Холодно. Сижу перед открытым окном...

Оголенность
Холодно. Сижу перед открытым окном, ветер бьет в лицо, из глаз текут слезы. Зачем жить, если все, что заставляло тебя вставать по утрам, погибло? Если квартира теперь пуста и уныла, если никто не ждет дома? Если она больше никогда не улыбнется так открыто и искренне? Если я потерял все?

Холодно. Сижу перед открытым окном, свесив ноги вниз, сижу в шаге от своей смерти, в шаге от ослепляюще-белой пустоты. Перебираю в руках уже замусоленные фотографии, пялюсь на них, не разглядывая даже изображения, вспоминаю о том, как же здорово быть счастливым. Я помню этот затхлый воздух побережья Средиземного моря, дух свободы Испании, где мы гуляли каждую ночь, где впервые увидел тебя счастливой. Я помню, как ты целовала меня так протяжно, что зарегалась сама и тянула за собой с такой силой, что все проблемы рассыпались в прах. Помню о шуме прибоя за нашими спинами, помню каждую секунду, проведенную вместе с тобой.

Холодно. Сижу перед открытым окном, выкуриваю сигареты пачкк за пачкой. Легкие горят, судорожно сжимаются от попадающего в них пепла, я задыхаюсь от хриплого кашля, мой телефон разрывается от сотен звонков и сообщений. Когда она была жива, всем было плевать даже не ее существование, но после смерти всех стала интересовать ее персона. Выдыхаю, стирая собственную личину, судорожно, протяжно, тяжело, будто в последний раз. В наушниках зациклена твоя любимая песня, а я даже сейчас ощущеньями чувствую мягкость твоих волос, пропущенных сквозь мои пальцы.

Холодно. Сижу перед открытым окном, в сотый раз размышляя о своей смерти. Когда-то мы вместе с тобой разговаривали о самоубийцах, тогда я лишь осуждал их поступок, говоря о слабости и нежелании пережить невзгоды. Да, мне было легко это говорить, ведь я рос в детском доме сиротой, с рождения не видел родных и близких. Легко... Тогда ты сказала, что нельзя судить человека, не прожив в его шкуре, не подумав его головой, не пережив хоть день его жизнью. Только теперь понимаю это. Только теперь настолько вывернул себя на показ, настолько убил себя морально, настолько мертвый я только теперь.

Холодно. Сижу перед открытым окном, ногтями царапая ноги до крови. Помню, как ты сказала мне, что беременна. Ты плакала, просила не заставлять делать аборт, почти упала на колени, а я тогда лишь рассмеялся, упал пред тобой, поцеловал твои руки и прошептал: "Я люблю тебя и безумно сильно хочу воспитать наших детей. Прости меня дурака за всю боль, что ненароком причинил тебе".

Холодно. Сижу перед открытым окном, вспоминаю. Плачу, мои всхлипы оглушающим гулом несутся в пустоте бетонных стен. Я помню, как сделал тебе предложение, как ты расплакалась как девчонка, говоря мне "да". Помню, как красива ты была в белом свадебном платье.

Холодно. Сижу перед открытым окном, ветер треплет замерзшие щеки. Вспоминаю, как мы вместе радовались новости, которую сообщили нам врачи. Ты ждала близняшек. Помню твое буквально кричащее счастьем лицо.

Холодно. Сижу перед открытым окном, откинув голову практически до хруста в шее. Скорая, сирена, держал тебя за руку. "Останься", - выговаривали врачи в коридоре. Минута как час. Вдох. Выдох.

Холодно. Сижу перед открытым окном, распахнув рот в беззвучном крике. "Мы ее не спасли", - отвечали врачи без эмоций. "Дети?" - спрашивал я, а они лишь скорбно склонили голову.

Холодно.