Сосна
(рассказ – фантазия о жизни и смерти)
Для справки:
Сосна кедровая корейская, кедр корейский, маньчжурская кедровая сосна.
Одна из основных пород «уссурийской тайги», в которой чаще всего растет с примесью других хвойных и лиственных древесных пород. Растет на сухих горных склонах, на гривах хребтов. Теневынослива. Хорошо возобновляется под пологом леса. Дерево более 40м высотой и до 2 м в диаметре. Объем древесины в стволовой части достигает 15-17м3. Крона широко-конусовидная, часто многовершинная. Кора на стволах толстая, темно-серая, гладкая. Хвоя крупная, до 20 см длиной, по пять в пучке, сизовато-зеленая, жесткая. Шишки вдвое крупнее, чем у сосны сибирской до 8-17см длиной.
Прелюдия.
В уссурийской тайге недалеко и не близко от людских поселений, в тенистом овраге, у подножия горного хребта,жила сосна. Своему появлению на свет она была обязана молодому ворону.
В один из теплых погожих дней летел ворон по тайге на промысел сыскать себе что – нибудь съестного. Конечно, ему очень хотелось найти что – то повкуснее, например, умершего или погибшего таежного зверька, но желанной добычи не попадалось. Когда он уже немного притомился и решил отдохнуть,то вдруг услышал звонкий птичий гомон на ближайшей к нему горной гриве. Заинтересовавшись, ворон подлетел поближе. Его взору предстала могучая сосна, вокруг которой кружили птицы, по ветвям туда - сюда сновали белки, а у подножия мелькали барсуки, ежи, бурундуки и даже крысовидные хомячки. Это было небольшое таежное пиршество.Сосна повзрослела, и на её ветвях созрели первые шишки. Поэтому и сбежалось сюда лесное зверье не только полакомиться, но и собрать шишек про запас, чтобы было чем перекусить во время длиной и суровой зимы. Урожай был обильным: много шишек лежало на земле и еще больше висело на ветвях, поэтому никто не мешал друг другу, все были заняты делом.
Ворон приземлился на ветку, осмотрелся. Он еще был совсем молодым и никогда не пробовал этих вкусных зерен. Покрутив головой, обратился к белке, которая деловито, с шишкою в зубах, пробегала мимо.
- Послушайте, уважаемая! А что здесь происходит?
От такого неожиданного и неуместного вопроса белка остановилась как вкопанная, и перехватив шишку передними лапами, села, недоуменно глядя на ворона.
- Как что!? Шишки собираем на зиму, – ответила белка
- А зачем?
- Как зачем!? Чтобы потом их кушать.
- А как их кушают? – не унимался ворон.
Белка в ответ засмеялась и произнесла:
- А вот как!
При этом, отломив одну чешуйку с шишки, вытащила спелое зеленоватое зернышко и засунула его себе в рот.
Ворон был немного огорошен таким примером и, немного смущаясь, произнес:
- Можно мне попробовать хотя бы одно зернышко?
- Да, конечно! – воскликнула белка и, отломив еще одну чешуйку, достала зернышко.
– Угощайся?!
И протянула зернышко ворону. Потом, посмотрев на огромный клюв ворона, осторожно положила его на ветку, опасаясь, что по неопытности он повредит ей клювом лапку. Ворон внимательно посмотрел на зернышко, затем осторожно склюнул его.
- Слушай, очень вкусно! Можно мне еще!?
- Конечно, можно, – ответила белка. – Вон их, сколько висит на ветках. Да и на земле полно. Так что не стесняйся. Угощайся!
И, схватив зубами шишку, побежала восвояси.
Ворон сделал несколько неуклюжих попыток сорвать шишку с ветки, но у него не получалось удержать их. Шишки падали вниз. Тогда прекратив эти тщетные попытки, ворон слетел вниз. Там он быстро нашел себе подходящий экземпляр,и, ухватив его крепко клювом, улетел прочь от таежной «столовой». Ему очень не хотелось, чтобы кто – нибудь посмеялся над его неумением добывать зерна.
Слетев вниз по склону горы,ворон приземлился на молодую и большую лиственницу, ствол и ветви которой были уродливо изогнуты какой – то неведомой силой, придавая ей причудливые очертания. Может, потому у этой лиственницы с ранних лет был очень скверный характер. Удобно устроившись на самой толстой ветке у начала кроны дерева, ворон принялся лущить шишку, стараясь добраться до аппетитных зерен. Но так как он не имел опыта, то его клюв, частенько скользнув по краю шишки, стукался с размаху о ветку. Это продолжалось до тех пор, пока клюв ворона не пробил кору и не вонзился в самую плоть ветки.
Лиственница вздрогнула:
- Это кто там безобразничает и не дает мне отдыхать?! – визгливо воскликнула она, зашумев ветками. – А ну брысь, хулиганье твердоклювое!!!
От неожиданности ворон подпрыгнул на месте, роняя шишку на землю с 5 метровой высоты. Шишка, ударившись о землю, подпрыгнула и покатилась дальше вниз по склону. Ворон, не желая терять свой завтрак, кинулся её догонять, не заметив, как во время удара о землю одно из зернышек выскочило, отлетев в сторону.
Зернышко, очень удачно попав под пучок прошлогодней хвои, осталось незамеченным. Через некоторое время проходивший как-то мимо медведь наступил на этот пучок хвои, вдавив зернышко в землю.Так оно пролежало там до следующей весны. И по наступлению тепла зернышко проклюнулось робким стебельком и, никем не тронутое и не замеченное, поднялось к концу лета на пару сантиметров над землей.
Основная часть.
1.
Со временем зернышко превратилось в крепкую молодую сосенку. Ей повезло. Она росла в таком месте, куда нечасто захаживали животные, которые могли бы ее погубить, например, съесть или поломать. Сосенка росла в тиши и спокойствии, если не считать её старой и вечно ворчливой соседки лиственницы.
Силы природы не пощадили лиственницу,перекорежив ей ствол, и в довершении всего во время страшной грозы в нее угодила молния, расщепив вершину на две части. От этого её характер стал еще сквернее.
Сначала она возмущалась тем, что сосенка росла рядом с нею, каждый день выражая свое недовольство.
- Вот по расплодились везде. Житья от вас нет. Растут - растут, соки подземные отнимают. Скоро всю землю своими корнями позанимают, чем я потом питаться буду!? Да чтобы тебя марал (олень) съел или медведь на подстилку сломал, – зудела ворчунья беспрестанно.
А на все робкие попытки сосенки ответить ей, она ярилась еще больше и, возмущенно трясясь от возбуждения,осыпала её листвой, пуляя в нее свои отжившие сухие ветки.
Когда сосенка стала подрастать и превращаться в красивое дерево, характер ворчаний у лиственницы изменился. Теперь она ворчала по другому поводу;
- Ах ты, щепка долговязая, ишь как вымахала. Скоро все Солнце от меня заберешь, и я зачахну без него на старости лет. Так вот тебе… - и старая брюзга тянулась к ней своими ветками, стараясь заслонить те робкие лучи Солнца, что ненадолго попадали в их тенистый овраг.
Сосенка росла и росла, превращаясь во взрослое дерево. Она переросла свою старую соседку и теперь возвышалась над ней своей могучей кроной. Теперь уже она закрывала ей солнечные лучи, не слушая её старческих стенаний, и делала это не специально, потому что сосна не была мстительной, просто размах её ветвей становился все шире и шире, забирая у ворчуньи все больше и больше Солнца. А стареющую и дряхлеющую лиственницу тем временем стали одолевать жуки – древоточцы, вгрызаясь в её ослабевшие ветви и ствол.
Как- то утром сосна была разбужена дробным стуком. К лиственнице пожаловал лесной доктор, дятел, в яркой алой шапочке, с длинным и тонким клювом. Он деловито принялся за работу. Цепляясь острыми коготками, он сновал без устали по стволу дерева вверх-вниз вычищал вредителей из - под коры, выковыривая их из уже прогрызенных отверстий. Лиственница в ответ благодарно скрипела, подсказывая ему, где у нее зудит больше всего и жаловалась на сосну, которая, по её мнению, была виновницей всех бед. Но дятел был профессионалом, не обращая внимания на её жалобы,молча делал свое дело. Под вечер дятел, закончив работу, перелетел к сосне и, пробежавшись по её ветвям, сказал;
- Могу Вас поздравить, голубушка. Вы совершенно здоровы.
- Спасибо тебя, дятел, – ответила сосна, – расскажи мне лесные новости. В наш овраг уже давно никто не залетал и не заходил.
И дятел поведал, что в тайге появились лесорубы, но необычные какие – то. Рубят не все подряд деревья, а только самые лучшие.
- А что они с ними делают? – спросила сосна
- Не знаю, – ответил дятел, – с деревьев обрубают ветки, затем затаскивают на большие, воняющие дымом телеги и увозят. А те деревья, которые им не подходят они пилят на части и сжигают в кострах.
- И что деревья умирают? – воскликнула пораженная сосна.
- Конечно. От них остается только серый пепел, – отвечал дятел, – но ты не беспокойся. Я их видел далеко отсюда. К вам они не доберутся.
Дятел улетел домой, пообещав, что завтра вернется и продолжит лечить лиственницу.
Сосна была очень взволнованна известием о неведомых ей лесорубах и провела беспокойную ночь. Ей казалось, что в наступившей темноте к ней подбираются страшные лесорубы с острыми топорами и пилами и вот – вот начнут рубить её на части и бросать в костер. Да еще и старая карга, лиственница, «подливала масла в огонь» своим брюзжанием. Она слышала разговор с дятлом и теперь с удовольствием ворчала:
- Ох! Скорей бы нашу раскрасавицу нашли лесорубы да извели бы её под корень. Вот у костерка - то погрею свои старые ветки, то-то заживу на свободе.
От таких слов сосны ее бросало в еще большую дрожь, и она смогла заснуть только под утро, когда небо над горизонтом начинало сереть. Ей приснился кошмар, в котором дятел, неся в клюве огромный топор, сел наеё ветви и громко спросил:
- Ну! Где тут наша раскрасавица? Сейчас мы ее рубить будем!!!
И рассмеялся, каким - то ужасным стрекочущим, стреляющим смехом, от которого странно пахло чем - то сгоревшим.
Сосна в ужасе вздрогнула и очнулась. Недалеко от неё, на вершине оврага, стояло что – то зеленое, приземистое, прежде невиданное и стрекотало, выпуская из себя сизоватое облачко дыма. Около него на задних лапах стояло два существа, в странных шкурах,тоже прежде сосной невиданные, и махали передними лапами в её сторону. Почему- то сосна сразу поняла, что это те страшные лесорубы, хотя раньше она их никогда и не видела. Тут одно из существ подошло к зеленому и стрекочущему, залез вовнутрь и пару минут спустявылез, держа в руках что-то изогнутое,блестящее и страшное;
- Наверное, этим лесорубы убивают деревья, – подумалось ей.
Тем временем существа начали спускаться в овраг, держа направление в сторону сосны.
- Ай-Ай-Ай! – раздалось рядом.
И на ветвь сосны приземлился дятел:
– Милая моя, как вам не повезло, это и есть те самые лесорубы, и они направляются к вам.
- Да!!!– в ужасе только и смогла воскликнуть сосна. – И что они будут делать?
- Очевидно, Вас сейчас будут спиливать. Видите в руках страшный предмет, это пила, – ответил дятел.
– Так что примите, голубушка, мои искренние соболезнования, – добавил они, вспорхнув, улетел.
- Постойте, а как же я?! – закричала сосна вслед дятлу.
- Извините, голубушка, лесная медицина здесь бессильна, – донеслось до неё издалека.
Сосна в предчувствии чего – то непоправимо ужасного задрожала всеми своими иголочками.
- Ага! – ехидно заскрипела старая лиственница. – Наконец - то я дождалась. Наконец – то меня избавят от твоего неприятного соседства.
Лесорубы тем временем добрались до деревьев. Тот, который был без пилы, произнес;
- Смотри, какая красавица от нас в овраге спряталась. Вот эта точно подойдет для заказа.
- Да, – согласился второй, – то, что нужно, даже жалко спиливать. Но с начало я уберу вот эту старую лиственницу, она все равно уже дряхлая. А то когда будем заваливать сосну, мешать будет, еще ствол повредим.
С этими словами он подошел к лиственнице и запустил свою пилу. Пила с визгом начала вгрызаться в дряхлеющую плоть лиственницы. Ошарашенная таким неожиданным поворотом лиственница пыталась кричать, моля о пощаде, но её голос заглушил звук работающей бензопилы. Сосна в полу обморочном состоянии смотрела, как лесоруб подпилил ствол её соседки, и она под тяжестью своего веса начала заваливаться на бок, со всего размаха шмякнулась о землю, ломая свои ветви, и как от удара о землю расщепленный когда – то молнией ствол лиственницы раскололся, разрывая на две части сердцевину дерева.
Дерево умерло.
- Вот так быстро происходит смерть!? – подумала сосна. – Жалко её: вот всю жизнь она желала мне зла, а сама умерла раньше меня. И себя жалко: я так молода, только начала жить и еще многого не узнала ……..
Тут сосна почувствовала, как её тело начала пронзать неожиданная, ранее неизвестная боль. Она поняла, что и её сейчас спилят безжалостные лесорубы и что она умрет, так и не накормив своими первыми шишками лесной люд, и не сможет понять своей нужности на земле, не принеся никому никакой пользы;
- Как жаль, что я так и не поняла, зачем жила на земле… – подумала сосна, падая наотмашь на землю и ударившись об нее, впала в забытье.
2.
Из забытья сосну вывел громкий лязг цепей, крики лесорубов и нестерпимый запах сгоревшей плоти деревьев. Очнувшись, сосна осмотрелась. Она лежала на прицепе большого лесовоза, в компании таких же сестер по несчастью, у которых были отсечены все ветви, остались только стволы.
- Какие же они некрасивые стали и уродливые, – подумала сосна.
И спустя мгновение поняла, что лежит среди них такая же голая, уродливая и что очень сильно саднит в тех местах, где бездушный лесоруб прошелся своим острым топором, отрубая красивые ветви. Ей стало так обидно и стыдно, что она, не сдержавшись, заплакала, и её горючие слезы выступили ярким янтарем смолы на еще свежих разрезах ствола. Так проплакала всю дорогу, которая сначала шла по тайге, затем выбежала на проселок и через некоторое время выскочила на асфальт, где через пару десятков километров уперлась в железные ворота. Ворота открылись, лесовоз проехал на территорию лесопильного завода. Подъехав к большому приземистому зданию для сушки леса, лесовоз остановился. Затем крюкообразный кран сгрузил стволы на длинную железную телегу, стоявшую около здания на рельсах, и лесовоз уехал. В стене здания отворились широкие двери, и телега сама проехала вовнутрь. В помещение было очень жарко, пахло сыростью и спекшимися опилками.
- Ну, вот и все! – подумала сосна. – Здесь нас и сожгут…
Погас свет, что-то загудело вокруг, воздух становился все горячее и горячее. Сосне захотелось опять заплакать, но вокруг наступила такая жара, что её смоляные слезы высыхали моментально, не успевая даже выступить. Воздух вокруг начал как будто плавиться, нагревая стволы деревьев до невозможности. И сосна почувствовала, как соки, что наполняли её могучее тело, начали испаряться, иссушая и истончая её.
- Какая это мука,– думала сосна, – умирать постепенно.
В том, что она умирает, сосна не сомневалась нисколько, проваливаясь вновь в черный мрак забытья.
Но она не умирала, её всего лишь высушивали, готовя его к распиловке.
Она очнулась вновь, когда её вытащили из сушилки и закрепили на обдирочном станке, ей предстояло пройти еще одну неприятную процедуру перед самой страшной распилкой на доски: это снятие её кожи, коры. Станок загремел своими ужасными и острыми шестернями.
Транспортер, на котором лежала сосна, дернулся, приходя в движение,начал поступательно тащить высушенную до звонкости сосну туда, где бешено вращались острые зубья. Зубья, вонзаясь попеременно, начали сдирать кору,обнажая ствол и причиняя сосне тупую боль. Только одна мысль билась в её измученном теле:
- Зачем мне столько мучений? Почему я не умерла сразу как моя сварливая соседка лиственница?
Но самое страшное её ждало впереди. Когда обнаженный в своей бесстыдности ствол выскочил из - под обдирочных зубьев, транспортер неумолимо потащил его дальше по конвейеру туда, где мелькали блестящие лезвия распиловочных пил.
- Вот теперь точно все, – решила сосна, – меня разрежут на части, и я умру. Только бы поскорей это произошло. Нет больше сил, терпеть такие издевательства над собой.
И когда пилы врезались в её измученное тело, разделяя его на части, причиняя нестерпимую боль, она с радостью погрузилась в спасительное забытье, уверенная в своей окончательной погибели.
И опять очнулась сосна, теперь уже от того, что на неё наваливалась необъяснимая тяжесть, мешавшая дышать. Очнувшись, она увидела, что лежит в середине штабеля из досок, заботливо укутанная брезентом, и что её могучий когда- то ствол превратился в одну толстенную доску. Ей хотелось по привычке заплакать, но было нечем. После всего с ней произошедшего, она из полноценного, полного жизни дерева превратилась в простой высушенный деревянный брусок, в котором где – то в самой глубине, сердцевине, когда-то могучего дерева еще теплилась жизнь.
Её куда-то везли то на машине, то на поезде. Мелькали города, станции, менялся пейзаж, но ею овладело какое – то вялое безразличие. Ей было все равно, что с ней будет дальше, она была полностью погружена в свои невеселые мысли.
- Почему это произошло со мной? Я была счастлива. Росла в своем любимом доме - тайге, радовалась жизни и помогала другим. На моих ветвях отдыхали птицы, под моей кроной прятались от жары или отдыхали после трудного пути звери. Подходило время стать мне взрослой и нести еще большую пользу. У меня должны были родиться первые шишки. Вот зверье таежное устроило бы пир возле меня! И всем было бы хорошо и весело. Даже соседка моя, лиственница, была такой милой, хоть и ворчала иногда на меня. Так нет, пришли эти чертовы лесорубы. Убили соседку, меня спилили: уничтожили мои крепкие и сильные ветви, потом мучили меня, сушили, драли, пилили, превратив в какой – то бесполезный обрубок. Теперь везут непонятно куда. На что я теперь годна и кому нужна? Лучше бы пила прошла по моему сердцу сразу, тогда бы я просто умерла и не мучилась бы от своей бесполезности и безысходности. Я все равно мертва без своих корней и своего дома. Нет жизни после смерти, и я не живу….
Так думала сосна, передвигаясь по огромной стране, пока не прибыла на место своего назначения - город Москва. Машина подъехала к огромному зданию в центре столицы, на крыше которого красовалась четверка скачущих коней, запряженных в колесницу, погоняемая мускулистым возницей в шлеме.
Машину окружили рабочие, которые без лишних слов хватали в вчетвером одну доску и заносили внутрь здания. Настал черед и нашей героини. Её внесли в просторный и большой зал, в конце которого возвышался огромный деревянный каркас. Затем уложили на этот каркас - возвышение, которое люди,принесшие сосну, почему – то называли«сценой». Рядом с ней лежали её собратья по несчастью, такими же толстыми досками, лежавшими на больших квадратных брусьях,что были скреплены между собой в виде большой решетки с прямоугольными ячейками. После того как рабочие покрыли досками всю сцену,они ушли, появились другие, которые принесли с собой много разных блестящих предметов. Они начали пилить, строгать, сверлить доски, подгоняя их очень плотно между собой и намертво закрепляя на балках огромными и острыми болтами. Но все эти манипуляции не смогли вывести сосну из охватившего её давно вялого безразличия. Даже появившийся человек с гудящей машинкой, которая срезала верхний слой у досок, выравнивая их по высоте, не вывел её из ступора. Потом её еще шлифовали наждаками, морили пахучей олифой, покрывали несколькими слоями лака. Сосна все время впадала в забытье, изредка приходя в себя лишь тогда, когда по ней прохаживался инструментом или кистью кто-то из работников.
Ей нестерпимо хотелось только одного: умереть и больше никогда не видеть этот мир, полный злобы и коварства, не умеющий сопереживать страданиям других, умереть и забыть все: свою жизнь, унижения, боль, муки, которые ей пришлось испытать. А самое главное: забыть безразличие людей и то равнодушие, с которым её медленно и методично уничтожали как дерево, как личность, как цельную единицу природы.
Когда работы были закончены, сцену укрыли толстым полотном, сохраняя покрытие до поры. Мир вокруг сосны исчез во тьме, погружая её, как астронавта из фантастического рассказа, в анабиоз.
3.
Сколько времени наша сосна провела под полотном: день, неделю, месяц, год - она не знала. В первое время она пыталась говорить с соседями, что возлежали рядом с ней, но скоро ей это наскучило. Потому что кроме стенаний, жалоб, проклятий, сопровождаемых «сухими» рыданиями, она ничего от них не смогла добиться. Поэтому она молча дремала, иногда все же просыпаясь от скрипа. Такое происходило тогда, когда невидимые глазу и не слышимые человеческому уху крики проклятий соседок по несчастью достигали своего апогея, которые и выражались для окружающих в таком легком поскрипывании досок.
Наконец, полотно поехало куда - то в сторону, обнажая доски, поверхность которых сразу же «заиграла»под яркими лучами фонарей - софитов. Потом сосна увидела группу молодых людей, что с огромным интересом рассматривали открытую перед ними сцену. Эти люди не были похожи ни на страшных лесорубов, ни на рабочих, с которыми ей уже приходилось сталкиваться. Они все как один были одеты в черные трико, плотно облегающие их красивые и мускулистые ноги. Сверху на их тела были надеты такие же облегающие майки или футболки разных цветов и расцветок, которые выгодно подчеркивали мускулистость мужских торсов и хрупкость женских. Это была балетная труппа, которая на время реконструкции театра покидала его и теперь вернулась обратно в родные и в то же время новые стены.
Балетные рассыпались по сцене. Они начали крутить свои бесконечные «фуэте», исполнять изящные «батманы», «глиссады»,«пируэты», «шассе»,взлетать красивыми «птицами» в невесомых «аллегро» и «антраша».Танцоры опробовали свою новую сцену, на которой им предстояло провести главную часть своей жизни. Потом ненавязчивым фоном зазвучала великолепная музыка, и теперь балетные старались при выполнение своих элементов попасть ей в такт. На лицах заиграли улыбки, глаза засветились радостью, им нравилась их новое жильё. А когда музыка прекратилась и они остановились, то до слуха сосны донеслись ранее незнакомые плескающие звуки: это танцоры в едином порыве аплодировали всем, кто готовил им сцену.
Неожиданно сосна почувствовала, что ей становится легче: куда – то постепенно улетучивается её мрачное, пессимистическое настроение, что её изуродованное и истерзанное тело наполняет ранее неведомая истома, а её ссохшаяся, растрескавшаяся, как земля в пустыне, душа вдруг стала наполняться живительной влагой, влагой жизненного бытия.
Потом начались трудовые будни. Теперь каждый день на сцену приходили люди. Они о чем – то спорили, ругались, танцевали группами и поодиночке, подчиняясь командам человека, сидящего в глубине зала за маленьким столиком, на котором радужным пятном светилась настольная лампа.
Чаще всех на сцене появлялась только одна танцовщица - прима – балерина. Она всегда была одета в строгую черную футболку и черное трико, которые плотное облегали её красивое тренированное, но по-женски изящное тело. В тон белым пуантам на талию она всегда повязывала большой белый платок. Её волосы цвета «вороного крыла» всегда были забраны в аккуратный пучок на затылке.
Что-то не ладилось у неё с танцем. Все чаще в её сторону неслись от настольной лампы резкие замечания.Эти замечания заставляли приму нервничать. Её нервозность чувствовалась во всем: в движениях, в словах, походке. Прима срывала свое раздражение на всех: ругала осветителей за слишком яркий свет, своего партнера по танцам, обвиняя его в неуклюжести, звукооператоров - за «плавающую» музыку, гримеров - за плохой грим.
Неожиданно досталось и сосне. После очередного прыжка прима неудачно приземлилась и,поскользнувшись, подвернула ногу, растянув мышцы на правой стопе. Она,вскрикнув, упала. Её красивое лицо исказила гримаса боли. Все, кто находился рядом, бросились к ней на помощь.
Прима села, подтянув к себе поврежденную ногу, обхватила её двумя руками и воскликнула:
- Что же это такое! Все против меня!! Даже эта противная сцена!!!
И, со всего размаху стукнув кулаком по полу, зарыдала.
Удар пришелся точно посередине сцены, именно в то место, где лежала уже бывшая наша сосна. Она вздрогнула от неожиданности, просыпаясь от своей привычной спячки, и тут же возмутилась:
- Почему это люди считают нас во всем виноватыми!? Может она ещё считает, что это я виновата в том, что лежу здесь!?
Сосна хотела добавить ещё колкостей к сказанному, но осеклась на полуслове. Она вдруг почувствовала, как на неё стало падать что – то очень теплое, почти горячее и к своему великому изумлению вдруг увидела, как из глаз балерины, которая только что ударила её, обильно сочится бесцветная жидкость и срывается вниз крупными каплями, как во время дождя в тайге.
- Это слезы, – поняла вдруг сосна.- Такие же, как и у меня были когда-то, но все высохли в той ужасной печке. Значит, и у неё есть душа, значит, и людям тоже бывает больно!? А может тот, что прячется за светлым пятном лампы, тоже отправит её в печь, где её слезы высохнут, а тело источится!? Нет, этого нельзя допустить. Я должна ей помочь. Но как? Пока не знаю.
Тем временем приму подхватил на руки её партнер и унес со сцены. После этого происшествия репетиция заглохла сама собой. Всех теперь интересовал только один вопрос:
- Сможет ли прима танцевать? Скоро премьера!!!
Сосна размышляла над своим неожиданным открытием. Окружающие люди предстали перед ней в новом свете. Какие – то хорошие чувства стали пробуждаться в её твердом, как старый башмак, сердце, впервые за все время, что прошло с тех пор, как её насильно увезли из тайги.
Тем временем над сценой погасили свет, оставив где – то наверху, под потолком, гореть одну лампу, которая своим блеклым мерцанием лишь слегка освещала сцену, делая окружающую тьму не такой пугающей. Постепенно окружающие звуки сошли на нет, и наступила полная тишина. Внезапно в этой мертвенной тиши послышались легкие шаги. Ошеломлённая сосна увидела, как на сцену, прихрамывая на больную ногу, вышла прима – балерина. Она прошла к середине сцены и опустилась на пол рядом с нашей героиней. Девушка начала гладить рукой доску, при этом приговаривая:
- Прости меня, милая, за мою несдержанность. Я не должна была так поступать. Сама виновата в своих ошибках, а злобу вдруг выместила на тебе. Давай мы не будем сориться с тобой из-за этого, давай будем лучшими подружками.
Девушка еще продолжала говорить какие-то теплые, а порой глупые слова, но сосна в них уже не вслушивалась. В её душе росла и ширилась песня, даже не песня, а бравурный марш жизненного восторга - марш пробуждения к жизни. Сосна вдруг поняла свою необходимость: для неё открывался новый мир её полезности окружающим. Наконец-то она поняла, что, будучи даже такой новой, непонятной и уродливой для себя, ОНА КУМУ-ТО ЕЩЕ НУЖНА. И эта мысль сводила её с ума настолько, что ей почудилось, как внутри неё побежали бурные потоки тех жизненных соков, что пробуждались в ней ранней весной, после долгой зимней спячки.
4
Настал день премьеры. В зрительном зале под высоким куполообразным потолком ярко горела громадная люстра, которая заливала солнечным светом партер, балкон, ложи, которые неторопливо заполнялись театральной публикой. Из оркестровой ямы навстречу входящим в зал людям неслась какофония звучащих в разнобой музыкальных инструментов, что,смешиваясь с гулом голосов, создавали ту самую неповторимую атмосферу предпраздничного действия, которое вот - вот должно было начаться.
Сцена от зала была отгорожена тяжелым занавесом. Сосна очень волновалась и с нетерпением ждала начала. И вот свет в зрительном зале стал постепенно гаснуть, погружая окружающий мир в темноту, бесшумно побежал в сторону занавес, обнажая пустую сцену, вспыхнули софиты, и из оркестровой ямы полились волшебные звуки.
Действо началось.
Сосну «подхватило» и «закружило» фантастически звучащей музыкой, фейверком красочных нарядов так, что она тонко завибрировала в такт тому, что происходило на сцене: то она изо всех сил пружинила своим телом, стараясь как можно выше подтолкнуть балерину, то старалась расслабить своё тело, смягчая приземление примы после очередного прыжка. Она старалась изо всех своих сил, ощущая себя единым целым с тем, что происходило на сцене.
Вот музыка стихла. Наступила, кажется, тянущаяся бесконечно пауза. Сосне, ставшей не по своей воле театральной доской, вдруг стало жутко и пусто, ей казалось, что мир исчез, растворяясь в одночасье.
И тут, разрывая тишину в клочья, на сцену обрушился гигантский шквал аплодисментов. Крики «браво» слышались со всех сторон, и, не переставая восхищаться увиденным и услышанным, зрители осыпали цветочным дождем уставших, но неизмеримо счастливых, улыбающихся артистов, стоящих у края сцены.
Несколько букетов опустились и на нашу героиню, принеся легкую прохладу её разгоряченному телу. Сосна ликовала, наконец - то, после стольких перенесенных страданий и лишений она обрела свое место в жизни.
Ей казалось, что ничего более яркого ей уже не испытать. Как вдруг среди этой всеобще праздничной атмосфере «прима – балерина» опустилась на колени и очень нежно поцеловала нашу героиню.
- Спасибо тебе, милая! – произнесла она.
Зал, оценив этот душевный порыв, взорвался новыми криками восхищения.
О-о-о-о!!! Если бы сосна умела кричать, то её ликующий голос заглушил бы все звуки в этом большом зале, потому что она БЫЛА ЖИВА И НУЖНА.
Так и в жизни, к великому сожалению, очень многие люди живут непонятной мелочной жизнью. Многие из них «умирают» в 20 лет, а хоронят их только в 80. Нужно знать и накрепко запомнить, что НИЧТО не сможет остановить человека, если он не хочет останавливаться. Большинство людей так и не познают настоящих неудач и разочарований. Они просто отказались от борьбы. И самое главное, что большинство препятствий они сами возводят на своем пути, так и не поняв своей истинной цели пребывания на этой Земле, делая себя глубоко несчастными. Есть люди, у которых нет ничего, кроме стремления жить и бороться за себя, за свое место под солнцем. Но в результате этой своей борьбы они становятся более успешными, чем те, у которых было все, но не было желания понять смысла своего существования и бороться за него.
Мы можем «рождаться» и «умирать» в течение своей жизни по несколько раз. И каждый раз нам будет казаться, что все закончилось и больше впереди ничего не будет, что это конец. Но когда каждый из нас осмыслит свою роль на Земле, пусть даже скромную и незаметную, лишь только тогда мы будем счастливы. Лишь только тогда мы сможем жить и умирать спокойно, потому что то, что дает смысл жизни, дает и смысл смерти.