11.09.2006. Исповедь мерзавца.
Когда ты ешь свой кусок от пирога жизни, тебя не покидает сожаление, что он мог бы быть другим: и вкуснее, и слаще. Что тебе, просто, не достался тот кусок, потому, что кто-то более шустрый его перехватил. Да, ты немного коришь себя за лень и неразворотливость, за прочие мелкие недостатки, но в целом, ты неплохо относишься к себе, любимому. Окружающая жизнь подкидывает тебе иногда ситуации, когда ты понимаешь, что есть люди, которым приходится только мечтать о таком куске пирога, который достался тебе, а у них в руках и черствая корка черного хлеба не всегда бывает. Нищие, «бомжи» уже есть и в наших городах. Жалко их, но всех не накормишь и всем не поможешь! И для оправдания своей вынужденной жестокости, начинаешь искать предлоги для отказа в помощи. Вся эта братия, в общем, и сама виновата в своей скотской жизни, сколько бы ты не отсыпал нищему мелочи, он ее все равно пропьет. Мы пытаемся убедить себя, что это, скорее игра в нищету, чем сама нищета. Когда ты бродишь по портам черной Африки и видишь эту африканскую жизнь, то осознаешь, что ее корни лежат в колониальном прошлом этого континента, но опять пытаешься себя утешить, что ни ты, ни твои предки, к этому не имеют никакого отношения. Не было в твоем роду колонизаторов! И, когда эти «черные» пытаются обвинить тебя за всех «белых», ты справедливо возмущаешься. В общем и целом, ты хороший ну, почти хороший и пушистый. Но, наступает день, и жизнь ставит перед тобою своеобразное рентгеновское зеркало, в котором ты можешь увидеть, какой же ты изнутри, на самом деле. И ты видишь, что внутри тебя все гнилое, что внутри, настоящая помойка. Или видишь, что внутри тебя сидит свирепый дикий зверь и что, он не хочет сбрасывать человеческую оболочку, лишь только потому, что ему в ней удобно заниматься своими зверскими делишками. Я уверен, что такое зеркало жизнь ставит перед каждым из нас в разное время. Передо мною его поставили сейчас, наверное, считают меня еще не безнадежным, надеются на мое исправление. Я, всю жизнь старался не вредить окружающим меня людям, но оказалось, что, то, что я считал в свое время мелочью, проходным событием, способно вернуться назад большим злом и потрясением. Я, считавший себя знатоком жизни и порядочным человеком, оказался полным профаном и негодяем, способным сломать человеческую жизнь, просто так, без особых на то причин. Самое страшное, что уже ничего нельзя изменить. Я сделал зло человеку, который, по сути, спас мне жизнь. Я вел себя как скорпион, которого пригрели на груди, а он ужалил в самое сердце. Осталась совсем маленькая надежда, что за оставшийся мне кусок жизни, я сумею хоть как-то исправиться, чтобы не сделать еще большего зла. Удастся ли? Не знаю, но, попробую!
Обещая своим домашним, что в рейсе запишу какой-нибудь свой рассказ, я и подумать не мог, что жизнь преподнесет такое, что осмысливается с трудом, а верится в такое, еще меньше. Рейс начался наперекосяк еще до прибытия на судно, весь рейс мы решали технические и психологические проблемы. Даже, когда мы уже отработали день в день свой контракт в сто восемьдесят суток и оказались в порту, откуда начинался этот рейс, нас не подменили. Вместо этого, нас отправили в Аргентину, сказав, что там и заменят экипаж. Создавалось впечатление, что кто-то на небесах поставил перед собой задачу проверить нас на прочность, находчивость и на другие качества, которые, возможно нам потребуются в других жизнях. Можно конечно подумать, что моряки суеверные, а к концу такого долгого и тяжелого рейса, еще и психически ненормальные. Но, то, что произошло со мною, не лезет ни в какие рамки суеверия. Здесь, четко просматривается чьи-то намеренные действия. Когда ты отправляешь сообщения по телефону домой и, оттуда не приходит никакой ответной информации, то двухнедельный переход, да еще с кучей нерешенных технических проблем выглядит как добивание лежачего. Этот переход судна из Намибии в Аргентину ничего хорошего нам не предвещал. Судно пустое, с небольшим запасом топлива. Ситуация была очень похожа на ту, когда такое же судно из нашей судоходной компании бесследно исчезло в Тихом океане вместе с экипажем. Не знаю, помнит об этом кто-либо на берегу, но моряки об этом не забывают никогда. Мы, с явным страхом ожидали штормов, но кроме бортовой качки нас ничего не беспокоило. Когда до берегов Аргентины оставалось около четырех суток хода, днем на пути нам попалась яхта. Мало ли яхт бродит в океане, одно из наших судов в свое время, ночью налетело на яхту без всяких отличительных огней, сильно повредило ее, да так, что старику, владельцу этой яхты, сломало ноги. Потом, когда с яхты передали сигнал бедствия и это же судно вернулось спасать потерпевших, все были очень удивлены тем, что именно их экипаж и обвинили в «наезде». Пострадал капитан судна, хотя вина яхтсменов была очевидной: ночью, без отличительных огней в океане, рискуешь быть раздавленным каким-нибудь судном. Этот случай наши моряки также помнили. Поэтому, когда до яхты осталось совсем немного, наблюдавшие за ней были удивлены вдруг вспыхнувшим парусом, но дежурный, шестнадцатый канал не подавал признаков жизни. Это могло означать только одно, что-то неладное случилось на яхте, нужна помощь. Сделав несколько кругов циркуляции возле яхты, чтобы перевести работу главного двигателя с тяжелого топлива на легкое, мы остановились возле яхты, прижав ее к нашему борту. Доверять нашей моторной шлюпке свою жизнь в океане никто не решился. По штормтрапу на яхту спустился матрос и привязал ее к судну. Потом он пошел внутрь этой яхты. Через минуту высунулся из двери и крикнул, чтобы позвали «деда», то есть, меня. На яхте была одна раненая в ногу женщина, по-английски она не говорила, а говорила или по-испански, или по-португальски. Я был единственным на нашем судне, кто с ней мог общаться. Когда я спустился на яхту и, вошел внутрь надстройки, то увидел брюнетку небольшого роста, лежащую на кровати так, что одна ее нога свисала до палубы, большего разглядеть в полумраке не удалось, на мой вопрос, где включается свет, женщина ответила, что его нет вообще, аккумулятор разбит. А я, должен быть очень осторожным, на другой кровати, под разным тряпьем лежит ее больная дочь, она сильно простужена. Я выглянул наружу, крикнул, чтобы прислали подмогу и подготовили лебедки для подъема людей. Естественно, что кто-то, что-то на палубе не расслышал и поэтому пришлось сопроводить все распоряжения солеными словечками, доступными понимания каждого мужика. Когда я вернулся внутрь яхты, подошел к женщине и хотел что-то сказать, то услышал свое имя в испанском варианте:
- «Базилио».
Я, наверно, удивился бы меньше, услышав, что меня так позвали с небес. Второе слово включило во мне то, что называют предсмертной памятью. Говорят, что перед смертью, человек просматривает всю свою жизнь, как в кино. Но, что-то должно включить этот киноаппарат. Для меня это было слово «Некочеа», что оно значит по-испански, я не знаю, но, что оно значило для меня, знал только я. И, дабы, развеять все мои сомнения, она назвала свое имя:
- «Розмари».
Иногда в кино показывают, как люди цепенеют при каком-либо известии. Что я собой представлял в тот момент, я не знаю. Описывать свои мысли сейчас не хочу, чтобы не прерывать цепочку событий. Я, уж было, подумал, что больше мне удивляться не придется но, следующие слова меня чуть не свалили с ног:
- « Нуэстра иха – Исабель. Наша дочь – Исабель. Твоя и моя дочь»
Чтобы не вызывать к себе еще больших негативных эмоций, я не буду вдаваться в подробное описание своих эмоций. Скажу только, что страха не было, было такое чувство, как будто, я наблюдаю за собой со стороны и, именно поэтому, все надо делать четко и спокойно. Нам об этом говорили, когда я еще работал на спасательном буксире. Я раскопал из-под тряпья девочку-подростка, аккуратно завернул ее в большие тряпки и передал ребятам, потом спросил у Розмари, что надо взять из вещей, яхту мы поднять на борт не сумеем, она будет на буксире. Розмари сказала, что яхту надо утопить, иначе беда будет со всеми нами. Я, конечно, видел советский фильм «Пираты ХХ века» но, она-то, его не видела. Когда нас все время предупреждают о нападениях пиратов на суда, то в одном месте мира, то в другом, то воспринимаешь все, как в кино. Только, после этих слов я понял, что яхту обстреляли. Некоторые стекла были разбиты, были дыры в обшивке яхты. Но, не было времени на размышления, собрав все, что было можно в какой-то парус, я отправил его на судно. Затем, мы осторожно вынесли Розмари наружу. Отправив и ее, я сказал, что больше мне здесь никто не нужен. Ребята поднялись на судно, а я стал крушить топором все замкнутые емкости, которые могут поддерживать эту яхту на плаву, даже наполненную водой. Потом, рубанул пару раз по днищу яхты и побежал к штормтрапу. Все, кто наблюдал за моими действиями с палубы судна, накинулись на меня.
- «Ты что, свихнулся?»
Это было самое приличное из того, что я услышал в свой адрес, остальное – не литературные выражения. Говорить людям, не видящим реальной опасности об опасности, бессмысленно. Все мы, сами с усами, пока жареный петух в задницу не клюнет. Как только я увидел раскуроченный аккумулятор и разбитую аппаратуру, я все понял. Было сделано все, чтобы следы яхты затерялись в океане и поэтому, ее воскрешение никому ничего хорошего не сулило. Если бы я не сделал это сразу, мне бы не дали бы это сделать потом. Жадность людская не знает границ, кому-нибудь, обязательно потребовалось бы что-то, очень нужное в хозяйстве, с этой яхты. Потом, много позже, после того, как пострадавших разместили на судне, мне пришлось рыскать по судну, чтобы собрать все, что было поднято с этой яхты и выбросить за борт. Конечно, несмотря на довольно солидное положение на своем судне, меня сочли не иначе, как идиотом. На судне может пригодиться любая мелочь. Мне, так подробно приходится описывать все события вовсе не потому, что я хочу покрасоваться собой и своими действиями, то, о чем пойдет речь дальше, ничего хорошего к моему облику не добавит. Просто, я привык все записывать и потом анализировать. Естественно, что есть печатный и рукописный варианты описания этих событий. Печатный вариант писался тогда, когда уже все стало ясно и все, или почти все события, произошли. В рукописном варианте приходилось описывать все от случая к случаю, насколько позволяло свободное время. Любое описание события никогда не заменит тех эмоций, которые переживаешь в тот момент, когда это событие происходит. Когда я поднялся на палубу, то очень удивился тому, что обеих женщин так никуда и не определили. Наша организация службы опять зарекомендовала себя с «лучшей» стороны. Помещение на судне, гордо именуемое госпиталем, естественно, было забито каким-то хламом, свободные каюты, уже давно приобрели тюремный вид, жалкий и ободранный. Самые подходящие места, где без всяких проблем можно было разместить обеих, были: моя каюта, или каюта капитана. После всей той немногословной первоначальной информации, мне и в голову не приходила мысль переносить их куда-либо в другое место, кроме моей каюты. Это вызвало облегчение у очень многих из экипажа: есть доброволец, чтобы решать очередную проблему. После переноса женщин и некоторого имущества в мою каюту, пришел капитан за информацией, которую он собирался отправить на берег. Сообщив Розмари о намерении капитана и изрядно перепугав ее такой новостью, я посоветовал капитану, пока ничего никому не сообщать, чтобы не накликать беду для всех. Яхта была обстреляна неизвестно кем и неизвестно где, не хочет же капитан, чтобы и нас обстреляли, как только станет известно, что беглецы у нас на борту. В том, что Розмари с дочерью от кого-то убегали, у меня уже, к тому времени, никаких сомнений не было. Первоочередная задача: это привести в сознание девочку и обработать рану женщины. Я обещал капитану сначала посоветоваться с потерпевшими и потом сообщить все ему. Мы притащили все антибиотики, имевшиеся в судовой аптечке, достали медицинские буквари и стали искать, что нужно делать при гангрене. Именно это уже и было у Розмари. Она была ранена в ногу, судя по всему, пуля была на излете, входное отверстие было, выходного не было, естественно, попала инфекция. Нога была уже фиолетовая. Надо было ее ампутировать, но это означало, что надо было собственными руками зарезать человека. При нашем хирургическом опыте, мы были способны лишь на это. Но уколов мы сделали немало. Розмари попросила быстрее привести в чувство дочь, слишком многое надо было ей сказать. К вечеру Исабель очнулась. Розмари сдавала прямо на глазах, видать, до нашего появления, она еще сопротивлялась болезни, боролась со своей инфекцией, пытаясь любыми судьбами спасти дочь. Когда мать переговорила с дочерью, настала и моя очередь поговорить, хотя с моей стороны, это уже выглядело как пытка их обеих. Чтобы не прерывать ход событий, я опишу их с самого начала, а начались они в 1990 году в небольшом портовом аргентинском городке Некочеа. По сути, это были города Кекен и Некочеа, разделенные рекой. Мы привезли туда что-то мороженое или грузились там мороженой рыбой, не помню точно. Но, мы были первым советским судном в этом порту за последние двадцать лет. В Аргентине, только что свергли военную хунту, страна еще не вышла из полосы бандитизма и организационной разрухи, а Советский Союз гремел по миру словами: Горбачев и Перестройка. Интерес к нам был огромный еще и потому, что Некочеа был как бы внутренним курортом для аргентинцев из глубины страны. А в свое время, до войны и после войны с Германией в Аргентину уехало много нашего бывшего народу. И эти бывшие наши земляки приходили поговорить с нами. Аргентинцам, тоже было интересно: для такого маленького города, приход нашего судна был как приезд цирка или аттракциона. Так что, по вечерам, у борта нашего судна собиралась достаточно большая толпа людей, с которыми мне, как единственному испаноговорящему на судне, приходилось подолгу беседовать. Где-то, когда-то, среди этой толпы была и та девушка, которая сыграет потом свою важную роль в моей жизни. Именно, это и положило начало дальнейшим действиям. Но, моя болтовня так бы и осталась болтовней, если бы не интерес ко мне одного агронома из американо-аргентинской агрофирмы. Он, собирался ехать в СССР, побывать в Краснодарском крае, на какой-то знаменитой, но, до тех пор мне неизвестной, селекционной аграрной станции. Чтобы поговорить на интересующую его тему, да и вообще, поговорить о жизни, он пригласил меня к себе в гости. И я с замполитом, через день отправился к нему, вернее, агроном, сам приехал за нами на своем автомобиле. Встреча прошла в непринужденной дружеской обстановке и напоминала знакомое нам русское застолье по какому-нибудь поводу. Говорили о разном, много и без толку. Потом нас проводили на судно, т.к. все были в хорошем подпитии. Надо сказать, что городок построен квадратно-гнездовым способом, как Нью-Йорк: авеню + стрит. По-испански это звучит так: авенида и каййе. Заблудиться невозможно, сократить путь тоже невозможно, но если очень хочется, то можно. Когда, еще через день, капитан нашел в энциклопедии какую-то информацию об этой селекционной станции, то я переписал ее и собрался отнести этому агроному. В то время, на судах еще были достаточно хорошие библиотеки. Отход судна был назначен через день на утро и я, вечером, накануне отхода, пошел к агроному. Естественно, мы отметили мой будущий выход в море и получение столь ценной информации, поэтому, когда он хотел отвезти меня к судну на машине, я великодушно отказался, сказав, что в их городе заблудится невозможно, я исходил его вдоль и поперек. Дойду сам. Таким образом, я двинулся на судно пешим ходом. Пытаясь сократить путь, я решил пойти через лесок. Говорят, что есть птица, которая прямо летает, да дома не бывает, вероятно, это и обо мне речь шла. Когда я вышел к последнему дому перед леском, то наткнулся на стаю товарищей. Эта встреча мне не сулила ничего хорошего и, я хотел было обойти их, но они довольно резко меня остановили. Удар был хороший но, меня спасла реакция. Бежать было некуда, единственное подходящее место, где еще можно было обороняться, было крыльцо дома в своеобразной нише из забора. Мы, советские, в то время, еще не осознавали по-настоящему значение слов: частная собственность, поэтому у меня не было того страха, который должен был бы быть у человека, посягающего на чужую собственность. Я рванулся к дому, по пути прихватив какую-то палку, прижался спиной к двери и с соответствующими криками на понятном любому русскому человеку языке предложил им подходить по одному. При этом я стучал ногой в дверь. Расчет был простой, привлечь к своей персоне внимание жильцов дома. Но окна в нем были темными и спасение мне не светило. Когда я уже готов был прорываться с криками: «Русские не сдаются!», дверь сзади меня приоткрылась и меня за ремень втянули внутрь дома. Дверь сразу же захлопнулась, потом женский голос, по-испански, пообещал пристрелить любого, кто сунется в дом. В доме была одна девушка, лет восемнадцати, дом был практически пустой. Вся мебель отсутствовала. Электричество в доме было отключено, телефон тоже, все коммуникации проходили открыто перед домом, так что стае товарищей не составляло большого труда отключить их. Как потом выяснилось, девушка узнала меня по голосу, потому и впустила в дом. Оказывается, я стал случайным свидетелем того, что творилось возле этого дома уже достаточно долгое время. Девушка сообщила мне, что год назад, ее отец нашел хорошую работу в Мар-дель-Плата, большом городе в ста километрах к северу от Некочеа и они решили туда переехать всей семьей. Родители уже все перевезли туда, осталось завтра передать этот дом фирме по продаже недвижимости. Но возникла сложность вот с этой стаей бандитов. Почему-то их предводитель решил, что он вправе отведать «человечинки», что Розмари, так звали девушку, ему чем-то обязана и, без расплаты, он ее не выпустит из города. Угроза была реальной, оружие в магазинах продавалось как макароны, любой, имеющий хоть какой-нибудь документ, мог купить себе пистолет. Даже наши моряки занимались этим делом, нужны были только деньги. Еще засветло, ее родители должны были вернуться, но по какой-то причине задержались. В общем, ситуация складывалась не лучшим образом, завтра утром отход судна и если ее папаша ночью не приедет, то придется сидеть здесь до утра. Дом напоминал какое-то укрепление: на окнах металлические решетки, дверь больше похожа на вход в броневик, чем на дверь в дом. Когда я спросил, почему же она осталась, а родители уехали, то выяснилось, что мать поехала договориться о своей работе, а если бы все уехали, то от этого дома остались бы одни головешки. По крайней мере, ей это обещал предводитель этой банды. Кстати, глупость или неграмотность этого сброда сослужили нам неплохую службу. Темень в доме стояла отменная, а на улице хоть слабо, но светили фонари и, можно было наблюдать за перемещениями наших врагов, не выдавая своего местонахождения. Чувствовалось, что девушка стала вести себя более уверенно и спокойно. Зная, что я понимаю испанский язык, она говорила почти без умолку, скорее всего, это было больше от нервного напряжения, чем от желания поговорить, мы были не знакомы, я о ней, вообще никакого представления не имел. Она, правда, видела меня и слышала. Судя по всему, обо мне, у нее сложилось неплохое представление, иначе я, наверное, уже лежал бы где-нибудь на улице в виде хорошо обработанного бифштекса с кровью. Стая отыгралась бы на мне с превеликим удовольствием.
- «Наша полиция уже не реагирует на отдельные выстрелы, это не редкость, поедут только на перестрелку, и то, если будешь звонить и звонить по телефону. Отец разговаривал с полицейскими, те только руками разводили:
- «Вот вы уезжаете, потом и мы уедем, следом за вами»
Я предложил, по очереди, хоть немного поспать. Пока у меня еще не закончилось время, в которое, я обычно несу вахту на судне, я был бодр. Но, потом, я мог вырубиться даже под залпы пушек. Она, почти мгновенно уснула прямо на полу, на каком-то тряпье, сказалось дикая нервная нагрузка. За время моего дежурства никаких происшествий не случилось, но через час после начала ее дежурства, враги пошли на приступ, разбили несколько стекол и стали бросать внутрь зажженную бумагу. Так как в комнатах ничего уже не было, то и гореть нечему было, но свет выдавал наше местонахождение и меня, как зверя могли подстрелить. Поэтому, Розмари решила стрелять первой. Главная опасность заключалась в том, что если бы, кого-нибудь из стаи подстрелили, даже возле дома, его бы оттащили подальше, потом бы обвинили нас в том, что мы устроили пальбу и попали в случайного прохожего. Гадкая, но все же, месть. Пальнув пару раз в воздух и, отогнав врагов, мы успокоились, сон как рукой сняло. Стрелять в людей, хоть и мимо, занятие неприятное. Розмари трясло то ли от страха, то ли от волнения и тут случилось именно то, что случается между мужчиной и женщиной в темное время, в уединенном месте. Но, такое не должно было случиться между сорокалетним мужчиной и восемнадцатилетней девушкой. Это, уже потом, я нашел объяснение, что мужчине проще отказаться от двадцатилетней связи, чем от связи с двадцатилетней. С моей стороны, это была дикая подлость: я, по сути, заполз в дом как змея и ужалил доверившегося мне человека. В той ситуации, даже предводитель этой банды вел себя честнее, может быть, более цинично, но честнее. Но, и сопротивления с ее стороны никакого не было. Уже потом, я сообразил, что может быть, она даже не ожидала от меня подобного, я же ей в отцы по возрасту годился. Осознание происшедшего произошло потом. Да, ты женатый, взрослый мужчина сорока лет, двое детей, любимая жена. А здесь, наивная девушка и ты, моральный урод, воспользовался этой чистой душой, как обычной проституткой. Ведь, по большому счету, я, за все время пребывания в доме, даже толком не разглядел ее. И тут помутнение разума какое-то наступило в один момент. Есть в жизни каждого человека события, которые хочется забыть, забыть из-за того, что они являются свидетельствами человеческой подлости и низости, что бы человек ни выдумывал потом в свое оправдание, эта подлость, уже совершена и ее, никак не исправить. Я, ведь, до этого момента, считал себя настоящим джентльменом, до этого, мне приходилось общаться с женщинами в различных сложных ситуациях и ничего подобного не происходило даже в мыслях. Был случай, когда я, заблудившись с небезразличной для меня девушкой, бродил полдня по джунглям. Я был старше ее и задача передо мной стояла простая: выйти к своим, чтобы с ней ничего не случилось. А когда, мы вышли к семье французов, отдыхавшей на берегу реки и, они согласились отправить нас на своем катере к нашим, то я, оттого, что снял с себя груз такой ответственности, выбросил в воду букет цветов, ранее собранный мною для этой девушки. Я видел, как изменилось ее лицо и, понял, что совершил ошибку, может быть, этим самым, я перечеркнул все, что могло быть между нами. Я понимаю, когда делаю что-то не так, но, к сожалению, уже тогда, когда что-то сотворю. На судах, где я работал, мне часто приходилось выслушивать женские тайны. Иногда, женщине необходим мужской совет, а мужчине – женский, но от таких людей, которые, потом не будут трепаться об этих чужих секретах на каждом углу. Я был эдакой жилеткой, в которую можно было поплакаться. Меня побаивались, потому что понимали, как негативно я отношусь к женской распущенности, но когда случалась серьезная проблема, шли, почему-то ко мне. И вот, я стал сволочью! Я всегда боялся заступить за черту дозволенного. Не из страха перед кем-то, а из страха перед самим собой, из страха, что потом, я себе позволю еще большую подлость. Хотелось быть чистеньким, хотелось, чтобы никто не мог в меня тыкать пальцем:
- «Сам на себя посмотри!» - и вот такое!
Дождавшись, когда стало светать и никого из шайки рядом с домом не было видно, я ушел из дома. Был поцелуй в щеку, как это принято у испанцев, если ты встречаешь или провожаешь знакомую женщину. И я ушел. Навсегда! Думал, что навсегда, но вот как все обернулось! За все надо платить и, расплачиваться, тоже надо за все! Потом, на судне, были вопли и угрозы за опоздание, угрызения совести за измену жене, от которых хотелось быстрее избавиться. Я намеревался, по приходу домой, все рассказать своей жене, хоть как-то повиниться перед ней. Но, за три дня до прихода нашего судна в родной порт, умер ее отец и, моя такая откровенность была бы для нее как удар ножом в спину. Я решил промолчать из благих намерений, которыми, как известно, мостят дорогу в ад. Я много раз перебирал в памяти ту ночь и сделал вывод, что мужчина, если не хочет, чтобы женщина терзала себя в мыслях о своей вине, должен уйти негодяем. Я сделал именно так, но, что-то не так было с ней. Может быть, католическая вера, по-другому заставляет смотреть испаноговорящих женщин на мир, но, они какие-то смиренные, что ли. Воспринимают все невзгоды без нытья, как должное! Бог послал и ничего не изменишь! Наши женщины царапаться будут за свое счастье, кусаться, а эти нет! Как овцы. Я не унизить их хочу, просто, это наиболее понятное сравнение. Я пишу об этом сейчас, потому что дальнейшие события, без этого примечания, нашей логикой не осилишь. Может быть, русские люди и живучи, потому что буяны по натуре. Но, вернусь уже к рассказу Розмари о том, что произошло потом, после моего ухода. Утром появилась полиция и она узнала, что стала круглой сиротой, родителей в машине поздно вечером раздавил какой-то грузовик. Она не рассказала мне, что было с ней самой, но я могу себе это представить. Полиция увезла ее в Мар-дель-Плата, туда, куда родители все перевезли, этот злополучный дом в Некочеа был продан. Не знаю, почему она решила рожать ребенка, а именно, этим и закончилась та ночь. Розмари родила Исабель. Я достаточно хорошо знаю нравы в испаноговорящих странах, чтобы сказать, что роды для незамужней женщины там, это испытание похлеще пытки. Там, очень негативно относятся к таким женщинам. Может быть, она пропустила крайний срок легального аборта – два месяца, может быть, не было денег на аборт? Но, она сказала, что после смерти своих родителей не хотела убивать еще одну, ни в чем не повинную жизнь. Поступок достойный восхищения. Кто-нибудь скажет, что это безответственность, но, я еще раз напомню о специфике мышления в тех странах. Какая-то родственница помогала Розмари с дочерью, фирма, где работал ее отец, дала кредит на учебу, помогла с работой. Жизнь как-то наладилась. Потом, она закончила свое учебное заведения и стала, в простом переводе, обычным бухгалтером. Через некоторое время нашла хорошо оплачиваемую работу в достаточно сомнительной фирме, были несколько попыток выйти замуж, но безрезультатно. Потом, на нее положил глаз босс этой сомнительной фирмы и, она стала заведовать финансовой отчетностью фирмы. Хорошо платили и это ее устраивало, но босс стал засматриваться на ее подрастающую Исабель. Потом, Розмари втянули в какие-то крупные финансовые махинации, а когда она попыталась сопротивляться, пригрозили расправиться соответствующим образом с Исабель. Потом, было сумасшествие с яхтой. Другого пути вырваться из лап этой мафии не было. Скинув охранника в воду, они попытались уйти в море. Но, охранник выплыл, обстрелял яхту, ранил Розмари. Уйти помог туман. Она расколотила топором аккумулятор и аппаратуру, потому что ее босс когда-то похвастал, что найдет свою яхту где угодно, настолько «хитрая» на ней электроника. Потом, было восьмидневное скитание по океану, она реально не представляла себе, что такое океан, поэтому надеялась только на чудо. И когда мы их нашли, она благодарила Бога за спасение. Но, когда она услышала фразы из моего обращения к моим товарищам, она сразу же, вспомнила меня. Она говорила, что никогда об этом и не забывала. Посчитала, что произошло то чудо, которое она ждала все это время. Когда я сказал ей о том, что капитан обязан сообщить о них властям Аргентины, она сильно перепугалась.
- «И нас, и вас всех убьют, если узнают, что вы нас спасли!»
Я попытался выяснить причину такого приговора и она сказала, что при поисках пищи обнаружила на яхте тайник, в котором лежали какие-то документы и солидная сумма денег. Разбираться в этих документах не было времени, но о них она наслышана достаточно хорошо. В мафии, за обладание подобными бумагами идут войны, а уж с обычными людьми, вообще не церемонятся. Не упоминая ни о документах, ни о деньгах, я рассказал капитану об угрозе со стороны мафии. Наконец-то, сыграл свою положительную роль фильм «Пираты ХХ века», мы шли в Буэнос Айрес за грузом и на подмену экипажа, поэтому, никому не хотелось связываться с проблемами, тем более, собственноручно создавать их. Нашему судовладельцу была отправлена подробная информация, и он ответил, что все проблемы попытается разрешить до нашего прихода в порт. Аргентинским властям сообщили, что на судне имеется раненый с развивающейся гангреной ноги, требуется снять его при первой же возможности. Нам ответили, что как только мы войдем в зону досягаемости вертолета, раненого снимут, мы должны сообщать свои координаты через определенное время. Связь была установлена через судовладельца. Понимая ответственность момента и то, что наши координаты могут попасть в руки этой мафии, была параллельно запущена информация о мужчине и женщине, найденных на спасательном плотике в океане. Я нередко видел отчаявшихся людей в безвыходной ситуации, многие из них паникуют, плачут, закатывают истерики. В данной безвыходной ситуации, передо мною лежал умирающий человек, которого на судне мы не спасли бы никогда. На берегу была почти стопроцентная гарантия, что Розмари, а за ней и Исабель, попадут в руки этой мафии. Когда я заикнулся о полиции, ответом мне была усмешка бывалого человека:
«Ты никогда не связывался с большими деньгами, они убивают гораздо чаще и безжалостнее, чем оружие! Ты имеешь представление о мафии по фильмам, а я жила внутри нее! Если, вам не дадут возможности встретиться со спасенной женщиной, считай, что я уже мертва, спасай Исабель! Не отдавай ее никому из аргентинцев, увози с собой!»
Она написала завещание, капитан и еще три человека подписали его, мы с Розмари и Исабель, как заинтересованные лица, поставили еще и отпечатки пальцев. В общем, я получил тщательно продуманные инструкции о наших дальнейших действиях. Все необходимые бумаги были оформлены. Все действия были сфотографированы. Естественно, что я заверил Розмари, что выполню все так, как задумано, это мой долг перед ней. Перед прилетом вертолета, Розмари долго говорила со своей дочерью, хотя разговором это было трудно назвать, это был хриплый шепот умирающего человека. Я несколько раз слышал одну и ту же фразу:
- « Он настоящий, верь ему!»
Вероятно, речь шла обо мне? Но, что было во мне настоящего? Это я, видел перед собой настоящую, достойную только восхищения женщину-мать! Когда вертолет снял с судна Розмари, все облегченно вздохнули, одни мы с Исабель знали, что все проблемы еще только начинаются. Перед заходом судна в порт через агента к нам был вызван представитель российского посольства, якобы для устранения проблем с гражданином России, когда он прибыл и выяснил в чем дело, то вызвал адвоката, обслуживающего посольство и какого-то полицейского чина. Они заверили завещание Розмари по поводу дальнейшей судьбы ее дочери, завещание вступало в силу после смерти Розмари. Когда полицейский чин поинтересовался в своем департаменте судьбой спасенной женщины, то ему ответили буквально следующее:
«Она, не приходя в сознание, умерла еще в вертолете».
Стало ясно, что Исабель, ни в коем случае, нельзя отдавать в руки аргентинских властей. Мы с ней уехали в посольство, потом, там сдали кровь на генетический анализ, и отправили, по законам Аргентины, в три независимые лаборатории Аргентины, но посольство настояло, что в связи со сложившимися обстоятельствами, анализы будут производиться в независимых лабораториях других стран. Моя попытка, задержаться в Аргентине натолкнулась на сопротивление властей, максимум до выхода судна из порта или до вылета самолета, согласно приобретенного билета. Розмари предупреждала, что любое нарушение законов Аргентины, даже в мелочах, может поставить под сомнение ее завещание.
- «Скажут, что оно было составлено под давлением с твоей стороны, вы же видите, что это за тип!»
Розмари умерла, так это или нет, не известно. Но ее отсутствие давало нам право действовать согласно завещания. Документы и деньги, найденные Розмари, остаются пока в посольстве, неизвестно, что там еще выплывет до отлета Исабель из Аргентины. После генетического анализа крови, подтверждающего мое отцовство, Исабель становится гражданкой России и становится недоступной для мафии. Может быть, этим она спасет или облегчит участь своей матери, если та жива, но это было маловероятно.
- «Тело матери было кремировано!»
Ответ более, чем однозначный. Дальнейшая судьба Исабель могла быть такой: после оформление всех необходимых документов, посольство отправит ее самолетом «Аэрофлота» в Москву, а далее, уже по моему усмотрению, в любой город России. Естественно, что в Калининград. Там живет мой отец, который будет рад любой живой душе, тем более, неожиданной внучке. Я уже продумал, как придется им общаться друг с другом с помощью телефона. Я найду одну из преподавательниц испанского языка и, дед с внучкой будут разговаривать через телефонного переводчика. Когда я поделился своей гениальной мыслью с представителем посольства, он только рассмеялся и сказал, что за то время, пока Исабель будет жить в посольстве, ее наши женщины научат русскому языку лучше, чем в школе. Они, все помешаны на этих латиноамериканских мыльных сериалах, а тут такое, и вживую.
- «У нас есть преподавательница испанского языка, она обучает всех каким-то своим методом, думаю, что и русскому языку сумеет научить достаточно быстро. Ждите наших известий! Далее, вы уж действуйте по согласованию со своей семьей. По опыту знаю, вашей жене такая «дочь» не понравится. Никакие ваши объяснения не помогут, женщины решают однозначно, если их обманули один раз, значит, мужчина способен обмануть много раз. Дайте девочке освоиться в новой обстановке, лучше, если вы сразу же будете рядом с ней. Ей еще надо привыкать к вам, как к отцу. Дайте ей поверить в то, что вы, по-настоящему родной ей человек, а не только на бумаге».
Осталось ждать совсем немного. Надежда на благоразумие моей законной семьи, понимание, что сама девочка ни в чем не виновата, есть. Что-то будет с нами дальше?
Эпилог.
Говорят, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Тем планам, которые я построил в отношении своей, внезапно объявившейся дочери, так и не суждено было сбыться. Нет, ничего трагического дополнительно не произошло, скорее наоборот, могла бы произойти какая-нибудь трагедия, но…
Итак, моя история получила довольно неожиданное продолжение. По крайней мере, все произошло без моего участия и стало для меня полной неожиданностью. Отец известил из Калининграда, что мне пришли два письма из Байреса (Буэнос Айрес), вскрывать их он побоялся и поэтому не знает, что в них написано. Одно, из посольства, на русском языке, второе, отправленное месяцем позже, на испанском, от какой-то Исабель. Естественно, я, под благовидным предлогом сорвался в Калининград. Вскрыв первое письмо, я узнал, что вскоре после моего отлета из Аргентины, в местные средства массовой информации откуда-то просочились сведения, что российские дипломаты сотрудничают с местной мафией. По крайней мере, некоторые российские дипломаты принимают за какие-то свои услуги наличные средства от мафиозных структур. Шума большого по этому поводу не было, но это известие насторожило охрану посольства. В письме намекалось, что я и кое-кто из сотрудников посольства проявили неосторожность при обсуждении настоящего и будущего Исабель, и нас подслушали. В частности, упоминание о происхождении денег, переданных мною посольству, было каким-то, очень любопытным папарацци, истолковано именно так, как он потом напечатал в прессе. Как этот тип умудрился подслушать наш разговор, так и осталось невыясненным, но Исабель «заключили под стражу», то есть, ограничили свободу ее перемещений. Потом, у одной из местных сотрудниц обслуживающего персонала, занимающейся флорой и фауной на территории прилегающего участка, попал в автомобильную аварию сын. Это была очень добросовестная, честная и порядочная женщина, сделавшая много хорошего как для сотрудников посольства, так и для дела в целом. Заполучив такую беду в свой дом, женщина пришла на свою работу и попросила дать ей довольно длительный отпуск для ухода за раненым сыном или, в случае невозможности такого отпуска, уволить ее. Естественно, что такое известие стало полной неожиданностью для сотрудников посольства, начали прорабатывать различные варианты помощи женщине, но тут вмешалась Исабель. Она и расставила все точки над «i». Случайно став свидетельницей разговора женщины, она предложила ей свою помощь. Сославшись на то, что иностранцы не сумеют сделать то, что надо, не зная специфики обычной жизни граждан, он взяла на себя роль сиделки сына этой женщины, освободив мать для продолжения ее обычной работы на территории посольства. В общем, Исабель, досиделась! Дело молодое и закончилось вполне предсказуемо. Недаром говорят, что Шекспир написал бессмертное произведение о Ромео и Джульетте. И хоть герои произведения умерли, но дело их живет и процветает. Из поколения в поколение, в разных местах Земли, рождаются все новые и новые Ромео и Джульетты. И хотя, рождаются они, в основном, под другими именами, их смело можно «обзывать» Ромео и Джульеттами, они даже не обидятся на это. Рудольфо и Исабель, без памяти влюбились друг в друга и, не только влюбились. Шустрая молодежь умудрилась отличиться и в другом деле, о котором я уже узнал из письма Исабель. Оно начиналось обращением «Padre Bazilio» и дальше следовала интерпретация тех же событий, но уже в авторстве Исабель. Из ее письма следовало, что она очень боялась и боится ехать в незнакомую ей страну к практически незнакомому ей человеку. И хоть мама ей сказала, что я ее отец, она этого еще не прочувствовала. Скорее, наоборот. Первоначальный страх от потери матери у нее прошел и, она начала мыслить здраво. Во-первых, она, по-своему, по-девичьи оценила те события, при которых было начато ее существование на земле и вовсе не в восторге от моего тогдашнего поведения. Она также опасается, что в далекой северной стране с ней может произойти нечто подобное и что тогда ей делать? Это уже был камень в мой огород, но я не обиделся на дочь. По сути, она оценила меня очень верно: как можно доверять тому, кто как ядовитая змея ужалил ее беспомощную и беззащитную мать? Можно встретить человека, ни разу не совершавшего подлость, но трудно встретить такого, кто совершил бы это всего один раз! Тоже очень разумное замечание. Исабель писала, что в посольстве к ней относились и относятся очень хорошо и приветливо, она благодарна этим людям за все. Но, когда «мама Сандра» сообщила о своей беде, Исабель, ни секунды не сомневаясь, вызвалась ей помочь. Из этого следовало, что с «мамой Сандрой» Исабель начала общаться еще до беды с ее сыном. У меня даже возникли подозрения, что автомобильная авария, в которой пострадал сын мамы Сандры, не что иное, как инсценировка, но фотографии из этого же конверта убедили меня в правдивости произошедшего. На фотографиях, вырезанных из газет, была видна вдребезги разбитая машина и лежащий на тротуаре юноша. Потом, тот же юноша, но уже крупным планом. Из заметки следовало, что это не был водитель автомобиля. Это был обычный прохожий, попавший в переделку по вине угонщика дорогого автомобиля. Сам угонщик отделался легким испугом, на большее, его жизни, просто не хватило. Его раздавило в машине насмерть. Естественно, что ни о какой компенсации вреда здоровью раненого юноши со стороны владельца дорогого автомобиля не шло и речи, владелец сам стал пострадавшей стороной. Так что все затраты и заботы по лечению Рудольфо легли на плечи его матери. Исабель разумно рассудила, что те, мафиозные деньги, которые оказались в наших руках, целесообразнее потратить на лечение несчастного парня, чем не известно на что. Лечение шло так успешно, что вскоре Рудольфо получил возможность не только целовать свою ненаглядную Исабель, но и общаться с ней более тесно. Особенно, при отсутствии его мамы дома. В общем, Исабель информировала меня, что ко мне она не поедет, что она нашла свою настоящую любовь и не собирается ее разменивать ни на что! И, что еще более важно, появились кое-какие отрывочные сведения о некой женщине, которой ампутировали ногу, чтобы спасти ей жизнь. Эти сведения Исабель получила совершенно случайно от врача, оперировавшего Рудольфо. Эти сведения еще требовали проверки, которую Исабель вместе с мамой Сандрой намерены проверить, да так, чтобы не навредить маме Исабель, если это действительно она. Из того недолгого общения с умирающей Розмари, я уже понял, что она, скорее умрет сама, чем хоть чем-то выдаст свою дочь. Еще находясь в посольстве, я договорился, что Исабель вправе расходовать из переданных мною денег, столько, сколько необходимо для ее нормальной жизни. Так что вопрос о финансах для Исабель не стоял. Об этом было особо сказано в ее письме. Она сообщала, что все ее вещи переданы ей, на жизнь и лечение Рудольфо средств хватает. После выздоровления Рудольфо, они поженятся. Мама Сандра уже дала на это согласие и в посольстве, тоже, не против! Еще бы они были против! Такая проблема исчезает сама собой! В общем и целом, меня известили, что ответственность за свою дальнейшую жизнь Исабель берет на себя и в моей помощи не нуждается. Это известие и облегчило мне жизнь, и усложнило ее. Как-никак, а взбучки дома, мне уже можно избежать, но сознание того, что где-то, у черта на куличках есть человечек, в жилах которого течет твоя кровь, не даст тебе спокойно спать до конца дней твоих. Божья кара, она проявляется по-разному!
В очередное мое посещение отца в Калининграде он передал мне вскрытое письмо, в котором была всего лишь одна фотография с надписью:
-;Todos juntos! Mы, все вместе!
На фотографии были четыре человека, двоих я узнал, двое других, по всей видимости, и были: сияющий от счастья Рудольфо и его улыбчивая мама Сандра. На конверте был только адрес получателя и имя: - «Bazilio» .
Отец просто вскрыл его по привычке. Вручив конверт, он изучающее смотрел на меня: что я скажу? Увидев живую Розмари, я чуть не прослезился. Вовремя спохватился и, улыбнувшись, проговорил:
- «Мои заграничные друзья!»
Я посчитал нецелесообразным взваливать на плечи своего престарелого отца все проблемы и переживания, связанные с этим непростым делом. Себя и свою совесть я успокоил отговоркой, что жили же Розмари с Исабель столько лет без меня! Проживут без меня и оставшуюся часть жизни! Теперь их четверо! Не пропадут! А мое внимание к ним даже через письма из далекой России, могут лишь осложнить и без того не легкую жизнь этих удивительных женщин: Розмари и Исабель. Разум пересилил желание отправить им поздравление. Ведь, недаром, письмо было передано адресату столь таинственным путем, вероятно, отправитель знает лучше меня чего, следует опасаться. Меня осенила догадка, что известие о собственной смерти, скорее всего, Розмари выдумала сама, чтобы мы, по глупости и неосведомленности, не натворили больших бед еще до ее выздоровления.
Я смотрел на фотографию и радовался не только тому, что Розмари жива, но и тому, что хоть на этот раз, я не стал подлецом, испортившим кому-то жизнь. Хотя, смотря с чьей точки зрения рассматривать этот вопрос? Моя семья явно не будет в восторге от таких моих походов «налево». Учитывая мой «аналитический склад ума???», не обошлось без самокопания. Конечно, все вроде закончилось хорошо, по крайней мере, достаточно благополучно, но покоя все не давала мысль: Почему в моей душе нашел прибежище такой подлый и коварный зверь? Неужели, он увидел во мне родственную душу и принял за своего? Ведь, та подлость по отношению к Розмари, породила целую череду подлостей по отношению к ней самой и ее дочери, со стороны других, уже местных негодяев. Породило череду подлостей с моей стороны по отношению к моей нынешней семье. Неужели, эта цепочка подлости никогда не прекратится? А может быть, она, никогда и не прекращалась? Просто, моя подлость влилась естественным образом, в общий поток человеческой подлости совсем маленьким, практически незаметным ручейком или тоненькой струйкой. Стоит ли обращать на это внимание? Как вы думаете? И еще, я сделал вывод, что подобный зверь, сидит в каждом человеке. У кого, покрупнее, у кого помельче, с разной степенью подконтрольности. Колониализм, фашизм и другие формы коллективного насилия, проявляются вовсе не потому, что появляются на свет «сильные личности», ведущие народы своих стран по пути насилия над другими народами. Сильные личности возникают не на пустом месте. Их ставят над собою массы людей, готовых проявить насилие над другими людьми. Мой конкретный случай привел к проявлению насилия над одной беззащитной девушкой, но когда таких как я, становится много, из ниоткуда возникает лидер, фюрер, кто угодно другой, готовый повести нас туда, куда, прежде всего, хотим идти мы сами! Иногда говорят, что народ какой-то страны стал жертвой тирана, дорвавшегося до власти – это неправда! Этот народ, прежде всего, сам хотел управлять другими народами, но не получилось и, он смиренно принял свою долю. Раб никогда не хотел быть свободным! Раб хочет стать рабовладельцем! Народ, переживший унижение от победителей, желает не свободной жизни, а мести своему победителю! И дабы закончить эту тему и окончательно увести разговор в сторону от себя, предлагаю прочесть политический постскриптум.
P.P.S. (Политический постскриптум.)
(Для тех, кто пережил перестройку, упоминавшуюся выше)
Перестройка в СССР породила среди многих его граждан так называемую «перестроечную эйфорию» Это чувство было сродни восторгу обезьяны, которой позволили сесть за стол вместе с людьми. Как вести себя за столом, она не знала, поэтому, во всем слушалась хозяина стола, пытаясь предугадать его желания. А хозяином стола оказался обычный матерый аферист, «надувавший» всех сидящих за этим столом. «Надул» он и обезьяну и даже «поимел» ее для разнообразия впечатлений. Сама обезьяна, от восторга, что ее «приняли в люди», стала вести себя непредсказуемо. Настолько непредсказуемо, что даже сам аферист, порой не понимал ее действий. Иногда, глупость обезьяны воспринималась, как очень замысловатая хитрость и, хозяин стола осторожничал в своих действиях настолько, что «пролопушил» в некоторых случаях, свою явную выгоду. После такого сексуально-психологического насилия, обезьяна забеременела. Что должно появиться на свет в результате такого «сотрудничества», до сих пор, не ясно! Роды затянулись на многие годы и, плод так и не увидел свет. Может быть, сидит и выжидает, а может быть, уже мертв. Опасность ситуации даже не в том, что обезьяну «поимели» и она, до сих пор не разрешилась от бремени, опасность в том, что такое насилие, самой обезьяне может очень понравиться и, она продолжит «сотрудничество» с этим аферистом – хозяином стола. Существует опасность, что ее, не только еще раз «поимеют», но и лишат места жительства, выгнав ее с насиженного места и загнав ее в какие-нибудь дебри. За столом должны сидеть только люди, а не обезьяны!
(Юмористический постскриптум)
(Для того, чтобы не заканчивать свое повествование на трагической ноте)
Аргентинский городок Некочеа запомнился мне еще по одной, достаточно забавной причине. Среди членов экипажа нашего судна был сварщик Николай, его фамилию, к сожалению, называть не могу. Николай был прекрасным специалистом своего дела, а также, как это очень часто бывает, хорошим «любителем» выпить. Его любительство не намного отличалось от «профессионализма» в деле употребления спиртного. Это, так сказать, предыстория забавной истории. После окончания рабочего дня, все члены экипажа могли сойти на берег и использовать свое свободное время по своему усмотрению. В советском обществе, вне зависимости от его местонахождения, веяло ветром перемен, связанных с Перестройкой. Время жесткого контроля со стороны первых помощников капитана (замполитов), сошло на нет и, свободолюбивый наш народ рванул, кто куда. В частности, любители весело провести свое свободное время в Некочеа, шли на местный пляж, на котором находилось увеселительное заведение: замысловатая смесь ресторана, ночного клуба и стриптиз бара. Наши люди, не особо обремененные денежными запасами, предпочитали отдых «экономным» способом, то есть: приносили с собою дешевую выпивку, покупали в этом «шалмане» что-нибудь дешевое из напитков и «балдели» не по детски. Николай, своевременно не сориентировавшись в обстановке, заказал бутылку виски. Ему принесли ее, вскрыли и, лишь потом, сообщили сколько ему придется за нее заплатить. Естественно, он ужаснулся, но вскрытый «товар» назад не принимался и, тогда Николай стал искать среди «своих» тех, кто мог бы разделить «суровые» затраты. Желающих не нашлось и он, «с горя» осушил эту бутылку в одиночку. Естественно, последствия такого неразумного шага сказались почти сразу: алкоголь «ударил по мозгам» и, Николай рванул «совершать подвиги». В этот момент, на подиуме вертелась пара полуголых девиц, изображавших из себя стриптизерш. Николай согнал их с подиума и стал показывать «настоящий русский стриптиз». Охранник кинулся было сгонять Николая с подиума, но первые же «па» Николая остановили охранника. Николай сбросил с себя рубаху и оказался в пушистом «свитере» из собственной шерсти. Судя по всему, охранник решил не связываться с этой «русской гориллой». В зале все притихли и уставились на «русского стриптизера» и тот продолжил свой «номер». Когда Николай, размахивая своей рубахой, стал сбрасывать свои башмаки, посетители уже «ржали», как лошади. Ничего удивительного: Николай оказался в носках «тридцатой свежести», которые уже различались на правый и левый, кроме того, из этих носков торчали длиннющие пальцы ног. Невесть каким образом, оказавшаяся в этом заведении парочка японцев, металась по всему залу и фотографировала наше «чудо» со всех возможных ракурсов. Народ ржал не останавливаясь и Николай решил всех «добить». Изящным движением рук, он сбросил с себя штаны и оказался в синих «семейных» трусах до колен. Народ стал дергаться в судорогах и гоготать до икоты. Сбежались люди со всего пляжа. Даже «наши» люди, много чего повидавшие на своем веку, получили «производственную травму» - надорвали животы от смеха. У япошек, не ожидавших такого финала «русского стриптиза», закончилась пленка в их фотоаппаратах. На них было жалко смотреть: они напоминали маленьких детишек, которым лишь показали конфету в красивой обертке, но не дали попробовать. Бедняги едва не расплакались от досады. Пожалуй, они были единственными, кто не «умирал» от смеха, естественно, кроме самого Николая. Он был невозмутим и деловит: оттянул резинку своих трусов, заглянул внутрь, на секунду задумался, но решил не рисковать своим «мужским достоинством» и не показывать его собравшимся. Могли быть жертвы, за которые пришлось бы отвечать. Раскланявшись с публикой, как и подобает великому артисту, Николай стал собирать свои вещи. Когда он наклонился за своим башмаком, то оказалось, что дырки имеются не только в носках, но и в трусах. Когда из трусов наклонившегося Николая вывалился «хоботок» внушительной длины, девицы, просто зашлись от восторга. Поняв, что произошло нечто из ряда вон выходящее, Николай густо покраснел, несмотря на то, что уже был достаточно «розовым» от выпитого спиртного, засуетился и, прытко собрав свои вещи, скрылся за первой попавшейся дверью. Когда он появился из-за нее уже одетым, зал устроил ему настоящую овацию. Бутылку виски зачли за счет заведения. Николай, смущенно кланяясь, позорно сбежал на судно. Назавтра, строго по завету «утро вечера мудренее», Николай окончательно протрезвел, смущенно опускал глаза и не поддался на многочисленные уговоры вновь посетить сие «злачное» заведение. Совесть советского человека, наконец, проснулась и заставила соблюдать «облико морале», правда, совсем не надолго. Рейс продолжался и Николай, в очередной раз, правда, уже совсем по-другому, отличился в одном из портов Бразилии, затем, уже по-третьему, в порту Рига. В общем, талантливый человек – во всем талантлив!