Тронуло и сподвигнуло: http://www.proza.ru/2011/10/23/1835
В первый класс! Первый раз! Помню это замечательное осеннее утро, когда пришла к дверям школы раньше всех, эти цветы, ярко освещённые солнышком, свесившиеся за забор палисадников. Сердце трепетало от значительных и важных перемен в жизни. Я школьница! Важно выхаживая перед крыльцом деревенской школы, думала, отмечая важные перспективы, стоящие ещё пока неясными очертаниями на горизонте моей жизни: «Я буду врачом…я буду космонавтом…как Юрий Гагарин… я буду артисткой! Я буду…» Сколько радостной надежды, упования, веры в этом коротеньком утверждении. Я БУДУ!
Первая учительница. Мария Фёдоровна. «…Простая и сердечная, ты юность наша вечная, -- учительница первая моя!». Это о ней. Первый класс и начало второго училась у неё. У меня были хорошие отметки. За хорошую успеваемость школа наградила меня книжечкой «Кряжонок» с памятной надписью и интересными рассказами. Единственная награда, память, гордость. Была прочитана мною много раз.
Потом мы переехали в город. Юрга. Там меня ждали новые друзья и добрая, как Мария Фёдоровна, учительница, пусть строгая, но справедливая, -- думала я. А ещё успехи новые, ведь я буду там тоже учиться хорошо. Пока устраивались на новом месте, сняли временно комнату в частном доме в районе кирпичного завода, я отстала от школьной программы по всем предметам, но особенно, по письму. Не могла ровно писать, так сразу, на нерасклеченной разлиновке тетрадной страницы. Это и мои очень кудрявые волосы золотистого цвета вызывали у учительницы особое бешенство. Она тыкала меня в тетради других учеников и, особенно, одной девочки, письмо которой было очень красивым и ровным, показывая моё ничтожество и полную неспособность овладеть такими простыми навыками. Вероятно, девочка и другие ученики из её класса уже были рождены с этими навыками, а я нет.
Кроме того, что отстала по программе, я пугалась, когда она спрашивала меня, потому что большое количество взглядов было устремлено и сосредоточено на мне, волновалась и терялась страшно, даже, если бы обладала блестящими знаниями по предмету, не смогла бы выразить их психологически, ведь в деревне учеников мало и там отвечать было так легко под поддерживающую улыбку Марии Фёдоровны. Учительница, очень жаль, что не помню ни имени её, ни фамилии, неоднократно заявляла перед классом, что я хорошистка липовая и что извилины у меня все наверху, намекая на кудри, а в голове полнейшая пустота.
Как-то задала мне вопрос, а я стояла и смотрела на неё, внимательно пытаясь вникнуть в суть. Молчание оказалось затяжным и она кинула фразу с раздражением: «Ну что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота?!» Это вызвало смех и меня стали ненавидеть, дали кличку «баран».
Дополнительно со мной, как с отстающей, она не занималась, а я никак сама не могла догнать, потому что многое не понимала, а спросить (ужас какой!) боялась. Не знаю, что она сказала на одном из родительских собраний, но меня дома отец ремнём исхлестал. Спину саднило, внутри от обиды и унижения всё в комок какой-то кричащий сбилось. Я стояла у запотевшего окна и, всхлипывая, писала вздрагивающим пальчиком что-то на стекле, а что уже не помню. Потом легла на кровать лицом к стене и очень хотела умереть.
После этого возненавидела школу, как каторгу. С неимоверными усилиями и моральными страданиями закончила этот «хвостик» второго класса на натянутые тройки. Полученные потрясения послужили уроком и я уже не радовалась, ступая на порог новой школы, когда мы вновь переехали, но уже в другой район этого города.
Третий класс. Новая школа, новая учительница, новый класс, а я в нём снова новичок. Какое тут «я буду…», выжить бы. Странно, но дети не восприняли меня так враждебно, как я ожидала. «Косая! Косая!» -- кричали мальчишки, смеясь. Они только обзывали, но не били, как в той школе. «Слышь, косая, тебя как зовут?» -- обернувшись ко мне спросила впереди сидящая девочка. «А разве я косая?!» -- воскликнула я удивлённо. «Ну, а какая же ещё!» -- равнодушно кинула девочка и отвернулась. Я сорвалась с места и кинулась в раздевалку, где было зеркало.
О, ужас: левый глаз смотрел прямо, а правый… Правый был возле переносицы! Опустив глаза, в шоке, еле досидела до конца уроков. Придя домой, вновь посмотрела в зеркало. Глазки смотрели ровненько. Это была моя беда и ничья больше. На другое утро, положив в портфель зеркальце от уже ненужной маминой пудреницы, по долгой дороге в школу, стала рассуждать: «Глаз косит только в школе… а почему?... потому что боюсь школу… тогда все, кто боится школу, стали бы косыми!... почему ты одна?... в чём причина?... в глазе, наверное!... нет, в школе!... когда иду домой, глаз выправляется… почему выправляется?... потому что дома меня ждёт мой мишка и бабушка… совсем запуталась, но нужно что-то делать, что-то изменить…самой!... он очень мешает мне, когда пишу в тетради на уроке в школе… может, слабый он, слабый… значит, пока иду в школу, всё время буду смотреть…буду смотреть… только вправо… вправо!... до упора, не поворачивая головы!»
Постоянно контролируя себя и наблюдая в зеркальце за глазом, не сразу, а постепенно пришла к успеху, но небольшому: глаз всё дольше и дольше, по времени, не косил в школе, держался ровно с левым, но в один миг сводил на нет мой труд, если приходилось подвергнуться даже малейшему стрессу. В школе и только в ней, а не за её пределами! О, как предательски и противно он полз к переносице!
И тогда я решила, что при наличии свободной минутки, всегда, а не только когда в школу иду, -- держать взгляд вправо, фиксировать его, как можно, подольше. Может быть, придётся всю жизнь. Это незаметно для меня и не сразу, принесло великолепный результат: теперь при любых обстоятельствах и стрессе глаз никогда больше не отклонялся от положения левого! Это была моя победа и ничья больше.
«Слышь, косая,…» -- по привычке хотела обратиться ко мне та девочка. «Косая?! Глаза разуй! Сама косая!» -- пресекла я «вежливо», уставившись на неё ровными глазами, та внимательно и удивлённо посмотрела на меня и прекратила впредь называть меня так. Отвлеклась я, повествуя с умилением о себе, такой маленькой, но уже одержавшей, как я считаю, большую победу над физическим плюс психологическим изъяном.
Ну, так вот. В школе этой было намного легче, потому что учительница не акцентировала внимания на мне. У меня даже появились друзья среди одноклассников. Но у каждого учителя свой метод повышения успеваемости в классе. А как же учить без метода-то. Петуха учат плясать, ставя его на очень горячую сковородку, смотря по мелодии, если очень бурная, то и почти на раскалённую. Нам кажется, что он пляшет, а он и не пляшет вовсе, а ноги корчит, чтоб больно не было. Также и ученик после применения учительского метода, кажется, что успевает, потому что знает. А ни хрена он не знает! Применяет минимум интеллектуальных усилий, чтобы обойти острые углы и не попасться вновь.
У нашей учительницы, Даниленко Марии Ефимовны, заслуженной, кстати, была стена позора. Тех, кто получил двойки, выставляла в общем коридоре у стены на большой перемене, с раскрытыми и поднятыми повыше тетрадями, чтобы дети всех начальных классов могли узреть «позор», а заодно и поиздеваться: дёрнуть за волосы, пнуть, рожицу показать, ударить. Временами она подходила, но только лишь затем, чтобы проследить, не опустили ли мы тетрадки.
Самое страшное, это оказаться у стены одной. Мне, заклятой троечнице, как-то везло. Со мной всегда кто-то был и мы, прижавшись друг к другу, выдерживали всю ненависть таких же, как мы, если не хуже, учеников из параллельных классов. Родителям боялись сказать про эту стену позора, а я так, после той школы, боялась как бы они о ней вообще не узнали, а то добавят.
У меня была знакомая девочка, она училась в другой школе. Что бы она ни делала: играла ли, читала, кушала, -- если услышит гимн, бросала всё и стояла, держа «салют» над головой до тех пор, пока тот не перестанет звучать. Её брат смеялся, когда она это делала, а я не понимала, потому что в нашей школе на гимне так не зацикливались. И ещё, её ведь дома никто не видел! Так почему она вела себя, как зомбированная?
Пятый, шестой класс. Вновь новая школа, но туда я поступила с группой новичков-одноклассников, вышедших из нашей начальной школы. Благодатное время! Спокойное и ровное. Кабинетная система. Много подруг и друзей из класса. В моём табеле стали появляться четвёрки, а в тетрадях, правда иногда, и пятёрки. Эх, милая школа, как не хотелось расставаться с тобой! Но нашей семье в городе, наконец-то, дали квартиру.
В новой школе всё вроде было неплохо, но настороженно и тревожно. До первых холодов. Им не понравилась моя шапка. Всей школе! Меня встречали, столпившись у входа, толкали, кидали снежки, кричали: «Шапка! Шапка! Дура! Дура идёт!» Вопли были всякие, обидные и даже матерные, правда, очень редко, ибо было подобное наказуемо строго. И так каждое утро. Да, шапка, почти детская, на завязочках, да и мне, ведь, не двадцать. Я люблю её потому что мне в ней тепло и удобно. Ну и что?
Седьмой класс. Девочки одевались уже модно, а я не хотела. Упрямство и принцип заставлял каждое утро встречать эту антишапочную демонстрацию. В этих детях, вернее, уже подростках я видела только животных, которых следует приучить к себе, то есть, к шапке. На их мнение мне было плевать. Привыкнут и не будут верещать, что и случилось, но гораздо позже. Каждое утро шла в школу, как укротительница идёт в клетку к тиграм: ровно, уверенно, с головой поднятой, не останавливаясь. Ох уж они буйствовали, ох уж как злобились, бесновались, а выли, выли-то как!
Мама и бабушка, ничего не зная об антишапочной демонстрации, уговаривали, что мне уже 13 лет и пришла пора сменить шапочку на другую. Я закрыла этот разговор, сообщив, что всегда буду носить только эту шапку, а когда замуж выходить стану, надену её вместо фаты.
Где-то после Нового года, антишапочная демонстрация у порога школы стала редеть, а потом и на нет сошла. Я победила этот сброд, но шапку носила до весны, чтобы крепче закрепить их инстинкт. «Зубы» мои выросли, я стала показывать училкам молодые и крепкие клыки, а по отношению к одноклассникам научилась проявлять стойкость в отражении нападок.
Да! По окончанию мне выдали отвратительную характеристику, где указывалось, что я, чуть ли не умственно отсталая, наделили такими отрицательными свойствами, каковыми я и не обладала никогда. На выпускной я не пошла. Противно было.
Изгоем в классе я не стала, другом тоже, была волчицей одинокой, таковою и осталась по сей день: никогда сама никого не обижу, не трону, не поддену, в спор не лезу и в разговор чужой тоже, даже тявканье шавок мелких терплю снисходительно до поры, а потом та-а-к рявкну! … И в песок затолкаю по самые уши! Слабых всегда стараюсь защитить. Хорошего человека чую далеко и проявляю сердечность к нему.
Не все таковы, может быть, но в подавляющей массе своей, учитель -- палач, насмешник, издеватель, ханжа и лицемер. Мы были беззащитны и запуганы моральными уродами, которые убеждали других, что они, типа, отдают жар сердец детям. Боже, как напыщенно! И как лживо! А почему Мария Фёдоровна, моя первая учительница, была так добра и терпелива с нами? Да потому что учились мы в деревне, где все друг друга знают и где слухи разносятся с быстротой молнии. Вот это-то не давало ей возможности оскорбить, унизить, обозвать да и просто сорвать дурное настроение на ученике из своего класса. В деревне все и всё на виду. Неприятностей, если что, не оберёшься и надолго.
Сейчас современным детям легче. У них есть возможность держать училку «под колпаком»: записать на диктофон ругань и оскорбления, снять на видео весьма неприглядную сцену, выложить ролик в интернет. Но всё равно детских суицидов ещё очень много. Что?! Унижают училку и издеваются над ней?! А это отливаются слёзы детей нашего поколения, мои слёзы. Сколько их было!
Училки на проза.ру!!! Ату меня, ату!!! УзнАю вас по злобным выпадам вашим! Холодное презрительное молчание будет моим ответом.
Рецензия на «Школьные годы чудесные...» (Нина Волегова)
На одном дыхании. Готов подписаться под многими вашими словами. "Школьные годы чудесные", - под эти кавычками так много пролито детских слез.
Вероятно, никто и ничто, так не травмирует, как наши общеобразовательные средние школы. Сколько детских, светлых душ они искалечили, а других довели до нервного срыва, суицида. Школа - механизм уничтожения, ломания детской индивидуальностей в угоду таких условностей, как: успеваемость, дисциплина, образование. Не беда, что дети выходят из них с поврежденной психикой, здоровьем, получив ложную установку: не получать знания, а отметки в дневники.
Получив заряд злобы, недоверия ученики и ученицы не по своей воле все это несут в будущую жизнь.
Но хочу сказать, что школа в определенном смысле закаляет. Учит хитрить, быть сильным, приспосабливаться под обстоятельства, развивается нечувствительность к унижениям. В своем детстве мне довелось учиться в 4 школах, и только в одной из них мне было комфортно было ходить на занятия. Во всех остальных было что-то подобное, как и у вас.Например, в 6-ом классе нас всех по очереди лупил некий дуболом татарин Руслан, он был самый и здоровый в классе и делал это ради развлечения. Ученики жаловаться боялись и терпеливо, как жертвы для минотавра,по очереди шли с ним за угол, где он сначала лупил тебя на чем свет стоит,а потом издевался зажимая в различных захватах или здоровыми пальцами сжимая и выкручивая кожу до такой степени, пока на ней не выступали капельки крови. Было больно и обидно до слез. Себя чувствовал не человеком,а козявкой. Сопротивляться было бесполезно. Пытались жаловаться классной, но у нее Руслан был любимчиком и она от нас отмахивалась. Так все продолжалось до сих пор пока папа одного из обиженных мальчиков не пришел в школу и на перемене не врезал этому Руслану так, что разом поверг "нашего минотавра" на бетонный пол. И мы с радостью и непередаваемым восторгом видели, как "злобное чудище" с завыванием корчиться на полу от боли. Папу того мальчика, разумеется, забрали в милицию, а Руслана отвезли в больницу, диагностировав у него перелом челюсти, но после того случая наше чудовище уже никогда не распускало руки.
Жаль, что вам не повезло с учителями. Поверьте, не все из них палачи, издеватели,насмешники. Ваша первая учительница Мария Фёдоровна была добрым и понимающим человеком, а не из за того, что боялась огласки и дурной славы в маленьком поселке.
Антон Серебряный 06.08.2015 06:28 • Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
Здравствуйте, Антон. Вы внимательно и тонко проникли в самую суть рассказа. Спасибо Вам за понимание и сочувствие от всего сердца. Как правильно и точно Вы выразились: ,,Школа - механизм уничтожения, ломания детской индивидуальностей в угоду таких условностей, как: успеваемость, дисциплина, образование..." Именно так. Школа научила меня быть сильной, но снаружи, а внутри всегда была и есть очень уязвимая к унижениям. Самое главное, я не могла хорошо учиться, а все школьные годы только пыталась подняться в успеваемости. Тогда я винила в этом только себя. Теперь думаю иначе. Если бы учителя относились ко мне хоть с малейшей душевной теплотой, могла бы стать очень образованным человеком, ведь была способным и талантливым ребёнком. Менять часто школу не есть хорошо. У Вас было четыре, -- отсюда понимание, что это такое. У меня пять за восемь лет обучения и тоже только в одной было комфортно. Это уже статистика.
Но как восхищает меня папа того мальчика! Если бы у меня был такой, я бы доверилась и он защитил меня. Ведь он не сказал:,,Сам разбирайся, -- ты же мужик будущий!" А пошёл и накостылял. Ну переборщил немного, зато урок хороший этому чудищу злобному. Училка отмахивалась от жалоб детей, -- как это естественно и характерно!
Спасибо, Антон, за такую объёмную рецензию. Спасибо, что написали её. Она помогла мне в том, что на душе легче стало от Вашего доброго участия. Спасибо, что поделились своей историей. Пусть радость и счастье придут в каждый уголок дома вашего. С глубоким уважением и теплом сердечным.
Нина Волегова 07.08.2015 00:46 Заявить о нарушении / Удалить