Весь следующий день я искала контактов с Ольгой: пыталась перехватить ее на прогулке в коридоре; ловила ее взгляд, когда мы втроем с Ваской обыкновенно перекусывали или болтали ни о чем. Но Ольга, оставаясь, как и прежде дружелюбной, смотрела будто сквозь меня.
К вечеру мне удалось застать ее одну у окна в коридоре.
Настойчиво я напросилась на беседу. Она сдержанно спросила:
– О чем поговорить ты хочешь? О «Бурде»?
Я покачала головой:
– Нет, не о горшках!
– Коль так, говори, – чуть отстранено позволила она.
Я неуверенно поерзала:
– Мне мысли некоторые в голову пришли о… феминизме и о рабстве материнском, еще – о детях…
– Да? Интересно… говори.
– Даже не знаю, с чего начать, волнуюсь очень, – призналась я: – Прямо, как школьница перед учителем на экзамене...
– Не бойся, говори.
– Хочу сказать, – чуть приободрилась я, – что зря женщин упрекают в феминизме. Его придумали мужчины!
– Почему ты так решила?
– Потому что только мужчинам эмансипация выгодна была! Ответственность за семью так пала с плеч мужчин, и им свободней жизнь показалась. Проблем меньше стало. Раньше женщина замуж выходила, за мужем была, как за стеной. Он все решал за семью, за всех отвечал. Устал. И решил свою ответственность поделить. Эмансипированная женщина разгрузила его заботы, взяв добрую, даже большую часть ответственности за семью на себя. А когда женщинам пришлось без мужчин вполне обходиться, стало им очень тяжело. Да и мужчинам не понравилось их полная независимость, но они их и обвинили: мол, сами того хотели! За что боролись, на то и напоролись! Это как с проституцией: кому она нужна, кто в ней заинтересован? Мужчины! Именно они спровоцировали женщин торговать своим телом, а теперь еще и презирают их за продажность. Эмансипированных тоже презирают.
– Но какой вывод ты делаешь из этого?
– Как какой! – изумилась я. – Разве не понятно?! Это мужчины виновны в том, что половая принадлежность мутирует.
– Какая разница?
– Как, какая?.. – опешила я.
– Нет никакой разницы, – промолвила она. – Понятно, тебе хочется реабилитировать женщин, но при этом ты стремишься обвинить мужчин. Поиск виновных – бессмысленное занятие, не решающее проблемы. Признать честнее, что к обману, возникшей путанице полов, причастны все. И претерпели тоже все. Конечно, женщины в итоге пострадали больше. И дети. Но и мужчины потеряли много: живя поодиночке, без семей, приходят к старости печальной, одинокой. Но в проблемах этих не поисками виноватых стоит заниматься, а думать, как все на круги своя вернуть, чтобы мужчины возродились и снова пожелали семьи создавать и вместе с женами детей ответственно растили. Чтобы семья стояла во главе угла. А не война…
– Об этом тоже подумала, – с долей уверенности заявила я. – Придумала, как ты велела, что надо сделать, чтоб семьи снова крепкими и полными были, и чтобы не было сирот, и чтобы матери могли своих малышей растить без государственных устоев. Чтоб не могли младенцы с детства самоубийственной программой насыщаться.
Ольга удивленно повела бровью:
– Да? Говори!
Я продолжила:
– Думаю, раз на сегодня мужчины с женщинами почти местами поменялись, и женщины сильнее стали, надо помочь слабейшим.
– Мужчинам? – с хитрецой глянула Ольга.
– Да!
Она тихонько посмеялась:
– Конечно, пора нам слабеньких мужчин себе на плечи посадить и всюду на себе возить. Под рученьки поддерживать, подпорочками служить и ножки помогать переставлять. Может, не стоит безоговорочно их к инвалидам причислять?
– Конечно, нет! Но надо им помочь без страха и опасения в будущее смотреть. Чтоб не боялись они семьи заводить.
– Каким образом?
– Например, дать женатому мужчине достойную зарплату!
– Поощрить женитьбу рублем? – уточнила Ольга.
– А почему бы нет? – предположила я. – Почему бы женатому мужчине, собирающемуся стать отцом, не положить двойной оклад, и тем позволить его жене не работать, пока их ребенок маленький – скажем, лет до шести-семи?
– А государство пойдет на столь невыгодный шаг? Скольких рабочих рук оно лишится в лице неработающих матерей? И каково придется отцам семейств? Ведь чтобы оправдать двойной оклад, придется им вдвойне работать.
– Об этом тоже я подумала. Можно все так организовать, что государство ничего не потеряет, и отцам семейств не придется работать за двоих.
– И как же?
– Очень просто! Надо ликвидировать систему дошкольных учреждений! Уничтожить ясли, детсады, как класс. Я подсчитала, все сошлось… Смотри, дошкольные учреждения наверняка обходятся государству немалыми средствами. Скорее – огромными, неисчислимыми! Строительство яслей и дет садов, их содержание, ремонт. Сюда же входят траты и на возведение летних дач. Потом – оплата труда работников дошкольного образования. Их куча целая: заведующие, воспитатели, нянечки, музработники, повара, медики, уборщики, сторожи… Это и многочисленный штат других вышестоящих организаций. Траты на содержание самих детей: их питание, постельное белье, посуда, игрушки, пособия и прочий инвентарь.
Наверняка каждый дошкольник обходится государству в сумму, значительно превышающую среднюю зарплату его работающей матери. Если дошкольные учреждения позакрывать, а высвобожденные средства раздать матерям, то на эти деньги они вполне смогут растить детей в домашних условиях. И отцам тоже не придется вкалывать за двоих, чтобы прокормить неработающую жену и ребенка. И государство не пострадает: какая ему разница, куда перечислять денежные средства – на содержание дошкольных учреждений или на пособия неработающих матерей дошкольников?
– Любопытно, любопытно, – заинтересовалась Ольга.
– Так вот, – уже куда уверенней продолжила я: – При ликвидации дошкольных учреждений падет и производственное рабство матерей. Они будут иметь возможность растить детей в домашних условиях и полностью посвящать себя семье. Мужчинам тоже станет легче, они не будут опасаться собственной неспособности прокормить себя, жену и ребенка, ведь неработающая мать будет зарплату получать.
За счет обеспечения молодых семей материальной базой, отпадут и демографические проблемы: женщины станут рожать охотней. И от общественного воспитания так детей можно оградить.
Роддомы тоже надо ликвидировать к черту! Не нужны они. Зверюшки все рожают сами. Человек тоже может так. Знаешь, если бы мне здесь не мешали, не кололи всякой гадостью, на нервы не действовали, я бы легче родила. А так получилось, что вроде эксперимент надо мной, да и над другими роженицами тут проводили. Врачи на нас учились мешать рожать!
Ольга вдумчиво посмотрела на меня:
– А ты молодец! Смотри-ка, сообразительная. Действительно, природа наделила женщин механизмом самостоятельного деторождения. Но кто-то решил иначе… Да и ликвидация дошкольных учреждений, пожалуй, решила бы многие проблемы. Не только молодых семей, но и стариков.
– При чем тут старики?
– Дети, воспитанные чужими людьми в государственных учреждениях, вырастая, с легкостью оставляют своих престарелых родителей в тех же государственных учреждениях, только уже для стариков. Дом престарелых – тот же детский сад для стариков.
Я закивала.
Ольга сказала:
– Идеи у тебя хорошие возникли. Жаль только, что неосуществимые. Беспочвенное фантазирование…
– Но почему?!
– Да потому, что все тобою обозначенное выгодно нам с тобой, другим людям, но идет вразрез с интересами государства.
– Но почему?!
– Да потому, что в основе политики любой страны лежат отнюдь не задачи укрепления семьи. Совсем иные цели – культивирование воинской и рабочей силы, обеспечивающей мощь и безопасность государства. В домашних условиях вояку не взрастишь: здесь воздействие извне необходимо, массовость, организация! Чтобы сплотить людей едиными стремлениями, их нужно воспитывать в едином направлении. Нужна идеологическая платформа, постоянное воздействие, психологическая обработка. И детские учреждения – первая ступень подготовки человека к реализации этих задач.
– Да, действительно, – почесала я затылок. – Выходит, замкнутый круг? И наши дети обречены расти бойцовскими петухами, рабски подчиняясь убийственным программам? Так что же, выхода нет?
– Выход есть, – сказала Ольга. – В осознании. Когда сознание человека подрастет, и он поймет преступность программы истребления себе подобных, откажется и воевать, и даже в руки брать оружие любое.
– Ты думаешь, когда-нибудь настанет время, и люди перестанут убивать друг друга?
– Конечно, будет так!
– Откуда у тебя такая уверенность?
– Из фактов исторических. Еще не так давно человечество не гнушалось каннибализмом. Сегодня эта дикость практически искоренена. Недопустима. У большинства людей вызывает чувство тошноты даже при мысли о поедании человечины. Наступит время, когда все мы придем и к осознанию того, что убивать – также отвратно!
– Точно! – воскликнула я. – Раньше человек убивал человека и съедал его. Теперь просто убивает, но уже не ест. Прогресс! Осталось осознать, что и убивать – тоже нельзя.
– Именно! – поддержала Ольга. – Но осознание сего зависит напрямую от нас. От матерей, во-первых! Мы сызмальства должны прививать детям особые приоритеты: в противовес захватнической политике государства искоренять в сынах желание воевать и истреблять себеподобных. И если каждая мать будет растить не воина в рабском духе – по сути претендента на пушечное мясо, а созидателя, творца, достойного отца, то ситуация изменится уже через два-три поколения. Ускорить матери могут этот процесс. Если уже сегодня начнут воспитывать в детях отвращение, неприятие оружия. И начинать это надо с раннего детства, пока еще малыши чисты, и их сознания не забиты общепринятой грязью, в них можно выработать иммунитет ко всему античеловеческому, прежде всего – к убийственным и прочим разрушительным потугам.
– Но, – усомнилась я, – не все матери захотят вырабатывать в сыновьях отвращение к оружию. Ведь сыновьям придется в армии служить, а там без оружия не обойтись.
– Какая мать желает растить сына с тем, чтоб он на войне погиб? И даже к его службе в вооруженных силах она безрадостно относится. Любая мать со мною согласиться, что война – величайшее зло! Правда, не каждая поймет, что именно она должна сделать для того, чтоб войны, Зла программа прекратились. Это и твоя задача тоже.
– У меня девочка, – напомнила я.
– Не важно. Всем детям, независимо от пола, пора историческую правду обнажить: любая война – позор человечества! Позор! Сказать и взрослым: то, что сегодня в обыденной жизни, по телевидению, в книгах, и в кино смакуем беспрестанно войны – преступление перед детьми! При этом называем смертельные побоища священными, и у детей превратные складываются впечатления, что война – геройство и святое дело! И мальчики, увы, не знают, где еще могут проявить доблесть, другого поприща для дел геройских не ведают. И в воины порой с желанием идут. За честь считают убийственную «доблесть» проявить…
Мы, матери, должны всем детям разъяснять, что не бывает войн священных! Вообще не годны для побоищ священные названия! Мы, матери, должны увести детей с тропы войны, навязанной программой разрушенья. Воспитывать мы мир должны.
– Это понятно, – согласилась я. – Известно, что детей воспитывать нужно.
– Известно, – повторила Ольга. – Даже оскомину набило. И все же, мало кто осознает, в чем смысл понятия воспитания. Так вслушайся же: ВОС-питание! ВОСходящее питание. Высокое питание духа и души! Теперь скажи, как часто матери питают своих детей высокой "пищей"? Чем обыкновенно потчуют их в быту?
Я замялась.
– Позволь, я помогу тебе, – предложила Ольга. – Немного слов уйдет на обсуждение: сегодня большинство из матерей заботятся лишь о толщине и температуре тела отпрысков своих!
Да, да, забота материнская настолько примитивной стала, что высшим долгом почитает печься мать о том, насколько сыт, и по погоде ли одет ее ребенок. Еще – как учится он в школе, хорошие ли оценки получает на уроках, где изучаются побоища кровавые и прочие сомнительные знания.
И очень мало матерей наставниками истинными становятся для своих детей и раскрывают перед ними Добра суть, учат их поступать достойно, хорошо.
Нет, не на уровне: почистил зубы – хорошо, а не почистил – плохо. Гораздо выше, глубже, тоньше! Наставницей духовной должна стать мать: учить ребенка различать Добро и Зло, и с детства ему истинные задачи воплощения раскрывать. Чтобы, когда тому время пришло покинуть родительское гнездо, он понимал предназначение свое, как женщины или как мужчины, как матери или отца, и с честью мог свершить назначенное.
В задачах этих лишь способностью плодиться и размножаться не обойтись. Необходимо с детства ВОС-питывать культуру отношения полов. Лишь мать с отцом взрастить в ребенке личность может. А где отцы? Сегодня женщина по большей части растят сынов одни, без мужнего участия. Не может одиночка-мать достойного мужчину воспитать.
– Действительно, – согласилась я, – сейчас мужчины многие на маменькиных сынков похожи.
Ольга вздохнула:
– Да, бывает так. Растим мальчишек, скорее, как баловней судьбы, к реальной жизни не готовя вовсе. Но этому найдется оправдание. Так исстрадались матери растить сыновей с тем, чтобы они гибли на извечных побоищах, вслед за ушедшими отцами.
Вспомни рекрутов: те, достигнув возраста службы в армии, покидали дом аж на четверть века, порой пожизненно посвящая себя воинственным делам. И гибли часто. Как водится, погибали лучшие, что похрабрей. Что потрусливее – спасались. Потом они и размножались…
И души материнские, в веках омытые слезами потерь сынов в бесчисленных боях, стали подобны сгусткам боли. Со временем разлука с сыновьями столь нестерпимой стала, что оторвать от сердца их хоть на миг – нет страха большего для них. От муки жуткой, отчаяния вековых потерь мутировало материнское сознание.
Чудовищный случился перекос: немногие из матерей осилили соблазн причислить сыновей в разряд предмета частного владения, за собственность свою приняв, и эту собственность пупом земли назначить. Всем остальным дозволено лишь вращаться по заданным «пупом» орбитам. Вокруг него она сама готова вертеться неустанно, неся «пупу» заботу непрестанно.
Отказа ни в чем не получая, сын, окруженный обожательством слепым, невольно проникается сознанием, что в мир пришел лишь с тем, чтоб пить из чаши нескончаемой любви, взамен себя не расточая. Усвоит быстро он, что создан потреблять, все остальные – чтобы угождать! И неизбежно становится никчемным потребленцем.
Так несознательная мать себя на сыне замыкает, и ему перекрывает доступ к реализации предназначения, как мужчины и отца. Понятия «муж» и «чин» мутировали тоже. Сегодня нет муж-чин, а есть мужчина. Мужчина – слово не мужского, увы, а женского рода. И многие из нас растят не сыновей, а сынА.
Походит такой сына на нераскрывшийся бутон, которому не суждено раскрыться и радовать кого-то ароматом чудным души красивой. Тем более – вызреть в плод пригодный. По сути, бесплодный он сорняк – ни дать ни взять, но мать его берется удобрять. Как редкое бесценное растение, она культивирует его, окучивает и рыхлит. И даже вразумив, что все усилия безуспешны, не умеряет любви своей слепой, оправдывая все деяния сына.
Бывает, зная, что совершил сына преступление страшное, она не смеет осудить его, по-прежнему готова холить и лелеять, как невинного младенца.
Не признает в нем взрослого и когда он обзаводится семьей. Вот здесь, случается, невестка – первый враг: с ней сына поделить не может мать никак.
Незрелый сын в супружестве вдруг обнаруживает закавыку. Его вторая половина, оказывается, отнюдь не мать, и не желает себя всю только отдавать! И перед фактом он ужасным предстает: настал его черед заботиться о близких. Он бы и рад, но нечем, он «воспитанием» материнским искалечен. Любви не ведает иной, как только к самому себе.
Немного поиграв в брачной постели в маму-папу, беспутный «пуп» находит, что для прочих дел семейных не подходит. Разочарованный в супружестве, семью он оставляет и возвращается под прежнее крыло.
Мать рада-радехонька его принять. Одна она готова дитю великовозрастному по-прежнему себя всю отдавать. Как в детстве спросит: ты поел, помыл ли ручки? А тепленькой ль водичкой? Спустил ли воду после нужды? Забыл? Ну, ничего, сама спущу, ты отдохни!..
И он, попав в силки ее губительных забот, рискует навсегда там и остаться, не реализовав себя ни мужем, ни отцом.
А позже, когда бывает уже слишком поздно, он кое-что соображает, и мать заслуженным презрением награждает. Способен даже ненавистью родительницу отблагодарить, которая, увы, не научила его жить, и мужем стать достойным.
Она, старушка, будет горько плакать, не понимая, чем сыну своему не угодила – она ведь так всегда его любила!
А он от ощущения никчемности своей, пытаясь чувство неудачи жизни заглушить, порой находит «выход» – несостоятельность души в бутылке утопить.
Не редкость, когда слепая мать до старости не может осознать, что неразумною любовью к сыну копала лишь ему могилу. Итог печален: когда в сыновние души заложен только эгоизм, их матерям, что здесь скрывать, доводится частенько в домах для престарелых умирать...
Где-то растут полусиротами их дети, внуки, воспитывая которых в одиночку, очередная мать повторит тот же путь, и хоровод семей неполных станет шире. И так из поколения в поколенье – до той поры, пока все матери земли сынов не станут ВОС-питать как будущих мужей, отцов семейств. А дочерей – как жен и ВОС-питательниц детей.
И здесь нелишне подчеркнуть, что счастье их зависит от того, насколько хватит нам, матерям, мудрости рожать не для себя, в угоду прихотям и самости своей, но ради счастья поколений будущих!
И в тот момент, когда наступит срок покинуть детям родительское гнездо, напутствие одно должно им быть в дорогу: не опозорьте ваших матерей, несчастными супругов сделав и детей!
Так каждая из нас должна понять: мир, данный Богом, нужно сохранять. Не убивать, не разрушать, а созидать. Программе разрушения противостоять. И ВОС-питание детей начать с того, чтобы орудий разрушений в руки не давать, им суть программы Зла с детства разъяснять. Когда сознание неприятия разрушения с младенчества привито будет, Зло мир земной уж не погубит.
– Ты так станешь воспитывать своего сына? – спросила я.
– Конечно! – с гордостью сказала Ольга и добавила: – Попытаюсь...
С минуту мы помолчали, потом разом отошли от окна, и шаг в шаг, двинулись к палате.
Продолжение:http://www.proza.ru/2015/08/05/766