Глава 1.
Спотыкаясь о вздымающиеся из земли кочки, точно специально расставленные в заболоченном поле, гнедой, пошатываясь из стороны в сторону, отдавая последние силы, тащил обмякшего воина. В окутавшем все вокруг тумане едва различались промокшие светлые, словно, налившиеся соком пшеницы волосы, спускающиеся слипшимися локонами на широченные, как уступ, плечи.
Конь хрипел и, казалось, что сейчас он упадет бездыханным, когда он делал очередной шаг, как будто чувствуя, идущую по пятам, смерть. Он уже перестал обращать внимание на мелькающие не вдалеке горящие глаза волков, ждущих славного пира. Они могли и так без труда зарезать обоих, но видимо запах еще живого человека, сдерживал их на почтительном расстоянии.
Вдруг рука воина соскользнула с бронзовой рукояти меча, рухнула вниз, потянув за собой и огромное, словно искусно выточенное из камня, тело. Вторая рука зацепилась за кожаную петлю уздечки, развернув громадное тело при падении. Конь остановился, сверкая белками глаз, в сумерках северной летней ночи, с надеждой глядя на обескровленное тело хозяина.
Волчий вой пронзил ночную тишь, отголосками пошел гулять по стенам могучих вековых елей, смешиваясь с собственным эхом. Неожиданно сверкая глазами, откуда не возьмись, выскочил молодой и, видимо, самый нетерпеливый волк. Скаля зубы, он двинулся на хрипящего и обессиленного коня. Боясь, получить от коня сопротивление, он прижался к земле, точно приготовившись к смертоносному прыжку, измеряя сверкающими глазами напуганного коня.
Неожиданно кромки погрязшего в сырости поля вспыхнули десятками огней, которые неумолимо росли, извергая в небо мириады красных искр. И вместе с этими огоньками поле наполнили людские голоса, что стремительно приближались, заставляя волчью стаю отступить, забыв про свою долгожданную добычу. Озираясь по сторонам, глядя то на переминающего с ноги на ногу коня, то на озарившие поле огоньки, молодой волк поднялся на лапах, вытянув уши вверх, стараясь уловить шаги своей стаи. Вдруг он развернулся, последний раз сверкнул глазами, смотря на еле дышащего коня, как бы стараясь запомнить свою ушедшую добычу, а за тем исчез в темноте.
Голоса приближались, и скоро стало слышно чавканье шагов в пропитанной влагой земле.
- О, великий Род, здесь конь, - прозвенел молодой голос, уже начавшийся ломаться.
Шаги участились, бодро пошлёпывая по воде, приближаясь к напуганному и обессиленному коню.
- Здесь раненный, - грянул все тот же детский голос полный отчаянья. Шаги приблизились и стали шлепать вокруг почти безжизненного тела.
- Тащите сюда волокуши, - приказал голос, похожий на рычания медведя, от которого стоявший еле на ногах конь, громко фыркнул и прижал уши.
- Ну и тыри же в нем, - раздался голос с оттенками надсады.
-Да богатый тырью, я таких редко видал за свою жизнь, - ответил голос, пропитанный древностью и размеренностью.
Волокуши, шурша и шлепая по лужицам, собравшимся между торчащими кочками травы, удалялись в туман, опоясавший округу. Внезапно сильная рука взяла стоящего, но не в силах пошевелиться, коня за узду, успокаивающе похлопала его по морде, и повела его вслед за удаляющейся волокушей. Туман оставался позади не в силах подняться на покатую, словно обтесанную гору, поросшую молодым кустарником. Он лишь просачивался меж кустов, вытягивая к верху свои призрачные туманные ладони.
Низкое небо с золотыми шляпками гвоздей и с огромным желтым диском луны озарил пролегающую меж елей тропу. Призраки тумана оставались далеко позади, лишь только привкус сырости в воздухе напоминал о его недавнем присутствии.
- Ратибор, ты? - грянул уверенный голос, требующий немедленного ответа.
- Борогул, у нас здесь раненный, - ответил все тот же по мальчишески детский голос.
Глубоко вздохнув, Борогул подошел к лежащему на волокушах воину, удивленно произнес.
- Мара, уже взяла его в свои объятья. А, Кирия, ты знаешь, сейчас нет, только он может разорвать объятья Мары. Все же тащите его к волхву, может еще есть возможность разбудить его.
Крепостная стена возникла перед глазами, словно из небытия. Казалось, что на горе, омываемой озерной водой, ничего нет, как из-за вековых елей возник деревянный частокол.
Ворот не было, вместо них на землю опускалась часть стены, сбитая из поперечно-сложенных бревен.
Этот заслон медленно стал опускаться вниз, издавая скрежущий звук. Не дойдя до земли пару локтей, он с грохотом опустился на землю, подняв брызги грязи.
Освещая горящими, смоляными факелами лежащего на волокушах раненного воина, стояли, облаченные во всевозможные доспехи, защитники крепости.
- Его ждет вирия, - с сожалением произнес один из стражей, облаченный в бронзовый панцирь.
- Да, Мара крепко обняла его, в вирии он будет славным воином Перуновой дружины, - ответил второй воин, одетый в латы из плотно подогнанных роговых пластин.
Струящийся дым, вываливающийся плотными клубами из дыры в прорытой землянке, был наполнен привкусами терпких и тошнотворных наваров из трав. Тусклый мерцающий свет пробивался сквозь щель в неплотно закрытом дверном проеме. Он струился, разливаясь по поверхности, зловеще пританцовывая, скользил по земле. В его завораживающем танце присутствовала некая тайна, граничащая с мистикой. Люди, тащившие волокушу, в священном ропоте остановились подле приоткрытой двери волхва, ропща перед святым волхвом, боясь нарушить ход его богоугодных деяний.
- Чего встали как не родные? - грянул зычный размеренный голос, принадлежащий скорее опытному воину, нежели мудрому волхву.
- Кирий!? - пошел богобоязненный ропот по стоящим рядам облаченных в доспехи воинов.
- Не может быть, - смог выговорить Борогул; - ни кто живой на белом свете не мог проскользнуть мимо моих людей.
Дверь распахнулась и, озаренный мерцающим светом горящего очага, появился статный муж с зеленеющим посохом, с поясной перевязи свисал меч ромейской выделки. Его пшеничные волосы, казавшиеся в огненном свете бронзой, спадали вьющимися локонами на плечи волхва. Лицо с тонкими, но все же грозно мужскими чертами, было украшено аккуратно подстриженной бородой.
- Что же вы, Даждьбогово семя, встали, беспомощьем своим убивая брата? - произнес Кирий, наклоняясь над, истекающим кровью, воином.
- Бул, - еле задерживая удивление, проговорил он, - живо его в рытню, он не должен умереть.
Воины, ловившие глазами каждый жест волхва и стараясь запомнить все то, что говорит Кирий, как, сговорившись, подняли волокушу, вместе с лежащим на ней обессиленным воином, и, стараясь не потревожить того, кто так дорог их волхву, занесли его в рытню. Дверь закрылась, отрезав возможность увидеть кудесника в деле.
Глава 2.
Солнечный диск медленно, словно не отоспавшийся человек, нехотя, поднимался над горизонтом, озаряя округу багряным светом. Лучики света паутинкой хитросплетенных линий пробивались сквозь кроны необхватных, могучих елей. Новый день приходил не спеша, разгоняя ночную мглу, ласково скользя над водной гладью пристанища Лады.
Угли догорающих костров мирно моргали алыми всплесками. С призрачно ровной и спокойной глади воды, точно дыхание богини, поднимался туман, он скользил над водой, не торопясь, поднимался к верху.
- Колосай с кровавыми краями взошел, Мара видимо не разжала своих объятий, - щуря глаза, глядя на выплывающее солнце, глубоко вздохнув, проговорил Борогул, - не дожил, видимо Бул до сегодняшнего утра. Славное место уготовано воину, что смог победить в бою бронзы против железа. Перун будет рад встретить такого воина.
- Я слышал много имен, но такого еще не разу, - с надеждой во взгляде спросил Ратибор, - но, в то же время, оно показалось мне знакомо.
Развернувшись и устало, улыбнувшись своему младшему брату, Борогул присел рядом с ним, вытянув ноги к ласкающим языкам пламени.
- Темнота! - ухмыляясь, произнес Борогул. - Помнишь, в просинец дело было. Мужики с Жель болот пришли, в кузню новой жели привезли.
- Помню, - уверенно ответил Ратибор, - они еще тогда хворых привезли Кирию на излечение. Борогул снова ухмыльнулся и продолжил.
- Вспомни, они тогда гуртом за Кирием ходили, все допытывались у него, кому в голову могло взбрести искать в болотах жель. И почему жель назвали желью
- Не помню. - Неуверенно проговорил Ратибор, пристально посмотрев на своего брата как бы пытаясь найти отголоски своей памяти в знакомых с детства чертах лица.
- Да не может такого быть, - убрав ехидную улыбочку с лица, продолжил Борогул, - тогда вся весь собралась, слушая долгий рассказ Кирия. Так, он тогда объяснил появления жели; явилась во сне одному из первых Ариев, красна девица. Стоит она на берегу болотца и рукой на вздымающиеся пузыри показывает. А в руке уголья красные держит. Он пригляделся, а на голове у нее печь для плавки бронзы стоит.
- Ну и причем здесь Бул? - в недоумении спросил Ратибор.
- Как это при чем, а притом, что тем Арием был Бул, только Кирий называл его Булат, - объяснил Ратибору брат.
- Ну, а почему жель назвали желью? - не успокаивался Ратибор.
- Вот же недотепа у меня брат. Жель это кто? Жель ведь она помогает нам общаться с богом, так вот она и передала волю богов Булату. Понял?
Ратибор округлил и без того большие голубые глаза, челюсть у него отвисла, едва не задевала колени. Он медленно моргал глазами, пытаясь прийти в себя.
- Тогда получается ему тыща лет, - сглотнув слюну и приведя челюсть в исходное положение, смог выговорить Ратибор.
- А, Кирию, сколько? - резонно заметил Борогул.
Солнечный диск поднялся над макушками деревьев, озаряя округу золотым пшеничным светом. Пригревая закоченевшее тело за холодную ночь кресеня, солнечное тепло, проникало, внутрь принося с собой усталость и сон. Веки глаз стремились сомкнуться, будто налились свинцовой тяжестью.
- Ладно, собирайся, айда домой, - разомкнув непослушные веки, приказал Борогул.
Долго уговаривать Ратибора не пришлось, тем более, что смена давно пришла и натаскивала дрова с ближайших холмов. Теперь при свете, набирающего силу колосая, можно в подробностях рассмотреть всю крепость с торчащими дерновыми крышами рытней, обступившими её со всех сторон, возвышающейся над холмистыми просторами, с сереющей дубовой крепостной стеной.
Борогул проходя мимо рытни Кирия, словно желал увидеть, жив воин или все же Мара сморила его, не отпустив его из крепких объятий. Внезапно дверь открылась, точно ждала его взгляда, и на свет божий вышел Кирий.
- Борогул, - окликнул он, проходящих мимо братьев, - подь сюды.
Не веря своим ушам, Борогул, позабыв про свою усталость не давно охватывающую все тело, в священном нетерпении двинулся в направлении Кирия.
- Ты, Борогул, всегда стремился постичь непостижимое, - начал Кирий, не дав Борогулу дойти до волхвовой рытни, - я давно слежу за тобой, у тебя цепкая память и изрядная наблюдательность, все то, что нужно разведчику.
Кирий замолчал, разглядывая бездонно голубые глаза Борогула, точно наблюдал за его смятением души. А может быть, наблюдал, возьмет ли верх над его мыслями похвала из уст самого Кирия. Но Борогул был далеко не юнец, которому вскружит голову лесть даже из уст тысячелетнего волхва.
- Я вижу, что ты неискушен темной стороной жизни, тебе можно идти, - нахмурив брови, и не отводя взгляда от Борогула, продолжил волхв, - ты был прав, когда сказал, что Мара крепко обняла его. Но я смог уговорить ее дать ему еще возможность продолжить земной путь и своей жизнью помочь поддерживать путь великого Рода.
Он снова замолчал, пристально взглянув в не верящие глаза Борогула.
- Ты в смятении, я понимаю, что ты не можешь поверить, что человек может остаться, жив после таких ранений. - Кирий снова замолчал, точно пытаясь рассмотреть в Борогуле то, что скрыто от него в потайных глубинах души этого воина.
- Что ты хочешь от меня? - неожиданно даже для себя спросил Борогул, со смутным ощущением, что это не он, а кто-то другой заставил его заговорить.
Кирий доброжелательно улыбнулся, сморщив складки у глаз, повернулся спиной к Борогулу, рукой поманил его в рытню, продолжающую мерцать алым светом.
- Здесь обитают духи первых славян, они приходят сюда, говорят со мной, иногда дают мне советы. Хотя я со многими был знаком еще при их жизни, но навь дает мудрость, а явь убивает ее.
Он опять взглянул на Борогула, и продолжил.
- Ему, - показав рукой на, мертвецки белого, но все еще дышащего, Була, продолжил Кирий; - нужен перунник, священный цвет. Только он возвращает жизнь смелым и чистым сердцем воинам. Ты сейчас подумал, причем здесь ты? - сверкнув глазами в мерцающем свете горящего очага, спросил Кирий.
- Но ведь перунник растет неподалеку, я совсем не давно видел его набирающим цвет, - ответил Борогул, точно приоткрыл великую тайну тысячелетнему волхву.
- Я знаю, что перунник растет и у нас, но только он бессилен, - присев на деревянную скамью, пояснил Кирий, - сила его проявляется тогда, когда за ним приходит другой воин достойный того, кого должен спасти цветок. И только твоя готовность отдать жизнь за этот цвет даст ему силу. Поэтому ты должен добыть его на земле нашего ворога, там, где силы Мракобеса наполняют души людей, переполняя их злобой завистью и корыстью.
- Это ромеи? - сделал вывод Борогул. - Только там поклоняются силе золота, стараясь купить на него всю округу. Не понимая, что это слишком мягкий металл, чтобы быть пригодным для применения хоть где ни будь.
Кирий снова улыбнулся, по-доброму посмотрел на него, подошел к стоящему столу, сделанному из грубо обтесанных досок, развернул лежащий на нем тряпичный сверток и достал из него сверкающий меч. Взяв его за рукоять, Кирий всматривался в отполированную обоюдоострую поверхность, словно пытаясь увидеть в нем свое прошлое.
- Хоро лудил этот меч, - внезапно произнес волхв, не отводя взгляда от сверкающего меча; - я могу узнать его работу и еще через тысячи лет. Он твой, возьми его, ему нет равных по стойкости среди других металлов, он живой в нем живет дух великого мастера, которому по сей день, нет равных.
Вложив меч в ножны, оббитые красным сукном, украшенным с обеих сторон бронзовыми горынями, Кирий протянул их Борогулу.
- Храни его, как лучшего из своих братьев, тогда и он будет хранить тебя, как своего брата. - Кирий улыбнулся; - ты хочешь взять с собой и Ратибора, пришло и его время взрослеть. Пусть идет с тобой, ему будет полезно увидеть в бою мужа и воина.
Глава 3.
Колосай завис над макушками деревьев, когда Борогул вышел на белый свет, из полумрака рытни волхва. Щурясь от пронзительного света припекающего солнца, стал глазами искать Ратибора. И не найдя его, уже было собрался идти до дому, как вдруг заметил торчащие ноги из пышного куста ивятника. Подойдя ближе, он увидел, как, укрыв лицо тряпичной котомкой и спрятав кисти рук, от назойливых комаров, в штаны, посапывая, дрыхнет Ратибор.
- Простота хуже воровства, - толкнув своего брата, проговорил Борогул; - вставай, а то закат проспишь. Ратибор сел, не соображая, что у него на лице так и продолжает болтаться тряпичная котомка.
- Какой закат? - неуверенно спросил он, все еще не очнувшийся от сладкой дремы.
- Ты хоть бы чичи свои открыл, а то с тряпкой на глазах мало что сможешь увидеть, - вздернув брови вверх, слегка улыбнувшись, сказал Борогул, наклонившись, закрыл полнеба своим скало - подобным торсом.
Ратибор, наконец, сообразил стянуть со своего лица котомку, сразу же отмахнулся от назойливо жужжащих комаров, но глаза так и не открыл.
- Если так и будешь стоять с закрытыми глазами, оставлю дома, - грозно предупредил его Борогул. Глаза Ратибора распахнулись, точно две голубых звезды, уставились с надеждой на Борогула.
- Что? - Все еще не понимая своего состояния, спросил Ратибор; - Что, Кирий отправляет тебя. - Он осекся;
- - Нас, в чужие земли, так? - Он еще с большей мольбой в глазах смотрел на своего брата.
- Тебе-то, зачем со мной идти? Тебе и так хорошо дрыхнется под ивой, так что до холодов и домой можно не показываться, - еле сдерживая улыбку и делая вид, что он уходит, молвил Борогул.
Последние капли дремоты покинули Ратибора, придав его мышцам сил.
- Стой! - гаркнул он; - куда пошел? Я с тобой, даже если и ты не возьмешь меня, я, все равно попрусь за тобой попятам. Понял!
- Да понял я, понял. Чего орать-то? Со мной, так со мной, - усмехаясь, сдался Борогул, махнув своей могучей рукой.
Облака, застыв на небе, впитывали в себя последние, багряные лучи солнца, наливаясь, как будто спеющие фрукты. Все вокруг успокоилось и замерло, готовясь к ночному сну. Лишь только мошка и назойливые комары, почуявшие прохладу, ринулись на свою кровавую охоту, назойливо мешая своим жужжанием всадникам.
- Дался я вам, - не выдержав беспардонного кровопускания мелкой точно ушко иглы мошкары, завопил Ратибор. Он совсем позабыл о своем отдыхе, беспорядочно махая руками и хлопая по всем своим частям тела с явным выражением раздраженности.
- Борогул, давай поскачем быстрее, а то эти твари сожрут наших коней, а когда нам придется идти пешком прикончат и нас.
- Тут столько погани не наберется, чтоб тебя за раз сожрать. А вот коней запоганить могут. - Борогул пришпорил коня, пустил его в вольный скачь на встречу спасительному ветру.
– Им только свистнуть, как со всего белого света налетят, потом и кустом не отмашешься, - проговорил Ратибор, рванувший следом за братом. Верхушки елей поглотили диск колосая, но все же великий Род оставил часть белого света, чтоб упыри да криницы не шибко разгуливали в теплые летние ночи.
- Завтра к вечеру должны будем добраться до Варяжского моря, наймем там насад или наймемся сами в насадники. Затем к ромеям, шеи их хилые мылить, - с усмешкой проговорил Борогул, глядя в довольные глаза брата, скачущего бок обок с ним; - привал сделаем под утро, коням дадим отдохнуть, да и сами вздремнем малость.
Серость бесцветной ночи поглотила все вокруг, точно с последними лучиками солнца исчез и весь цвет дня. Казалось, что глаза обманывают, по всем ощущениям в округе ничего не изменилось, и яркие цвета должны были быть, но их не было видно.
- Борогул, - окликнул брата Ратибор; - знаешь ли ты, почему ночью нет цвета, а днем его хоть отбавляй. Борогул с удивлением посмотрел на своего брата, точно он спросил то, что он должен был знать чуть ли не с рождения, проговорил. – Ну, брат даешь ты, что не православный, или Род тебе не дал дух-ум, пропустил наверно, только дух дал, а ум придержал там, у себя в Вирии.
- Зато тебе его напихал, что аж из сапог вон вылезает, - надув губы, произнес Ратибор.
- Не обижайся, я тоже не знал многого в твоем возрасте, - рассмеявшись, ответил Борогул; - Кирий многому меня научил, я слышал все его рассказы. И про цвет, исчезающий ночью, он мне тоже рассказывал.
Ратибор восседал на своем коне, развесив уши, и как всегда, когда слушал брата, челюсть у него отвисала до самых колен.
- Рассказывай, не томи; - взмолился Ратибор.
- Переплут и Велес поддерживают порядок в живом мире, следят за поддержанием пути великого рода в природе. Сам должен понимать, что природа это то, что находится при Роде, - понял.
- Ну, а причем здесь исчезающие цвета, - нетерпеливо запротестовал Ратибор.
- Причем, причем договорить не дал, а уже спрашиваешь. Так вот, Ярило, святой дух, и Сварожичь, священный огонь, через сваргу синью посылают божественный разноцветный свет, как Род дуга, он сам по себе невидим, но ощутим, и каждый знает какой ему цвет взять себе, таким ты его и видишь в божественном свете. Но ночью, божественный свет иссякает, уходит набираться новых сил, тогда то и приходит время упырей. А раз нет ночью божественного света, то и цвета нет, так как только божественный свет дает миру краску.
- Врешь ты все, - произнес Ратибор; - я не знаю, каким цветом я должен быть, да и ты думаю тоже, а цвет мы все же имеем. Ночью, когда горит огонь лучины или костра, то все вокруг тоже окрашивается, и божественного огня я не вижу.
- И впрямь ты – недотепа, - смеясь, заметил Борогул; - Сварожичь управляет и видимым и невидимым огнем, поэтому мы и видим вблизи пламени цвета, поэтому мы сжигаем своих покойников, ведь видимый огонь хоть и священен, но причинить вред душе не в силах, он лишь помогает духу, освободиться от мертвого тела.
- Складно все у тебя, получается, может, сам придумываешь на ходу, - поддел брата Ратибор.
- Все, хорош, трепаться, вон уже и колосай виден, там вон в валежнике и устроимся.
Ратибор в недоумении посмотрел на брата. Крепостная коновязь красовалась двумя вороными, лоснящимися на солнце, конями. Это было настоящее богатство, вызывающее восхищение у жителей веси. Коней тех оставил братьям отец, вернувшись из похода, где пески бескрайним морем раскинулись огромными валунами от виднокрая до виднокрая. Сам гуннский князь, обещавший любое, что попросит его любимый надгуртный, пришел в ярость, когда их отец попросил кобылу, что явно была беременна, именно ту, что приметил для себя князь. Но делать было нечего, пришлось гунну выполнять свое обещание и отдать кобылу. Когда кобыла ожеребилась двойней, Борогулу было шестнадцать весен, а Ратибору - четырнадцать. С тех пор прошло три года, жеребята окрепли, стали самыми лучшими скакунами в округе, кобылиц под них приводили аж из соседних весей. Даже у князя Карелы, Мирослава, были жеребята от этих вороных коней.
Зачуяв приближение хозяев, а скорее родных им людей, кони в нетерпении забили копытом, предвкушая резвый бег, перегоняя ветер и выбивая слезы из черных точно уголья конских глаз.
- До веси без поблажек я первый буду, - крикнул Борогул, скачущему впереди Ратибору.
Кони рванули, чуть ли не одновременно, поднимая, копытами брызги росы и вырывая клочья сырой земли, на радость глазеющим воинам. Ветер охватил скачущих, вышибая потоки слез из сверкающих азартом глаз. Зеленеющая листва слилась в мерцающий всеми оттенками лета покров. Борогул, как ни старался подгонять своего коня, но расстояние между ним и Ратибором не сокращалось, словно между ними была незримая движущаяся стена.
- Ну что же, хочешь жесткий вариант. Получай! - И Борогул на удивление своему брату остановил коня и направил его в густые заросли притропинного ивятника. Конь пошел медленно, но зато прямиком к зеленеющим дерновым крышам веси, когда Ратибору приходилось закладывать крюк по тропе.
- Вот же гад, - поняв задумку своего брата, проговорил Ратибор, - ты еще пожалеешь, что подсказал мне путь. - И он, не сбавляя скорости, ринулся на виднеющуюся за порослью молодого кустарника поляну, на которой стояли крайние рытни.
Два коня черными стрелами неслись к стоящей почти в центре веси рытни. С разных сторон, поднимая клубы просохшей пыли, практически одновременно подлетели к добротной рытни. Всадники соскочили и ринулись к коновязи, толкаясь, мешая друг другу первому привязать коня к коновязи. Но тут рука Борогула дотянулась до жердины коновязи и одним движением пальцев накинула петлю на коновязь.
- Всё, я первый! - Вскинув руки вверх, крикнул Борогул. - Хорош, ты уже толкаться, а то зашибешь на смерть, потом всю жизнь себя корить будешь.
- Тебя зашибешь, - ответил улыбающийся Ратибор, - чтоб тебя зашибить, таран надобен, а к нему еще с десяток бойцов.
- Врать то ты, горазд был всегда, - похлопав по кряжистому плечу своего брата, молвил Борогул.
В рытни было прохладно и свежо, расслабляющий холодок проникал в горящие мышцы, снимая жгущую все тело усталость.
- Собирайся по-походному, - скомандовал Борогул; - бери только оружие, и ничего лишнего.
Ратибор, рассчитывающий хоть на несколько минут сна, стоял и в растерянности моргал глазами, как бы отгоняя охватывающую разум усталость.
- Не стой ты, как пень посреди поля. Хватай живей свои манатки и в путь. Выспишься в седле, путь долгий.
Глава 4.
Монотонное покачивание в седле давно уже перестало мешать Ратибору, спокойно придаваться забвению сладостного сна. Он скакал, охватившись руками за шею коня и щелкал зубами при каждой встряске. Весь осталась далеко за спинами, исчезла из виду, унесла за собой и все знакомые и обхоженные братьями места. Лада давно прекратила серебриться водной гладью, своими бликами пробиваясь сквозь густые прибрежные заросли. Солнце стремительно тянулось к краю света, желая прикоснуться своими алыми лучами к еловым высям. Холмистый лес, точно закаменевшие и потерявшие свою легкость волны, наполнялся темнотой и прохладой, тесня в низины, жгущий прогретый под палящим колосаем, лесной дух.
Борогул, давно привыкший находиться в полудреме, мирно кивал головой в такт размеренным шагам своего коня. Он ясно слышал предзакатное стрекотание полевых кузнечиков, различал взмахи крыльев, всполошенных ими птиц. Ясно ощущал звук, хлещущей по конским ногам травы, но, в то же время, он отдыхал, его перестали тревожить мысли, и казалось, что он крепко спит и даже видит сны.
-Что, лучше места не можешь найти, как по бурелому лазать? Да еще и спишь потом на кочках, а коней где напоим да накормим. Что без присмотра оставим на поле пока сами дрыхать будем?
- Кто тебе сказал, что спать устраиваемся, ты, как я видел, продрыхал всю дорогу на шее у коня. Вот теперь всю оставшуюся ночь за конем смотри, а то живо лишишься своего скакуна.
- Почему? - с беспокойством в голосе спросил Ратибор.
-Да за нами хвост, аж от самой Лоп отче, - предупредил Борогул.
Глава 5.
Переворачивая в руках, знакомый, и все же как-то по-новому выглядевший, бронзовый меч, Кирий любовался огненными бликами на отполированной руками рукояти меча. Сколько прошло времени, когда на, гравированной конскими головами, рукояти лежала рука самого Перуна.
Он повернулся в сторону лежащего на топчане мертвецки бледного, но все еще дышащего воина. Тот словно почувствовал направленный на себя взгляд, открыл глаза и с трудом перевел их на Кирия.
- Зачем ты отправил их на верную гибель? - Еле шевеля губами, произнес раненный. - Ты ведь знаешь, что Мара не властна над нами, так как сама одна из нас. И до заката солнца я уже поднимусь на ноги, а к восходу солнца я буду совершенно здоров.
- Я дал им Хоролуг, - ответил, ухмыляясь Кирий, - тот перунник, что принесут они, не для тебя. Ты воин Булат, а я волхв. Я должен вести это племя, и мне нужна не эта мягкая жель, а Хоролуг. Наше племя не так многочисленно, чтоб сражаться мягким металлом, против такого же металла, но в руках у тысячи воинов. Мы умелые воины, но с Хоролугом мы сможем защитить свои земли.
Бул слегка улыбнулся.
- Ты думаешь, что дал им Хоролуг? - Вдруг выговорил Булат.
Кирий изменился в лице. Он, вопрошающе, взглянул на закрывшего глаза Булата.
- Этот меч делал не Хор? Этот меч выковал я, - погружаясь в сон, объяснил Бул. - Я узнал секрет Хоро и он находится в том мече.
Кирий смотрел, как дыхание Булата становится равномерным, размеренным, как грудь его наполняется воздухом. Он ощущал, как сон дает силы этому великому человеку. Кирий видел, как возле лежащего собирается сила нави, окутывая все вокруг.
- Я знал, что ты выковал этот меч, иначе меня здесь могло и не быть, - произнес Кирий, положив бронзовый перунов меч на стол, - ты выковал крепкий металл, но только перунник даст ему душу, - пояснил он спящему Булу.
Глава 6.
Ночь расцвела солнечными, предутренними бликами, которые, как далекое огненное зарево, осветили еловых высей горизонт. Становясь все сильней и сильней, утренняя ярь разгоняла серость северной летней ночи, загоняя всю нечисть в кошмарные болота.
Где-то на прилеске, радуясь набирающему силу утру, заголосил соловей. Его трель неслась над, покрытой легкой дымкой тумана, землей, отражалась от лесных стен могучих деревьев, возвращалась назад звонким эхом, встречаясь с новым переливом соловьиной песни.
Кони, мирно пощипывали губами сочную, еще набирающуюся земной силы, траву. Отбиваясь от назойливой мошкары, монотонными помахиваниями шикарных расчесанных хвостов, они медленно приближались к огромному бурелому из валежника. Откуда за ними наблюдала пара глаз неусыпного Борогула.
Борогул ждал, что в предрассветных сумерках те, кто шел за ними, смогут напасть на них, или подкравшись, попортить коней. Но все вокруг было тихо, и эта тишина настораживала его, заставляя прислушиваться к любому шороху.
На конец, он поднялся из своего укрытия, приподнимая голову, точно хотел заглянуть за возвышающийся в траве огромный ивовый куст. Борогул стоял, поглаживая свою аккуратно остриженную бородку не спуская глаз с подозрительно-опасного куста.
- Поднимайся, - обратился он к куче из сваленных еловых ветвей; - хорош, валяться, а то скоро тебя от сна пучить начнет.
Ворох зашевелился, словно огромный еж, застонал и вдруг резко поднялся, скидывая с себя срезанные еловые ветви
Что уже пора? - спросила не довольная физиономия Ратибора; - давай хоть сожрем чего ни будь, а то кишка кишке фиги показывает.
- До корчмы дотянешь, тут осталось то полдня пути, а там и отъешься, - ответил неугомонный Борогул. Солнце уже перевалило за полдень, а корчмы так и не было видно. Ратибор бросал недовольные взгляды на своего брата, посапывающего в седле. Но постепенно его внимание к персоне своего брата угасла, лишь только впереди средь каменистых уступов затемнело, серебрясь пенными шапками, волнующееся Варяжское море. Оно притягивало его, словно неслышимый голос моря звал его к себе. Мощь моря потрясала его незримыми безбрежными водными просторами.
- Что за весь? - вдруг голос Борогула резанул его по ушам, отвлек его от созерцания моря.
- Замысье, - донесся скрипучий старческий голос.
Ратибор развернувшись на голос старца, заметил, как вдоль берега раскинулись деревянные безоконные дома. На берегу с поднятыми веслами красовались парусные насады с охлупнями на носу.
- Нам нужен насад, - произнес Борогул, смотря в нечеловечески синие глаза старца. Старец улыбнулся беззубым ртом и проговорил.
- Тебе нужен Перемысел, он набирает насадников в геть славянскую, идти ромеев поганых на место ставить. Одолели они множество гетманских племен, рабами своими сделали славянских женщин и детей.
- Где я его найду? - ухмыльнувшись, спросил Борогул.
- Так вот же его насады по всему берегу стоят, - молвил старик, скаля свой беззубый рот; - вот и он на берегу снаряжение со своими насадниками таскает.
Борогул благодарно поклонился сморщенному, как сухая ягода, старику, развернул коня, поскакал в сторону стоящих на берегу пузатых насадов. Не долго думая, Ратибор поклонился старцу, послал коня вслед за братом.
Насады возвышались над берегом, грозно глазея головами коней, на приближающихся всадников.
- Мне нужен Перемысел! - гаркнул Борогул воинам, несущим огромный тюк
- Чего хотел? - спросил воин, опершись одной рукой на возвышающийся из воды борт насада, одетый в странный, сделанный из мелких металлических колечек доспех.
- Мне сказали, что ему насадники нужны, - не отводя своего взгляда от испытывающего взора неимоверно здорового воина, проговорил Борогул.
- Нужны, то нужны, - усмехнулся воин, свернув руки в нагрудный замок, показывая шары мышц, вздымающиеся и играющие при каждом движении рук; - но кто сказал тебе, что ты подойдешь мне.
- А кто тебе сказал что нет, - соскочив с коня, вызывающе произнес Борогул.
- Ну, хотя бы я, - уверенным голосом произнес воин, опоясанный перевязью с болтающейся секирой, и красующимися за спиной двумя рукоятями мечей.
- Себой? - Не отводя своего взгляда от взгляда противника, спросил Борогул.
- Себой. - ответил кряжистый воин, сняв с пояса секиру. Собравшиеся воины обступили противников, чтоб поглазеть на себой.
Борогул не торопился доставать свой драгоценный меч, но все же рука нависла над рукоятью священного оружия, готовая в любой момент вытащить его из ножен.
Воин, сжимающий в руке секиру, вздернул брови вверх, снова опустил их на глаза, смело двинулся на Борогула. Он шел на Борогула явно недовольный тем, что его противник не обнажил металла.
- Я заставлю тебя достать твой треклятый меч, - произнес он, нанося секирой удар в живот Борогулу. Борогул, отскочив от нехитрого удара в сторону, извернулся так, что оказался сзади противника, нанес ему резкий удар ногой в коленный сустав, заставив его опуститься на колено. Воин, изловчившись, решил пресечь все действия Борогула у себя за спиной, развернулся, сел на зад и только он хотел нанести удар секирой, как нога Борогула намертво прижала его секиру к каменистому берегу.
- Ну вот, ты и заставил меня обнажить свой треклятый меч, - с улыбкой сказал Борогул. Сверкнула молния стали, все вокруг замерло, и у, сидящего на заднице, воина в руках оказался гладко срубленное древко секиры.
Тот, как сидел, смотря в глаза Борогулу, так и встал, не отводя своего взгляда.
- Что ж, ловкости тебе не занимать. Посмотрим, как ты справишься с двумя братьями? - и он вытащил из-за спины два отшлифованных сверкающих меча.
Перевернув их кистью несколько раз, он ринулся на Борогула, осыпая его лавиной ударов, набором выпадов, но казалось, что Борогул предвидит, куда будет нанесен следующий удар, сжимая двумя руками меч, двигался в два, а может и три раза быстрее, парируя любой выпад своего противника. Вдруг меч, двурукого воина, сверкнув снопом красных искр, переломился, надвое, оставив в руках хозяина жалкий обрубок слабой жели.
- Стойте! - неожиданно крикнул Перемысел, подняв руку вверх; - Покажи свой меч. - С блеском интереса в глазах попросил он. - Как друга своего прошу тебя.
Борогул вытянул меч, держа его за рукоять, показывая совершенно чистое оставшееся без зазубрин лезвие меча.
- Любимчики богов нам нужны, тем более с таким оружием. Да и кони у вас я вижу божий дар. - С улыбкой проговорил Перемысел; - Здесь все как братья, так что обращайся к любому, ни кто не откажет в помощи. Я, Перемысел, а с кем ты дрался - моя правая рука, Пострел, - протянув руку, молвил Перемысел.
- Я Борогул, - пожав руку, представился он; - а он, Ратибор, мой брат.
- Лесной народ значит, раз лес даже в ваших именах, - с улыбкой произнес Перемысел.
- Есть такое дело, - ответил Борогул; - карии мы.
- Я, Пострел, Сыромяти, Ведибор, Мурма. А все мы великорусы, - он снова улыбнулся; - так что братья. Ну да ладно, дай коням отдых, накорми напои, тебе все дадут, что не попросишь. Сам если хочешь, то есть там корчма, тоже поешь и дуй сюда, нам еще много нужно погрузить в насад, завтра уходим, через неделю будем на месте.
Глава 7.
Корчма встретила братьев сочным запахом прожаренного мяса, терпким запахом сивухи, перемешанным с запахом, висящих над стойкой, пучков ароматных трав. Хозяин, немолодой, крепкий мужик со шрамом в виде креста, испытывающим взором смотрел на зашедшую к нему на огонек пару воинов.
- Что хотели? - Вдруг спросил он у приближающегося к стойке, Борогула.
- Мне столетнего меда и хороший кус мяса, а ему, - он показал на, возвышающуюся над столами и не по годам пышущую силой, фигуру Ратибора, - молока и каши.
Хозяин рассмеялся, брызнув в воздух слюной.
- Может ему еще и сиську с молоком принести, вдруг у него зубы еще не прорезались, - С усмешкой в глазах проговорил хозяин.
- Ты ему, лучше дай молока пососать, а то всю дорогу палец из-за рта не вынимает, - рыкнул Ратибор, взявшись за край стола, так что тот заскрипел под мощной дланью воина.
- Ладно, и ему того же, - сдался Борогул; - а то он тебе всю корчму переломает, вишь, как нервничает: стол еле держится, а он все его давит.
Хозяин корчмы, хохоча, пошел за заказом, прихрамывая в темном, мерцающем огнями очага, коридоре.
- Что ты все время меня подкалываешь, да подзуживаешь? - надув губы, спросил Ратибор. Борогул ехидно ухмыльнулся, поглаживая свою бородку.
- Он же спросил, ты молчал, а молчат только дети, вот я и решил, что тебе, как маленькому ребенку нужно молоко и кашица, - смеясь, ответил Борогул.
- В следующий раз сам пойду заказывать, а тебе и не скажу, что пошел за заказом. Принесу тебе крынку молока, и будешь сидеть, да слюни глотать, пока я мясцо пожевываю, - улыбаясь, погрозил брату Ратибор.
Мясной дух шел от принесенного мяса, аж голова кружилась, при этом рот заполнился слюной, предчувствуя сладостную, истекающую соком мясную мякоть. Ели, быстро глотая нарезанные ножом ломти мяса, запивая живительным напитком, что так бережно собирали их деды, а может быть и прадеды. Еда исчезла со стола, будто ее и вовсе не приносили, даже тарелки были зализанные свежим ржаным хлебом, выглядели чистыми, точно вымытые.
Принося приятное, слегка расслабляющее тепло, мед проникал в тело, разгоняя по жилам кровь. Голова загудела, зашумела, словно в нее залили воду, что своими всплесками заставляет покачиваться тело. Пришло ощущение бескрайней силы, казалось, что все можешь, и никто не сможет тебя остановить.
- Да ты, как я вижу, окосел брат мой, - ухмыльнувшись, заметил Борогул.
- Не а, – по-детски замотал головой Ратибор; - сейчас пойдем грузиться, завтра в путь. - Посиди, не торопись, сейчас пойдем, - проговорил Борогул, опрокидывая остатки меда себе в рот; - вот теперь пошли. Он положил на стойку корчмы серебреную пластинку похожую на маленький клык, подмигнул хозяину, и, взяв под руки Ратибора, вышел на улицу. Солнце уже легло на склоны мыса, расплылось по всему горизонту веселым багрянцем, поплыло, отражаясь в морских волнах, окрашивая воду в пугающие красные оттенки. Насады как морские чудовища, высунув головы, лежали мордами на берегу и покачивались в такт накатывающейся морской волны. Насадники, чернеющими фигурами, заполонили весь берег, кто-то тащил на насады огромные бочки с водой, кто-то, голося в такт рывкам, тащили тюки. Работа кипела и со стороны выглядела, как неугомонный муравейник.
- Чего замешкались? Давай вон к Ведибору, ему осталось насад набить, и можно будет трогать, - гаркнул один из волокущих неимоверно огромный тюк.
И, впрямь, у одного из насадов было особенно оживленно, он стоял особнячком от других насадов, но зато облеплен народом куда гуще. Борогул, а следом и Ратибор впряглись в тюк, загружаемый на борт насада. Рывок, еще один рывок и огромный тюк, сдвинувшись с места шурша по камням, пополз на встречу насаду. Пот полился ручьем, выгоняя из крови остатки столетнего меда, мышцы напрягались до предела, но ни кто не бросал лямки, а только с новым усилием рвал ее вперед. Вскоре тюк под ритмичные крики с грохотом пошел по деревянным брусьям, перевалился через них, грохнувшись о палубу, еще несколько рывков и он занял свое место средь других тюков.
Следом тащили последний из тюков, все больше грузить было не чего, если не считать насадников, да стоящих почти у трех коновязей коней.
Глава 8.
Море, и только одна вода повсюду. В темноте ночи и не разобрать где левый берег, которого старались держаться насады. Сверху звезды, снизу звезды, словно мракобес спрятал колосай. Шли уже долго, от вечной морской качки поначалу сильно мутило, выворачивало прямиком на палубу, в животе ничего не держалось, да и не лезло в глотку. Но потом попривыкли, стали посмеиваться друг над другом, вспоминая, кого да как выворачивало.
- Морской путь идет к концу, оставался от силы один день, а там уже и Висла, берег, снова кони, с неделю пути и ромейское государство. А там уж разберемся, кто кого, - так думал, качаясь в подвеси Борогул.
Палуба вдруг погрязла в топоте, шуме, грохоте поднимающихся весел. Крики, ругань насадников, потом все успокоилось, переросло в мерный счет кормчего.
- Ратибор, подъем, - толкнув брата, крикнул Борогул, - хорош слюни пускать.
Ратибор поднялся, сонными глазами уставился на брата; - Мы всю ночь гребли, дай поспать, - и он снова увалился в подвесь.
Борогул, схватив брата за шиворот, выволок его наверх, то, что они увидели на водной глади предрассветного моря, ни кто не ожидал из них увидеть. - Что это? - выпучив и без того большие глаза, произнес Ратибор, указывая на ряд из четырех длинных насадов, в одном из таких насадов гребцов было больше, чем во всех их насадах.
- Галеры, за веслами сидят рабы, прикованные цепями, не хочешь попасть к ним в напарники, налегайте на весла; - произнес, улыбающийся Ведибор.
- Нам от них не уйти, - ответил Борогул, хватаясь за край весла; - они быстрей нас идут раза в два, так что предлагаю ударить по ним.
- Как ты собрался это сделать, у них огонь, с носу таран не сожгут, так утопят точно,- возразил Ведибор, продолжая работать веслом.
- Пойдем прямо на их нос, - перекрикивая всплески весел о водную гладь, предложил Борогул.
- Здесь пока нет сумасшедших, - гаркнул Ведибор.
С ехидной ухмылочкой Борогул продолжил; - ромеи знают, что их таран крепче нашего носа. Так что вряд ли применят огонь. А мы тем временем развернемся перед самым носом и засыплем их палубу стрелами, и с разворота, аккурат в бок второй галере, а она длинная, как жердь, удара не должна выдержать, переломится по полам. Бог даст, живы будем.
Ведибор кусая губы, с трудом принимал решение, наконец, взглянув на кормчего, глубоко вздохнул, тряхнул головой и приказал: - Поворачивай прямиком на галеры.
Кормчий, округлив глаза, уставился на Ведибора, и поворачивать не стал.
- Ты, что глаза пялишь, я ж тебе сказал, поворачивай!
Галеры, сверкая веслами, в восходящих лучах солнца, неслись на встречу славянским насадам, все увешанные голубыми щитами, слепили глаза золотыми гербами орлов, символом легиона. Вдруг с носов галер пошел черный дымок, опоясывающий всю галеру. На носу галер возвышалась огромная бочка, поставленная на деревянные подпорки, чтобы греческий огонь вылетал из медной трубки под напором и попадал под зажженные факела. Пузатый насад, наконец, развернулся и, сверкая глазами деревянного коня, ринулся, разрезая волны и шлепая веслами, испытывать свою Стречу.
- С каждого весла по одному копейщику на правый борт, - скомандовал Ведибор, перекрикивая шум варяжского моря; - бейте по бочке копьями, как пробьете, закидывайте ее факелами. И двое к кормчему, а то ему одному резко не завернуть.
Галеры нарастали, закрывая собой горизонт, все ближе и ближе, вот уже завиднелись сверкающие латами ромейские воины, бегающие по палубе, занимающие свои позиции на носу галеры.
- Готовы? - Спросил видно сам для себя Ведибор у, залегших вдоль правого борта, копейщиков.
– А, ты влево поворачивай. Понял? - Рыкнул он на кормчих.
Оскалившись волнами, идущими от волнореза, галера неслась прямиком нос в нос с насадом и, казалось, что вот-вот протаранит бестаранный нос насада, как вдруг раздался крик Ведибора: - Пора!
Насад резко завалился на бок, подняв над бортом галеры свой правый борт, откуда на галеру посыпались дротики, словно косой дождь. Бочка с треском раскололась, обильно поливая галеру огнеопасной жидкостью. Вдруг в воздух взметнулись горящие факела и плавно опустились на, истекающую греческим огнем, бочку. Весь нос галеры вспыхнул, словно смоляк, заполняя округу черным дымом, пронизываемым истошными криками ромеев. Насад, тем временем, с разворота наскочил на опешившую ромейскую галеру. С треском поволок ее по волнам, разрывая свою и чужую корму. Конская голова, украшающая нос насада, обломилась, с грохотом рухнула на головы гребцам, поднимая истошные крики раненых. Галера треснула, как скорлупа яйца, теряя свою плавучесть, булькнула, хватанула воды и пошла ко дну, оставляя барахтаться в воде ромеев. Насад остановился, с носа хлестала вода, заполняя палубу.
Внезапно насад содрогнулся от ужасного удара, казалось, что он разломился надвое, завалился на бок, черпая левым бортом морскую воду и начал двигаться боком.
- На галеру! - закричал Борогул, указывая на протаранившую их римскую галеру.
Метнув дротик в ромея, пытавшегося открыть заслонку, выпускающую греческий огонь, пробив ему голову насквозь, Борогул ринулся на корму галеры, тут же получил в щит с дюжину стрел, что как еж взъерошились, белея оперением. Сверкая мечом, он врезался в ряды ромеев, прошибая ромейские панцири, словно масло, высекая снопы искр.
Следом за ним, не долго думая, прыгнул Ратибор с задорным блеском в глазах. Тут же его встретили ромеи, сверкая своими латами. Ратибор сходу нанес колющий удар в лицо первому же из попавшихся ромеев, следом развернувшись, саданул по белеющему горлу римского солдата. Резко присел, уворачиваясь от опасного выпада здоровенного воина, поймал его за ногу, когда тот начал наваливаться на него всем телом, и со всей дури двинул ему кулаком свободной руки, разнеся нос в бесформенную массу.
Галера наполнилась стонами и ромейскими криками ужаса, рабы хватали своих неволителей и душили их цепями. Кое-где им удалось освободиться и, похватав брошенное ромеями оружие, смело ринуться в кровавую сечу.
Вскоре все было кончено: римляне пали, усыпав палубу своими трупами, четвертая галера, увидев приближающиеся насады к месту боя, поспешно ретировалась, сверкая веслами на солнце.
Глава 9.
Волны покачивали стремительно удаляющуюся римскую галеру, стремясь унести ее от позора и краха хваленной римской тактики. Солдаты стояли и со смятением смотрели на тонущих поверженных варварами соплеменников. Все стояли молча, не веря собственным глазам.
- Это не нам нужно покорять их, а им нас, и им нужно брать с нас подать, - с горечью произнес толстоватый гладко выбритый римский центурион. Он стоял, не отводя своего взгляда с места падения его флота.
- Что ты скажешь Парфению?- поинтересовался одетый в шерстяной балахон не молодой суховатый человек; - он не простит тебе поражение. Тем более он потратил столько золота на то, чтобы достать этот варварский меч. Будь он не ладен.
- Странно, но Була, там не было, - в задумчивости произнес центурион.
- Но меч там был, я его видел. Может варвары, научились ковать хору? - подойдя ближе, спросил старик.
- Нет, - покачав головой, ответил галерный центурион, - тогда такими же мечами были бы вооружены все воины в варварских лодках.