Встреча вторая. О счастье

Николай Симонов
На следующий день, утром они встретились в пути, на перекрестке набережной и аллеи пансионата. Коля, увидев знакомую пару, очень обрадовался, подождал их и поприветствовал жестом, как будто вышел на сцену перед зрителями. Человеком он был искренним и порой проявлял непосредственность, может быть даже простоватость. Контролировать себя мог, но делал это не всегда. Ольга откоментировала его походку.

 – Ты Коля идешь как первоклассник в школу, еще не проснувшийся, опустив голову, согнувшись, может, даже сон досматриваешь?

 – Зато иду вовремя и даже успеваю по графику. – Ответил Коля серьезным тоном, младшего школьника.

 – Тебе Коля, было бы удобнее ходить с рюкзаком, вот как у Вити? – Витя отозвался.

 – Ему так удобнее, может доставать из любого отделения сумки все, что нужно, а рюкзак надо снимать, и ты Коля, сколько я тебя помню, всегда с сумкой на плече. Когда-то, в шестидесятых, это был модный стиль, а-ля спортивный репортер и еще фотокамера на шее.

 – Да, Витя, у меня и приятель такой был. Точно ты вспомнил. А мне и в голову не приходило, что это привет из шестидесятых.

Незаметно они добрались до своего места, устроились и мужчины пошли в воду. Уже в воде Витя продолжил.

 – Сейчас приветы, из другого времени в литературе и в кино популярны. Например, о том, как герои, внезапно, попадают в другие века и годы, и, что с ними там происходит. Их так и называют, – попаданцами?

 – Виталий говорил о своем прочтении фэнтази, либо альтернативных историй, в которых герои, волею судеб, могут стать царями, или провидцами, знающими все наперед.

 – Такое чтение дает мне возможность улететь в раздумья, типа – а, вот если бы действительно… Шанс, отвлечь ход своих мыслей, от привычных вещей, важных, но мешающих появлению новой, случайно возникшей идеи. Оторваться от привычных вещей, от домысливания давно залежавшихся вопросов. Погружаясь в белиберду, можно случайно излучить новую, неожиданную тему, а может и совершить открытие. Я это для себя называю рандомизацией мозгов, от английского random – случайный, произвольный. – Говорил он все это в воде, почти на плаву. Коля, поддерживая разговор и понимая о чем, идет речь, сказал.

 – У нас в организации процессов, тоже есть место творчеству. – Но сам аналогии с Витиной темой не почувствовал.

Вышли на берег молча, Николай огляделся и отметил, что народу на пляже прибавилось, и рядом с ними все пляжные просторы были заботливо укрыты цветными покровами. Было ощущение, что на пляже нет ни одного постороннего человека, ни каждый в отдельности, а всё их многообразие было для него привычным и знакомым. И здесь, и там, на всей прибрежной территории, велись десятки диалогов, на сотни тем, и более всего этому способствовала пляжная атмосфера. Атмосфера, в которой полковники были без погон, ученые без степеней, пижоны без пиджаков, владельцы без коттеджей и без авто. Все без одежды, а некоторые и совсем без оной, всё еще поддерживая местные традиции давних времен. И в большинстве своем, все на «ты», и без всяких отчеств. Так, когда-то, Витя огласил местный статус Коле, и тот принял его без возражений.

– Вы ведь с Ольгой выросли рядом с Окуджавой? – спросил неожиданно Николай – Я много его песен знаю, вот сейчас вспомнил.

 – Эта женщина, увижу и немею, потому-то, понимаешь, не гляжу. – И Витя тихонько, благо загорали они рядом, подпел.

 – Ни кукушкам, ни ромашкам я не верю, и к цыганкам, понимаешь, не хожу. – И добавил.

 – А вот эта?

 – «Настоящих людей так немного!..» и в конце стиха – «...а на Россию одна моя мама, только что ж она может одна?» – Булат Шалвович мне больше нравиться, чем Высоцкий, он нежнее, тоньше и вообще, он, и, правда, наш сосед.

– А я услышал первой его песню – «Полночный троллейбус» – И, хоть рядом с Окуджавой я не жил и даже на встречах с ним ни разу не был, он всегда был мне близок личной своей, сдержанной искренностью. Я тоже его очень ценю и слушаю всегда с любовью. Юность это наша, ее благородное содержание! И, вот некстати спрошу, ты фильм о Высоцком смотрел?

 – Да Коля, смотрел.

 – Это же надо было додуматься, надеть исполнителю главной роли искусственную голову поэта? Хотя, фильм то, у них получился не о поэте, а неизвестно о чем и о ком?

Говорили лежа, под лучами солнца, и вскоре пошли в воду. Вернулись, и Ольга сказала.

 – Мы вчера вечером приходили сюда, на этот пляж, и ты знаешь, очень не понравилось. Пьют очень многие, неприятно, говорят грубо. Ну, пьяные. И молодежь, и взрослые только матом и разговаривают. Сидели люди, молодые, явно с образованием и девушки и ребята, и обсуждали что-то свое и так вульгарно, и громко, и смех дикий. Ну, просто жутко находиться рядом. И народу, Коля было очень много, и многие пьют. – Николай поддержал ее:

 – И при встрече, говорят об этом с особой лихостью. Я слышал, как парень, рассказывал девушкам, что он вчера напился, «по полной программе», и, что ему сейчас хреново. Видимо, в поиске их соучастия к кривлянью своему. Я, Ольга, убеждаю себя, что это не судьба поколения, что это возраст такой, романтика такая, и для них, чем вульгарнее все это звучит, тем больше геройства. А героев любят! Я же, ведь, ратую за позитивность во взглядах! Вот и убеждаю и вас и самого себя, и веду к хорошему и доброму, иначе трудно человеку познавать счастье. - Здесь, подключился Витя:

 – О счастье очень хорошо сказано – «Счастье, это когда тебя понимают». Не помню, где я это читал, вроде, в журнале «Юность». – Ольга, тут же, уточнила.

 – Это фильм, “Доживем до понедельника”. Мальчик написал в сочинении на тему, “Что такое счастье?”

Пляжное общение, больше велось с Ольгой, протяженнее и по-женски подробнее. К ней можно было обратиться за советом, поговорить на темы быта, выбора продуктов, о подделках лекарств, о минеральной воде. По проблемам, связанным со здоровьем, она, порой, прибегала к советам сына, относилась к нему не просто с материнской любовью, а явно с уважением. Коле, однажды, сославшись на родного доктора, она сказала: «Главное, это голова и ноги» – и Коля с ней согласился.

Витя, занятый решением японских головоломок, подключался к разговору лишь по запросу, или когда сам находил тему интересной, а вмешательство нужным. Разговор с ним часто происходил у воды или на ходу, когда вместе шли, судоку занимали большую часть его времени. Погруженный в них, он был отрешен от внешних помех и обдумывая многие, очень непростые задачи, прислушивался к себе и давал ход интуиции. В его случае это не было пустым времяпрепровождением, как могло показаться наблюдателям непосвященным в нюансы мыслительных процессов.

В воду, в этот раз, пошли мужчины. На выходе, уже у берега, Коля, в своем стиле, опираясь на предположение, что беседу поддержат, сказал.

– Недавно смотрел фильм “Три плюс два” – так вот охватила меня ностальгия. Подумал, как много можно было бы тогда увидеть и сделать. И время полезнее проводить, и знаний всяких понабраться. Но это сейчас так кажется, а, на самом деле, все, что было возможным, я делал! И вообще, к себе юному, очень хорошо отношусь, ведь я тогда делал многое в первый раз в жизни, и справлялся, и выживал, хоть и глуповат был?

 – Да, Коля, фильм хороший, с Фатеевой и с Кустинской, но и мы тогда тоже были ничего! А знаний еще будешь набираться, время не даст на месте стоять, тем более что ты работаешь с людьми и должен быть актуальным. Отставать тебе никак нельзя!

 – Да, уж это точно, да и молодежи способной не мало, только квалификация и спасает, да бодрость духа. – Сказал Коля и продолжил приятную тему фильма. – А его ведь где-то здесь и снимали?

– Нет, съемки велись в новосветовской бухте, чем-то похожей, но другой, тоже очень красивой, и в 60-х годах еще почти пустынной. В шестидесятом году я впервые попал сюда с родителями, мы жили в палатке, и рядом таких туристов было не очень много, но народ был, и столичных было не мало и вообще здесь людей со всего Союза можно было встретить. За водичкой, пресной, с ведерком ходили к машине, воду привозили и продавали, очень не дорого. А скважина была только на Литфонде, ну может еще на турбазе. Пансионата не было и в помине. Въезжали мы тогда в поселок со стороны Феодосии, куда приходил поезд.

Помню, как многие прибывающие сюда люди в конце 80-х сталкивались с дикарскими планами по изведению виноградников, взрощеных десятилетьями мастерами с любовью и знаниями, полученными еще от дедов. Поводом для уничтожения виноградников, где произрастало сырье для виноделия, уцелевших даже в годы страшной войны, было то, что они, якобы являются одной из причин, имеющего место быть в стране – пьянства и алкоголизма. Вот как-то это запомнилось, отложилось в памяти.

Позже, мы стали прилетать сюда на самолете, и я, уже приближались к поселку со стороны аэропорта, издали, увидев вершину Сюрю-Кая, понимал, что мы дома и даже мог огласить Оле это обнаружение. Как-то именно этот пик мне памятен более других и ландшафт вокруг него, какой-то космический, внеземной.

Николай помолчал немного и спросил.

– Я вот вижу, что у вас с Ольгой душевный и деловой резонанс, как говорят, на одной волне, и при этом, самостоятельность каждого, на лицо? Это, благодаря чему?

 – Не знаю Коля, благодаря нам обоим! Истина, наверное здесь в нашем общем стремлении к ладу, к партнерству.

 – Но ведь так происходит не со всеми, и прозрачность в семьях есть, и супруги друг за другом не шпионят, и сословия одного, а напряжение в доме висит, как тучи перед грозой?

 – У нас, Коля, доверие взаимное, и мы все важные вопросы с женой обсуждаем. А есть и закрепившееся за каждым конкретно, так уже сложилось. Но чаще, как Ольга решит, так и будет!

 – Я знаю, это беспроигрышно, но в моем случае боюсь банкротства. – негромко сказал Николай, изображая их последствия жестом и шутливой гримасой. С этими словами они вышли на берег, а Ольга отметила с иронией.

 – Что-то вы ребята заговорились, а нам уже пора собираться.

Вскоре супружеская пара, откланялась и проследовала, сквозь ряды пляжных лежаков, к обновленной, выложенной плиткой дорожке. Затем, повернула налево и скрылась за рядами мелких торговых точек. Коля посмотрел им в след и посчитал, что из десяти дней совместного отдыха, теперь осталось восемь.