Какая бы мысль ни пробегала по дисплею моего ума, я должен оставаться наблюдателем. Какая бы эмоция ни отражалась на экране моего сердца, я должен оставаться свидетелем – не отождествлять, не оценивать, что хорошо, а что плохо. Необходимо осознавать свои действия и быть бдительным. Нелегко враз превратиться в механического квадрокоптера, способного разгадать энигму.
«Заканчивай с самонастройкой» – голос Айи вытолкнул вечного меня из тела. Бум, как муха об стекло. Не сюда. Попробуй в сторону. Запутался в эфире, словно в вате. Поднимись повыше. Не моя энергетика.
Странно наблюдать за собой со стороны, как твоя астральная проекция пытается «поймать волну», есть такое выражение у серфингистов. Ну, вроде всё в порядке, я на её гребне.
Жар. Мысли путаются. Нестерпимо болит левое плечо. Походный шатёр. Бредящий человек в постели. Не может быть! Молодой Птолемей. Но ведь это я. «Всё тот же, но ещё другой фотон». У меня до сих пор большое родимое пятно на месте его раны.
Не отождествляй, оставайся наблюдателем, иначе «ретрансляция» прекратится. Легко сказать. Не каждый день видишь «прошлого» себя.
Я досмотрел «нарезками» тот «фильм» до конца. Незначительное время даже довелось созерцать продолжение… И теперь, на Земле, могу дать волю эмоциям, потревоженным воспоминаниям, чувствам, которые будоражили мою душу и плоть когда-то. Но неужели и вправду благими намерениями выстлана дорога в ад?
Продолжу эту главу уже от первого лица.
Что вам рассказать о себе? Моё имя Птолемей следует производить от «polemos» – война: оно означает «воинственный», впоследствии, за оказание помощи родосцам дали прозвище Сотер («Спаситель»). Я прошёл длинный жизненный путь. Был другом Александра Великого и его телохранителем. Мне не могло бы привидеться и во сне, что когда-нибудь завершу свою жизнь царём в далёком Египте, а в конце её стану летописцем. По воле Богов довелось оказаться единственным из всех македонских вождей, боровшихся за империю Александра, которому суждено прожить 84 года и умереть своей смертью в постели.
Моим отцом был Лаг (Заяц), матерью Арсиноя. Её семья считалась более знатной, она состояла в родстве с македонским царским домом. Отец относился к одной из почтенных фамилий, материальное состояние каковой складывалось из земельных владений. Поговаривали, что я являюсь родным сыном Филиппа II, а, значит, и сводным братом Александра. Якобы, македонский царь выдал Арсиною замуж уже беременной от него.
С детских лет я был вместе с Александром. С ним и покинул Македонию, после того как Олимпиада (мать Александра) стала неугодной Филиппу. Это произошло, когда царь выбрал себе новую избранницу – Клеопатру, а её отец Аттал на свадебном пиру попросил Богов даровать македонскому царю законных детей. Александр в порыве гнева бросил в Аттала кубок, Филипп заступился за нового тестя и поднял меч на своего сына. Находясь в сильном подпитии, он не удержался и упал. Потом Александр сказал фразу, из-за которой мы бежали на родину его матери в Эпир: «Вот человек, собирающийся идти в поход на Азию, а не в состоянии даже пройти от ложа к ложу». Скажу по секрету, что Александр не просто сбежал в изгнание, но и готовился к войне с отцом за престол, искал союзников в Эпире и Иллирии.
После убийства Филиппа во время свадебных торжеств в Эгах македонским офицером по имени Павсаний, будто бы вследствие нанесённого ему личного оскорбления, мы возвратились из Эпира в Македонию. Созвав собрание после смерти царя, двадцатилетний наследник македонского престола обратился к эллинам, живущим в Пелопоннесе, чтобы те доверили ему командование походом против Персии. Просьбу его удовлетворили все, кроме лакедемонян. Филипп старался объединить страну и действовал в зависимости от обстоятельств. Александр же был правителем совершенно другого типа, который не приспосабливал себя к обстоятельствам, а обстоятельства приспосабливал к себе.
С 30 тысячами пехоты, 5 тысячами конницы и верой в свою счастливую звезду молодой царь ринулся на завоевание мира. Даже денег на содержание собственной армии у него почти не было. Отправляясь в неизведанное, Александр раздал своё имущество друзьям. Его спросили: « Что же ты оставляешь себе?» Он ответил: «Надежду».
Наш первый поход открыл для меня новый мир: горы и долины Малой Азии, покрытый снегом Тавр, приморские равнины Финикии с их большими торговыми городами Тиром и Сидоном… После битвы при Иссе мы вместе с предводителем вступили на землю Египта.
В то время я ещё не занимал высокого положения в «свите». Всё изменилось после событий, связанных с Филотой и его отцом Парменионом в 330г. до н.э. Филота также был другом детства Александра и в настоящее время командовал отборной конницей гетайров. Он принадлежал к истинным македонянам старого закала, считавшими царя только первым среди равных. В ту осень в области Дрангиане был вскрыт заговор. Донесли, что Филота знал о нём, но промолчал. Командира гетайров судило македонское войско, обвинило в соучастии, и он был побит камнями. Пармениона же, являющегося самым опытным полководцем, зачастую стоявшего во главе фаланг, убили для предотвращения возможной мести за смерть сына. По прошествии времени, когда Властелин мира уже пировал с Богами, «всплыли» новые факты о минувших событиях. Согласно им Филота и его отец стали заложниками придворных интриг. Не всех сановников устраивала их близость к телу Сына Зевса.
Несмотря на то, что я не верил в измену, о чём открыто заявлял Александру, «после раскрытия заговора» он доверил мне освободившееся после Диметрия место соматофилака(телохранителя). Последний был заподозрен в связях с Филотой и был арестован. Таким образом царь вменил сыну Лага безопасность собственной жизни и предоставил возможность отличиться. Я не замедлил ею воспользоваться.
После битвы при Гавгамелах мне удалось схватить сатрапа Бактрии Бесса, убившего персидского царя Дария III. Бесс провозгласил себя новым правителем под именем Артаксеркс. Он был непростым противником, умело избегал прямой стычки с войсками Алексанра и действовал исподтишка.
Однажды, под вечер, местная знать сообщила, где остановился Артаксеркс с войском. Взяв три гиппархи «друзей» и всех конных дротометателей, Филотов полк, хилиархию щитоносцев, всех агриан и половину всех лучников, я двинулся в селение, в котором должен был квартировать Бесс. За четыре дня мы преодолели расстояние, равное десяти дневным переходам. Окружив обиталище, (оно было обнесено стеной с воротами), объявил варварам, находившимся там, что они останутся целыми и невредимыми, если выдадут самозванца. Жить хочется всем, и отряд впустили в ворота. Пленённого цареубийцу доставил к Александру голым и в ошейнике.
В сражении и на пиру я постоянно находился возле царя, стараясь смягчить его гневный и взрывной характер. Но, увы, не всегда это удавалось.
На празднике Диоскуров в Мараканде пир длился до глубокой ночи. Александр веселился в кругу вельмож. Греческие софисты и льстецы превозносили его выше всякой меры, говорили, что он превзошёл подвигами Диоскуров и Геракла, что при жизни заслуживает божественных почестей.
Брат кормилицы царя Ланики, Клит, прозванный Чёрным, обладал горячим нравом. В конном бою на реке Граник он спас Александра от неминуемой гибели. Отрубил руку персу Спифридату, который уже занес меч над будущим Властелином мира. На правах друга Клит порой мог позволить себе лишнего. В этот раз после обильного возлияния ветеран стал порицать льстивое восточное и греческое боготворение Александра, преувеличение его подвигов. Говорить, что слава полководца принадлежит главным образом мужеству македонского войска.
Спор разгорячённых вином гостей становился всё жарче, слова Клита оскорбительнее. Опровергая льстецов, он стал доказывать, что дела, совершённые Филиппом, гораздо важнее деяний Александра: назвал счастливым Пармениона и его сыновей, воинов павших в боях, потому что смерть избавила их от стыда видеть македонян, наказываемых мидийскими розгами, выпрашивающих у персов позволения войти к царю. Он хвалился спасением жизни Александра при Гранике, затем прокричал повелителю: « Не приглашай к твоему столу свободных людей, приглашай варваров и рабов, целующих подол одежды твоей, поклоняющихся твоему персидскому поясу!» Взбешённый Александр вскочил, хотел схватить оружие. Я вывел Клита, продолжающего кричать. Но через несколько минут тот вошёл в другую дверь, говоря без устали язвительные речи. Царь выхватил копьё у одного из телохранителей и бросил в него. Клит упал, обливаясь кровью. Александр в отчаянии кинулся на тело друга, провёл в своём шатре трое суток без пищи, без питья и сна, рыдая о нём. Нам едва удалось успокоить его раскаяние.
Имеет ли право смертный осуждать Сына Бога? Вопрос риторический. Настроение Родителя Александра изменчиво, как весенний ветер. Сын Зевса весь в Отца. Он – разный.
В бою под городом брахманов Гамарталией я был ранен отравленной стрелой. Моя жизнь висела на волоске. Лекари только разводили руками. Противоядие им было неведомо. Именно это событие и довелось увидеть первым, когда только «поймал волну».
Царь очень переживал за меня и даже распорядился перенести в свой походный шатёр мою постель. Произошедшее далее событие иначе как божественным провидением назвать не могу. Ночью Александру приснилась змея с растением во рту, которая поведала, что оно целебное, где растёт, показала, как выглядит. Когда царь проснулся, он отыскал его, размял и приложил к ране. Из него же приготовил настойку и велел пить. Я стал быстро поправляться. Позднее, уже в статусе «фараона» Египта, осознал, что путь человека не прервётся до тех пор, пока тот не исполнит предначертание Богов.
Моё свидетельство – настоящая быль, а никак не легенда. За более чем двадцать веков, которые канули в бездну Хроноса, многие события вами, «нынешними» были перевёрнуты «с ног на голову», либо истолкованы неверно. Некоторые же вообще канули в реку забвения Лету.
Миф о Гордиевом узле гласит: после взятия столицы Фригии молодой Александр вошёл в древний храм, пригляделся к прославленному узлу и вместо его распутывания, выхватив меч, рассёк одним ударом. На самом деле всё было несколько иначе. Небольшая предыстория. Согласно преданиям, когда царство Фригия осталось без правителя, фригийцы обратились к оракулу за советом, кого выбрать царём? Оракул предсказал, что избрать нужно того, кого они первым встретят едущим на повозке по дороге к храму Зевса. Этим человеком оказался простой земледелец Гордий. Став царём Фригии, он основал столицу и дал ей своё имя. Не забыл и про повозку, благодаря которой пришёл к власти. Опутав с усердием её ярмо сложнейшим узлом из кизилового лыка, Гордий велел установить её в храме. Считалось, что человек, сумевший развязать «гордиев узел», станет властелином всей Азии. Я находился невдалеке от Александра и мог наблюдать за происходящим: на какое-то мгновение рука царя легла на рукоять меча, затем он присел, внимательно осмотрел узел, поднявшись, вынул из переднего конца дышла крюк – так называемый «гестор», которым закреплялся яремный ремень. Вот и всё. Задача была решена. Истолкование вашими «архивариусами» слов жрецов: «Он завоюет мир! Но мечом, а не дипломатией» – неверно. На самом деле их заключение прозвучало так: «Он завоюет мир! Не мечом, а дипломатией». Помню, в тот момент в знак согласия я даже кивнул. В умении убеждать Александру не было равных.
К чему вдруг коснулся этой истории? Ах, да… Меня озаботило, когда «всё с ног на голову». Единосильно, только в другом контексте, изменилась и моя жизнь, после того как увидел её. Вспомните рассказ о гибели Клита. Царь выхватил копьё у одного из телохранителей и метнул в смутьяна. Этого нельзя было допустить. Но, признаюсь, в тот самый миг я был поглощён созерцанием богини, спустившейся с Олимпа, разливающей гостям вино из кувшина.
Идеально сложенная фигура изящной незнакомки, в коротком полупрозрачном хитоне, одетом на голое тело, будоражила воображение. Даже умение зашнуровывать сандалии, присущее придворным матронам, дабы ноги казались почти голыми, не ускользнуло от моего взгляда. «Раньше не видел её. Кто она и как оказалась здесь?», – поинтересовался у Леонната. «Зовут – Милек. Она из…» договорить нам не удалось. Копьё, брошенное Александром, пронзило цель.
Следующую неделю я почти не спал. Чёрные, как смоль, волосы, завитые в локоны, мягким шёлком спадающие на плечи, зелёные глаза, белая, словно никогда не видевшая солнечного света кожа, высокая упругая грудь… Мои думы были только о Милек. Даже трагическая гибель Клита отошла на второй план.
В один из вечеров весеннего месяца фаргелиона мы буквально столкнулись с ней возле городских ворот Бактр. Я возвращался в город с охоты на джейранов. Она протягивала лепёшку блаженной нищенке, которая сидела на земле, скрестив ноги, раскачиваясь из стороны в сторону, бормоча что-то на незнакомом языке. Я – спешился, подошёл к ним. Старуха, опёршись на сухую палку, поднялась и, показывая кривым грязным пальцем в мою сторону, стала о чём-то фальцетом выкрикивать девушке. Стражник перевёл: «Она утверждает, что это судьба». Наши взгляды встретились. «Я думал о тебе. Меня зовут Птолемей», – проговорил взволнованно.
– Знаю, – опустив глаза, смущённо произнесла она, – Я – Милек из Милета.
– Довелось побывать там три года назад. «Баловни счастья», так, кажется, называют милетцев, ибо им благоволит сама судьба и сопутствует удача. Ответом была улыбка.
Уже на следующий день, когда солнце близилось к закату, мы сидели вдвоём на берегу реки Балх и дегустировали вино из погреба наместника сатрапии, заедая его терпкость свежими абрикосами.
Имя Милек обозначает – ангел. Своих родителей она не помнит. Мать умерла при родах. Отец до её рождения, чтобы прокормить семью, подался в наёмники к персам. Впоследствии следы его затерялись в Согдиане. Милек воспитывала бабушка, от неё и стало известно, что пра-, пра-… дедушкой сироты был Фалес Милетский – мудрец, философ и математик, которого при жизни уже называли «отцом философии» и её родоначальником. Он много путешествовал. Жил в Египте, в Фивах, Мемфисе, где учился у жрецов, изучал причины наводнений, продемонстрировал способ измерения пирамид. Именно он «привёз» геометрию из Египта и познакомил с ней греков. Позднее в истории появится выражение: «все дороги ведут в Рим». В моём случае они устремляли в Египет, но не только меня одного, а ещё унаследовавшую дианойю своего прародителя – Милек.
Блаженная оказалась права – это судьба! В тот вечер я впервые в жизни поцеловал счастье. Наша любовь и страсть были сродни безумию. Через несколько дней мы расстались. Войска выступили из Бактр, чтобы, преодолев Гиндукуш, выйти к реке Кофен. Целью Александра была Индия.
О личном мне говорить не хочется. В качестве ремарки могу добавить: только официально я был женат три раза. Первый – на Артакаме, дочери Артабаза. Она стала моей женой во время массовой свадьбы в Сузах. Второй – на Эвридике, дочери Антипатра. Впоследствии брак был расторгнут. В третий, уже в возрасте далеко за шестьдесят, на Беренике. Был роман и с бывшей возлюбленной Александра – Таис.
Вы можете сколько угодно осуждать меня, узнав, что боготворимая Милек почти пятьдесят последующих лет оставалась, как у вас принято называть, «гражданской» женой. Не горячитесь. Времена диктуют свои нравы и законы. Статус, считай политика, тоже. Я – берёг её. И делал всё, как стратег, чтобы возлюбленную они не коснулись. Но генная наследственность, видимо, существует. Милек неоднократно давала мне мудрые советы, подобные – захватить Иерусалим в субботу. Добавлю, Александрийская библиотека была создана благодаря желанию Милек.
Далее я не стану утомлять вас рассказами об эпизодах из прошлого и грядущих сражениях. Достаточно будет состоявшегося экскурса в этот период истории. Любителям же старины вполне доступны фолианты, позволяющие узнать о тех событиях куда подробнее.
10 июля 323 года (до н.э.) по используемому летоисчислению, в возрасте неполных 33 лет умер создатель империи, простиравшейся от Индии до Ливии и Балкан, мой царь и друг Александр. При последовавшем далее распределении сатрапий я получил Египет. Отражение нападения Пердикки, война с Антигоном, сражение при Газе, вторжение в Грецию, возвращение Киренаки, война за остров Кипр, защита восточной границы Египта от вторжения Антигона и Диметрия, после которой я провозгласил себя царём. Вот неполные вехи моего пути.
Не хочется «скатываться» вновь к обзору минувшего. Отмечу только, доктрина «война ради созидания» превратилась в навязчивый замысел, который должен был непременно исполнить. Амбиции, алчность, несовершенство сознания или воля Богов, что двигало тогда мною? Но только не алчность. К богатствам мира сего я был всегда равнодушен. Помню вопрос Аристотеля, обращённый к подростку Александру: Какова твоя самая заветная мечта? «Хочу завоевать весь мир!», – выпалил тот. Философ тогда иронично ухмыльнулся и изрёк: «Ну, этого мне и даром не нужно». Ценностей и денег лично мне тоже. Они не более чем инструментарий помысла. Обо мне говорили: « Сын Лага часто ел и спал у друзей своих, а когда ему случалось угощать их, он у них же брал для этого столы, и покрывала, и посуду, потому что сам ничего не имел, кроме самого необходимого». «Царю более пристало обогащать не себя, а других», неоднократно цитировали мою фразу соратники.
Считается, что я был сатрапом Египта в течение 17 лет, а затем царём 23 года. Поправлю – 24. Но, так или иначе, передал Египет вместе с сопредельными областями – Киренаикой, Кипром, Келесирией… в соправление нашему с Береникой сыну. Сам же далее нёс службу как частный человек, в рядах царских приближённых, отмечая, что быть отцом царя лучше, чем владеть самому любым царством.
И всё же, дети – «чужие яйца». Иногда не знаешь, кто вылетит из гнезда. Самым большим разочарованием и позором всей моей жизни стал сын от Эвридики – Птолемей II Керавн (Молния). Невыносимо вспоминать о тех событиях. Описывать – тем более. Поэтому я использую эпитому из уже имеющихся в информационном поле повествований, изредка дополняя их своими маргиналиями.
«После того как объявил, что моим наследником и соправителем Египта становится младший сын Береники, Керавн, опасаясь преследования со стороны более удачливого брата, бежал из Египта в Македонию к Лесимаху. В те самые дни 74-летний Лисимах приказал зарезать своего родного сына от Никеи – Агафокла, в которого влюбилась его жена Арсиноя. Как писал Павсаний, «любовь часто причиняет бедствие мужчинам». Несчастный Агафокл был женат на Лисандре, моей дочери и родной сестре Керавна. Поэтому они и сбежали к Селевку, призывая его напасть на Лисимаха. Когда последний был разбит Селевком в сражении при Карупединое, Керавн перешёл на службу к победителю. Тот принял его как несчастного сына старого друга, покровительствовал ему и всюду возил с собой. Узнав, что Селевк направляется в Македонию, чтобы царствовать там, Птолемей II по пути убил его и поспешил сам выпрашивать македонского царства. Там старался добиться расположения народа, как сын своего отца, Сотера Великого. Нескромно, но моё имя пользовалось всеобщим уважением.
Прежде всего он решил привлечь на свою сторону сыновей Лисимаха и стал домогаться брака с их матерью, своей двоюродной сестрой Арсиноей. Детей – обещал усыновить, чтобы они не могли ничего предпринять против него из почтения к матери и названому отцу. Притворяясь влюблённым, Керавн стал настойчиво просить сестру выйти за него замуж. Иным способом он не мог подобраться к её сыновьям, царством которых завладел после битвы с Антигоном Гонатом.
«Сердцеед», ввиду её недоверчивости, стал уверять, будто хочет управлять государством совместно с сыновьями, и будто он не потому сражался с ними, что хотел отнять царство, но потому, что мечтал им вернуть его, как дар из своих рук. Пусть, говорил Керавн, сестра пошлёт к нему свидетеля клятвы, которую он готов дать. В его присутствии и поклянётся перед лицами богов, свяжет себя, какими только захочет Арсиноя, обязательствами. Обворожённая женщина отправила к нему одного из своих друзей – Диона.
Керавн привёз его в святилище Зевса и, возложив руки на жертвенник, поклялся, что совершенно искренне просит сестриной руки, поименует её царицей, никогда не оскорбит, взяв другую жену, и не будет иметь детей, кроме её сыновей.
Свадьба была отпразднована с большой пышностью. Мой сын перед войском возложил на голову сестры венец, наименовав царицей. Это привело Арсиною в восторг, так как получила всё, чего лишилась после смерти Лисимаха. Она даже пригласила новоиспечённого мужа в свой родной город Кессандрию, из-за желания обладать которым Птолемей II Керавн и сотворил эту мистификацию.
Добравшись до Кессандрии раньше своего избранника, царица объявила праздничным день его прибытия, приказала украсить дома, храмы и все улицы. Всюду разместила жертвенники и жертвы. Детям же своим, отличавшимися замечательной красотой, – шестнадцатилетнему Лисимаху и Филиппу, который был на три года моложе, – приказала, надев венцы, выйти навстречу новому отцу. Птолемей II обнял их с горячностью, превосходившей истинное чувство, и долго осыпал поцелуями.
Когда же шествие подошло к воротам, Керавн приказал подручным занять крепость, а мальчиков – убить. Почувствовав опасность, братья побежали к матери. Их умертвили на её лоне. Арсиноя подставляла себя под удары убийц и, обняв сыновей, защищала своим телом, стараясь принять на себя раны, которые предназначались детям. Царице даже не дали похоронить их. Её выволокли вон из города в окровавленной разодранной одежде, с распущенными волосами. Сопровождаемая лишь двумя молодыми рабынями, она удалилась в изгнание в Самофракию.
Между тем галлы (галаты), которым стало тесно на своей земле, послали 300 000 воинов искать новых мест для поселения. Одни из них напали на Грецию, другие – на Македонию. Керавн бестрепетно отнёсся к вести о приближении галлов. Он даже пренебрежительно отверг предложение дарданцев предоставить в помощь 20 000 вооружённых воинов. Дело ведь идёт о Македонии, сказал он, если македонцы одни покорили весь восток, то неужели они теперь нуждаются в дарданцах для защиты земли своих предков? Когда эти слова были переданы их царю, тот произнёс, что в скором времени славное македонское царство падёт из-за дерзости незрелого юнца.
Спустя несколько дней произошло сражение. Македонцы были побеждены и перебиты. Злодей-сын, покрытый многочисленными ранами, попал в плен. Ему отрубили голову, насадили на копьё и для устрашения врагов пронесли перед всем строем».
В качестве постскриптума. Возлюбленная Милек родила мне трёх прекрасных детей. Двух мальчиков и любимицу дочку. Старшего назвали Александром… На этом заставляю себя остановиться. Их дальнейшие судьбы будут вписаны в историю, но, как бы «тавтологично» не звучало – это совсем другая история(и).
Обозревая пройденный путь, зачастую задумываюсь: для чего Боги даровали мне жизнь? Созидатель я, либо разрушитель? Ведь тысячами жизней заплачено за казавшиеся мне «благие намерения».
* * *