Глава третья
Вечером в доме у Васильевых собрались многочисленная родня и близкие знакомые, чтобы поприветствовать и лично поговорить со своим боевым земляком. Вся станица уже знала, что Павел воевал на Халхин-Голе и награждён боевым орденом. Всего собрались человек семьдесят и столы накрывали прямо на улице, во дворе дома, благо погода позволяла. Так как Парасковья не могла накормить всю эту ораву, каждый приходил со своей едой и выпивкой. Павел был чрезвычайно смущён таким вниманием к своей собственной персоне. Во главе стола посадили дядю Ефима, старшего брата отца Павла. Дядя Ефим в трудное время не бросил семью своего брата и, хотя сам имел пятерых детей, принимал довольно активное участие в воспитании своих племянников Пашки и Петьки.
Ефим воевал вместе со своим братом Иваном в одном полку. И хотя Ефим был старше Ивана всего на два года, тот слушался его как своего отца. Да и погиб Иван почти на глазах у своего брата. С германского цеппелина на головы русских солдат была сброшена партия гранат. Одна из них угодила в окоп, где находился Иван. Было это в 1915 году. А через полгода был тяжело ранен и Ефим. В госпитале ему ампутировали левую ногу чуть ниже колена.Списанный из армии Ефим вернулся в свою станицу и дал слово, как только у него родится сын, он назовёт его в честь брата - Иваном. У него были уже три дочери и последующие две родились опять девочки.
В 1920 году в их станицу ворвался отряд белогвардейцев бывшего царского генерала барона фон Унгерна. Они искали партизан, которые накануне сильно потрепали их отряд. Озверевшие белогвардейцы собрали весь народ на площади, отобрали два десятка мужиков, стариков и женщин. В назидание всем остальным, отхлестали их шомполами, если будут водиться с партизанами. В числе избитых оказалась и жена Ефима, а была она уже на седьмом месяце беременности. У неё случился выкидыш, мальчик. С тех пор она рожать уже не могла.
Убитый горем Ефим две недели отхаживал свою Глафиру, а затем, несмотря на то, что был далёк от политики, ушёл в красные партизаны. Вместо левой ноги он сделал своими умелыми руками протез, натянул на него сапог и теперь ходил лишь немножко прихрамывая. Незнакомый человек даже не мог догадаться, что у него вместо левой ноги протез.
После гражданской войны Ефим вернулся домой, занимался сельским хозяйством, промышлял в лесу охотой, а когда начали создаваться колхозы, стал колхозным конюхом. Всю свою нерастраченную любовь, к так и неродившемуся у него сыну, он отдал своим племянникам. Вот такой был дядька у Павла. Поэтому он по праву занял своё место во главе стола.
Справа от дяди Ефима сел Павел, а слева Парасковья Осиповна. Станичники заставили Павла рассказать о боевых действиях на Халхин-Голе. Вначале он смущался, но через полчаса, после четвёртого тоста за здоровье товарища Ворошилова(тост, за здоровье товарища Сталина, был первым), на Павла перестали обращать внимание. Теперь всё внимание было обращено на местного гармониста дядю Гришу. Сначала он играл на своей старой гармони казачьи песни, а народ ему хором подпевал. Затем дядя Гриша заиграл вальс "На сопках Манчжурии" и начались танцы. К Павлу подошла вдова Наталья и жарко шепча в ухо попросила:
- Павлик, пригласи меня на танец.
Она была всего на два года старше Павла и имела двоих детей мальчика и девочку. Её муж, работавший в местном леспромхозе, трагически погиб три года назад, его придавило старой толстой елью. Станичные бабы недолюбливали Наталью. Уже через месяц после похорон она привела к себе домой молодого парня, из-за чего у того расстроилась свадьба со своей невестой, был скандал на всю станицу. А вообще мужики, в том числе и женатые, любили заглядывать домой к Наталье по вечерам, под видом какой-нибудь мужской работы. Ведь надо было вдове и дров наколоть, и огород вскопать. Наталья со всеми щедро расплачивалась. Иногда такая расплата длилась до самого утра.
Парасковья Осиповна с явным неудовольствием наблюдала за своим сыном. Танцуя, Наталья слишком откровенно прижималась своим телом к Павлу.
- Чего ты так смотришь? Парень холостой, молодой. Через месяц уедет к себе в часть и забудет про Наталью, - заметив неодобрительный взгляд Парасковьи, сказал Ефим.
- Да ты глянь Ефим, как на них смотрит Ванька Егоров, Наташкин хахаль. Как бы чего недоброго не случилось.
- Успокойся, с Ванькой я сам поговорю. Если вздумает буянить, будет иметь дело со мной, - Ефим выразительно похлопал ладонью по голенищу своего сапога, где торчала рукоять его казачьей нагайки.
- Да ты Ефим сам же такой "кобелюка", - не утерпела Парасковья.
Её дом находился рядом с домом вдовы, через дорогу. Парасковья дважды видела в своё окно Ефима в доме у Натальи.
- Тише ты, - негромко проговорил Ефим, косясь в сторону своей жены, сидящей всего через два человека справа. - Мне и своей Глашки хватает для этого.
Парасковья зря волновалась. Несмотря на все ухищрения Натальи пригласить соседа на чашку чая, Павел деликатно отказался, сказав, что он первый день в отпуске и не хочет обижать свою мать, уйдя к кому то в гости на ночь. Когда поздно вечером гости начали расходиться по своим домам, Павел, проводив всех остался у себя. И правильно сделал. Под густым кустом сирени, рядом с домом Натальи, сидел Ванька Егоров, дымил самокруткой и ревниво наблюдал, кого Наталья поведёт к себе домой. У Ваньки был буйный нрав, он дважды в кровь дрался с любовниками вдовы, да так, что к одному из них пришлось вызывать лекаря.
После ухода гостей, женщины, Парасковья, Глафира и Даша принялись убирать всё со столов, а мужчины, изрядно подвыпивший дядя Ефим и Павел уселись на лавочку под окном. По требованию своего дядьки, Павел уже в который раз за день начал рассказывать про бои на Халхин-Голе.
На душе Павла было спокойно. Впервые за последнее время не надо было вскакивать по тревоге, бежать к самолёту, а иногда даже и отдыхатьв нём, сидя в командирском кресле. Впереди был месяц отпуска, месяц расслабленности и блаженства.