Звенит любовь

               
    Её можно читать удивительно легко, с покладистым настроением, в понимании, в радости единомыслия. Это называется свежестью, полётом, восторгом – да чем угодно! Жизнью, наконец.
    Листаю небольшую книгу в чёрной обложке с белым мотыльком у огонька свечи. Всё-таки стихи – это всегда открытие. Авторское, порой осторожное – отдать людям, зачем? –  зрительское – слава Богу, удалось увидеть!

    Ольга Запольских – поэт из Костромы. На творческом вечере, устроенном Романовской библиотекой Валентине Виноградовой, я дарила автору свой «Ромашковый дом». И вдруг услышала возглас из зала:
    – А у меня «Ромашковый обман»!
    Вот так наши книжки оказались почти подругами, от названия и преобразования мысли в рифмованные полоски. Ольгу это соседство восхитило. Почему бы и нет! Хотя, её «обман» определённее в чувстве: ну кто же из нас не доверял ромашке, надеясь на лепестковую правду! И всё здесь ещё первое: плен, объятие, разочарование. Всё – дым. Сойдёт пелена – и снова чисто, по-девичьи мечтаемо.

    В своём взрослении Ольга издала сборник «Свеча для мотылька». Да уж! К свету, к свету стремимся мы, своей неопытностью не различая истинное и ложное, и так просто сгореть ни за что. Пусть и красиво.
    И кто решил, что сильное – всегда уничтожение слабого? Не резон. Наслоение боязни даёт возможность наконец-то выпрямиться. Это я не о мотыльке. Он у неё опрометчиво-романтичен:
                В окно до боли колочу –
                К свече хочу, по вольной воле!
    Любовь – и есть воля. Возвышение или подавление её. Всё у ней, у Ольги, такое:
                Я только что упала в ад с небес,
                Туда, где удержатся лишь двое…
                ***
                Я вязну без тебя в туманах,
                В каких-то суетных обманах…

    Да, женская жертва любви звеняща своей хрупкостью. И разбиться ей – миг, и осчастливиться – краткая линия.
    Красивая, талантливая Ольга.
    Замечательно поёт созданное, в народно-костромском стиле, музицируя на гитаре. Слушать – удовольствие, получаемое от родства высказанного и спрятанного. Струна в её руке покладиста, томительна до озноба, до крика сердечного поражения, и сцена озаряется голосовой тональностью. Всё время пения – прекрасное чувство поэзии.

    Мотылёк сгорает от обилия света. Но именно это делает его таким необыкновенным, незабываемым. Даже отважным! Ах, крылышки!

                Я мост предвижу. Не ходить?

    Вот оно! Наше вечное раздвоение, выбор поступка, попытка самоутверждения, вопрос внутрь, рассмотрение себя через увеличительное стекло. Рискуем – и падаем, и наступаем на грабли, которые, конечно же, кем-то услужливо поданы…

    Ещё одна её книжка – «На солнечном фарваторе весны». От зимнего просыпания – к весенней яви. Природы, себя, знакомых черт, теперь иных. Лучше? Хуже? Просто других.