После встречи с Зинаидой Мирзаевной ко мне прилипла отвратительная привычка грызть ногти…
— Лопай, маленькая негодница, и не вздумай хныкать, — сказала она, как только захлопнулась входная дверь перед носом моей любимой мамочки, и я, пятилетняя девчонка, осталась наедине уже с шестой по счету нянькой. — Заруби себе на носу, плакса, — выпучив свои совиные глаза и, гипнотизируя меня, словно удав, продолжила она свои наставления. — Твои уловки здесь не пройдут! — Мирзаевна пододвинула к моему носу тарелочку с зеленой каемочкой и вываленной в нее, еще дымящейся, манной кашей. И с тех пор я возненавидела эту белую и вязкую гадость.
И теперь, каждое утро у меня начиналось с того, что я с отвращением гоняла манку у себя во рту и давила ненавистные мне комочки языком, а Мирзаевна, словно надсмотрщик, стояла надо мной и пила свой любимый малиновый чай с рогаликами, которые, несмотря на то, что были твердые и сухие, словно бетон, с хрустом крошились под мощью ее челюстей.
— Тфоим рогытелям некагано повело, — сказала она мне с набитым рогаликами ртом. И, прожевав, добавила: — Жизнь тебе преподнесла подарок. И подарок — это я! Да и вообще, ты должна благодарить судьбу, что я согласилась присматривать за тобой. Ты даже не представляешь, от скольких бед я уберегла тебя. Ясли, садики и школа это сплошные рассадники инфекций. Ты бы уже тысячу раз заразилась скарлатиной, корью, коклюшем или хуже всего свинкой. Хотя последней, мне кажется, ты уже... Ну да ладно. Понимаешь ты меня?..
С огромным трудом, сдерживая рвотный рефлекс, я глотала кашу и, словно маленькая лошадка, в знак согласия кивала головой и мысленно переваривала болезни перечисленные Мирзаевной.
Ни одна из этих ужасных и, наверняка, заразных болячек не ошарашили меня так, как та мрачная болезнь под зловещим названием Свинка. В свои пять лет я знала, как выглядит поросенок, но заболеть им в мои детские планы ну никак уж не входило. Мне, казалось, что если я заражусь "Свинкой",то у меня непременно вместо носика вырастит большой розовый пятачок, а на голове косички превратятся в растопыренные большие ушки и сзади, под юбочкой, будет свисать тонкий в редких волосинках закрученный поросячий хвостик. С пятачком и ушками я могла еще как-то смериться. Но хвостик!.. Он мне категорически не нравился! Поэтому я была готова жевать, что угодно — даже манку, если она спасет меня от "Свинки".
После мучительного завтрака Мирзаевна отвела меня в соседнюю комнату и, поставив у моих ног огромный в серую полоску мешок, сказала:
— Играй. — А сама отправилась в зал смотреть телевизор и болтать по телефону с каким-то Батей.
Это были самые восхитительные минуты в первый и последующие дни у Мирзаевны. Чего только не было в этом мешке: куклы, кукольные кроватки, набор кукольных платьев, металлический чемоданчик с застежкой, розовый мячик, раскраски, скакалка и все-все-все, что так завораживало мое наивное детское сердце. Все игрушки были новые и как будто к ним еще ни разу не прикасались любопытные детские руки.
В обед я ненадолго отрывалась от своих игр, быстро съедала предназначенный для меня суп и снова возвращалась в сказку. Не буду скрывать, что в первый же день в мою голову пришли страшные и волнительные мысли о краже. Если бы мне удалось, каким-то чудом, незаметно утащить игрушки Мирзаевны, то не сомневайтесь - никогда и ни за какие коврижки я бы не переступила больше порог моей новой надсмотрщицы. Но игрушки Мирзаевны!.. Они манили меня, манили, словно мишку на мед. Только они были причиной моего молчаливого терпения и согласия принимать Мирзаевну в качестве няньки.
Позже я поняла, что кроме пыток с кашей, любила Мирзаевна проводить со мной и другие опыты. Например, непонятно от чего, будучи в приподнятом настроении, она усаживала меня напротив и учила уму разуму. Начиналось все с упреков:
"Разбаловали тебя родители", — говорила она мне. А я не сводила глаз с ее черных и редких усиков под носом, ну точь — в точь похожих на старую папину щетку для обуви. "Все тебе легко достается: новые кроссовки, одежда, конфеты, ролики, и я еще в придачу. Вот красота! Да?.. Мне бы так жить!.. Ну, что ты на меня выпучила зенки?.. Я тебе не картина! Разве я не права?.. Ты даже свой зад не можешь вытереть самостоятельно. Чего молчишь?.. Онемела?.. Нечего сказать?"
— Я еще маленькая, — едва слышно попыталась возразить я. И это была моя ошибка.
— Чтооо?! — сквозь зубы процедила Мирзаевна. — Маленькая? Прекрати! Я в твои годы, если хочешь знать, пасла коров в деревне, а что такое конфеты — даже представить себе не могла. Вот еще выдумала — маленькая. Я тебя научу родину любить, если твоим родителям ума на это не хватило. Тебе уже пять лет и прекрати, мерзавка, грызть ногти, — приказала она и больно одернула мою руку.
Я едва сдерживала слезы, но когда вернулась домой, меня прорвало на полную катушку. Все я выдала мамочке по полной программе, а она внимательно выслушала меня, обняла и сказала:
— Солнышко, не плачь. Я поговорю с тетей Зиной. Она не будет больше тебя ругать, но и ты должна мне пообещать, что не будешь больше грызть ногти. Жаль, что твои родные бабушки живут так далеко от нас, — мамочка вздохнула и прижала меня к своей груди.
На следующий день меня всю в слезах, словно к мачехе, повели к Мирзаевне. Мама на кухне о чем-то поговорила с нянькой и теперь к непонятному мне прозвищу «Мерзавка» добавилось еще одно, еще более непонятное слово «Предатель».
— Что, Предатель?.. Пожаловалась?.. — сказала Мирзаевна и пристально взглянула на меня. — Таких, как ты — Предателей, расстреливали в войну с автомата.
— Почему? — спросила я.
— Потому, что сначала ты предала меня, а потом РОДИНУ предашь!
Я ничего не поняла, но испугалась. Я почему-то не хотела предавать Родину.
— Пойдем, — сказала Мирзаевна и повела меня на кухню. — Ешь, Предатель!
Я вздохнула и взяла ложку в руку, а Мирзаевна ушла в комнату, не выпив даже своего любимого чаю.
Через некоторое время нянька вернулась с тонкой и потрепанной книжечкой в руках.
— Вот, смотри, — сказала она и открыла страничку. — Видишь? — она ткнула своим волнистым и потрескавшимся от старости пальцем в рисунок.
И я увидела, как какие-то дядьки в шапочках на голове, стоят возле худой тетеньки, на груди у которой висела табличка с буквами.
— Ну, видишь?
— Угу, — ответила я.
— Знаешь, кто это?
— Нет, — жуя кашу, ответила я.
— Это Зоя Космодемьянская. Вот она не была предателем, как ты! За это ее и расстреляли немцы.
Кто такие немцы? И почему, если она не была предателем, ее расстреляли? Я не поняла. В моей голове все запуталось, и мне стало жаль эту худую, с мальчишеской стрижкой девушку. И мне опять, почему-то захотелось сгрызть хотя бы только один ноготок на маленьком мизинчике, но тут же вспомнив, что не надо злить Мирзаевну, я спрятала руки за спину.
— Тетя Зина, — обратилась я к Мирзаевне (бабушкой называть ее было категорически запрещено). — Я больше не хочу кашу.
— Доедай! — приказала она. — Ты же не хочешь, чтобы дети в Африке голодали?
— Нет, — ответила я машинально.
— Тогда — ешь!
С тех пор пошло — поехало. В пять лет я для себя четко уяснила, что нельзя ковырять в носу — можно сломать палец, нельзя грызть ногти — могут завестись глисты, нельзя брать чужое — отсохнут руки, надо мыть руки с мылом, а то можно подхватить инфекцию, нельзя сидеть на полу — не будет детей, нельзя пить из-под крана — можно откинуть копыта, не делать людям зла - шарик круглый и т.д. и т.д.
Через два года я пошла в школу и надобность в няньке отпала. Но я так привыкла к Мирзаевне, что всегда проходя мимо ее балкона, здоровалась с ней и махала рукой, а Мирзаевна не упускала случая продолжить мое воспитание. И уже с балкона я могла узнать о себе многое: кем я могу стать и чем я могу заразиться.
— Мерзавка, не снимай шапку — простынешь! Сними ты эти ролики — голову расшибешь! Уйди ты с этим мячом отсюда — цветы сломаешь! Я не для тебя их сажала! Не ешь чипсы — жирной будешь! Семечки не грызи — желудок себе забьешь!..
Но вот однажды утром я не услышала писклявый голос Мирзаевны... И привычный ход событий, словно споткнулся и умолк. Во дворе все было как обычно, но чего-то не хватало. Не хватало Мирзаевны! Я посмотрела на балкон и не увидела свою надсмотрщицу.
"Может, что-то случилось?" — подумала я и сильно разволновалась.
И уже вечером я узнала страшную новость от своей мамы. Мою Мирзаевну разбил инсульт, и теперь она не может ни говорить, ни ухаживать за собой самостоятельно. И еще я узнала, что не Мирзаевна была она, а Мирзоевна, и что не с батей она говорила по телефону, а с Батьей — подругой, старой еврейкой из нашего дома, и что детей у нее много, и все они взрослые и самостоятельные люди, и что беда не обошла стороной их семью. Не уберегла бабушка Зинаида дочь свою младшенькую. Убило малышку током еще в пятилетнем возрасте. Но больше всего расстроил нашу семью тот факт, что присматривать за бабой Зиной было не кому. Все дети разъехались, и рядом никого не осталось.
Выслушав все это от мамы, я все для себя твердо решила. Не откладывая и минуты, пошла я к Зинаиде Мирзоевне домой.
На пороге квартиры под номером сорок семь встретила меня женщина по имени Лида. В ее лице не трудно было разглядеть сходство с тетей Зиной. Это была ее старшая дочь.
— Кто ты, девочка? — спросила она и окинула меня взглядом. Перед Лидой стояла я, не заразившаяся болячками и не болевшая свинкой, не ломавшая себе шею и ноги — девятиклассница — самая красивая девушка в нашем районе.
— Я внучка бабушки Зины! — без тени сомнения ответила я и шагнула в дверь.
— Кто? — удивилась Лида, пропуская меня в квартиру. — Внучка?..
— Да, — ответила я и сняла обувь. Через секунду я стояла возле постели своей любимой и родной бабушки - и все сразу поняла. Меня ждали!
И теперь, как когда-то давно, мое утро начинается с моей "любимой" манной каши. А спустя год, моя бабушка снова научилась говорить.