III Волшебник запаса. 14. Ораторские способности

Ирина Фургал
       ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.

       Часть 3.
            ВОЛШЕБНИК ЗАПАСА.
       Глава 14.
            ОРАТОРСКИЕ СПОСОБНОСТИ.

РАССКАЗЫВАЕТ РИКИ АГИ.

   - Что ты себе позволяешь, мальчишка? - взревел Муравий, встретив меня на пороге какого-то помещения всё в том же главном доме. – Где тебя носит?
   - Было скучно, пошёл прогуляться, - пожал я плечами.
   Он посторонился, попуская меня в комнату, где я увидел Плора и Атту. Они стояли рядышком и держались за ручки. И вот кто бы говорил про ути-пути и киси-миси!
   Не подозревая подвоха, я сделал шаг вперёд, а Моро схватил меня за плечо. Это был ужас. Мне показалось, что вместо костей у меня лава из вулкана, такая раскалённая, и жидкая при этом, что я упал, не в состоянии даже кричать. Я лежал, скорчившись, а эти трое смотрели сверху. А когда Моро решил, что я достаточно наказан, и оставил меня в покое, почувствовал, как по горячему лицу у меня катятся горячие слёзы, такие большие и тяжёлые, что падают на ковёр. Если Миче и Петрик узнают об этом, они убьют Моро, не задумавшись ни на миг.
 - Вставай, - велел Муравий. Но я не мог подняться. Тогда он ухватил меня за воротник, приподнял и рывком бросил в кресло. – Не смей никуда уходить. Не смей оправдываться, что ты, дескать, просто гулял. Не вздумай лопотать про то, что ты вызвался сотрудничать добровольно. Я думаю, ты помнишь, как я могу заставить тебя делать всё, что угодно. Завтра утром мы выступаем на врага. Сейчас мы идём на площадь. Ты видел, как меня почитает разный сброд. Теперь увидишь, почему он меня боится.
   - Не стану смотреть на казнь, - всхлипнул я.
   - Станешь. И ещё. Этих господ называть госпожа Атта и господин Плор. Если я узнаю, что это ты изрисовал их изображение на плакате на Малой Кузнечной улице, пририсовал рога и усы с хвостом, будешь наказан.
   Лица родителей Таена аж свело от отвращения ко мне, анчу, да ещё и родственника Охти. О! Я знаю таких! Эти двое считали, что я ничем не лучше коровьей лепёшки.
   Меня ненадолго оставили одного. Какой-то мужчина принёс мне еду, и я немного поел без аппетита, только для поддержания сил. Мне всё казалось, что собственные кости могут вдруг страшно обжечь меня изнутри. Казалось, что они медленно остывают, в то время, как сам я завернулся в покрывало с кресла – меня сильно знобило. Я не представлял, что могу встать на ноги и куда-то идти. А если вспомнить, что меня хотят заставить смотреть на казнь, то вообще жить не хотелось. И я всё думал о Таене. Его также приучали к покорности? Как он выносил это много лет подряд? Я так и спросил у Моро, когда он вернулся за мной.
   - Могу тебя обрадовать: Таена сильно выручало несовершенство его тела, - хмыкнул негодяй, оглядывая меня сверху. - После наказаний его здорово отбрасывало назад. Он начинал заикаться, хромать, чудить, ещё мог с двухколёса свалиться и сломать себе что-нибудь. С Таеном часто приходилось искать другие методы, а с тобой мне нет нужды церемониться. Вставай и пошли.
   - Нет, - замотал я головой в надежде, что он меня снова накажет, и тогда уж я точно никуда не пойду. Но он сказал:
   - Не надейся.
   И прямо в покрывале поволок меня к выходу. И вытолкал из здания на его высокое и широкое крыльцо.
   На улице уже начинался закат. Косые солнечные лучи отражались в окнах, делали пёстрые плакаты ещё пестрее. Когда Моро показался из дверей, площадь вокруг взвыла от радости и принялась хором выкрикивать: «Слава великому!» и «Да здравствует светлейший!» От этого могла возникнуть мысль, что на крыше главного дома прячется дирижёр. Судя по всему, Атту и Плора уже поприветствовали. Некоторые женщины утирали платочками глаза – так расчувствовались, узрев кумира. Никогда мне не понять. Эти люди кричат «слава!», но за их проступки родителей разлучают с детьми, и устроил это Муравий. Разве здесь, на площади, нет пострадавших?
   Я только сейчас сообразил, что помост слева – это плаха, и там торчит палач, самый настоящий. Как в книгах про старину. Эй, это что? Тут людям отрубают головы? Топором?! Все мои косточки разом остыли, а сам я просто заледенел. Стал пятиться к дверям, боясь дышать, чтобы Муравий не заметил отступления. Но он заметил и дёрнул меня вперёд.
   - Не смей зажмуриваться, - велел он.
   А потом толкнул речь с крыльца. Эта речь, страстная и полная возмущения, состояла из призывов сплотиться, дать отпор и прочее, как всегда. На земли Запретной Гавани, сказал он, пробрался подлый шпион, сам королевич Петрик Охти из Някки. Само его пребывание здесь грозит хаосом и гибелью всего рационального. Несомненно, он нацелился на выведывание тайн и всяческое разрушение. Вот этому человеку, Торону Мухоклюйке стоящему сейчас на плахе, была поручена почётная миссия поимки упомянутого шпиона. Но он не справился. Его люди вернулись покалеченными и больными. Сам же он явился во Врата сна последним, ни с чем и здоровым. Он утверждал, что Петрик Охти и его разбойники оказались сильнее. Но что он делал, оказавшись один на один с врагами? Не вступил ли с ними в преступный сговор? И понятно, что такой  чернокрылый маг, как Торон Мухоклюйка, не мог проиграть по слабости. Сейчас уже доказано, что запредельщики завербовали его. Неспроста он допустил их в самое сердце континента. Теперь его можно назвать шпионом враждебной Някки, из которой распространяется зло и хаос. Теперь мы знаем, что он нарочно причинил вред членам своего отряда, совсем молодым ребятам, юным выпускникам школы, чтобы без помех говорить с врагами и оказать им помощь. Все прошлые заслуги Торона Мухоклюйки меркнут перед таким преступлением. Тем более, как не вспомнить его участие в восстании племени Отца Морей? Семена предательства зрели в его уме уже тогда, несколько лет назад. Поэтому его решено казнить, чтобы другим неповадно было. Что касается Петрика Охти, то он убит позже, и каждый из его товарищей убит доблестными сынами Запретной Гавани в глубоких пещерах.
   О, как же он врал, этот Моро! Отвратительный аферист. Даже если бы я не обладал способностью в некоторых обстоятельствах видеть недавнее прошлое людей безо всяких карт, я понял бы, как дело было. Петрик, Лёка и тот великан, что с ними, просто пожалели юных выпускников школы, молодых ребят, я же знаю их лучше себя. Они пожалели и этого человека, который доблестно сражался с врагами, но при этом берёг своих учеников. Я сказал, что мне известно заклинание шестинедельной трясучки, и я готов расколдовать их немедленно, чтобы эти ребята могли сплотиться и дать отпор чёрно-бордовым захватчикам, которые гораздо ужаснее любого хаоса и уж точно опаснее Някки. Это всего лишь трясучка, и пусть родители скажут спасибо, что Петрик Охти не отправил их сыновей по ту сторону жизни.
   Я сказал?
   Да, я сказал.
   Когда я стоял там, на крыльце, закутавшись в покрывало, я всё смотрел на этого человека, на Торона Мухоклюйку. Он показался мне хорошим, благородным человеком, и черты лица у него были хорошие, как у дяди короля, когда тот не сердится на моего Миче. Внизу, у помоста, стояла красивая стройная женщина и горько, но беззвучно плакала. И две девушки, обнимая её, плакали тоже. Это были, конечно, Мухоклюйкины жена и дочки. Подумалось, что может, в толпе смахивают слёзы не от умиления при виде Муравия, а от жалости ко всем известному, храброму и честному воину. Петрик не причинил ему вреда, проникся уважением. А Моро оболгал и хочет убить, чтобы правда о погоне в здешних лесах не просочилась к разному сброду.
   Сам не пойму, когда, я двинулся вперёд, через толпу, прямо к плахе, а Моро, увлечённый собственным красноречием, не заметил этого. Я ведь шёл вперёд, а не пятился назад. В какой-то момент Торон глянул на меня мельком, а потом, поскольку я ведь с возрастом стал очень похож на Петрика чертами лица, встрепенулся и посмотрел пристальней. Он догадался, кто я. И даже рукой сделал такой жест… Уходи, мол. Остановись. Но я поднялся по ступеням и встал рядом. А Моро от неожиданности заткнулся на полуслове. Тогда я заговорил, сам поражаясь тому, как могу стоять от волнения. Я говорил медленно, иначе стал бы заикаться, путаться и повторять слова. Петрик сто раз учил меня, как следует говорить на публике. В какой-то момент я понял, что Моро отдал приказ стащить меня вниз, и потому сказал так:
   - Запретная Гавань хранит много тайн, а её нынешние правители – и того больше. Если меня попробуют сейчас увести отсюда, я поделюсь с вами, разный сброд. Двумя самыми главными тайнами. О том, что никогда не существовало кое-кого и о том, что больше не действует кое-что. Я успею, пусть некто не сомневается. Я хороший волшебник, и здесь быстро не справятся с моей защитой. Не подойдут ко мне, пока не закончу. Но наш великий и как бы вроде светлейший Муравий мудр. Иначе он не стал бы тем, кем стал из того, чем был. Он готов проявить милосердие, как проявил его королевич Някки. Он готов отпустить Торона Мухоклюйку, потому что это очень замечательный воин. Нам нужны сейчас хорошие воины, ведь правда? Мудрый Моро… уравий сам сказал, что на счету каждый. Что касается обвинений этого человека в предательстве и ещё там в чём-то, так это говорилось здесь потому, что глупые люди могут верить клевете, но вы не поверите. Милосердный Муравий не поверил. Он всё это говорил, чтобы теперь взять и сказать вам: кто-то оклеветал Торона Мухоклюйку, а он всё понял, и отпускает его. Вспомнил. Это называется помилование. Если королевич враждебной Някки был великодушен со своим врагом, то и Муравию, тем более, нужно быть великодушным и отпустить великого воина. Муравию нужно быть осмотрительным. А то ещё скажет кто-нибудь, что он земляк Петрика Охти.
   Ну и всё. Больше я не знал, что говорить, а над площадью стояла тишина, даже Моро и его сестрица с мужем  молчали и смотрели напряжённо. Потому что и впрямь пробиться через мою защиту не удалось тем волшебникам, что были здесь у них под рукой – спасибо за науку моему Миче. Все ждали каких-то заключительных слов. Надо было их произнести, просто необходимо. Петрик учил меня, что надо привлекать слушателей к обсуждению или чтобы они разные эмоции проявляли. Если, выступая в школе, следовать его советам, это всегда помогает. Итак, как в школе, на какой-нибудь викторине:
   - Отвечайте, хотите вы, чтобы храбрый Торон Мухоклюйка был с нами в борьбе со злыми захватчиками?
   - Да! – взвыла площадь.
   - Помните, раньше был… А может, и сейчас есть обычай, что если во время казни, например, оборвалась верёвка, то преступника отпускали?
   - Да!!
   - Ну так вот что: у нас топор сломался!
   С этими словами я раскрыл ладонь, и молния, не хуже, чем на плакате про Миче, перебила топорище пополам. Толпа разразилась воплями неистового восторга. Я подумал – и поднял руку, призывая к молчанию. Этому жесту тоже научил меня Чудилка.
   - Ещё вот что. Если бы с нами был Петрик Охти, королевич из Някки, с ним было бы легче победить бордовых врагов, он был бы за нас. Вы же слышали позорные песни о том, как он помог жителям Текра на Навине. Может, он здесь не для того, о чём тут говорили, а чтобы помочь? Может, он тут не шпионил, а просто искал кого-то? Например, младшего брата, который попал сюда по ошибке.
   Снова тишина. Тогда я убрал защиту. Мне было страшно, но не мог же я находиться внутри неё вечно. Время идёт, жизнь идёт вперёд, даже если и оканчивается на этой площади, на этой плахе, на которой я всё ещё стоял. В то время как родные Торона заполучили его в свои объятия сразу после того, как сломался топор. Дело требовало завершения, и я воскликнул, как положено в таких государствах, как это:
   - Слава Муравию Милосердному!
   - Слава! Слава! Слава! – подхватили толпа и принялась высоко подбрасывать Торона Мухоклюйку.
   А Муравий и Плор с Аттой буравили меня глазами, полными ненависти и злобы. Я не понимал, чего они ждут. Где приказ казнить меня вместо Торона? Или почему Моро так медлит с очередным наказанием для меня?
   Тут что-то случилось. Торона поставили на ноги и стали смотреть на меня. И спрашивать:
   - Кто ты, мальчик?
   - Кто ты?
   - Ты волшебник?
   - Ты за нас?
   - Ты с нами?
   - Кто ты?
   - Как тебя зовут?
   - Кого нам благодарить?
   - Как твоё имя?
   - Да, - крикнул Плор с крыльца. – Пусть мальчик назовёт своё имя.
   Такое вот наказание они придумали: отдать меня на растерзание толпе.
   Это безумно страшно.
   - Ну что же ты, - подначил Муравий. – Смелость следует проявлять всегда, раз уж пытаешься бунтовать.
    Стало ещё тише. И я сказал, потому что мне стало вдруг всё равно. Так лучше, чем подвергаться наказаниям Моро. Мои родные будут хотя бы знать, что со мной произошло и как для меня всё закончилось. Глядя на солнце, наполовину скрывшееся в океане, но всё ещё украшающее золотым светом воду, и крыши, и облака, я вздохнул и сказал, стараясь не думать о следующей минуте:
   - Я оказался здесь по ошибке. Но раз уж я здесь, то скажу: за морем не затевают ничего против вас. Моя страна Някка готовится к обороне, а не к нападению. Мы бы лучше нормально торговали и дружили с вами, и всем было бы хорошо. И вам бы сейчас пришли на помощь. Я ведь согласился помогать Моро… уравию в войне с бордовыми. Потому что я маг. Я – Рики Аги, младший брат королевича Петрика, сын сестры короля. Поэтому я всё это знаю.
   И зажмурился. И стоял там, на плахе, теребя краешек покрывала с кресла.
    Начало моей речи едва не заглушил возмущённый ропот, но я прибавил Усиления Голоса, потому что хотел, чтобы услышали самое главное – что Някка не хочет войны. Кто-то же должен людям это сказать. Но когда я закончил, снова стало тихо. Никто не кинулся искать камни или палки, чтобы расправиться со мной. Никто не сделал попытки влезть на плаху и треснуть меня половиной топора. Я приоткрыл глаза. Все смотрели не на меня. На Муравия: что он скажет. И потихоньку, но единодушно пятились к краю площади. Только Торон занял позицию у ступеней - защищать меня, если что. Муравий и его шайка проиграли.
   Конечно, он меня потом накажет, и очень жестоко, так, что предыдущие наказания покажутся ерундой. Но пока я радовался тому, что спас хорошего человека и рассказал, что хотел: о Петрике и о моей стране. Я прямо вслух, при всех сказал, что Петрик поможет, если Муравий не справится. И меня не убили за это. Наверное, люди на Запретной Гавани так уже замучены злобным Моро, что хотят перемен. Как в Текре на Навине. И готовы к ним, хоть немножко.
   Надо отдать должное Муравию. Он мигом сориентировался. Он задвинул за спину Плора и заговорил о мужестве принимать помощь, когда её предлагают, что надо прощать врагов, если они хотят быть друзьями, о том, что следует быть милосердными и не верить на слово клеветникам. В общем, он вывернулся и отпустил Торона с миром. И остался вождём и кумиром. И когда площадь начала пустеть, он крикнул мне:
   - Иди сюда!
   Я спустился с плахи и двинулся вперёд на деревянных ногах, всё плотнее кутаясь в покрывало. А слева от меня, в стороне территории Покровителей и реки Наивы, в небе гасли одна за другой звёзды, проглоченные тьмой и злым туманом, наползающим уже даже на Аринари. Я подошёл и встал перед крыльцом.
   - Иди внутрь, - велел Моро.
   Я пошёл, каждый миг опасаясь боли нового наказания. От ужаса этого ожидания я не видел, куда шёл и вообще ничего не видел. Слышал только, как он сказал, наверное, Атте и Плору:
   - Нет, оставьте его.
   Не знаю, как я добрался до комнаты, из которой унёс покрывало. Я запинался за ступеньки и стукался об углы, но мне никто не помог, а эта троица шла за мной сзади. Дошёл до того же кресла и повалился в него, опасаясь прикасаться спиной. Атта и Плор куда-то сели – скрипнули пружины. Моро остался стоять передо мной. Он разглядывал меня так, словно впервые увидел. И произнёс, наконец:
   - Недооценил тебя, Рики Аги, - помолчал и сознался: - Даже не знаю, что сказать. Такого концерта мне не закатывал даже Таен.
   - Но стоит сказать ему спасибо, - подала голос Атта. – Так или иначе, он возвысил тебя. Не пытался уронить твой авторитет, не призывал к бунту.
   - Это так.
   - И освободил преступника, - вмешался Плор.
   - Если бы вы не заставляли меня смотреть на казнь, вообще ничего не было бы, - напомнил я им.
   - Что ж. Раз разный сброд признаёт его авторитет, присутствие мальчишки на кораблях – это хорошо. Это воодушевит команды, - решила троица.
   - Команды? Корабли? – испугался я. – Вы что? Если мы так прямо приблизимся к городу, где засели бордовые, они нас мигом разобьют. Представьте только: вдруг они умеют управлять пресной водой. Вдруг там крутые берега и можно вызвать обвал? Или они закрывают обзор – и мало ли что? Это же маги.
   - Предлагаешь пробираться лесами? Приблизится незаметно? Это же маги, Рики. Они заметят.
   - Тогда что?
   - Ударим всей мощью. Посмотрим, кто кого. Мы полностью готовы к сражениям.
   - Ну-ну. Вы не видели, что было в Иште, а я видел.
   - У нас тоже волшебники. Правда, благодаря твоим братьям и тебе тоже, это всё либо древние старикашки, либо глупая молодёжь, либо лентяи и лежебоки. Они не достигли никаких высот.
   - Надо знать, что делать, если бордовые победят на реке.
   - Вот тогда будем воевать на суше.
   - Но есть же сильные волшебники. Кто-то ещё остался?
   - Есть, конечно. Торон Мухоклюйка, - хмыкнул Моро. - Но то, что случилось в пещерах… Это чудовище…
   - Невосполнимая потеря.
   - Ужасная утрата.
   - Почти все наши силы.
   Я сказал:
   - Хочу, чтобы Торон Мухоклюйка был со мной на корабле. Вы же можете это устроить?
   - Зачем тебе?
   - С ним не так страшно, - сознался я.
   - Боишься, как мальчик, а речи произносишь, как взрослый. Ладно. Устроим. Хотя Торон преступник, и нас в этом не переубедить.
   - Я вас не переубеждаю.
   - Теперь ты должен снять заклятие трясучки с его товарищей.
   - Я очень устал сегодня. Не смогу. Завтра.
   На самом деле мне нужно было выгадать время. Пусть эта ночь будет подлиннее для поисков Миче. Ведь она у меня всего одна.
   Аферисты на удивление быстро отстали. Не наказали. Оставили в той же комнате, велели накормить, показали, что я могу спать на диване. Я заснул, едва они вышли. Не до еды мне как-то было.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:  http://www.proza.ru/2015/08/11/1366


Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".