1.
Он держал письмо перед собой, и листок дрожал в его руке, так что прочитать что-либо было трудно. Да он сейчас и не мог читать. В сознание вошла только первая фраза: «Я не хочу больше жить…» И она мгновенно сработала. Он ещё не знал содержания остальной части письма, не знал, кто это написал – мужчина или женщина, молодой человек или старый, здоровый или смертельно больной, всё это и не было важным. Значимой была только эта первая фраза и то, что её кто-то сознательно написал и направил именно ему – в местный Комитет по эвтаназии, комитет, которого ещё нет.
Владимир был взволнован. Ещё бы! Письмо было таким долгожданным, таким желанным, потому что означало воплощение его мечты, его идеи, которой он жил все последние месяцы. Победа! Похоже, первая победа в его жизни. И вместе с тем, письмо было неожиданным и пугало необходимостью принять решение, взять на себя ответственность, да ещё какую!
Его, детдомовца, жизнь складывалась так, что от него самого никогда ничего не зависело. А от него требовали только исполнения чужой воли, что он и делал, к тому же, вероятно, делал плохо, потому что его обычно ругали. Он старался спрятаться, укрыться и никогда не сопротивлялся.
Он привык, что его всегда ругают, и был к этому равнодушен. Теперь же он сам оказался в роли тех, кто решает и испугался этого.
Вообще-то решать должен не он один, а целая комиссия, точнее, комитет, которого ещё не было. Но для себя-то он должен определиться. Нет, если бы это письмо пришло тогда, в самом начале, он не сомневался бы. Он бы торжествовал победу своей идеи.
Было время, когда Вовка сам был готов совершенно искренне написать такую строчку. Он даже брал ручку, вырывал из тетради чистый листок, и от начертания нужных слов его удерживало только сознание, что написать это некому. Тогда он точно знал, что жить не хочет…
Парень вытягивался на диване, выставлял длинные ноги поверх бортика и с наслаждением представлял себя мёртвым: всё кончилось! Нет больше ничего и никого! Никому ничего не должен, не обязан. Никто не будет донимать предложениями вместе выпить, или завистью – вот тебе ни за что дали эту комнату, или криками мастера – и когда ты научишься нормально работать! Свобода! Ах, как хотелось уйти, исчезнуть, умереть!
Но сердце стучало ровно и как-то всё громче, и невозможно было его остановить. И что за дьявольская сила завела это сердце раз и на всю жизнь, и он у этой силы, получается, в плену? Вот ещё ноги заныли от неудобного положения. И желудок начало сосать – надо подниматься, идти искать что-нибудь поесть. Но почему и моё тело мной командует? Я устал и ничего больше не хочу.
Нет, можно, конечно, взять верёвку, найти крюк попрочнее и повыше… Или ножом вскрыть себе что-нибудь… Но как противно! Брр… И, наконец, больно. Опять же придётся страдать, мучиться. Не хочу! Признаю: я слабый, безвольный человек. Мне не хватает решимости шагнуть с крыши дома. Но ведь есть же способ уйти просто и безболезненно – укол и всё кончено. Или, там, выпить что-то. Нельзя! А почему нельзя? Почему есть право на жизнь, но нет права на смерть? Я что, узник на этой земле, приговорённый жить? Может, кому-то и надо, чтобы я существовал в этом мире, но мне-то оно зачем? И если жизнь мне дал кто-то свыше, то добровольную простую и приятную смерть могли бы дать люди, если бы захотели. Да-да! Надо убедить их, объяснить им, что нет настоящей свободы личности без права на смерть. Сколько времени мне жить я хочу решать сам! А они не понимают. И если вдруг у кого-то кончается желание жить, люди вешаются или топятся. Но это только те, кто решительный. А кто нет? Так и мучаются, так и тянут своё тело к могиле долго-долго. Их надо освободить, дать им возможность уйти легко и приятно. Надо разрешить свободную эвтаназию! Всем доказать такую необходимость.
Главное, если смертельно болен, то все согласны – надо позволить добровольную смерть. А если здоров, обязан жить! Но почему? Получается, надо смертельно заболеть, чтобы получить право умереть? Но это же нелепость! Да и в случае болезни можно надеяться на эвтаназию где-нибудь в Швейцарии , или в Нидерландах. А если я живу не там?
Эти мысли и заставили его тогда начать действовать.
2.
Первым, с кем поделился своими мыслями Владимир, был дядя Вася – молчаливый, в меру ворчливый, не злобливый и спокойный пожилой слесарь-сантехник с большим стажем работы. Именно к нему приставили помощником Володьку после окончания учёбы. В армию, как других выпускников училища, Вовку не взяли из-за сильнейшего плоскостопия, о котором он раньше не подозревал. То, что не пришлось служить в армии, его не обрадовало, и не огорчило, как и всё в жизни, что с ним происходило. Также равнодушно встретил он и своё направление на работу в жилконтору, и старшего напарника дядю Васю.
Володька обратился к нему просто потому, что именно он, дядя Вася был рядом. Во время очередного перекура, а Вовка не курил – пробовал когда-то – не понравилось, сидя вместе с ним на ступеньках подвала, где они ликвидировали течь отопительной системы, он заговорил.
- А что, дядя Вася, тебе никогда не хотелось умереть?
Дядя Вася ответил не сразу: выпустил вверх струю дыма, затянулся снова.
- Умереть? Да почти каждую неделю охота. Утром встанешь, башка трещит.- И дядя Вася потряс головой в полотняной шапочке, прикрывавшей волосы с проседью. - Но моя Варвара уже знает. У неё в холодильнике пиво запасено на такой случай. Тяпнешь стаканчик, глядишь, и жить можно. – Он тепло усмехнулся, видимо, в адрес жены.
- Да нет, я не о том. А вот просто так, взять бы и умереть, чтобы ничего не было и никого. Надоело, ведь, всё. Ну, зачем жить? Что хорошего впереди будет?- приставал разочарованный ответом парень.
Дядя Вася нахмурился, глядя на подсобника так, как будто впервые его видел и молчал. А Володька вдруг горячо заговорил:
- Вот знаешь, во многих странах разрешена добровольная смерть –эвтаназия называется. Врач делает укол – и всё, человек засыпает и больше уже не просыпается. Всё, умер!- Почти торжественно произнёс Владимир.
- Ну, так это если человек смертельно болен.
- И что же получается? Если болен, то можно добровольно умереть, а если здоров, то обязан жить? А если я не хочу жить? Так мне, значит, надо сперва заболеть неизлечимо? Вот в одной стране, я читал, есть такой высокий мост, с которого все прыгают вниз, кто жить не хочет. Только мне это не нравится, мне бы не решиться. А ты бы прыгнул, если бы потребовалось?
Дядя Вася ещё помолчал и вдруг предложил:
- Жениться тебе надо, Вовка.
- Зачем?
- Как зачем? Все женятся, женщина у тебя будет, дети. Заботиться о них станешь.
- Это как ты, что ли?
Вовка явно намекал на события недельной давности, когда дядя Вася пришёл на работу сильно расстроенным и долго ругал кого-то, кто его «в могилу загнать хочет». Оказалось, ругал сына. И теперь, вспомнив это, дядя Вася вдруг рассердился и закричал на Вовку:
- Ты чего тут расселся? Я тебе куда велел сходить?
Это было неожиданно и не похоже на всегда спокойного напарника. Вовка не обиделся, встал и пошёл куда его посылали. Казалось, разговор не получился. Но на следующий день дядя Вася заговорил об этом сам.
- Ты, Вовка, вот что, ты напиши статью в газету, посмотри, что тебе люди ответят.
Они шли по вызову и Вовка не сразу понял, о чем речь.
-Ну, ты вчера про добровольную смерть говорил, чтобы умирать по своему желанию. Напиши про это в местной газете, узнаешь, что люди об этом думают.
- Я же не умею статьи писать. Да и где она, эта газета.
- Ну, это легко найти. А статью самому писать не надо, пусть журналист напишет.
- А если он не захочет писать об этом?
- А деньги на что существуют?
3.
Преодолев себя, Владимир отправился в редакцию местной газеты. Выслушав его, сотрудники редакции подняли, было, на смех молодого человека с его такой бредовой идеей, но потом, рассудив, сменили тон. Тема спорная, острая, выступление газеты с такой тематикой поднимет к ней интерес и, следовательно, тираж. А во избежание скандала всегда можно отмежеваться от мнения автора. Или превратить всё в первоапрельскую шутку.
Словом, вскоре в газете появилась статья с заголовком «Эвтаназия – за и против». Платить не пришлось.
О её выходе он узнал, придя на работу. Сначала удивил Серёга, напарник другого старшего слесаря, неожиданно походя спросивший у только что вошедшего в раздевалку Владимира:
- Умереть не желаешь? А то пожалуйста – есть вакансии в похоронной конторе.
Владимир ничего не ответил, но насторожился.
Из кабинета мастера участка, получив утренний наряд на работу, выходили рабочие и как-то необычно, с интересом на него смотрели. Здоровались, кто-то протянул руку для пожатия. Это было удивительно – его в коллективе обычно не замечали. А сам он, как всегда, держался в тени. Ситуацию прояснил дядя Вася, появившись последним
- Вышла твоя статья, - сказал он, усмехаясь. – Сейчас мужики обсуждали.
Стало ясно, что дядя Вася зачем-то сообщил всем его, Володькино, причастие к этому событию. Парень растерялся. Привыкший к тому, что его всегда не замечают, он испугался общего внимания. Вышла мастер участка – Галина Николаевна.
- А ты, Владимир, оказывается, не такой уж тихоня, каким кажешься. Только ты напрасно это. Жить-то оно, ведь, здорово! – пошла дальше, на кого-то уже крича.
Парень удивился ещё больше – она впервые назвала его полным именем, а не Вовка, как обычно. Дядя Вася, довольный, усмехался.
- Да уж, назвался груздем… Вот на, читай, я тебе газетку принёс, все там читали, он кивнул в сторону кабинета. Только не сейчас, нам срочно по адресу надо…
Статья была большая и, как Вовке сначала показалось, совсем не о том. В ней приводилось много каких-то больших цифр – миллиардов, назывались имена учёных, было много незнакомых терминов. Население, популяции, перенаселение… сколько всего жителей на земле сейчас и сколько будет через сколько-то лет… деградация природных систем жизнеобеспечения… возобновляемая и невозобновляемая энергия… продовольственная проблема, нехватка воды и рабочих мест… ускоренное удвоение числа людей на Земле. Делался вывод: глобальная проблема человечества – стабилизация количества жителей нашей планеты. Далее шло более понятное о том, как на протяжении истории решался вопрос снижения численности населения: эпидемии, войны, снижение рождаемости. Делался вывод о безусловной неприемлемости первых двух методов. А вот снижение рождаемости просто не даёт нужных количественных показателей. В то время как есть ещё путь – добровольная эвтаназия – медицинская смерть для безнадёжно больных и для тех, кто здоров, но сам жить не хочет. Дальше приводился список стран, где добровольная эвтаназия по медицинским показателям разрешена законом. Ещё предлагалось, хотя бы в порядке эксперимента, разрешить добровольную эвтаназию для всех, кто этого захочет. А чтобы исключить злоупотребления предлагалось создать общественный комитет, который бы разрешал по заявлениям желающих медицинскую эвтаназию. Газета предлагала читателям высказать своё мнение по данному поводу.
Вовка прочитал статью несколько раз, и в нем росло новое, ранее незнакомое чувство собственной значимости. Он привыкал к этим научным понятиям, и ему уже казалось, что да, он знал их всегда, и именно поэтому захотел иметь право на эвтаназию. Поэтому же он решил избавить человечество от собственного существования. Стоп! Тут его мысль обрывалась, и личная кончина как-то уходила на второй план, исчезала из мыслей.
Ехал в автобусе, услышал – статью обсуждают какие-то люди, шутят, смеются. У подъезда, сидя на скамеечке, женщины внимательно слушали одну, которая, похоже, пыталась пересказать содержание его статьи. Ему впервые хотелось быть на людях и слушать их разговоры. Они, конечно, обсуждают его статью. Он незаметно для себя мысленно приписал её авторство себе. Что говорят люди, его не очень интересовало. Он был уверен, что они согласны со статьей.
Дома не сиделось, не интересно дома. Новое самоощущение не вмещалось в нём. Он впервые в жизни пожалел, что у него нет друга или, хотя бы, близкого приятеля, с кем сейчас можно было бы поговорить. И напрасно он сегодня после душа отказался от неожиданного предложения одного из слесарей:
- Слушай, Володька, пойдём пивка попьём.
Отказался машинально, скорее, от неожиданности. Ведь его никогда никуда не приглашали, точнее, просто не замечали
С этого дня на работе всё изменилось. Он по-прежнему ходил со старшим напарником по вызовам, и делали они то же самое, что и всегда. Но ему теперь казалось, что на него все смотрят с почтением, и потому он обязан оправдывать их чувства, старался работать лучше. Другие мужики участка, придя на работу, теперь не забывали с ним поздороваться, иногда даже за руку.
Владимир думал, что дело уже сделано, его дело, его мечта. Правда, что дальше с Комитетом – было как-то туманно и непонятно. Надо, наверное, сходить в редакцию, узнать.
Из редакции позвонили сами, предложили зайти.
В редакции ему вручили запись звонков-откликов и письмо. Теперь, мол, действуй сам. И, посмеиваясь, добавили: ты этого хотел, тебе и флаг в руки. Или ты не знаешь, что инициатива наказуема? А с нас хватит. И так у редактора был неприятный разговор с властями города.
Для Вовки это был удар. Он, как всегда, полагал, что всё будет сделано без него. Уйти, как обычно, в тень, отмолчаться, спрятаться, как он умел в любой ситуации, теперь не получалось. Пришлось действовать.
4.
Устроившись дома поудобнее Владимир начал прослушивать запись звонков в редакцию. Звонков было много, и все они поддерживали эвтаназию по медицинским показателям. А по поводу комитета по эвтаназии умалчивали, или отшучивались, или говорили неопределённо. Что было делать дальше? Из газеты посоветовали перезвонить тем, кто высказывался более-менее доброжелательно, собрать их мнение о создании комитета. А ещё сходить на приём к депутату, потому что самостоятельно такой вопрос всё равно не решить.
И снова, преодолев себя, Владимир начал звонить. Он напоминал вкратце содержание статьи и просил выразить своё мнение по поводу создания предлагаемого комитета. Большинство ответов обескураживали. Прошло две недели, и люди уже не помнили хорошо ни статьи, ни своего отзыва, отвечали уклончиво, иногда раздраженно: мол, делать вам нечего. Услышал он и нецензурную брань. А один сказал прямо: «В гробу я видал ваш клуб самоубийц». Женщина сообщила, что умирать по своему желанию не собирается, но хотела бы, чтобы такая возможность существовала. И был один ответ, который Владимира порадовал. Женский голос сказал, что со статьёй она полностью согласна и может помочь, если требуется. Владимир не ожидал такого поворота и в первый момент не сообразил, что ответить. Но тут же и нашёлся, пригласив вместе сходить на приём к депутату, на что получил согласие. Тогда открыл он и единственный письменный отклик. Писала женщина:
« Я не хочу больше жить и прошу выполнить в отношении меня добровольную эвтаназию. Моя просьба хорошо мной обдумана, я взвесила всё.» - Справившись с собой, Владимир продолжил чтение письма.
« Я одна воспитывала сына. Вкладывала в него и все свои силы, и всё время, и все желания. В нём были мои мечты, моя радость. Мне самой в жизни счастья не досталось, так уж сложилась судьба. И тогда я решила сделать счастливым сына. Ни о чём другом я больше не думала. Он, только он, стал смыслом моей жизни. Шаг за шагом, и день и ночь много лет я была с ним рядом, оберегала от всяких напастей, с ним переживала неудачи, помогала достигать успехов, при этом сама старалась быть незаметной. Я убила бы каждого, кто встал бы на его пути к счастью. Теперь он вырос, и оказалось, что именно я сейчас мешаю ему быть счастливым. Он очень любит одну девушку, хочет на ней жениться, а она не принимает меня. Теперь он должен сделать трудный для него выбор. Я хочу освободить его и сделать выбор сама. Я решила уйти из жизни. Это будет моим последним вкладом в сына, в его счастье. Не надо меня жалеть. Я выполнила свой долг, свою миссию в этом мире и больше мне здесь делать нечего. Я всё обдумала и поняла, что должна уйти, исчезнуть.
Это моё здравое решение, и я прошу вашей помощи для его исполнения. Моё единственное условие: всё должно быть представлено как внезапное смертельное заболевание или как несчастный случай. Знаю, что моя смерть будет для него ударом, но он его переживёт. Через много лет пусть он узнает о моём решении и, думаю, не осудит меня за него.»
В конце письма приводился адрес и телефон для ответа.
Владимир унял, наконец, поднявшуюся дрожь и прочитал письмо ещё раз.
Мама. Он думал, эти чувства давно в нём умерли. Но теперь оказалось, что нет. И вдруг возникла зависть к тому незнакомому парню, сыну этой женщины. Этот незнакомец жил с детства обласканный своей мамой. А он, Владимир, никогда такого не ведал, потому что был сиротой, рос в детском доме. Его младенцем нашли на столичном вокзале. Так что он долго не знал, что существует женщина, которая называлась его матерью, которая должна была его любить. И это родило в нём зависть к детям с мамами, родило злобу к той, неизвестной его маме, потом ко всем женщинам вообще, и ко всем людям. Он не был богатырём, не был даже просто физически крепким и смелым, а потому злоба его была бессильной. Потом она прошла, сменившись скукой и равнодушием ко всему на свете.
5.
Приём у депутата он запомнил хорошо. Пожалуй, именно тот приём изменил окончательно его собственное мироощущение, в чём он себе не сразу признался, а признав, изумился ему.
Ещё не дослушав посетителя, не поняв до конца, чего хотят эти двое молодых людей, человек в сером костюме, сидевший за большим письменным столом - депутат, начал горячо говорить, говорить, видимо, больше по своей привычке больше говорить, чем слушать. Он словно бы выступал с трибуны перед большой аудиторией, стремясь в чём-то убедить слушателей, и всё больше загораясь от своих слов. До Владимира, не успевшего закончить своё подготовленное обращение и обеспокоенного этим, произносимые слова не доходили связанным текстом. Он улавливал только отдельные фразы и всё ждал, когда появится пауза, чтобы закончить свою речь.
- … общемировая проблема…боремся за продление ... наше население стареет… доля стариков… их содержание… выплаты тяжким бременем на бюджет… …выплатить пенсию одному человеку … должно работать три человека… последующем…. У нас нет стольких работников... …и во всём мире… вводят квоту на дожитие… дальше … особо ценным… Да, жестоко… не можем себе позволить такую квоту… - Депутат вдруг поперхнулся и закашлялся. Владимир хотел, было, продолжить свою речь, но депутат, прервав его, быстро заговорил снова. – Да, ваше предложение интересно. Есть старые, больные, просто одинокие люди, которые сами… - он вдруг остановился и вытаращился на Владимира, - до него словно бы дошло что-то, - что? Вы для себя эвтаназию?- Владимир, не ожидавший подвоха, простодушно кивнул.
Депутат, словно получив допинг, привстал, и его лицо перекосилось, голос задрожал. - А кто будет содержать ваших родителей? – проговорил он гневно. - Что? У вас нет родителей? Вас вырастило, воспитало государство на народные деньги. Вы знаете сколько на вас потрачено? а вы… вы…- он задыхался от гнева, - неблагодарный! Трус! Лентяй! Негодяй!– он вышел из-за стола и двинулся в сторону молодых людей. Владимиру показалось – сейчас, сейчас он вцепится в него, чтобы разорвать его, негодного, на куски.
Девушка, которая всё время молча стояла чуть позади Владимира, быстро выбежала из кабинета, увлекая за собой парня. Его сотрясала мелкая дрожь, он не мог ничего говорить, бессмысленно смотрел перед собой. Она положила свою руку ему на плечи и, подержав немного, погладила волосы на затылке, задержала прохладную ладошку на голой шее Вовки, успокаивая его дрожь.
Как он оказался в тот вечер у себя дома, Вовка потом вспомнить не мог. Из памяти всплывали только два момента: возмущённый крик человека в сером костюме, от слов которого хотелось спрятаться, защититься, и сладкое умиротворение, исходившее от прохладной ладошки, прикосновение которой, казалось, осталось на его шее. Он словно бы укрывался тем чувством, защищался им от звериного выпада серого костюма.
Постепенно звериный рык в воспоминаниях как-то затихал, уступая умиротворению, исходившему от прохладной девичьей ладони. Странное дело, оно почему-то сливалось с той ласковой матерью из письма.
Он пытался вспомнить её всю, свою напарницу по визиту к депутату. Впервые познакомились в приёмной депутата, как и договорились по телефону. Кажется, она назвалась Галей. Но в чём она была одета, какого цвета её волосы, что она говорила, он теперь никак вспомнить не мог. Помнилось только прикосновение руки, и было острое желание испытать снова то самое, что помнила его шея. Это новое чувство так сильно им овладело, что он перестал думать о человеке в сером костюме. Его крик становился всё глуше и каким-то посторонним, как будто и не на него вовсе направленным. И комитет тот куда-то отодвинулся, и вообще, стоит ли… Всё-всё утонуло в тумане, и только Галя вместе с женщиной из письма были реальными. Но кто она? Откуда? Почему оказалась рядом? Неужели ей тоже нужна эвтаназия? ОН с удивлением понял, что не хотел бы её смерти, как и той из письма. Он не узнавал себя.
Раньше девчёнки у него бывали – после общей попойки в его холостяцкой комнате одна, а потом и другая, оставались на ночь. Но всякий раз после вожделения откуда-то изнутри в нём поднималось острое чувство отвращения к партнёрше, и он расставался с ней, испытывая освобождение.
Теперь же он страстно хотел появления Гали вот здесь, вот сейчас. И не решался позвонить.
6.
Она пришла сама.
- Как ты узнала, где я живу?
- Так я же провожала тебя домой тогда, после приёма у того, что в кабинете.
Он смотрел на её руки, на то, как она держит чашку – какие тоненькие пальчики, только бы она не обожгла их горячим чаем. И он страстно хотел, чтобы эти розовые пальчики снова оказались на его теле…
- Ну, и как там твой комитет по эвтаназии? – спросил дядя Вася, пряча усмешку.
- Не будет комитета, - спокойно, даже равнодушно, ответил Владимир.
- Ну, и правильно, -заключил дядя Вася. - Я тебе сразу не говорил, а теперь скажу. Оно, ведь, грешно, жизни себя лишать. Он, Создатель, не предусмотрел для нас самоуничтожения. А против Его воли идти -большой грех. Это такой грех, который не прощается никогда. - Дядя Вася говорил не только серьёзно, но и назидательно,стараясь внушить парню христианскую истину.
Владимир слушал равнодушно и, подумав, к своим словам добавил:
- Пока не будет.