Не слышен смех. Царит молчанье.
Презренье грацией кривит
В ухмылке губы снисхожденья,
И тишина как груз висит.
Где было наше состраданье?
Прищурив взгляд высоких глаз,
Мы в льдах жестокости хранили.
Решали казнь не в первый раз.
И взмах меча глубоким стоном
В запененных в крови губах
Проклятьем жалким отозвался,
Топя отчаянье в словах.
И дикий вопль, извиваясь
Как гнида, смолк, шипя, уполз.
И мы не слышали, конечно,
Не слушали её угроз.
И, вниз смотря холодным взглядом,
Мы равнодушно отошли
И с отвращеньем отвернулись.
Молчало всё у нас в груди.
Мы улыбнулись и забыли,
И жизнь текла, как и всегда,
И вспоминать мы палача день
Не собирались никогда.
И в день мне памятно кошмарный
Я навсегда их потерял.
Куда их выбросило время
И для чего, я не узнал.
Уже мы больше не встречались,
Хотя искал я тех друзей.
Но ни намёка. Лишь напрасно
Мы потеряли много дней.
Душа той жертвы умирала
И ненавидела весь мир,
И зависть гневом отзывалась
В глазах, горевших, как сапфир.
Она молила предоставить
Болезненную жертвы роль
Своим губителям, чтоб измены
Прочувствовали бы мы боль.
Но мы исчезли. Растворились.
Растаял нас туман в толпе
Беззвучно, редко, незаметно,
Как льдинка тает на огне.
Нигде никто и не заметил,
Как в разных мы концах земли
Проклятье встретили. Мы сами
Не осознали, что ушли.
И нет старейшин больше. Каждый
За тот жестокий день убит,
Безвестно в людях растворился
И навсегда средь них забыт.