Где-то – довольно высоко – над головой раздался глухой удар и с потолка на голову Мишлена посыпались крошки извёстки и Бог весть чего, чем зарастают потолки подземных убежищ за долгие годы.
Мишлен отряхнул голову и подвинулся вместе со стулом в сторону. Хотя это было явно бесполезным занятием, в следующий раз они могли бумкнуть совсем в другом месте, не угадаешь. Кретины. Наверняка, попробовали тяжёлым фугасом наугад проломить свод бункера. Дёрн попортят, образуется демаскирующая залысина. А такое хорошее укрытие было, ни с какой стороны не догадаться. Идиоты, одно слово.
В схроне приятно пахло застарелой оружейной смазкой, стены были выкрашены в успокоительные пастельные цвета, – дабы не накапливалось раздражение у тех, кто вынужден будет засесть здесь надолго, – и было дополна разнообразного оружия, боеприпасов, воды и прочего, герметично упакованного провианта. Всё было упрятано под землю глубоко и надёжно. С расчётом, в том числе, и на прямой штурм бункера, пусть даже неприятель станет стрелять из пушек и бомбить с воздуха. С крепким и основательным расчётом.
Находившиеся сейчас снаружи бункера люди о фортификационных достоинствах его, вероятно, были осведомлены не очень, но, судя по всему, намеревались данное упущение в своём образовании исправить. Наверху снова раздался глухой удар, снова что-то посыпалось, но на этот раз в глубине бункера, над жилым отсеком. Болваны пытливые.
– Козлы бременские, - подтвердила Сюзанна, пытаясь вытряхнуть из пышных, распущенных по плечам волос насыпавшуюся сверху труху. – Зря голову мыла.
Почему именно «бременские»? в очередной раз хотел спросить Мишлен (вообще, это было единственное ругательство, которое он слышал из уст девушки за всё время знакомства с ней). И в очередной раз забыл, залюбовавшись ладной фигуркой Принцессы, как прозывали Сюзанну в отряде. Тем более, сейчас эта ладная фигурка не была – впервые за много дней – скрыта мешковатым, да ещё и не по росту камуфляжем, а была на Сюзанну надета одна только майка, прилипшая к только что мывшемуся под душем – впервые за много недель! – телу. Словом, только многоопытный евнух не залюбовался бы.
– Присаживайся, - пригласил Мишлен, подвигаясь на зарядном ящике, на котором сидел, предпочтя его цивилизованному стулу, стоявшему поблизости. Покачивая (именно покачивая, а не виляя, уж Мишлен-то понимал разницу) едва прикрытыми майкой бёдрами, Принцесса подошла и предпочла стул.
– Надолго этот биг-бабабум? - спросила она, закидывая ногу за ногу и принимая самую соблазнительную позу. – Ты обещал безмятежный уголок тишины.
Ничего подобного Мишлен не обещал. Наверху опять громыхнуло, теперь над оружейным складом. Мишлен отвёл глаза от приятных на взгляд и наощупь – уж он-то знал доподлинно – коленок Сюзанны, сглотнул набежавшую слюну и сказал:
– Не знаю, как надолго. Похоже, нас выследили, значит, просто так не уйдут. Иди, на всякий случай оденься. Мало ли, пробьются, а ты в таком виде.
– Тебя не поймёшь, - фыркнула Сюзанна. – То присаживайся, то одевайся, то рассказываешь про самую крепкую крепость, то боишься, что неприятели сюда пробьются.
Однако встала и величаво, будто не походно-полевая подруга, а истинная особа королевского дома, поплыла к жилому отсеку. У входа в отсек остановилась (Мишлен, честно постаравшийся, но не справившийся и залюбовавшийся вслед, едва успел спрятать взгляд) и заявила:
– Из каптёрки новое возьму. А своё пока постираю. Тебе, извини, тоже не мешало бы помыться и переодеться. Амбре от тебя… как от козла бременского.
Мишлен промолчал.
Если считать по спальным местам в жилом отсеке, бункер был рассчитан на пятьдесят человек. То есть, если без комфорта, здесь могла разместиться вся сотня. То, что надо, по расчётам Мишлена. Ещё здесь имелся солидный, сделавший бы репутацию провинциальной кассе взаимопомощи, запас наличных, расфасованный по пластиковым мешкам. Мешки были снабжены аккуратными бирками с указанием вида валюты: червонцы, доллары, фунты, франки, марки, йены – создатели укрывища были предусмотрительны.
А вот предусмотрительность Мишлена, возможно, уже переросла во мнительность. Возможно, этих, как сказала Сюзанна, козлов бременских, пытавшихся пробить дыру в своде бункера, привёл сюда объяснимый интерес к туевой хуче денежных мешков, а не погоня за легендарным команданте республиканцев и его девчонкой.
С другой стороны, откуда бы, например, козлы бременские узнали про это воплощение мечты герильяса о пещере Али-Бабы? Так же нечаянно, как сам Мишлен? Но полковник заверял, что кроме него, а теперь и Мишлена, никто более не обладает про это укрытие достоверной информацией, да и недостоверной – тоже. Государя вы убили, говорил полковник, все, кто что-то знал, умерли, а Генеральный Штаб, где должны были сохраниться планы и чертежи, разграблен и сожжён во время этой вашей рэвольюции. Так и говорил: «рэвольюции», с отвращением, намеренно коверкая слово.
Пленённому офицеру, надеявшемуся на скорую казнь, можно было верить. Полковник был закоренелый монархист и крепок старческим телом, но когда сломался – все ломаются, ага – выдал эту базу. В обмен… нет, не на жизнь, а, как было сказано, на скорую и лёгкую смерть.
Мишлен идейному врагу поверил, лёгкую смерть подарил, информацию на ус намотал, улучил момент – проверил. Благоразумно никому не рассказал, а скоро всё посыпалось.
Правда, Мишлен рассчитывал опереться на эту базу позднее, когда прижмёт или будут исчерпаны возможности сопротивления в Смоллвиле, или наоборот, настанет время расширять зону активности. Но не сложилось. Дезертиры и предатели – они, ведь, существуют с обеих сторон, особенно с той стороны, которую прессуют сильнее. Кто-то – возможно, даже Марк Шостакович, вечно путавшийся под ногами со своими амбициями прокурора Республики и внезапно пропавший из партизанского лагеря две ночи назад, – обозначил противнику точную дислокацию республиканцев.
Вражеский дирижабль подкрался тихо, незаметно, в предрассветных сумерках, как наплывает облако, и забросал Смоллвильский лес бомбами с сонным газом. Часом позже высадились каратели в защитных костюмах – собирать трофеи и пленить спящих. Мишлен всегда просыпался перед рассветом, чтобы обойти посты охранения, и когда с тёмного неба посыпались бомбы, а по лесу пополз газ, поднял тревогу, но было поздно – бойцы, даже успевшие услышать его крик, вдыхали отравленный воздух, падали. Кто-то бросился бежать, но бомбы падали густо и точно, спасения не было.
Сам Мишлен со времён студенческих демонстраций имел привычку носить при себе респиратор. Тем и спасся. И сумел даже вывезти на второй лошади отравившуюся газом Сюзанну. Никаких препаратов потом вводить не пришлось – к следующему вечеру Сюзанна очнулась сама, без последствий для организма, если не считать головной боли.
Значит, атакуя лагерь Непримиримой бригады, заслужившей справедливую ненависть врагов, карлисты не хотели убивать. Выходит, карателям очень нужны были пленные. Хотя на этой войне в плен, за редкими исключениями, не брали, да и не сдавались в плен, ибо страшна была участь пленников. Труп за труп, за каждого повешенного – два расстрелянных, вы окружены, бросайте оружие и будете убиты. Таково было правило этой войны, которое контрреволюционеры нарушили по очень важной причине. По какой?
Разобравшись, наконец, с пультом управления, Мишлен нажал нужные кнопки и включил наружные микрофоны, сразу услышав разговор козлов бременских.
– Нет, взрывчаткой здесь не взять. На поверхности ни единой царапины. Какой-нибудь кристаллический металлобетон. В старые времена строили. Надёжно. Можно десять лет из тяжёлой артиллерии прямой наводкой долбить, ни хрена не выйдет.
– Что предложишь? - ответил другой голос, принадлежавший, видимо, начальнику. Чертовски знакомый голос, но видеообзор Мишлен пока решил не включать, камеры могли быть… не очень бесшумными, – Сесть рядышком и ждать, пока Сезам откроется сам?
– Ты - босс, тебе решать, - обиделся первый голос.
«Босс», а не «команданте» или «господин офицер», и на «ты». Это уже хорошо, подумал Мишлен. Следовательно, наверху – не погоня из Смоллвиля. Не рекете, не регулярная армия, не жандармы. Некие гражданские. Впрочем, не легче – взрывчатки-то у них прилично, а значит, и оружия тоже. Кроме того, эти гражданские могли быть добровольцами, охотниками за головами, которые сейчас примкнули к контре в великом множестве, как раньше присоединялись к республиканской армии.
– Эй! - раздался женский голос чуть поодаль. – Похоже, я нашла дверь вовнутрь. Очень на дверь похоже.
– Взрывать всё равно бесполезно, - уточнил первый голос. – Взрывчатку только тратить. Не буду.
– Будешь, если надо, - холодно объяснил босс.
Мишлен рефлекторно глянул в сторону винтовки у стены – легко ли дотянуться. Дотянуться было легко, но едва ли потребуется, дверь тем, кто наверху, тоже не взять.
Может быть, карлисты хотели заполучить живьём кого-то конкретно? – от мысли про охотников за головами раздумья Мишлена логично продолжились в этом направлении. Хотя бы его самого, непобедимого и легендарного, неуловимого и беспощадного, наделавшего шороху за последние два года, живую легенду, самим фактом существования вдохновлявшего остатки республиканцев на продолжение борьбы. А может, врагам был нужен вовсе и не он, а, к примеру, – Мишлен усмехнулся, но рассуждать не перестал, – нужна им была Сюзанна, прозванная в бригаде Принцессой?
В казни королевской семьи Мишлен лично участия не принимал, особ Династии знал плохо – кроме, разумеется, последнего принца, сумевшего сбежать и вернувшегося теперь в столицу на штыках роялистских полчищ, – а вот Марк Шостакович расстреливал Карла XI и его семейство лично. Чем часто хвастал и что приводил в качестве аргумента, когда пытался спорить с Мишленом. Словно сыгранная однажды роль палача добавляла прокурору Республики военно-тактического таланта. Так вот, Шостакович пару раз обмолвился, что Сюзанна, простая крестьянская девушка, приставшая к бригаде во время перехода через Плато Святого Терентия, – почти точная копия принцессы Селены.
– Если бы я сам, лично, вот этой рукой, в подвале дворца не всадил людоедскому отродью пулю в затылок, - уверял Шостакович, – я бы подумал, что это она и есть. Там вообще-то темно было, в подвале, возможно даже, я и перепутал.
И добавлял, уперев холодный взгляд в лицо Мишлену:
– Ты точно всю её подноготную проверил? Может, всё-таки родственница? Тогда её к стенке надо.
– Проверил, всё проверил, - смеялся в ответ Мишлен, хотя, конечно, ничего не проверял, а просто влюбился в девчонку с первого взгляда и забрал в ординарцы. Не может, ведь, комбриг быть без ординарца, верный Оська давно сгинул, а другого подходящего бойца как-то не подбиралось.
Может, вправду, по её душу? Если Шостакович перебежал, то взамен жизни или, может быть, лёгкой смерти, вполне мог предложить карлистам девушку, чертовски похожую на одну их тех, кого перебили революционеры в День Освобождения. Если так, то карлики, обыскавшись среди сотни спящих тел нужное и не найдя, наверняка стали очень злыми. И тогда невесело стало Шостаковичу. Приятная мелочь. В память о судьбе сотни мужчин и женщин Непримиримой бригады, шедших за своим команданте в огонь и в воду и оставшихся в лагере неспособными к сопротивлению. Даже покончить с собой неспособными, живыми попавшими в руки врагов. Шостакович за это получил хоть малое воздаяние. Если, конечно, предателем был Шостакович. И если, конечно, роялистам действительно был нужен кто-то конкретно – сам Мишлен или, к примеру, Сюзанна, кроме них двоих вряд ли кто ещё сумел спастись.
– Тут есть замо;к, похоже, кодовый или что-то в этом роде, - уточнил наверху женский голос. – Главное, что не требуется идентификация отпечатков пальцев или сетчатки глаза.
Естественно, согласно кивнул Мишлен, будто участвовал в беседе там, наверху. По словам того полковника, которому незачем было уже лгать, партизанское убежище для борьбы с армией вторжения в случае Великой войны начинали строить ещё при Карле X. Дедушке нынешнего, вернувшегося на трон после контрреволюции, хотя пока и не коронованного монарха. А закончили строительство при Карле XI, батюшке нынешнего некоронованного. Строили с дальним прицелом, потому что ни один стратег не брался предсказать, сколько времени продлится будущая Великая война, а теория блицкрига себя уже дискредитировала. Строителям базы было неизвестно, какому после них поколению придётся базой воспользоваться. Поэтому никому не могло придти в голову установить на дверь бункера биометрический замо;к.
Только дверь снаружи было нипочём не взять независимо от любой хренометрии. Обладатель первого голоса был прав.
– Попробуй подобрать комбинацию, - сказал тот знакомый голос, которого первый голос назвал боссом.
– Ага, подберёт она, - возразил первый голос. – Я думаю, зря ты Электроника кончил, он бы вмиг разобрался, что к чему.
– Джек разбирается не хуже, - ответил босс. – Прекрати ныть.
– Не ссорьтесь, мальчики, - предложил женский голос по имени Джек. – Сейчас разберёмся.
Итак, сверху находились трое. Всего трое? При таком раскладе можно внезапно выскочить и положить всех. А если их там больше? И, чёрт побери, до чего же знакомый голос у этого «босса». Кто-то из бригады всё-таки уцелел и пошёл по следам командира? Но свои вряд ли стали бы ломиться со взрывчаткой через крышу, да и не нашли бы бункер, если не находились в зоне прямой видимости, когда Мишлен и Сюзанна спускались внутрь, а зона прямой видимости была чиста – это Мишлен проверил первым делом по старинному локатору убежища. Или, может, полковник всё же солгал перед смертью, и местонахождение укрытия было известно не ему одному, только этот другой не знал шифра замка…
– Попрошу не забывать, что под нашими ногами прекрасно оборудованное и укреплённое укрытие, - прозвучал наверх голос Марка Шостаковича, отвечая на все вопросы и сомнения. – И внутри сидит один из опаснейших людей в этой части страны. Вполне возможно, я допускаю такое, у него есть возможность нас слышать. Поэтому не сто;ит, наверное, много болтать, товарищи?
– Нашёл «товарищей», - фыркнул первый голос.
– Смею напомнить, товарищ Шостакович, - босс произнёс слово «товарищ», как выплюнул, – некоторые считают в этой части страны опаснейшим человеком другого. Вы хотите, чтобы я представил доказательства мнению этих кругов?
– Извините, Мак, я не хотел вас обидеть, - по тону было понятно, что бывший прокурор Республики испугался и сник. – Я всего лишь хотел сказать, что тот человек всё-таки опасен и награда за его голову назначена не зря. А та особа, которая нам нужна, находится у него в руках. За голову мёртвого или даже живого Красного Волка мы получим гораздо меньшее вознаграждение, чем за возвращение в лоно ещё одного живого представителя Династии.
Мишлен, известный также как Красный Волк, подпрыгнул на зарядном ящике. Ничего себе хитрый план придумал иуда-тираноубийца! Так значит, Шостакович вместе с этими бандитами – в том, что наверху находятся именно бандиты, Красный Волк теперь не сомневался, – намерен захватить Сюзанну и выдать её за чудом оставшуюся в живых принцессу Селену! Может быть даже, Шостакович намерен приписать чудо спасения принцессы из залитого кровью дворца себе. Вот уж воистину козёл. Бременский.
– Это, ведь, Марк, да? - спросила Сюзанна, неслышно подошедшая со спины к увлечённому подслушиванием Мишлену. – Это он о чём?
– Не знаю, - солгал Красный Волк.
– Для вас, товарисч, может быть, в самом деле важно мифическое вознаграждение, - вступил в разговор наверху ещё один голос, тоже показавшийся Мишлену чертовски знакомым. – А для меня гораздо важнее то, что вы, товарисч, рассказывали про спрятанные здесь сокровища Али-Бабы, - микрофоны хорошо передали, как бандит несколько раз топнул, словно пытаясь сделать каблуком то, что не удалось взрывчатке.
– Очень знакомый голос, - заметила Сюзанна, обогнула зарядный ящик, на котором сидел Мишлен, и опять заняла стул, принимая прежнюю соблазнительную позу. Впрочем, было уже не то. Хотя Принцессе очевидно удалось подобрать в каптёрке камуфляж по росту, или даже на размер меньше – женские её достоинства униформа не скрывала, а отчасти подчёркивала, – но всё равно не то, что в одной маечке.
– Очень знакомый голос, - повторила Сюзанна. – Интересно, кто это. Почему ты не включишь видеонаблюдение?
– Откуда ты знаешь, что здесь есть видеонаблюдение? - Волк непринуждённо дотянулся до винтовки и положил его себе на колени.
– Отец рассказывал, когда баюкал меня на ночь. Сказок он не знал, а строительство этой базы как раз закончилось, отец вернулся из инспекции и рассказывал мне. А я запомнила, - с самым простодушным выражением лица пояснила Принцесса. Выдержав паузу, с удовольствием наблюдая, как отвисла челюсть самого Красного Волка, как недоуменно замерли его пальцы на предохранителе винтовки, девушка расхохоталась и продолжила:
– Ты что, в самом деле не помнишь, как однажды напился вусмерть и всю ночь донимал меня сказкой про это сказочное место, где есть всё и куда мы однажды приведём Непримиримую бригаду? Правда-правда не помнишь? Это было после налёта на Санкт-Хуарез. В землянке были ещё Марк и команданте Фрей, помнишь его? Всегда весь такой нечесаный, говорил, что к цирюльнику пойдёт только после победы. Его через неделю застрелил по ошибке наш часовой.
– А, - сказал Волк.
– Никогда не видела тебя таким пьяным, - подумав, добавила Сюзанна. – Это, наверное, после Кордон-Брюна у тебя нервы сдали, а ты, к тому же, не спал пять суток перед тем.
– А-а, - сказал Мишлен.
Нет, он не помнил, чтобы даже в самом пьяном-препрепьяном состоянии выдал любовнице-ординарцу тщательно хранимый свой секрет. Но откуда-то этот секрет прознал и Марк Шостакович, иначе откуда он тут? А после Санкт-Хуареза действительно только алкоголь в неумеренных количествах помог ему сохранить душевное здоровье. И да, он не спал накануне пять суток, планируя операцию, выверяя все нюансы, чтобы взять армейские склады по-тихому, быстро и по возможности бескровно, а оно всё равно не вышло.
Вышла кровавая баня, в которой погибло ужасной смертью почти всё мирное население, включая женщин, стариков и детишек; погибло, в основном, когда роялисты забросали с дирижаблей город и склады фосфорными бомбами; потом гибель мирных горожан списали, конечно, на зверства республиканцев, впрочем, зверства действительно были, не в промышленных масштабах, естественно, но были.
А Фрейлекса, который отличился в Санкт-Хуарезе и храбростью, и зверствами, вскоре действительно застрелил по ошибке часовой. Расследовали, конечно, Шостакович же и расследовал, Генеральный прокурор Республики, не каждому убийству такая честь выпадает, но нет, оказалось всё-таки – по ошибке. Пьяный Фрей, возвращаясь в лагерь из отлучки, забыл пароль и попёр на часового буром, а часовой был из новобранцев, Команданте № 2 в лицо не знал, потому стрельнул. Шостакович тогда, помнится, предлагал часового даже наградить за соблюдение Устава, но Красный Волк решил от награды воздержаться – Фрейлекса в бригаде любили.
– Эй, - прервал поток воспоминаний голосок Сюзанны. – Ты чего застыл? Включи, наконец, видеонаблюдение. Наверху что-то притихли. Может, ушли?
– Это вряд ли, - ответил Мишлен.
Придерживая винтовку на коленях, он чуть потянулся и щёлкнул тумблером на пульте. Над пультом зажглись сразу несколько экранов, отображавших положение дел над бункером с нескольких ракурсов. Самый большой экран показывал сразу панораму – вероятно, камера располагалась где-то очень высоко, Мишлен даже не мог сообразить, где именно, высоких деревьев поблизости вроде бы не имелось.
– Боже, это он!!! - экстатически взвизгнула Сюзанна. – Смотри, это же Он!!!
Красный Волк, первым делом отыскавший среди фигур на экранах Марка Шостаковича, недоуменно хмыкнул, но переведя взгляд на бандита, стоявшего рядом с предателем, сам едва сдержал вопль удивлённого восторга.
Это действительно был Он. С большой буквы. Мак Ферсон по прозвищу Мой Револьвер Быстр. Златокудрый и атлетичный любимец женщин и детей, репортёров и демимонденок, короче – мегазвезда синематографа. Вот отчего его голос был так знаком.
О нет, к массовой культуре Красный Волк относился скептично, и это очень мягкое определение. Однако переполненные и, главное, тёмные залы синема были идеальным местом для конспиративных встреч со связниками подполья. А в синема беспрестанно крутили картины – вестерны, истерны, полицейские боевики, исторические боевики, фантастические боевики, мистические боевики и даже мелодраматические боевики – с Мак Ферсоном в главной роли. Поэтому Мишлену приходилось, нет! пришлось! слышать этот мужественный голос десятки, если не сотни раз.
А интуиция-то Красного Волка не подвела, ой как не подвела, в который раз не подвела. Мак Ферсон быстро стрелял не только на экране, а имел справедливую репутацию первого ганфайтера страны, и прозвище своё заслужил задолго до выхода в прокат одноимённого кино.
Опознать обладателя второго знакомого голоса тоже не составило труда. Лука Моран, образцовый кинозлодей и вечный антипод Мак Ферсона в кинокартинах, всегда погибающий (в основном, от руки Ферсона) в финале и воскресающий в следующей фильме. Смоляной брюнет с живописно изуродованным шрамами лицом и длинным крючковатым носом, придававшим ему неприятное сходство с хищной птицей.
– Надо же, - хмыкнул Мишлен. – Я думал, что шрамы ему гримёр рисует, а оказывается, они натуральные. Или он с собой гримёра таскает?
– Ты что?! - возмутилась Принцесса. – Эти шрамы он заработал в юности, когда был главарём банды тинейджеров в портовом районе Зурбагана. В одной из драк с конкурирующей бандой ему так исполосовали лицо бритвой, что он попал в лазарет. Только это и уберегло его от тюрьмы, потому что всех его дружков вскоре арестовала полиция. В лазарете на Луку обратил внимание один режиссёр, искавший фактурное лицо, с этой дрянной фильмы началась карьера Морана в синема. Это всем известно, на каждой пресс-конференции эту историю рассказывали, и в Большой энциклопедии синематографа она тоже есть.
– Вот как, - Красный Волк снова хмыкнул. – Значит, криминальное прошлое - у Луки Морана, а главарь банды - красавец Мак Ферсон. Как занятно тасуется колода. Не поймёшь, где король, а кто шестёрка.
– Но у Мака, ведь, харизма! - воскликнула Сюзанна, и Мишлен автоматически отметил про себя слово, неприличествующее лексикону деревенской потаскушки, каковой при первом знакомстве показалась его ординарец.
Не первое, честно сказать, такое, неприличествующее социальному статусу и предполагаемому воспитанию, слово проскальзывало у Принцессы за прошедшие месяцы, но до сих пор Красный Волк пропускал их мимо ушей. А сегодня, вот, зацепило ухо, наложилось, наконец, на подозрения иуды-Шостаковича.
– Если по твоей юности судить, - с непонятной для Мишлена обидой заявила Сюзанна, – тебе бы тоже министерством просвещения рулить, а не шкандыбать с партизанами по долинам и по взгорьям.
Мишлен натянуто засмеялся и решил – на всякий случай, а что случай может быть всяким, подсказывала теперь обострившаяся интуиция, – не сообщать Сюзанне, что министром просвещения он тоже был.
– Убедила, - он показал пальцем в экран, на мужика в длиннополом плаще и широкополой шляпе, с мешком (динамита? да, динамита, видно было через незатянутую горловину) у ног, флегматично грызущего яблоко невдалеке от Мак Ферсона. Голос номер один. Незнакомый. – Может быть, ты и этого козла по имени знаешь?
– Разумеется, - снисходительно фыркнула девушка. – Это Король Михай. До переворота… прости, до революции, самый, наверное, известный режиссёр синема. Королём его прозвали в журналах и газетах. Потому что в синема он был всё равно что абсолютный монарх. Неужели не знаешь?
– Нет, - ответил Красный Волк. Если смотреть синема ему, по необходимости, приходилось, поэтому голоса и лица актёров были ему кое-как знакомы, то читать про фиглярство на белой простыне? - увольте.
– Михай однажды нашёл свою золотую жилу, начал снимать фильмы на исторические и патриотические темы, - рассказывала Принцесса с серьёзностью, с которой девочки рассказывают сказки своим куклам. – Кому-то в правительстве показалось хорошей идеей поддержать такое искусство казёнными деньгами. Несколько раз Михай был приглашён на Большой Рождественский обед у Государя, в Большой энциклопедии его назвали Солнцем отечественного синема, о нём стали писать газеты. В итоге стало так, что без благосклонности Михая никакой успех в синема невозможен. Вот так он стал Королём. Хотя начинал с малобюджетных постановок. Денег на съёмки не хватало настолько, что Михай не только режиссёром был, а ещё и постановщиком, и помощником оператора, и актёром, и рабочим сцены, и художником по костюмам, и декоратором, и тапёром…
– И пиротехником, - Мишлен демонстративно зевнул.
– Наверное, и пиротехником, - Сюзанна пожала плечами. – Кстати, это Король Михай привёл Луку Морана на съёмочную площадку. В молодости, когда ещё не был Королём, конечно. А вот этот образ - в плаще, шляпе и с яблоком, - это как раз из одной ранней картины Михая. Что-то про ограбление поезда. Наверное, самому Михаю очень та роль понравилась. Как видишь, неспроста. Возможно, таково генетическое амплуа Михая. В отличие от того же Луки Морана, который кинозлодеем стал совершенно случайно, а на самом деле - добрейший человек, заботливый отец троих премилых ребятишек, верный муж…
– Да, я вижу, - усмехнулся Красный Волк, постаравшись вложить в слова максимум скептицизма. – Заботливый отец с большой дороги.
– Может быть, он здесь как раз ради своих детей! - возмутилась Принцесса. – Мы, ведь, не знаем, почему они все здесь! Мак Ферсон, Моран, Король Михай, даже Марк Шостакович! Всему имеется объяснение!
– Да-да, - на этот раз Красный Волк даже не усмехнулся, а осклабился, показав жёлтые зубы, в неровном ряду которых сильнее, чем у обычных людей, выделялись клыки. – Они только что всё объяснили. Твоим кинобандитам нужны деньги, а Шостаковичу…
– Мало ли, зачем им нужны деньги! - перебила Сюзанна. – Этому тоже, наверняка, имеется объяснение! Почему ты во всех вокруг видишь только злодеев?!
– Ты неправа, отнюдь не во всех. Хотя ты права, часто. Зато я до сих пор жив. И ты, заметь, тоже жива, и находишься рядом со мной в самом безопасном убежище на свете. И у тебя наверняка имеется объяснение, почему простая деревенская девчонка, мой ординарец вдруг заговорила, будто благородная девица, да ещё во всех подробностях знакомая со звёздами синема, - Мишлен выразительно клацнул предохранителем винтовки, передёрнул затвор и направил ствол в живот девушке. – Ну что, Сюзи, есть объяснения?
Сюзанна несколько секунд молча смотрела на команданте, потом неторопливо нагнулась к пульту, подтянула к себе микрофон и, щёлкнув переключателем, громко сказала:
– Марк! Марк Шостакович! Ты меня слышишь? Это я, Принцесса. Слышишь меня?
Люди на экране вздрогнули, завертели головами, пытаясь определить, откуда исходит голос, но спрятанных устройств найти не смогли, переглянулись. Мой Револьвер Быстр кивнул, и Шостакович, льстиво улыбаясь в ту сторону, где, по его мнению, могла находиться камера (или не было никакой камеры, но на всякий случай), чуть разведя в стороны руки, откликнулся. Слащавым голосом, какого Красный Волк никогда не слышал от бывшего прокурора Республики:
– Моя прелесть, не могу выразить словами, как я рад тебя слышать! - чуть помедлив, бывший обвинитель и тираноубийца обеспокоенно уточнил. – … А Волк нас сейчас слышит?
– Слышит-слышит, - подтвердила Сюзанна и продолжала без пауз, не оставив Шостаковичу шанса на уточняющие вопросы. – Повтори-ка ещё раз, Марк, что ты мне предлагаешь насчёт потерявшейся принцессы?
Мишлен не мог, конечно, определить, как звучал голос Сюзанны снаружи, но здесь, рядом с ним этот голос звучал холодно и, Красный Волк мог поклясться, презрительно.
– Конечно, моя прелесть! - всё-таки хитроумная система передачи сигнала изнутри наружу искажала, видимо, интонации, Шостакович никакого презрения в голосе девушки не уловил и говорил радостно, как со старинным другом. – Я предлагаю тебе пуховые перины, безе на серебряных тарелках, балы во дворцах до самого утра и вообще, жизнь самой настоящей принцессы, которой ты несомненно являешься, теперь я совершенно уверен! Как только увидел тебя, моя прелесть, я сразу понял, что ты - настоящая принцесса наследница трона! Ты впустишь нас в бункер и мы возьмём на себя заботу о твоей безопасности, доставим в столицу…
Кинобандиты, собравшиеся вокруг воспламенённого собственной речью Шостаковича, согласно кивали, а Мак Ферсон время от времени посылал свою знаменитую ослепительную улыбку в ту же сторону, в которую смотрел экс-прокурор.
–… Ты получишь, моя прелесть, всё, что принадлежит тебе по праву! Всё, чего ты была несправедливо лишена! - голос бывшего прокурора Республики креп и становился тем гласом, который с трибун, с экранов из радиоприёмников, обличал врагов революции. – Тебе сполна воздастся за все тяготы и лишения…
– Пошёл в жопу, - сказала Сюзанна.
– Что ты сказала, моя прелесть? - переспросил, не расслышав, поскольку был увлечён собственной речью, Шостакович.
– Пошёл в жопу, козёл бременский, - Сюзанна проговаривала каждое слово с очевидным наслаждением и совершенно внятной дикцией, не позволявшими усомниться в смысле фразы. – Всех остальных козлов тоже касается. Пошли все в жопу. Не то придёт коза рогатая.
Девушка хотела выключить передатчик, но Мишлен перехватил микрофон.
– Твой голос на мамин совсем не похож, ты голосом волка фальшиво поёшь, - фальшиво пропел он, после чего выключил передатчик и, отставив винтовку, притянул Сюзанну к себе, усадил на колени, впился губами в губы.
– Ты, ведь, никогда не спрашивал меня о моём прошлом, - сказала Принцесса, когда он прервал поцелуй, чтобы кашлянуть в сторону.
– …О том, откуда я, кто мои родители, какое у меня образование, - сказала она, когда он прервался в следующий раз.
– …Никогда сам не спрашивал, а теперь сам удивляешься, - сказала она во время третьего перерыва.
– Да, - согласился он. – Сам не спрашивал. Но и ты не рассказывала.
– Если ты не спрашиваешь, что мне,…- возмущённо начала она, он закрыл ей рот очередным поцелуем.
– Это надо принимать за попытку испросить прощение? - на сей раз поцелуй прервала она, упершись руками ему в грудь и слегка отодвинувшись.
– Да, - согласился он, вновь притянув её к себе, покрывая короткими поцелуями её лицо и говоря коротко, отрывисто. – Принимай. За попытку. Чего угодно. Хоть попытку. Измены революции.
Истошный женский вопль, раздавшийся наверху и донесённый внутрь бункера системами слежения, привлёк внимание команданте и ординарца, и совещавшихся – шепотом! – бандитов. От входа в бункер на четвереньках вылезла, выползла та самая девушка, которой Мак Ферсон поручил вскрыть кодовый замок. Лицо девушки было пунцовым, как флаг первого восставшего за Республику броненосца, широкими ручьями струились по лицу крупные слёзы.
– Джек, что с тобой? - громко спросил Мой Револьвер Быстр.
– Только не три глаза! Только не три! - крикнул Марк Шостакович и добавил тише, поясняя стоящим рядом бандитам. – Будет только хуже. Я уже видел такое.
– Что с ней? - спросил Король Михай, с хрустом откусив от яблока.
– Похоже, газ, - негромко сказал Лука Моран. – Газом в лицо шибануло.
– Смотри, каковы подлецы, - сказал Красный Волк, наблюдая в бункере всю сцену на мониторах и слыша каждое слово, – ни один девушке даже помочь не поспешил. Кавалеры бременские.
Сюзанна засмеялась.
Между тем девушка доползла до своих подельников и, опершись на протянутую, наконец, руку Мак Ферсона, встала на ноги.
– Как ты, Джек? - спросил главарь. – Что произошло?
– Защитная система, - еле шевеля опухшими губами, ответила Джек. – Я не сообразила. После седьмого неправильно введённого пароля сработала, газом в лицо.
– Наверняка, горчичный капсикум, - пояснил Шостакович. – Этим газом был оснащена только тюремная охрана, для подавления бунтов. Даже полиции его не давали, считалось слишком жестоким. Только не три лицо руками.
– Да, вы, товарищ, знаток, - сказал Король Михай, отбросив в сторону огрызок яблока и вынимая из кармана плаща новое. – На себе испытали или наоборот, когда прокурором были, приказывали использовать?
– Имел счастье, - неопределённо ответил Шостакович. – Между прочим, это означает, что в бункере действительно серьёзный ха;бар.
Лука Моран отцепил от пояса фляжку, отвинтил крышку, поднёс к губам девушки, остановился, спросил, глядя на главного эксперта:
– Пить можно?
– Можно, - кивнул экс-прокурор. – Пить можно, умывать лицо нельзя.
– Эй, да я, ведь, её знаю! - воскликнул в бункере Мишлен, наблюдая, как киногерой поддерживает пострадавшую под руку, а кинозлодей заботливо поит её из фляжки. – Это, ведь, Жаклин аль-Баба;! Она же – Джекки Грин! Она же – Жаклин Дюма! Она же – Жаклин Цахес! А в девичестве – Джекки Лондон!
– Ух ты, - Сюзанна, приникшая была к плечу команданте, отстранилась и с уважением посмотрела на мужчину. – Ты тоже читал Большую Энциклопедию Синематографа?
– Нет, - Красный Волк выпустил девушку из объятий, дал ей встать, помотал головой. – Всё просто. Пока мы были в подполье, мы, естественно, следили за сильными мира сего и их семьями. Понимаешь, на подпольную работу нужны деньги, - про эту базу я ещё не знал, - наши досье помогали выбрать, с кем из толстосумов можно договориться, на кого можно воздействовать через семью, а кого придётся тупо экспроприировать. Напрямую или взяв членов семьи в заложники. Здесь, ведь тоже тонкое дело - иной капиталист руку на отсечение отдаст, всей семьёй пожертвует, а ни грошом не поделится. Ну и, конечно, мы следили за правящим классом, чтобы самых извергов, тех, кто слишком уж зверствует, ликвидировать. В науку остальным. Джекки сразу попала в наши списки. Как только вышла первый раз замуж.
– Сколько лет прошло со времени её первого замужества, чтобы она попала в ваш список? Десять, не меньше?
– Пятнадцать лет, четыре месяца и…, - команданте задумался, потом сказал. – Вот в неделях и точном количестве дней могу ошибиться.
– Нифига себе! Она такая старая? Но, однако, неплохо сохранилась.
– А я как сохранился, плохо? Я, ведь, в таком случае тоже - старый. Понимаешь, Сюзи, всё ещё проще, - Красный Волк улыбнулся. Грустно. Это было нелегко заметить на обветренном, загорелом, со шрамом на правой щеке, безжалостном лице, но Сюзанна поняла, что легендарный команданте улыбается именно грустно. А Мишлен продолжал:
– Мы с Джекки учились на одном курсе в университете весёлого города Гель-Гью. Жили в одном кампусе. И я был в неё до смерти влюблён. Писал ей стихи. А она мечтала стать первой в мире женщиной-литератором, утверждала, что Жорж Санд и Шарлотта Бронте; - никакая не литература, а ремесленная похабщина, и обещала найти в литературе собственную золотую жилу, как нашёл её Мартин Иден. Над моими стихами она, как будущий литератор громко смеялась. А затем нашла свою Золотую жилу. Только не в литературе, а в постелях богатых и знаменитых. Бросила университет и вышла замуж за старого, отвратительного банкира Цахеса. Цахес вскоре умер, не оставив ей ничего, но она не растерялась и, ещё не остыла земля на могиле первого мужа, прыгнула в постель генерала Дюма. Но генерала убили, и в наследство он оставил только груду медалей, однако Джекки не растерялась, сразу же окрутила фабриканта Грина. Александр, по-моему, был единственным достойным человеком из всей компании, однако его тоже убили. А Джекки уже к тому времени крутила роман с нефтяным магнатом аль-Бабой, смерть Грина открыла ей дорогу к новому замужеству.
– Аvec des hommes que dans la guerre, - задумчиво сказала Принцесса, в очередной раз удивив команданте, хотя он и решил ничему не удивляться, и спросила. – Это ты их убивал? Ты же подпольщик?
– Конечно, нет, - ответил Красный Волк.
Копошение наверху между тем закончилось и прозвучало страшное:
– Я нашла способ, - проговорила сквозь слёзы Джекки. – Способ открыть вход.
Мишлен нажал кнопку на пульте. Пока все кинобандиты собрались вместе…
Рояль, как водится, был в кустах. Правильнее сказать, Royal Firestorm - британская огнемётная система, выраставшая внезапно из-под земли в шести точках, и поливавшая весь периметр, сами понимаете, огнём. По словам упокоившегося лёгкой смертью полковника, иностранная система предназначалась для крайнего случая, когда толпа варваров уже будет готова ворваться в Великий Рим. Такая же система окружала Дворец, её просто не успели пустить в ход. Из-за измены коварных изменников, разумеется. Отчасти покойный полковник был прав, отчасти причина заключалась в элементарных проблемах технического обслуживания, но в районе бункера «рояль» сработал чётко. Красный Волк даже отворотил взгляд от мониторов, а Сюзанна выключила звук и тоже отвернулась.
Дело было конечно в пять минут, ещё через десять минут Мишлен и Принцесса решились выйти наружу.
– Ой, лошадки! - радостно закричала девушка, увидев лошадей кинобанды, привязанных поодаль, вне зоны действия огнемётов.
– Угу, - ответил Мишлен, пытаясь разобрать, кто есть кто среди обгорелостей.
– Знаешь, - сказала Сюзанна, вернувшись от лошадей, – я тебя покидаю.
– Чтоооооо?
– Я думаю, Марк был прав, и у меня есть шанс.
Мишлен подумал и ответил:
– Хорошо.
Примерно через две недели, когда Мишлен отдыхал в харчевне «Три поросёнка», Ниф влючил глобо, шли новости, Красный Волк услыхал:
«…на Сенатской площади казнена некая Сюзанна Поляк, пытавшаяся выдать себя за принцессу Селену. Напоминаем, официальная коронация нашего монарха Карла XII состоится завтра…».
Мишлен попросил выключить палантир (Ниф-Нуф-Нафы всегда прислушивались к его мнению) и допил своё пиво.
Дура, чо.