Дежавю. ч. 2, гл. 9 Откровенный разговор

Николай Львов 4
 

         Они сидели  за большим обеденным столом, не торопясь поглощая приготовленный Любой изысканный обед. Женщина старалась хотя бы летним зеленым борщом с дефицитным уже щавелем и редкими с некоторых пор морепродуктами разнообразить их тихое безрадостное существование в большом опустевшем доме. С того дня, как Вера вновь попала в больницу в тяжелейшем состоянии, дни тянулись невыносимо медленно и постоянная тревога не покидала близких.
        В тарелке ребенка плавала половинка яйца, высвечивая ярко-желтой сердцевиной густую зелень щавеля в лишь наполовину съеденном супе. Ложка медленно и грустно перемешивала содержимое, не оставляя и намека на возможность добраться до донышка.
       -  Вова, тебе не понравился мой борщ?  - с глубоким сожалением спросила  женщина, вложившая все свое кулинарное умение в приготовление любимого мужчинами блюда.
       - Спасибо, очень вкусно. Но мамочка никогда не давала мне яйцо. Мою половинку всегда забирал папа... - не отрывая глаз от наполовину наполненной тарелки, ответил мальчик.
       -  Не проблема, сынок! Забираю! - будто обрадованный возможностью поговорить на темы, отличные от почти единственной в доме, что касалась самочувствия жены, с деланной веселостью отозвался отец.
         Он поспешил, перегнувшись через весь сервированный стол, выудить из тарелки сына злополучную половинку яйца, но вышло довольно неуклюже и большое цветное пятно образовалось на белоснежной скатерти.
          Люба засуетилась, поднявшись от стола, попыталась накрыть свежее жирное пятно салфеткой, но опрокинула недопитый  стакан с минералкой. В комнате повисла напряженная тишина, через мгновение приконченная резким  Вовиным окриком:
        -  Хулиганьё!
          Отец и сын дружно рассмеялись, тем самым вызвав невольное удивление растерянный женщины. Она не могла знать, что именно это любимое дедом Николаем словечко многие годы и ставило окончательную точку во всяческих не простых ситуациях, спровоцированных  шалостями мальчишек. Но неподдельное и совсем почти забытое в этом доме веселье, заставило в конце концов улыбнуться и произнести примирительное:
        -  Ну, ладно, мужики. Все это пустяки. " Ванишь" справится.
        -  Кто такой этот Ванишь? - оторопело уставился на Любу парнишка.
        Теперь засмеялись все трое. Впервые за последние тяжкие месяцы. Будто отпустила муторная непросветность и рассеялись предчувствия неминуемой беды. Будто, как и в прежнее время, все было хорошо и жизнь дарила только приятные события...
         Плов с морскими гадами удался на славу, как говорится. Тягостная тишина покинула дом, казалось навсегда, отторгнутая оживленным разговором о пустяках, о скором начале школьных занятий и о ремонте детской комнаты, затеянной к маминому возвращению. Как-то само собой в разговор вклинилась уверенность в скором выздоровлении хозяйки большого дома. Появилось предчувствие начала новой радостной жизни. И тут Владимир с совершенно взрослой строгостью в голосе произнес:
         - Мне хотелось бы с вами серьезно поговорить о маме!
       Взрослые замолчали, откровенно удивленные таким неожиданным поворотом беседы.
         -  Папа! Тетя Люба! Вы готовы меня выслушать? - будто лектор с трибуны  с абсолютно деловым выражением лица спросил мальчик и посмотрел внимательно им в глаза.
        Те враз кивнули и уставились на ребенка даже и не предполагая о чем может пойти речь.
        -  Мне нужно вам объяснить, по какой причине маме было трудно с самой зимы и почему она попала в аварию.
        У обоих слушателей вытянулись лица в непомерном удивлении. Но, чувствуя особую напряженность ребенка и зная его странные способности к прозрению, не смели произнести ни звука. Они не могли оторвать взглядов от говорившего.
С каждым его словом сердца их замирали в предчувствии невыразимой тайны, которая им вот-вот должна открыться с помощью мальчика. Что-то  подсказывало, что, наконец, настал час Истины.
           -  Пора пришла узнать вам самое важное!
          Володя неспешно встал из-за стола и молча последовал в гостиную, тем самым приглашая к длинному разговору.  Взрослые также не говоря ни слова, прошли за ним и расположились на больших уютных диванах, изредка поглядывая друг на друга в тщетной попытке проникнуть в суть будущего рассказа ребенка. Но не могли и предположить насколько сказанное мальчиком может их потрясти.
           Они вникали в слова, произносимые детскими губами и не понимали как и откуда у ребенка в голове рождаются подобные мысли и что за мудрость изливается сейчас на них, будто бы исходящая от таинственной Личности, диктующей устам младенца сокровенное и тайное.  Такие вещи не может знать школьник! Такие выражения и слова не под силу осмыслить и взрослым, образованным и начитанным людям. Как может быть такое чудо здесь, в этом доме, в обычном покрытом тоской о дорогой их сердцам женщине, что находится между жизнью и смертью вторую неделю?  Потрясение.
          А между тем, вовсе просто и без всякого пафоса ребенок говорил, казалось бы простые, знакомые слова, но несли они вовсе не тривиальные смыслы. Он говорил с небольшим волнением в голосе и с нежностью во взоре, так в эти минуты напоминая повадки старого деда Николая, что отцу становилось непосебе.
         -  Я очень люблю свою мамочку! Но я должен был ей говорить о том, что важно для нашей семьи, для людей и для старенького дедушки. Он мне разрешил так говорить с ней. Я очень старался её не обидеть.  Честное слово! И, конечно, не сказать о том, что ко мне  приходил мой будущий братик, никак я не смог. Но мама боялась его. Не знаю почему... Он очень хороший и любит всех нас так сильно, как может только сам Бог любить. Он очень хотел родиться у мамы. Но она почему-то его боялась. А я догадался: он в этой жизни на нашей планете должен был сделать очень нужное людям дело.
        Мальчик замолчал, как бы погруженный всецело в воспоминания. Лицо его сделалось невыразимо печальным, на глазах заблестели слезы. Отец в непроизвольном  порыве поддержать сына тихо произнес:
        -  Продолжай, сынок. Мы слушаем тебя внимательно ...
        -  Теперь уже мне нельзя об этом говорить вам. Так мне посоветовал дедушка. Теперь все изменилось. Братик не придет к нам... Но он появится обязательно. Просто нужно подождать.  Теперь мамочке очень плохо и мне надо сделать так, чтобы она меня простила и вернулась к нам. Мне поможет дедушка и ты, папа!
           Поймав недоумение во взгляде отца, ребенок поторопился объясниться:
         -  Тебе, папочка, предстоит обязательно выполнить дедушкину просьбу! Когда ты сможешь прочитать о том, как вернуть мамочке здоровье, ты сможешь исправить нашу с тобой ошибку... и, может быть, братик поймет, что он может к нам прийти через маму...
        -  Какую ошибку? Вова! - не смог сдержаться Николай, прервав речь сына.
        -  Потом я тебе по секрету скажу. А сейчас надо, чтобы меня простил Господь! Папа, тетя Люба! - мальчик с мольбой во взоре взглянул на своих слушателей.
         - Говори... - почти в унисон откликнулись они.
         -  Мой грех в том, что я не смог мамочке объяснить все правильно. Наверное, как ты, папа, я слишком самоуверен!
         Взрослые переглянулись, смутившись словно по команде.
         -  Мне надо бы сначала подготовить беременную женщину, осторожно намекнуть... А я сказал все как оно есть!
         -  Что ты сказал маме? - напряженно ожидая ответа, не выдержала Любовь Алексеевна.
         -  Сказал так. Мамочка, ты не должна беспокоиться, но у тебя родится не совсем человек! - тихо, с ноткой покаяния, как на исповеди у священника, произнес заветные слова ребенок.
         - Что? Что значит "не совсем человек"?! - ошалев от услышанных слов, воскликнул Николай.
            Люба, схватила его за руку и посмотрела умоляюще на дорогого её сердцу мужчину, призывая к спокойствию.
         -  Да нет! Не так вы меня поняли! Человек, конечно. Но он родится сразу СВЫШЕ! Это когда рождает сам Господь наш!
         - ???????
         -  Ну, как же вы не поймете! Его родит мама от папы! Но он уже будет ЗНАТЬ ВСЕ НА СВЕТЕ И УМЕТЬ ДЕЛАТЬ, как Великие, которых посылает на Землю Бог, чтобы помогать людям понять по каким правилам надо всем жить.
Папа, тебе же старенький дедушка все объяснял? Ты, что же, забыл? Жить всем дОлжно в любви!
       Вновь переглянувшись, они недоумевая смотрели на ребенка во все глаза.
        -  Он будет самый замечательный, самый лучший, самый добрый человек! Ах, да... теперь может уже и не будет. Но я хотел сказать о том, что напугало маму больше всего.
       - Еще больше?! - прижав обе руки к сердцу, прошептала Любовь Алексеевна и покачала головой, не доверяя услышанным странным словам своего подопечного.
       -  Зря, конечно, я сказал ей это. И дедушка Николай меня пожурил... Но я хотел, чтобы она знала правду! - выкрикнул Владимир, резко поднявшись со своего дивана и подошедши вплотную к взрослым, что замерли в ожидании совсем уж невероятных откровений.
       -  Он погибнет еще совсем молодой.. Его плохие и злые люди захотят убить... - низко склонив голову и почти плача еле слышно произнес ребенок и добавил чуть помедлив - потому мамочке и стало так сильно страшно, что она не захотела этого...
       -  Достаточно, Вова! На этом мы прекращаем тебя слушать! - Николай резко поднялся с дивана и протянул Любе руку, призывая последовать за ним.
       -  Вовочка! Прости нас, но на самом деле, надо остановиться... - произнесла женщина. Не обращая внимания на протянутую Николаем к ней руку, она поднялась с дивана и крепко обняла   растерянного ребенка, прошептав тому на ухо:
      - Мы с папой, конечно же, прощаем тебя, как и Господь простил уже давно тебя.
       Они так в обнимку и вышли из комнаты даже не оглянувшись.


                * * *

       Поздним вечером, наскоро поужинав на кухне, вдвоем уложили ребенка в кровать, посидели с ним, дождавшись, когда он уснет, и вышли на веранду.
       Освещение не включали. Только лишь миниатюрные  светильники вдоль садовых дорожек обозначали в темноте беззвездной ночи окрестности ухоженного участка. Закурили оба в молчании. Огоньки сигарет красными точками плавно двигались рядом с их креслами, близко стоящими друг от друга на просторной полу-пустой веранде. Их задумчивые лица с нежными разводами света, отраженного от ярко освещенных окон соседнего особняка, выражали совсем разные эмоции.
         Легкая грусть  слегка улыбающегося женского лица резко контрастировала с нахмуренным, почти сердитым выражением физиономии мужчины, то и дело тяжело вздыхавшего рядом.
         -  Не надо так расстраиваться, Ника! Всего лишь детские фантазии... - ласково заговорила бывшая однокурсница, до сей поры не равнодушная к человеку, которого когда-то страстно любила.
          А может и не отдавала женщина себе отчета в том, что любовь та давняя так и не ушла из её сердца?
       -  Да, нет, подруга... Все не так просто. Мне трудно тебе объяснить...
        Он повернулся к собеседнице в попытке проникнуть в выражение глаз ставшей в последние месяцы почти родной женщины, но темнота в сей миг полностью поглотила её облик с последним отблеском потухшей сигареты. 
       -   И  нам бы с тобой стоило поговорить по душам. Не находишь? - всё же стараясь разглядеть лицо собеседницы задумчиво проговорил Николай.
       -  Давай поговорим. - просто согласилась женщина.
       -  Во всей этой суете, в круговороте тяжелых дней мы только о Моей жене и говорим. Мне бы хотелось, чтобы ты, наконец, рассказала мне о себе.
       -  Ника, что мне рассказывать, собственно? Ты и так все знаешь... - нехотя откликнулась она.
       -  Да ничего я не знаю, Люба! Только то, что сын твой учится сейчас в Англии, да муж живет с другой женщиной уж несколько лет. А ты сама то как?
       -  Ты  прекрасно видишь КАК! - почти с раздражением ответила подруга. Ей очень не хотелось и самой разбираться в собственных чувствах и мыслях. Какая-то недосказанность между ними  возникла почти сразу после их с Вовой приезда из Питера. Что-то двусмысленное ощущалось в её столь долгом пребывании в этом доме. С работы она хотя и уволилась, осознавая всю важность своей помощи близкому другу, но неловкость, невесть откуда произраставшая все эти долгие дни здесь так и не покидала с самого первого дня. Она в тот день, только взглянув в печальные Никины глаза, почувствовала словно удары морского шторма,  обрушившиеся в душу эмоции, что потащили за собой давние воспоминания.
        Мог ли этот сильный, но  изрядно подкошенный трагедией с женой человек, чувствовать к ней не только благодарность? Возможно ли, на самом деле, даже допустить мысль, что их может связать что-нибудь иное, кроме каждодневных забот в эти трудные для всех месяцы? Она сама себя не очень понимала. Чего же хочет от него?
        -  Люба! У тебя есть любовник? - словно обухом по голове ударил странный вопрос.
       -  Ты о чем, собственно? - оторопела, застигнутая врасплох женщина.
       -  Мужа уже несколько лет нет рядом, сын больше года далеко... Неужто никакого мужика не завела? - с приличной долей сарказма заметил собеседник.
       -  Для чего спрашиваешь? Или... - она не рискнула продолжить, явно устыдившись проблеснувшей нежданно- негаданно мысли.
       -  Понятно. Мать Тереза! - усмехнулся Николай.
       -  Эх, Ника! Зачем тебе знать такие вещи? Спроси о чем-нибудь другом!
       Накрыла  разом их обоих странно напряженная тишина... Казалось, что  стало вдруг страшно  даже пошевелиться. Боясь продолжить тему и напороться на недозволенные откровения, оба одновременно потянулись к сигаретной пачке.
        Поднеся зажигалку к сигарете, что Люба держала у самых губ, он заметил наполненные слезами женские глаза и, вроде что-то поняв, смутился.
        -  Вот сейчас ты мне и расскажешь во всех подробностях, каким образом к тебе попал мой сын и как вы с ним жили-поживали до приезда сюда! - тоном, не терпящим никаких возражений сказал, словно отдал приказ, готовый к серьезному разговору Николай.
       Выдохнув с нескрываемым облегчением, с великой радостью готовая скорее уйти от тревожной интимной темы, подруга начала свой рассказ.
       О приезде Володеньки к  тетке в Питер она узнала от самой Веры. Та попросила показать мальчику Эрмитаж, зная профессиональную увлеченность своей подруги искусством.  Тетя и особенно легкомысленная няня, скорее всего не соберутся в поход по музеям, занятые откармливанием похудевшего  ребенка.   Но до Эрмитажа дело так и не дошло, к большому сожалению. 
        Об идиотском приключении в Парке Победы она узнала от тети, выдворившей на другой день из дому в общем то ни в чем не повинную няню.  Люба решила взять ребенка к себе и по причине одинокого своего пребывания в дурацком летнем отпуске, и по причине занятости Вериной тети собственным маленьким внуком. Так и порешили, хотя попытки дозвониться до мамы ребенка оказались безрезультатными. Тут и приехала Надежда с известиями об аварии...
         Посвятив  подругу в общих чертах в проблемы Николая с изданием книги его знаменитого деда, учитывая вместе с тем, тяжелое положение самой Веры, посоветовавшись с Андреем Симоновым,то есть со своим мужем, Надежда и решила за них обеих, что самым разумным, до выяснения всех обстоятельств, будет оставить мальчика с ней.  Надя уехала через два дня, пообещав всяческую помощь. Так оно и получилось, - пребывание Володи в чужом для него городе затянулось. Одна за другой Верины операции, сложности в делах Николая, связанные с дурацкими санкциями, да еще неизвестность с обстоятельствами издания злополучной книги, заставили принять решение об увольнении с работы.
          Мальчик быстро привык к новой рассудительной и осторожной няне и во всем оказался весьма удобным ребенком, предпочитавшим уединенное времяпрепровождение среди обилия книг в тети Любином доме.  Ждали хороших вестей из больницы. Говорили об увлечении искусством и историей самой тети Любы и о дедушке Николае, что давно живет в Крыму.  Ходили по музеям, побывали не раз в Петергофе.  Часто навещали знакомых на Каменном Острове.  Съездили пару раз к папиному папе, как и было запланировано... Так и прошли два с лишним месяца...
         Николай слушал молча, низко склонив голову и лишь прикуривая одну сигарету за другой.
        -  Как там отец? - спросил вдруг.
        -  Честно сказать, отец твой немало удивил - ответила Люба.
        -  Могу представить... - ухмыльнулся тот.
        -  Выслушала о твоей феноменальной жадности и безразличии к родному отцу...
        -   Да, да...
        -  Последний раз ребенок подарил ему свой айфон со словами "этот телефон дорого стоит и Вы можете его продать, если опять будет кушать нечего". .. - хмыкнула женщина и добавила - это несмотря на то, что твой папашка при ребенке заявил, что мальчика надо лечить от шизофрении! Нормально?
         -  Это его самого надо лечить! - буркнул "папашкин" отпрыск.
         -  Ребенок, видите ли, говорит, что надо всех прощать по заповедям Божьим, что явно показывает его, ребенка невменяемость! Потрясающая логика!
          -  А телефон у ребеночка забрал без слов?
          -  А как же! Тот еще старик. Своего не упустит. Да Бог с ним... Как ты сам то? С изданием книги целая детективная история случилась?
          -  Ох, и не говори... Да нынче совсем мне не до книги! - заключил Николай и поднялся, тем самым давая понять, что разговор по-душам подошел к концу.



          Продолжение: http://www.proza.ru/2015/08/07/898