюшка постоял, прислушиваясь к такому знакомому мелодичному звуку, но при следующем  «бом-м-м…» земля под его ногами слегка дрогнула. Это не было похоже на землетрясение. Казалось, что кто-то ради шутки поддал ему под пятки. Дядюшка переступил с ноги на ногу, и вновь сверху донёсся звук, а снизу по пяткам вновь ударило, но уже более чувствительно. «Землетрясение! Быстрей в дом. Там жена, дети. Скорей разбудить, вывести всех», – моментально пришло решение. В панике никак не мог попасть ногой в калошу, а посреди двора уже пучит землю. Завыла собака, пытаясь сорваться с цепи, а он не может сдвинуться с места, как зачарованный, смотрит на судорожно выползающую из земли… змею. Голова змеи, судорожно содрогаясь,  всё выше поднималась над землёй.  «Это совпадало… Так это же… Илико бьёт скважину. Как же я сразу не догадался, – хлопнул себя по лбу дядюшка и на радостях едва не пустился в пляс. –  Но как же так?» Посмотрел в сторону сакли Илико, на трубу, продолжающую вылезать посреди его двора, с вечера подметённого и политого невесткой, такого большого и уютного.
    – Ты только посмотри, посмотри, что ты наделал! – эти слова уже относились к Илико, которого по просьбе дядюшки привели к нему во двор.
    Илико опустился на корточки, пристально рассматривая то, что торчало из земли. Он всё ещё не понимал, причём он-то здесь: где его бедная сакля и где этот дом. Потрогал конец трубы. Он оказался слегка примятым. Что бы это могло быть? Попробовал потянуть. Не поддаётся. Почесал лохматую шевелюру, вопросительно уставился на дядюшку, ожидающего от него ответа, на многочисленную родню и соседей, к тому времени заполонивших двор и высказывающих каждый своё предположение относительно трубы, нарушившей устоявшийся быт всеми уважаемого человека. Илико задумчиво поглаживал подбородок и морщил лоб. С тех пор на нём появилась складка. Как шутили соседи,  складка мудрости.
     Дядюшка тем временем прохаживался между соседей и  трубой,  расправляя и комкая в кулаке пышные усы. Видимо, вдоволь насладившись всеобщим вниманием, остановился, поправил папаху и ударил палкой в грудь Илико. Ничего не понимая, тот смотрел на хозяина двора. Все, кто здесь был, замерли, но вот собака звякнула цепью, и по толпе прошла дрожь. Дядюшка недовольно  постучал по трубе, требуя полного внимания. Толпа одновременно повернула головы в его сторону. Подойдя к  железному огрызку, торчащему из-под земли, дядюшка важно произнёс:
    – Много дней мы слышим над аулом «бом-бом-бом…».  – Сделав паузу, как заправский томада, чтоб убедиться во внимании слушателей, он продолжил: – Слышали? (Толпа утвердительно закивала головами). Мы с уважаемым бобылём… э.. я хотел сказать… с Илико, следим за трубой, всё глубже уходящей в гору, и с нетерпением ждём, когда, наконец-то, из неё потечёт вода. Сказав это, дядюшка прошёлся по «пятачку» между Илико и толпой. Двор, прежде казавшийся большим, и впрямь превратился в «пятачок», не способный вместить всех желающих, а потому многие остались за воротами.
     Весть о том, что дядюшка привёл в свой дом Илико, вмиг облетела аул. У дядюшки дочери на выданье, вот и собрался народ: кто послушать, а кто на «смотрины». Дядюшка и сам не прочь бы заиметь такого зятя, но сейчас его занимало совсем другое.
    – Видите эту трубу, торчащую из моей земли?
    Все утвердительно закивали головами, подтверждая. «Но причём здесь труба и Илико?» – спрашивали их молчаливые взгляды.
    – А притом, – пояснил дядюшка, словно прочитав их мысли, и подошёл к богатырю, с непонимающим видом стоящим поодаль.
    – Скажи-ка, дорогой, сколько метров ты уже пробил, пытаясь достать до воды?
Илико наморщил лоб. Это была вторая складка на его лбу. Все с напряжением смотрели, как он перебирает пальцами и одновременно шевелит губами.
    – Мне бы ещё раза два ударить, и будет ровно семьдесят, – сказал Илико и вытер подолом рубашки вспотевшие ладони, а про себя подумал: «Махать молотом куда легче, чем стоять перед народом. И чего ему от меня надо? Да за это время можно бы давно загнать ещё одну трубу».
     – Вот!  А теперь скажите: на какой глубине вода?–  спросил дядюшка и торжествующе поднял палку над головой.
     – Тридцать. Самое большее – тридцать пять, – послышались неуверенные голоса из толпы.
     – Да, да, – подтверждающе загудели остальные жители аула.
     – Ну, а теперь джигиты, что порезвей, пусть бегут во двор к Илико и ударят там по трубе.
     С этими словами Илико, до которого стал доходить смысл всего представления, встрепенулся и тоже хотел бежать со двора, но толпа со смехом окружила его. Все замерли в ожидании. Неужели дядюшка прав и Илико напрасно трудился столько дней? Словно в оцепенении, все уставились на торчащий из земли огрызок трубы.
     « Бом-м-мм», –  донеслось сверху. Звук был слабенький, словно из пещеры. Труба даже не дрогнула. Раздвинув толпу, Илико вышел со двора. На этот раз никто не посмел его задержать.
     «Бом- м-м»… – земля дрогнула так, что все вздрогнули, а труба задрожала.   «Бом-м-м»… – поднялась ещё на четверть труба, рассыпая вокруг комочки земли.
«Бом- м-м… бом-м-м»… – неслось над аулом и затухало в синеве гор.