Встреча четвертая. Дамы и шляпки

Николай Симонов
На следующий день, они опять встретились на набережной, на том же ее перекрестке, и ни чуть этому не удивились. По пути Витя спросил.

 – А Света сегодня придет?

 – К сожалению вряд ли, она там с детьми и внуком, и они ходят на ближний пляж и попозже. Со мной она весь год, а вместе с ними, да еще на море всего каких-то пару недель. Даю им полную возможность надышаться смесью родства с желанной атмосферой. Мешать было бы слишком эгоистично, да у меня на море совсем другие задачи, пассивный отдых и многие разговоры мне ни к чему, мой режим должен быть как на спортивных сборах. Тут все рационально, малышам и женщинам надо уступать и честно – мне так удобней. - ответил Коля и даже улыбнулся.

 – Жаль, хотелось бы ее почаще видеть, но в этом году мы и у себя вас принять не можем, все подчинено малышке, она самая главная. Вечером надо купать, укладывать, это не всегда просто, мы иногда так разгуляемся, что держись. Но это не часто, ребенок спокойный, нам повезло. А еще мы сказку читаем внучке на ночь, и все это делаем с удовольствием, получается, все время заняты, кроме утра и середины дня. Завтра у Лизы День рождения, может и сын прилететь. Если прилет подтвердиться, то нас завтра на пляже не будет.

 – Ольга на протяжении пути в разговор не вмешивалась, думая, о чем-то своем. Прибыли, устроились, поплавали, все как обычно. Витя в судоку, Коля подремать, Ольга читать книжку. Солнце припекало, и минут через сорок Николай вновь собрался в воду, Витя в этот раз его не поддержал. Проплыв свою дистанцию Коля вернулся и, устроившись удобнее, для разговора, обратился к Оле с интересным и приятным для него запросом.

 – Оля, ведь ты жила в знаменитом районе столицы, там родилась, росла, училась и т д. Вот скажи, ты этим гордилась? Для меня, сибиряка, названия этих улиц и проспектов с детства звучали, как мечта хотя бы побывать там, которая не скоро осуществилась. В последствие, мне удалось не только побывать, но и прожить в этой мечте, если все собрать, в гостях и в командировках, не меньше года. Скажи, ты эту свою элитность чувствовала?

 – В детстве, Коля, я, как и все дети, жила в играх и забавах, в послушании и в учебе. Заноситься было не перед кем, и не к чему.

 – Вы ведь с Витей в одной школе учились и даже в одном классе, то есть были одноклассниками?

 – Нет, Коля, только последние три года вместе, когда, в связи с переходом на одиннадцатилетнее образование, был сформирован сводный класс. Отбирали нас, по успеваемости, и требования были серьезными. Наши с Виталием фотографии еще много лет висели на Доске почета школы в числе «Серебряных медалистов». В этом районе, с его улицами и переулочками проживала большей частью интеллигенция. Та самая, с которой жестоко обошлись в тридцатые. Конечно, не только с жителями этого района и города, но для каждого, кого это коснулось, все было непонятно и болезненно по-своему. Проживали тут семьи потомственных жителей столицы, дипломатов, инженеров настоящих, профессуры известных в стране вузов и аресты могли коснуться любого из них. Говорят, годы были такими.

 – Годы – такие как люди, – а люди, как годы. – стараясь не помешать раздумчиво сказал Николай.

Ольга продолжила свой рассказ.

– На школьные, родительские собрания нередко прибывали артисты, узнаваемые лично и поименно, некоторые из них жили рядом и работали в расположенном вблизи школы театре, знаменитом своим спектаклем "Принцесса Турандот", который я смотрела не раз. Театр мы с Витей любили всегда, и были в курсе выдающихся столичных премьер, но во многие из них попасть было просто невозможно, билеты продавали спекулянты, так их в ту пору называли, а денег, Коля, лишних не было. Какие-то возможности стали появляться уже в восьмидесятых. Вообще, до восемьдесят второго года, мы жили, ну просто бедно, экономили на всем.

 Так вот, – продолжила Ольга – люди в нашем районе жили очень приличные, не мало, помню, было пожилых мужчин, отличавшихся особой выправкой, все же уцелевших, переживших войну, очень вежливых даже с нами, с детьми. Мы жили с ними по-соседству. И все же, самое неизгладимое впечатление на меня производили женщины. Дамы! Они, оставляли его своими одеждами, шляпками и туфлями, сумочками, осанкой и тонким ароматом духов. Рядом с ними пахло Парижем, или еще какой-то, совсем неведомой заграницей.

 – Мне кажется, что аристократизм ярче выражен у женщин, чем у мужчин. Признаки его присутствия, у них детальнее и сочнее, да и вкус при этом требуется тонкий, и еще необходимо сочетание нежности, и благородства. – С оттенком романтизма и преклонения, дополнил Коля, а Ольга продолжила.

 – Дамы выходили на прогулки и даже могли присесть в сквериках на скамеечки и мило беседовать. То, как звучала их речь, описать не возможно, это было их игрой звуками, жестами, иногда очаровательным, звонким и одновременно негромким смехом.

 – Вот так, Коля, и мы, поженившись, тоже жили именно здесь, в этом районе, у нас была комната в коммунальной квартире, и именно здесь у нас родились двое детей, мальчик и девочка.

Витя, видимо дождавшись окончания устной экскурсии, пригласил приятеля на заплывчик, и они вновь оказались в воде. У этих, уже немолодых ребят, одного с Арбата, а другого из Иркутска, еще была возможность не говорить о болезнях и лекарствах. Чаще затрагивались темы ностальгического характера.

 – А помнишь Коля, знаменитый спектакль в «Театре имени Моссовета», «Петербургские сновидения», – по Достоевскому. – И Коля поддержал,

– Да, и с молодым актером, Геннадием Бортниковым в роли Раскольникова.

 – А хоккей с канадскими профессионалами? А Гагарин когда прилетел, что во всей стране делалось, у людей слезы были на глазах. Вера, у народа, Николай, тогда, во что была?

 – Не только в партию и правительство, во многое и в себя люди верили, и в Бога. В «наших» верили! Сейчас с этим проблемы. И, все же, давай снова про «тогда». Хуже мы жили или лучше? Я, и жена моя, и сын жили точно хорошо. Улыбались часто, работали много, ты Витя науку свою писал увлеченно, а я на свадьбах играл и на электростанции работал, и учился на вечернем. И еще был первый телевизор, сперва у соседей, а потом и свой. Энтузиазма теперь, что ли, у нас не стало? Или, действительно, времена другие, а может и не наши? – сказал Николай. Витя серьезно, приподняв левую бровь мгновенно и строго спросил:

– Ты, что и вправду так считаешь, или балуешься, как молодежь иногда говорит, прикалываешься? – И оба вышли на берег. Заплывы которые они совершали не были символом устремлений, целью их всегда было очищение! Смывание с себя налипающего бытования, следов всего того во что погрязаешь: от штампов и чужих взглядов, от псевдоавторитетных суждений и от усталости тщетной борьбы с тем, что в итоге не подтвердилось. ----От чего человеку необходимо откисать и избавляться….. Не доплыть, как до розового буйка, а отделиться от суеты…

– Коля, нам пора – сказала Ольга, и Витя ее поддержал. Они, пробыв дольше, чем планировали, быстро собрались и так же быстро ушли, на прощанье, напомнив о том, что завтра могут и не прийти. Коля больше не плавал, пообщался тут же на пляже, со старым знакомым на тему: как живешь? Как дела у общих знакомых? Что там у вас слышно? Свернул беседу, и, защитившись от солнца традиционно белыми одеждами, отправился обедать в новую столовую, недавно открывшуюся на территории Литфонда.

Обедая здесь, в том самом парке, с историей от Серебряного века, Коля все пытался перенестись в возможную атмосферу того времени, но удавалось это не надолго. Не чувствовал он сейчас, после пляжа, той поэтической волны и тех нравов, которые должен был создать своим воображением. Пообедав, он продолжил пеший путь в номер и лег отдыхать.