In my dream children sing a song of love for every boy and girl
The sky is blue and fields are green and laughter is the language of the world
Then I wake and all I see is a world full of people in need
Tell me why (why) does it have to be like this?
Tell me why (why) is there something I have missed?
Tell me why (why) cos I don't understand.
When so many need somebody we don't give a helping hand.
Tell me why…
В зале наступила полная тишина. На сцену вышел мальчик, 12 лет. Тихо заиграла музыка, но с каждой нотой она становилась громче. Мальчик сказал, что песню хотел спеть своей прабабушке, которую он очень любил. Она пережила Блокаду Ленинграда и сложную жизнь, смерть близких и предательство родных. Но до этого дня она не дожила и умерла в ноябре, не дожив до 94 лет 17 дней. Возможно, ей было и больше, но в 20-ых годах не писали дату рождения, а записывали только в день, когда мать приходила регистрировать ребенка в больницу.
Он стал петь, прикрыв глаза, будто сейчас и началась вся эта история.
Был 1941 год.
От реки поднимался молочный туман. На дощечках мостика собиралась роса и блестела от первых лучей солнца, а под мостом лишь темная вода и тишина. Вся природа только просыпалась и лишь девушка брела по тропе босая. На руках несла двухлетнюю дочь, прижав её крепко к груди. Она ее прикрыла шерстяным платком, а сама ощущала холод на плечах. Сбив ноги в кровь, она не сбавляла шаг. В ее зеленых глазах был четкий взгляд, устремленный к родному дому. А девочка умиротворённо спала на ее мужественном плече, не подозревая, что пережить пришлось ее родне.
Войдя через ворота в деревню, девушка затаила дыхания. Ни одной живой души. Лишь теплый пепел под ногами говорил о жизни. Но сейчас ни кого. Она медленно проходила, где раньше были оживленные улицы, толкались купцы на рынке, кричали дети, от радости играя в колесо, женщины толпились у колодца, обсуждая утренние сплетни. Где все? От чего пустая улица? Так сильно сжималось ее сердце, что ком подступает к горлу. Лишь только молчаливый крик. Кусая губы, прижимала крепче дочь к груди. Смеялась, плакала, страдала, пав на колени понимала, что дочь жива, и больше никого. И все, кто дорог был так сердцу, ведь ни кого и не осталось. Лишь только пепел, лишь только боль и воспоминания той страшной ночи.
Еще вчера здесь жизнь кипела. Она под вечер, покупала у Степана, соседа, молоко, для ее любимой доченьки Лизы. А женщины обсуждали слухи:
-Вы слыхали, что в Москве говорят? -О чем ты? Клава?
-О войне! Говорят,
-Да мало ли что говорят в Москве!
-Мало, не мало, а просто так, люди говорить не станут.
-Да ты уже вторую неделю говоришь...
-А если что, вот паром есть. Да в Ленинград!
Степан вмешался в разговор:
-Эх, бабынки! Вам бы только языками потрепать!
Но вдруг раздался гул, и в небе показались самолеты, и раздалась сирена. Степан крикнул:
-Светка уходи! Бери Лизу и беги! Подальше, в лес! И не выходи, пока не наступит затишье!
Не успев опомниться, Света увидела вдалеке солдат на мотоциклах, схватила дочь и побежала так быстро, что потеряла галоши. Уже было темно, и это ее спасло. Она добежала незамеченной до моста и в лес.
Едва проглядывалась дорога. Через тернии и деревья она пробралась до ели, которая спустила свои ветки до земли. Пробравшись под них, она постелила свой красный шерстяной платок, который связала ей мама. Прислонившись к стволу, она тихо хриплым голосом сказала: «Не бойся родная, я буду с тобой! Ты спи дорогая, мы скоро пойдем домой». И тихо пела колыбельную дочке, но крики с деревни доносились сильней. Дочка сонно прошептала: «Мама, кто кричит?». Света, сквозь слезы улыбалась, нежно гладя волосы, отвечала ей: «Это розовый слон, потерялся в лесу, он не слушался маму. Я его позову. Ты скорей засыпай, а я тебе песню про слона спою, баюшки-баю…»
Незаметно наступала утро, рассвет. А она всю ночь страдала, и радости нет. На руках царапины от колючих ветвей, и холод пробрал ее до бровей. Наконец, все утихло вокруг, и только лес поет песни как друг. Журчит ручеек, и с листьев капает роса. А под ногами хрустела листва…
И что теперь? Куда идти? Не осталось никого на ее пути. А сердце плачет, предательский стон.
Поднявшись с колен, она побежала во двор, в надежде, может все прояснится. Увидев свой дом, точнее, что осталось после пожара, она прошла через калитку. А в дверях лежит муж. Он еще дышал. Увидев его, она посадила дочь у калитки, а сама вошла и присела рядом. Пытаясь поднять его, она без умолка говорила: Родной мой! Вставай! Ты нужен мне и дочке! Прошу тебя не умирай! Богдан! Не оставляй, не покидай… Ты будешь жить…
-Оставь меня, я здесь умру. А ты бери Лизу и иди. Вон по той, узкой тропе, что идет через поле, обойдешь реку, и оттуда доберешься в город. Через паром не иди, это опасно. Если услышишь самолеты или солдат, ложись на землю и не шевелись, пока не убедишься, что никого рядом нет! Ты сильная! Обещай, что дойдешь и выдашь замуж дочку за хорошего паренька! Обещай!
-Да! Но ты со мной пойдешь. Там есть врачи…- она посмотрела на мужа, но он уже не дышал. Положив его голову на колени, продолжила, сквозь слезы говорить, гладя его волосы - там есть врачи, они помогут! Я обещаю! Я все сделаю, как ты сказал! Прощай! Прощай родной мой!
Она осторожно положила его и присев рядом, сняла кольцо и сжала в ладони. Кулаком стерла слезы со щек, сняла сапоги с мужа и одела сама. Последний раз взглянула на мужа, пошла к воротам, где молча сидела дочь.
-Мама! А папа с нами не пойдет?
-Нет, моя родная! Папа очень устал, с нами не пойдет! Мы пойдем вдвоем.
Взяв ее на руки, она пошла к полю.
Четыре дня она пробиралась сквозь ветер и зной. В поле не пели птицы, они улетели на юг. А ночи стали еще холодней. На траве появлялся иней. Было страшно идти. Каждый раз как раздавался шум самолетов, она ложилась на траву и не двигалась, порой по несколько часов. Дожидаясь темноты, она продолжала путь. В дороге обрывала колосья, чтоб накормить дочь.
Когда она засыпала, Света прикрывала глаза, вспоминала, как по этой поляне бежала в синем платье и собирала ромашки. Богдан отдыхал возле трактора, приглушив мотор.
-Богдан! - увидел только его образ, кричала Света и бежала еще быстрей к нему
-Светка! - откликался он ей в ответ - ты сегодня рано! Мне еще трактор нужно завести Сан Санычу.
-Я с тобой пойду! Соберем по дороге колосья, а дома я запеку хлеб.
Открыв глаза, Света глотала слюны, а со слюной, как будто иголки. И тихо напевала песню, что однажды паромщик отвезет ее к нему. И на небе не будут гаснуть звезды, лишь бы только успеть.
-Мамочка! Когда папочка догонит нас? Он уже не спит?
Света молча посмотрела на дочь и стала петь колыбельную: «Я люблю тебя родная! Ты сладко спи и сны смотри! Хоть там увидишь смех и радость! А я буду сон твой охранять! И буду рядом! Ты спи, моя родная! Скоро кончится война! Ааааа!»
Вдруг вдалеке показался свет! Она упала в траву и не шевелилась, прикрыв дочку собой! Раздались шаги. Шаги приближались все ближе и ближе. Потом остановились рядом с ней.
-Эй! Ты жива?- чей-то голос шепотом спросил.
Когда Света открыла глаза она уже ехала в повозке. Снаружи раздавался детский смех и песни. Это оказался цыганский табор. Они накормили и дали теплый свитер, что связала старая Патрина. Света просила ей помочь добраться до Ленинграда. Но они никогда не ездят в большие города, но решили ее проводить.
Света всю дорогу молчала и не проронила ни слово. Молодая цыганка Рада пристально наблюдала за Лизой, а потом начала говорить: «По глазам вижу, не сладкая жизнь у тебя! И не от счастья ты пошла в поле с ребёнком. Видали мы самолеты и солдат. Слыхали как падали бомбы. Но знаешь, это все пустяк! Не упадет счастье само в ладони! А любовь, она не проходит никогда! Даже если ты ее потеряешь! Любовь всё равно не теряй! Понимаешь меня?! Ты должна жить ради нее! Находи, к чему стремится, и стремись, ни смотря на то, что было! Счастье тебя не покинет, пока ты будешь в это верить!» Лиза задумчиво посмотрела на Раду, как будто взглядом хотела рассказать свою ей жизнь. Потом отпустила взгляд и улыбнулась, сказав:
-Кроме Лизы у меня никого нет, и у нее кроме меня никого не осталось! Я буду жить для нее…
Не успев договорить, к ним в повозку забежала запуганная 13 летняя девочка. Это была Эйш. Не высокая девочка, с черными густыми, слегка вьющимися волосами. Она с рождения была немой, но она очень любила детей и музыку. Она играла на гитаре для Лизы. Но Лизе внезапно стало плохо, и та упала в обморок. Эйш испугалась очень и побежала за взрослыми, оставив малышку лежать на земле. Ее большие карие глаза смотрели на Свету, а руками сжимала в кулаки свою красную юбку в цветочек. Подойдя к Свете, она потянула ее за руку, словно говорила: «Идем! Идем! Там…там…» Когда они выбежали на улицу, старая Патрина уже сидела с девочкой и поила ее мятой и ромашкой, осторожно смачивая мокрый платок, прикладывая ко лбу Лизы.
-Что случилось? Что с моей девочкой? - негромким, тревожным голосом спросила Света.
-Она простыла! Тебе нужно в город, найти врача. Я не в силах ей помочь -обернувшись назад к ребятам она вскрикнула - Харман! Харман! Запряги двух коней и проводи Свету с ребенком в город, помоги найти врача!
-Хорошо Патрина! Все сделаю! - откликнулся молодой парнишка, лет 19.
Парнишка побежал запрягать лошадей, а старая Патрина продолжила говорить Свете
-Харман хороший! Он поможет. Так ты быстрей доберешься до Ленинграда. Он там бывал, и немного знает город.
Рада обняла за плечи Свету и сказала:
-Не бойся! Только не бойся! Всегда помни, чтоб не случилось, радость тебя не покинет, пока ты в это веришь! А Харман, не зря его Харман назвали! Он выносливый и смелый! Он не оставит тебя пока не поможет. Он надежный друг!
-Спасибо тебе Рада! За все спасибо! Я тебя не забуду!
Харман подъехал и взял Лизу. А за ним шла запряженная лошадь. Обернувшись, Света увидела красивую молодую лошадь. Ее длинные худые ноги говорили, что возможно лошадь быстро бегает. Коричневый шелковистый хвост резвился по ветру, как будто только освободился от заплетенной тугой косы. Осторожно подойдя к ней, Света погладила гриву. Харман передал поводья Лизе, а сам поскакал вперед. Света никогда не сидела верхом одна. Нерешительно, она взялась двумя руками за седло и подпрыгнула, но лошадь отошла в сторону. Харман обернулся и улыбнулся:
-Что ты карабкаешься на нее как на забор?! Встань слева и возьмись одной рукой за повод, а другой рукой возьмись за седло, ногу ставь в стремя и оттолкнись.
Света став слева от лошади, взялась левой рукой за поводья, а правой за седло. Поставив ногу на стремя, она сильно оттолкнулась ногой, что была еще на земле села на лошадь. Закрыв глаза, она выдохнула. Все цыгане вышли ее провожать и с песнями и плясками, желали ей хорошей дороги. Пока Света со всеми прощалась и поняла, как самой управлять лошадью, Харман уже был далеко и звал ее за собой. Когда она его догнала, он удивлённо спросил:
-Жила в деревни, а как с кобылой справится, и знать не знаешь? Света ничего не ответила Харману, только прикусила губу и натянула поводья. Харман улыбнулся и перехватил поводья у Светы, повез ее за собой, не став больше ее спрашивать.
Они быстро доехали до Ленинграда и без труда нашли больницу, хотя врача было найти сложнее. В городе была военная обстановка. Было много солдат. Харман забегал в каждую палату, чтоб найти врача. Света бежала по длинным коридорам больницы следом за ним. В одной из этих палата сидел не высокий пожилой доктор. Он каждых пять минут поправлял свои круглые очки и переспрашивал, сколько лет девочки и откуда они пришли. Осмотрев Лизу, он молча выписал лекарства и сказал:
- Через день два приходите на осмотр.
Света потерянно смотрела на доктора. А Харман подошел к кушетке, взял на руки Лизу и спросил:
-Доктор! В какой палате им можно остановиться? Ее деревня далеко и дом ее сожжен.
Доктор глубоко вздохнул и не дружелюбно ответил, поправляя очки:
-Ладно! Пусть здесь останутся! Хотя у нас здесь больница, а не приют, но пару дней пусть поживут!
Осмотрев с ног до головы Свету, доктор вышел из палаты, хлопнув за собой дверь.
День близился к ночи. Лиза засыпала на руках. Харман аккуратно положил Лизу на кушетку, а сам, похлопав Свету по плечу, вышел молча из палаты. Света продолжала стоять, как дерево приросла корнями к полу. И как только в больнице выключили свет, она упала на колени и стала плакать, кусая губы, захлёбываясь в слезах, потирая пол руками, сжимая руки в кулаки. Вполголоса стала говорить: «Мой милый, Богдан! Я тебе обещала, обещания сдержу! Я буду сильной! Я смогу эту боль перетерпеть. Я не плачу, я смогу! Но без тебя! Как мне без тебя?» И только прикрыв глаза, она словно с ним опять оказалась.
Был жаркий летний день. Пока Богдан был в поле на тракторе, Света под вечер направилась в конюшню, что выгнать лошадей на поле. Она села на свою любимого коня Чижа. Ярко рыжий конь, с белой полоской на лбу. Но под седло попала ветка и конь вскочил на задние две лапы, чтоб сбросить с себя седло. Света упала на спину и потеряла сознание. Когда Богдан закончил работу, он присел у трактора. Но, не увидев в поле лошадей, он поспешил в конюшню. Света лежала в конюшни на сене, до сих пор без сознания с расцарапанной ногой. Сняв пиджак, накрыл, казалось, безжизненное тело. Оборвав рукав рубашки, обвязал ей ногу. Потом выбежал на улицу и в ковш набрал воды и стал обрызгивать ей лицо. Света стала приходить в себя. А Богдан продолжал окунать руку в ковш, чтоб смачивать ей лицо.
-Богдан? Прости! Я не посмотрела на седло…
-Молчи! Не нужно слов!- он нежно прошелся рукой по волосам и взял ее на руки понес домой.
На следующий день, он раньше встал, чтоб самому загнать лошадей в конюшню, а ее просил быть дома и ждать его. И когда он вернулся, они пошли к парому чтоб вместе посмотреть на закат, посидеть у реки и тихо спеть под гитару. Он так любил, когда она пела романсы.
Открыв глаза, Света прошептала: «мой милый! Как мне тебя не хватает! Но я буду сильной! Твоя улыбка до сих пор передо мной. Твой пылкий взгляд и нежный голос.» Глубоко вздохнув, поднялась с пола. Посмотрев на Лизу, она присела рядом на кушетку и поправила одеяльца.
Когда только забрезжил рассвет, Света проснулась у ног дочурки. Она постаралась бесшумно выйти из комнаты, чтоб не разбудить Лизу. Пройдя по длинному коридору, она вышла в холл. Он был необыкновенно великим. В самом центре были четыре колонны, словно на них держалась вся больница. И деревянные лестницы, которые скрипели под ногами, по кругу спускались вниз и упирались в двери.
Отварив дверь, перед ней открылась широкая улица. Дома словно стояли в ряду. И первый троллейбус ехал по безлюдной улице. Лишь только дворник заметал следы, вчерашнего дня.
Жизнь шла своим чередом. 1 сентября дети пошли в школу. Родители на работу. Но они не могли и представить, насколько сильно измениться их жизни. Всего лишь через 7 дней. Чуть больше 3 лет будет блокада города. В городе не имелось достаточных по объёму запасов продовольствия и топлива. К началу блокады город был не готов.