ГЛАВА 5.
ЭХО ПРОШЛОГО…
Проводив до автобуса тренера, команду и девчонок, направляющихся в аэропорт, молодые вернулись к гостям.
Через полчаса Нику отпустили к друзьям, в дом Оуэнов, – силы оставаться в особняке, в котором гремел праздник, пировали полсотни особо приглашенных гостей, у неё не было. Дом Энтони тоже отпадал – мексиканские родичи там размещены.
С ними Вероника и Эстебан долго сидели за отдельным столиком, обнимались, радовались, знакомились, гордились.
На фоне богатства и блеска именитых канадских родичей, Санчесы-Мартинесы тушевались, скромно опускали глаза, прятали в складках и карманах новой одежды мозолистые натруженные руки, старались уйти в уголок, сбежать.
Эсти вылавливал, водворял на диван в верхней гостиной, всё расспрашивал о Саванне, родне, сёстрах-братьях, племянниках, дядях-тётях и соседях.
Мария тихо рассказывала, косясь на притихшего и бледного Элиаса, не совсем понимая, что так угнетает шумного и шебутного в обычной жизни супруга.
Он же сидел, как на раскалённых углях, лишь теперь поняв, кто на самом деле была Дэйзи-Палома и кем теперь ему стала. С ужасом сжимался, старался не попадаться ей и её строгому второму мужу Антонио на глаза, что было сложно сделать – свадьба!
Энтони заметил странное поведение отчима Банни, поманил в кабинет и вызвал на откровенный разговор, улучив момент, когда Мария пошла с Никой навестить внука Нэта, которого видела лишь на фото и по скайпу.
– Давай нормально поздороваемся и обнимемся, брат! – Тони крепко стиснул погрузневшего, но неслабого и немаленького Элиаса. – Молодец… не расслабляешься, родной. По девочкам, чувствую, ходишь регулярно! – расхохотался громогласно, косясь на пунцового сына, зашедшего следом. – Смотри, не бери с отца-мексиканца пример – Ника быстро отомстит! – метнул глазами, отсылая парня из комнаты – личный разговор. – Проведай сына, сходи сейчас, потом и мы придём, когда женщин вернёшь в гостиную, – обратился вновь к гостю, усаживая на диван в эркере. – Колись, что гложет. Ты всю церемонию себе места не находил, Эли. В чём дело? Нет-нет, – покачал головой, как только попытался сделать удивлённое лицо, – не увиливай, мой повзрослевший мальчик. Ты уже стал молодым дедушкой, скоро появится второй внук – пора уметь встречать неприятности или плохие вести прямо в лицо, не сгибаясь. Что мучает? Недоволен невесткой? Внук не понравился? Или что-то постарее всплыло?.. – проницательно заглянул в виноватые карие глаза.
– Всё хорошо, брат Антонио. Всё понравилось. Внуку рад до слёз, клянусь! Бабушки наши спрашивают, когда смогут порадоваться и они?
– Не раньше, чем через год, думаю. Вот со вторым ребёнком дети разберутся – приедут, – прищурился, строгость проскользнула во взгляде. – Ты не ответил на мой вопрос, амиго.
– Нет ответа. Я в норме. Жена и дети тоже. Нет поводов к волнению и мучению, уверяю тебя, Антонио! – нервно вздохнул, покачав крупной головой с лёгкой сединой в чёрных волосах. – Смутился: богатые, знаменитые; сенаторы, журналисты; дом такой большой, как дворец! Выбило из колеи немного, – пожал плечами, изо всех сил следя за лицом и руками, которые мелко предательски дрожали. – Впервые увиделись…
– …спустя столько лет. Это понятно. Палома была у вас последний раз перед рождением моего младшенького – Ману. Не такой уж и большой срок – пять лет. Сыну в мае четыре исполнится – сеньор серьёзный растёт, только немного ленивый, – рассмеялся с гостем. – Твоему младшему сколько?
– Дочь, Лусия. Семь исполнилось в сентябре, уже пошла в школу. Тоже ленивая! – расхохотался широко и открыто, хлопнув себя по ляжкам. – Никак, семейное это дело – лениться. Даже дети одинаковы! Родня…
– Может, они по скайпу сговорились? – Тони не мог остановить дурашливый смех.
– Ого! И тут веселье! Спуститесь в нижнюю гостиную – там гости тоже так гогочут! – Стас стоял на пороге, ухмыляясь.
Безудержный хохот был слышен даже на лестнице.
Кинувшиеся вниз Тони, Элиас и Стас поспешили к гостям, пытаясь выяснить, что же серьёзных и степенных состоятельных гостей так заставило смеяться?
В Большой гостиной не просто хохотали, а почти рыдали, раскачиваясь телами, наклоняясь друг к другу, расплёскивая в бокалах коньяк…
Родичи присмотрелись и увидели на кресле рядом с камином хозяйку, Лану, отчаянно заливающуюся звонким заразительным смехом, сияющую бесподобным возбуждённым сапфиром глаз.
– Так-так… Кажется, моя жена что-то отколола, – хохотнул Стасик.
Подошёл к утирающим слёзы именитым персонам, которые никак не могли взять себя в руки. Поцеловав жену в алую горячую щёку, усмехнулся, покосившись на гогочущий политический и финансовый бомонд Америки и Канады.
– Чем ты их так насмешила, родная?
– Русские поговорки… И анекдоты! П-политические… – едва выдавила и снова залилась в новом приступе, будоражащего нутро, смеха.
Только появление степенного седовласого Стэма Уилкса в безупречном чёрном фраке и кипенно-белом пластроне внесло долгожданное облегчение.
Старик стал медленно обходить знатных и власть предержащих персон с кофейником, наливая в маленькие драгоценные фарфоровые чашечки не менее дорогой кофе, тихо приговаривая каждому оделяемому на красное ухо: «Будьте осторожны, господин. Очень горячий».
Так и угомонил мужчин, которые теперь просто опасались залить напитком дорогущие костюмы и смокинги с белоснежными рубашками. Стараясь не расплескать и не выронить, шумно выдыхали, успокаиваясь и выравнивая дыхание, качали лысеющими и седыми головами; помешав серебряной ложечкой, отпивали восхитительный кофе и, наконец, затихали, распрямлялись и оглядывали замолкающих сотоварищей. Выпив первую крошечную чашечку, подходили к кланяющемуся им низко и уважительно величественному дворецкому и протягивали её для повторной порции, тихо благодаря на ухо, спрашивая о сорте, стране производителе и т. д.
Лана, воспользовавшись относительным спокойствием и свободой, грациозно поклонившись господам, вышла из зала.
Ласково поманила за собой резко разросшуюся семью в малую столовую, где был накрыт кофейный стол со сладким и сдобным.
– Кофе перед сном? По последней чашке? Никто не голоден, родные наши?
Через несколько минут отпустила дорогих гостей, проводив до порога, передав их Банни.
Он повёл родную мать и отчима в дом Тони – там мексиканцам отвели комнаты.
Семь человек с радостью покинули чуть ранее богатый дом госпожи, которую когда-то запросто называли Палома. Теперь были скованны, смущены, сбиты с толку, немного обижены.
Парень их понимал, но рассказывать ничего не имел права: слишком запутанно и сложно всё.
– Сынок, как ты?
Мария, идя по улице, прижалась полным тёплым телом к сыну, радуясь, что увиделись не по скайпу, а воочию.
– Ещё вырос, раздался, стал настоящим мужчиной! И такой же красивый, как твой отец. У вас с ним всё хорошо?
– Да, спасибо, мои родные.
Сильно и порывисто обнял Элиаса, выбив у него слезу; нежно и уважительно мать. Поласкался о её волосы, вдыхая давно забытые простые ароматы природы: земли, моря, солнца, соломы и чуть-чуть высохшего навоза. Самую малость.
– Здесь меня приняли, как родного, стали второй семьёй во всех смыслах этого слова. Не волнуйтесь, любимые. Я счастлив по-настоящему.
– Как к тебе относится госпожа? – Элиас не поднимал глаз.
– Прекрасно: зовёт сыном, а я её мамой – так у русских принято. Мне пришёлся этот обычай по нраву. Она чудесная и чуткая женщина и воспитала хорошую достойную талантливую дочь. Я люблю её всей душой. Это моя судьба и жизнь.
– Мне так понравились малыши! – Мари радовалась своему. – Там с ними сидела Анна, наша маленькая Нунца! Так выросла! Красавица! А Ману и Нэт очень любят друг друга. Ману всё пытается носить на руках младшего, а тому лишь девять месяцев, едва пытается ходить! Всё говорит ему «брат», «братик»…
– Ещё рано им объяснять, кем друг другу доводятся, – осклабился сын. – Ману родной дядя моему сыну Нэту, но зовёт братом. Вырастут – разберутся. Я в нашей семье лишь к годам пятнадцати разобрался, – расхохотался, хлопая руками по бёдрам по-мексикански.
Родители поддержали улыбками.
– Столько родичей – голову сломаешь, пока выяснишь!
Проводил их к дому отца, зашел вместе с ними, продолжая хохмить:
– А сейчас прибавились – вообще потеряюсь!
– Кто это тут потерялся всего в сотне родичей? Покажите мне этого недостойного такой маленькой семьи человека! – пробасил из гостиной Эухенио, старейшина, глава семей Санчесов-Мартинесов.
– Наш Эстебано успел всех позабыть, должно быть.
Анселмо, загоревший до черноты дядя, главный забойщик скота семейной фермы, подошёл к парню, потискал в могучих ручищах-кувалдах, повертел во все стороны, как бычка-первогодка, хлопнул по плечу и попе, хмыкнул.
– С виду прежний. Жирок не нагулял ещё, а так, на глаз, мясца нарастил чуток. Малость. Пару пудов…
Родичи скалили зубы, сыпали шутками и сдержанными непристойностями, радовались долгожданной поездке в Канаду и состоявшемуся свиданию с всеобщими любимцами: Антонио, его женой Паломой и Банни.
Собравшись вокруг накрытого стола, раскупорили пару бутылок дорогого шампанского, отмечая великое событие – венчание. Любовались мальчиком, ставшим не только мужем, но и отцом, а вскоре – дважды отцом!
– Кого ждёте, родные наши дети? – Джуана, жена Эухенио, протянула Эсти бокал с шампанским, коснулась своим. – Что по приметам определили? УЗИ было?
– Пока ничего не делали. Страшимся сглазить. Оставим решать Мадонне, – одновременно с родичами достал крестик и поцеловал, перекрестившись и прошептав молитву. – Дайте выносить. Первенцем едва не погибла мать. Боюсь сильно и молюсь за них каждый божий день. Все тогда натерпелись страха…
Разошлись по спальням лишь заполночь.
Банни вернулся к Веронике, быстро собрал вещи и с женой вышел в темень ночи, чтобы отправиться в отель.
Гости ещё догуливали в особняке, обязанности же молодых были исчерпаны.
– …Госпожа…
Деликатная и мягкая рука легла на плечо хозяйки.
Открыла глаза, привстала с дивана.
– Простите, что так рано разбудила… – горничная Сьюзи виновато покраснела, – но Вас ожидают в новой гостиной. Попросили о встрече. Примете?
Лана быстро встала, оглядела себя, приняла из рук служанки влажные салфетки и зеркало, привела в порядок практически безупречный макияж. Лишь покрасневшие белки выдавали усталость. Выпив холодный кофе, что остался с ночи на столе в кабинете, где свалилась спать, почувствовала себя значительно лучше.
– Гости ещё отдыхают? Все довольны? Муж спит?
Девушка на всё кивала красивой головкой с тщательно убранными волосами, на которых покоилась кружевная наколка.
– Кто ожидает?
– Представился Вашим сватом. Мистер Санчес-старший, Элиас.
– Хорошо, я приму его. Приготовь нам кофе и принеси туда что-нибудь существенное, мясное. Испанцы завтракают рано и сытно – потом некогда становится. Много забот и непростая жизнь.
Выйдя из малого кабинета, почему-то не удивилась просьбе Эли о встрече наедине и знала, что за разговор будет, о чём. Теперь думала, как не позволить сказать лишнего – «прослушка» была и в новой гостиной, в этом была уверена точно.
Тревоги оказались напрасны – не стал вспоминать и выяснять отношения открыто.
– Госпожа сватья, примите наши искренние поздравления с венчанием наших детей, – встал с кресла, шагнул навстречу, склонился к женским рукам в уважительном поцелуе. – Благодарим от всего клана за приглашение и оплату расходов, связанных с такой неблизкой поездкой. Сожалеем, что не все смогли прибыть – фирма и ферма нуждаются в строгом присмотре и постоянной работе и заботе. Оставшиеся попросили побольше фотографий привезти – запомнят вас такими, какими были в эти знаменательные важные дни и часы, – провёл к столику, помог сесть в кресло возле пылающего камина. – Спасибо, что не отказали мне в столь ранней встрече, госпожа Лана. Я хотел встретиться с Вами именно сейчас, пока все отдыхают.
– Спасибо, сват, что разбудили – люблю просыпаться рано! Нечасто это удаётся, правда. Чаще поднимаюсь лишь тогда, когда самое интересное уже произошло, – мягко рассмеялась, принимая от вошедшей с подносом горничной чашку горячего кофе. – Сейчас принесут настоящий мексиканский завтрак. Будет мясо! Приятного аппетита, Эли!
К разговору приступили спустя полчаса, когда были съедены мясо и салат, слоёный медовый пирог и домашний сыр – детище и страсть Терезии Ниньера.
– Элиас, прежде чем ты начнёшь спрашивать, расскажи, как вы восприняли… правду? О нас с Тони? Когда узнали?..
– Антонио не оставлял нас заботой, помогал и помогает, и всегда придерживался… старой версии, к которой мы привыкли, – покраснев, глаз не поднимал, ощутимо мучась и переживая своё, личное, то, что не давало спокойно жить эти годы. – А потом пресса взорвалась, появился на экранах этот фильм. Мы вообще не поняли, о ком он, и с удовольствием смотрели пару раз! А вот потом, спустя какое-то время, стали складываться факты, – поднял крупные миндалевидные карие глаза, серьёзно посмотрел в лицо, слегка задержав взор. – Ваши сценаристы хорошо запутали след, так обыграли места и встречи, что узнать ничего невозможно! О Саванне всё есть, кроме… нас и Марии. Спасибо за это. Нам не на пользу постороннее внимание – детей бы избаловало. Ни к чему это. Скромность ближе.
Вдруг протянул руку и взял кисть Ланы, нежно сжал, прошептав совсем тихо, но внятно: «Прости! Прошу!» Заметив, как напряглась, отпустил и вновь откинулся на спинку кресла, продолжив рассказ, как ни в чём не бывало.
– Родичи начали меня спрашивать, объяснил, как мог: «Нет, история лишь похожа на наших гостей, но это совпадение! Наши Антонио-Палома абсолютно другие!» – помолчал, вспоминая. – Когда узнал подлинную историю? Не знаю, в какой момент всё в голове сложилось. Что-то щёлкнуло и… Тогда я позвонил сыну и попросил рассказать. Он написал длинное письмо, но мало что смог прояснить. Тогда я понял – тайна. Больше не копался. Не в моих правилах. Я же не презренный папарацци, чтобы копаться в чужом белье и мусорной корзине. Нам достаточно знать, что вы нас помните и не держите зла или обиды. Это мы у вас просим прощения, если в чём-то были слишком… фривольны, если позволили… лишнее, – приложил руку к сердцу, раскаянно покраснел и поклонился, извиняясь. – Умоляем забыть всё неприятное! Постараемся впредь не допускать подобных… проступков, – оглянувшись на двери, быстро сполз с кресла и встал на колени. – Молю о прощении, милая! – едва слышно, со слезами на глазах.
Укорила синью, покачала осуждающе головой, метнула взглядом на кресло: тут же сел, но глаз не отвёл, прошептав: «Манфред мой?..» Суровый возмущённый всполох сердитого сапфира убил. Поник головой, прошелестев: «Прости…»
– Передай всем в Саванне, что ни я, ни Антонио не держим ни на кого зла или обиды. Всех помним и любим, часто вспоминаем те дни с теплом и радостью, мечтаем вновь приехать, как только станет возможно. Не называем сроков – не хотим обнадёживать напрасно. Работа и дети много отбирают времени, вам ли этого не знать?
Обернулась на звук открывающихся дверей веранды, думая, что это Стэм несёт что-нибудь вкусное, но это был Стас, потерявший свою жену. Улыбнулась ему тепло и светло.
– Нашёл-таки! Мы со сватом решили устроить ранний мексиканский завтрак: мясо, сыр, кофе, – подставив щеку для поцелуя, рассмеялась и покраснела по-прежнему чудным лицом. – Ты ещё не созрел для такой пищи, родной? Садись.
Здесь их и застал, спустя четверть часа, Энтони, допросивший прислугу и выяснивший, куда все родичи делись.
– Так-так… Эли вас приучает к мясу по утрам? – замер на пороге.
– Это я, дорогой. Захотелось съесть что-нибудь существенное после вчерашних канапе и торта, – лукаво усмехнувшись, покосилась на опустевшие тарелки. – Поторопи, пожалуйста, Стэма с повторной порцией…
…Вечером, после большого совместного ужина семей Вайт-Мэнниген-Санчес-Мартинес, после гвалта голосов, криков и смеха детей, после стольких вопросов и уклончивых ответов наступила, наконец, тишина.
Женщин увела Лана в детские, давая возможность родственницам повидаться, подержать, потискать детишек.
Стас усадил мужчин в минивен и повёз в боулинг «для продолжения банкета», как, смеясь, сказал жене.
Энтони и Элиас неожиданно остались наедине. То ли так случайно получилось, то ли Эли подговорил, но факт был на лицо: оказались с глазу на глаз в новой гостиной у камина.
– Ты о чём-то хотел рассказать? О трагической гибели Тобиаса я знаю. Лане не говорил. О том же прошу и тебя, – Тони проницательно посмотрел на притихшего родича.
– Я тоже понял. Своих сразу предупредил, даже Банни не сказал. О встрече попросил не из-за этого. Здесь другое, сложнее. Не вправе рассказать – не имею права. Хочу лишь попросить у тебя лично прощения, – Эли не мог найти нужных слов, чтобы объясниться. – Я виноват перед тобой и твоей женой. Очень. Совершил недостойный поступок, за него и прошу у вас извинения и молю о прощении. Раскаиваюсь искренне и от всего сердца, клянусь! – покачал головой, когда заметил на лице старшего родича удивление до предела. – Не спрашивай. Поверь и… прости, Антонио!
– Вот чудак-человек! Да как же можно простить заочно или вслепую? За что? Объясни! – увидев упрямое молчаливое покачивание черноволосой с первой проседью головы, задумался. – Это дело прошлых дней – ясно. Лана простила, как я понял – с ней связано, стало быть. Простила. Значит, не страшное что-то. Хотя, великодушна и милосердна, могла и преступление простить, если были смягчающие обстоятельства.
Резко вскинул взгляд и поймал в карих глазах такой жуткий стыд и раскаяние! Ахнул, напрягся, побледнел, сжав кулаки.
– Погоди-ка… В тот приезд она была со мной почти всегда. Почти. Кроме… кладбища!
Впился холодными глазами в несчастного, побледневшего до желтизны, Эли, сообразил, вскочил, схватил за грудки, вырвав из кресла, подвесил в сильных руках, пристально смотря в почерневший взор, подёрнутый слезами сожаления.
– Ты напал тогда на неё! Как же я сразу этого не понял?! Вернулась с большим опозданием, была бледна и тиха. Нет, не меня боялась, а за тебя опасалась! Знала, что зарежу, если узнаю! Бедная моя девочка! Что пришлось пережить! Несчастная…
Швырнул в кресло безмолвно плачущего родича, брезгливо вытер руки о джинсы, постоял, сжимая с хрустом кулаки. Опомнился, сел, залпом выпил коньяк, долго смотрел невидящим взором в заснеженный сад – ночью выпал обильный мягкий пушистый снег.
– Простила, значит. Всегда пыталась понять людей, любимая. Старалась не осуждать напрасно, всё искала всем оправдание, себя больше винила. Всё терпела… Буквально подставляла щеку! Как Богоматерь… Святая. А ты!.. – полыхнул свирепым взглядом на притихшего и убитого человека. – Зачем? Доказать, что мужик?! Завидовал? Чему? Деньгам? Славе? Любви? Или просто насолить мне? Отвечай!
Гость покачал головой, виновато опустил голову, смахивая обжигающие слёзы стыда и запоздалого раскаяния.
– Не мог же ты влюбиться? Нет. Мы бывали крайне редко. Значит, беспочвенная ревность и пошлая зависть. Мерзко. До тошноты! Рад, что забрал своего сына от тебя. Ты его не достоин. Извини, но простить не могу. Я не Палома. Это она всем благость и мир несёт, я лишь кровь и войну. Таким и останусь. В гости не ждите. Помощи тоже. Ты убил во мне веру и душу. Руки отныне не подам. Прощай.
Встав, широкими шагами направился в дом, не посмотрев на взвывшего и рухнувшего на колени Элиаса.
Долго стоял, потом опустился на пол, уткнулся в ладони мокрым лицом – слёзы не остановились, словно смывая далёкий плотский грех, который только теперь разъел тлетворной плесенью многолетние братские и родственные узы, что так связали когда-то незнакомых людей в Саванне – Энтони Мэннигена и Лану Вайт с семьями Санчесов-Мартинесов. Грех нескольких минут, разметавший в клочья сердца и души тех, кто так хотел дружбы, любви. Несколько минут…
– …Ваше мнение, господа?
– Да, он великолепен, не спорю. Соседи близко – минус, но с левой стороны больше никого до самой дороги, можно разгуляться с фантазией.
Вероника держала под руку молчаливого Эстебана, осматривая новый дом в пригороде Торонто.
Это был не первый объект, а восемнадцатый за неделю, которую посвятили осмотру возможных вариантов будущего семейного особняка.
– Согласись, дорогой, всё на уровне: гараж для трёх машин, подвал и полуподвал, два этажа с башенками, четыре спальни, три метра потолки, великолепная отделка, чудный паркет. А камин просто очаровал! Да, 400 квадратных метров счастья за миллион двести тысяч долларов – самый лучший вариант.
Риэлтор поняла и покинула дом, дав паре осмотреться и принять решение.
– Как считаешь, родной? – заглянула в глаза с любовью, прижалась тёплым телом в шубке, положила голову ему на грудь. – Устал? Надоело? Домой?
– Я соглашусь с любым вариантом, который ты выберешь, – поцеловал в лоб, погладил пальцами возбуждённое счастливое лицо жены, приник к губам с поцелуем. – Хочу в нашу спальню, – прохрипел страстно.
Подхватил Нику на руки и понёс прочь из новостройки, бросив на ходу риэлтору:
– Мы подумаем и сообщим. Нам очень понравилось.
– …Ну, что с домом?
Вечером родители ожидали вердикта молодых.
– Мне нужно пару дней, – Нику что-то мучило.
Долго думала и поняла, что одной этот вопрос не решить.
«Нужна встреча с “опекунами”. Не стоит городить огород, не выяснив, что за забором. Придётся заглянуть к “соседям”. Вдруг у них другие далеко идущие планы? Нужно посоветоваться, чтобы потом не так гадко было».
Опомнилась, пожала плечиками, посмотрев на настороженную мать.
– Имею я право подумать?
…На перекрёстке её подобрала машина с сильно тонированными стёклами.
В салоне было тоже темно, рассмотреть двух крепких взрослых мужчин за спиной толком не сумела.
– Наш ответ «нет». Снимите пока большую квартиру в Монреале.
– Что с мужем? Его нужно окончательно оторвать от Америки, – проговорив, испугалась.
Страшилась их реакции – могли потребовать объяснений, а то, что скрывалось за просьбой, грозило реальной расправой для Банни!
– Он под неусыпным наблюдением. Глупостей не позволим наделать. Пусть играет пока.
– Поняла. Спасибо, успокоили. Всё?
– Нет, – серьёзный «опер» помолчал, почему-то волнуясь – дыхание выдало. – Пора выполнить обещание Сноу.
– Когда? – замерла, побледнев и поразившись.
– На днях. Как Вы себя чувствуете?
– Хорошо. Последние показатели в норме.
– Оформим, как приглашение на выставку. Томтит остаётся при Вас. Самолёт до Аргентины с двумя пересадками. Перенесёте перелёт?
– Аргентина?.. – просто потеряла дар речи.
– Да. Он на выезде работает. Последнее задание. Там тепло, ранняя осень, листва пожелтела.
– Еду!
Ночью, отлюбив мужа, лежала на его груди и тихо плакала. Сама не знала, что так расстроило. Слёзы просто вытекали из глаз без причины. Лишь засыпая, поняла, что случилось: «Я плакала от счастья! Скоро увижусь с Алексом. Так соскучилась…»
Заснула не скоро, но сон отблагодарил за терпение: видела полыхающие разноцветной листвой леса и парки, неповторимое очарование осени, отдыхала на старинной чугунной скамье на берегу то ли пруда, то ли озерца, и бросала корм стайке утиной семейки, шумно плещущейся и гогочущей возле берега. Рядом сидел смеющийся помолодевший Алекс и что-то рассказывал, сияя чудесными серыми глазами, полными искренней любви. Счастье витало вокруг бархатным облаком…
…Первая пересадка была в Колумбии, в городе Богота.
Подлетая, пассажиры ахнули: над мегаполисом висело чёрное бесконечное облако, больше похожее на последствия только что извергнувшегося вулкана. Город темнел на глазах.
Едва приземлились и вышли из аэропорта «Эль Дорадо», стало понятно, что он закрыт для полётов и приёма бортов на неопределённое время.
Поговорив с местными таксистами, Ив вернулся с тревожными вестями.
– Кажется, мы привезли плохую погоду.
Поднял Веронику с кресла, подхватил сумку, подал знак носильщику, указав на тележку с багажом, повёл на выход.
– Непогода может продлиться и неделю, но, как сказал Мануэло-таксист, ещё слишком рано для мокрого сезона. Скорее всего, пару суток подождит и вернётся тепло.
Усадил в новенькое добротное такси, сел рядом, дождался, когда водитель с носильщиком погрузят багаж.
– Что предложишь, друг? Мадам предпочитает добротные маленькие отели в старом городе. Есть такое место, больше похожее на домашний пансион?.. – говорил на безупречном испанском.
– Да, сеньор. Я знаю несколько таких приличных отелей, их хозяев тоже – давно живу в этом городе, часто с ними сталкиваюсь. А район Канделария – моё любимое место. Были бы деньги – купил бы там дом-асьенду и молился от радости святой Монсеррат и Деве Гваделупе каждый день! Весь район расположен на склоне холма Монсеррате, где улочки, как змеи – не разберёшь, как возникают и куда уползают!
Быстро, но осторожно вёл машину, нервно поглядывая на стремительно ухудшающуюся погоду.
– Ишь ты, не ураган ли вам достался? Ох, нехорошее это облако, чует моё сердце! Надо скорее под крышу вас доставить.
Включил гарнитуру на ухе, стал быстро по сотовому договариваться с кем-то о месте и обеде, смеясь и сыпля местными остротами и идиомами, которые Ника не совсем понимала, но, судя по ехидному и лукавому огоньку в глазах Ива, это были мужские фривольности.
– Хорошая новость! Мой кузен помог найти свободные номера. Маленький отель «Chorro de Quevedo» на шесть комнат. Полупустой пока, но если непогода задержится, и туда набьются люди, как сардины в банке. Я не ошибся – апартаменты или люкс?
Гости дружно кивнули.
– Их и подготовят. Энрико-диспетчер договорится с соседним рестораном: будут вам доставлять в номер еду в любое время суток, только позвоните. В самом отеле лишь завтрак и бар – не густо, лучше иметь возможность развлечься и поесть, чем грустить и худеть!
Резко приглушил смех, затих, напряжённо выворачивая руль на петляющей дороге.
– Подъезжаем к Канделарии, нашей гордости. Здесь заповедная зона – строить нельзя давно, бережём, что есть: разноцветные постройки домов и общественных зданий, особняк Симона Боливара и его возлюбленной, городской университет, монетный двор, здание оперы; а в старинных монастырях республиканского стиля расположились отели-бутики – новинка нашего расчётливого циничного времени. Вон там, вдали, площадь Боливара, окружённая зданиями разных эпох. Всё любим. Много здесь такого, чем можно бесконечно гордиться! По сей день слышим эхо прошлого! Мы консервативны по природе, даже немного холодны с чужими. Мне, по требованию профессии, нужно много говорить, быть общительным – привык трещать сорокой!
Громко и открыто рассмеялся, сверкнув чёрными глазами в смоляных ресницах, покраснел смуглым загорелым лицом.
– Вот и отель. Сам Кармело Гальего вас встречает – редкость. Больше его старшая сестра Джасинта этим занималась, видно, приболела.
Подогнав такси к самому портику отеля, выскочил под начинающимся мелким дождём, стал быстро вытаскивать багаж с помощью подскочившего парня-служащего в униформе, а хозяин уважительно раскрыл огромный двойной зонт над прибывшими постояльцами, тихо приветствуя на трёх языках: английском, французском и испанском.
– Берегите их, сеньор Кармело! Пусть Ваши ребята звонят в аэропорт и справляются, когда откроют небо. Господам лететь далеко, здесь лишь с пересадкой, – пожав руку старику-владельцу, обратился к гостям: – Я к вашим услугам в любое время. Могу быть гидом, но если нужны особые познания, прихвачу соседа-студента. Он в университете изучает историю. До встречи, сеньоры!
Вручив визитку, низко поклонился и тут же уехал уже в густом дожде и мареве, накрывшем старинный колумбийский город.
Через четверть часа разразилась невиданной силы гроза, которая нещадно трепала ураганным ветром деревья и срывала с ветхих строений черепицу, стучала горстями песка и грязи в низкие стёкла первых этажей, срывала вазоны с цветами с крюков, разбивала их в черепки, размочаливая кустики петуний и гераней по старинной брусчатке извилистых улиц Канделарии. Потешившись с ветром, залив мутными потоками змеящиеся узенькие улочки, взорвалась орудийным грохотом грома и разродилась небывалой силы градом, за пять минут засыпавшим город почти белым покрывалом. С высоты холма Монсеррате Богота выглядела по-зимнему, чего город вообще не знал! Температура мгновенно ухнула вниз, ливень добавил беды и грусти. На день жители оказались в европейской зиме: холод, снег, грязь, тёмное непроницаемое для солнца небо.
– Конец света… – грустно прошептал юный служащий отеля, стоя на пороге и ёжась в тонкой фирменной курточке. – Спаси нас, грешных, святая Монсеррат…
Август 2015 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2015/08/17/1057