Переписка моих родителей до моего рождения

Геннадий Митченко
      Добрый день, моя славная, дорогая,
                единственная подруга жизни Муся!

  Сегодня получил от тебя открытку из Кавказского вокзала и посылку.
Прежде всего разреши тебя искренне, от чистого любящего сердца поздравить с успешной защитой дипломки. Муся, только теперь осознал те серьёзные скромно сказанные слова в день моей твоей защиты. Именно я постарался поздравить тебя особо. Точно не помню смысл таков – что результат твоей защиты есть лучшее поздравление, есть лучший подарок любимому человеку.

  И в этом случае мы на миг, на мгновение можем быть счастливы. Зависть у людей иногда дольше живёт, чем счастье самих счастливцев, ибо последние уже начинают жить другим, иногда задолго до так называемого «счастливого радостного дня». Жизнь идёт своим чередом. Теперь это уже для нас пройденный этап, и мы начинаем жить будущим счастьем, будущей радостью встречи, безграничной полнотой чувств и безграничной любовью.

  В данное время я счастлив и радуюсь за тебя, что ты у своих родных своей искренней любовью и лаской вознаградишь их за всё, за всё…то, что определяет твою надёжную ступень, от которой начнётся новая полоса бытия.

  Муся! Я сейчас настолько переполнен возвышенных чувств за тебя, что невольно вспомнил свою грань жизни после окончания техникума. И что же ты думаешь?  Я плакал.
Рыдая по-детски, плакал от того, что не с кем мне было делить свою радость, своё счастье, заполнявшее всю мою душу, весь мой маленький мир. Я видел, я знал, я наблюдал, как мои товарищи, такими же, как и у меня достижениями, принесли в свою семью родных и близких действительную радость и счастье.

  Я же в то время уподоблялся маленькому мальчику, поймавшему птичку, и с радостно озарённой улыбкой ожидавшего похвалы старших. Но когда старшим некогда, или они просто не обращают внимания, мальчик отпускает птичку на волю и начинает осмысливать, почему старшие не радовались вместе с ним. Так именно осмысливал я, почему моя радость тогда не могла быть полной, почему она не была разделена никем.  (и потому она вызывала горькие слёзы).

  Твоя радость безусловно полна именно потому, что она является достижением целой семьи, целого коллектива, потому, что её разделяют те сердца, чётким ударам которых ты обязана своим существованием.
  Моё сердце, рождённое вдали от этих и твоего сердца, включилось в этот «коллектив сердец» сравнительно недавно, мало видевшего радостных дней.
  Но в эти дни, оно, хотя и вдали, но бьётся с такой же радостью и счастьем, как и ваши сердца. Нет, Муся!

«Холодной буквой трудно объяснить
Боренье дум. Нет звуков у людей
Довольно сильных, чтоб изобразить
Желание блаженства. Пыл страстей
Возвышенных я чувствую, но слов
                не нахожу»              (Лермонтов).

  Ты как-то в одном письме тоже сетовала на человечество и прожитые ими так тысячелетия, что не выработали таких слов, чтобы ими можно было выразить чувство. Но, Муся, друг! Зачем слова? Если такие слова были «выработаны», то, наверное, не было бы любви, так-как она была бы опошлена, она была бы серой и пошлой «всеобъемлющими» словами, начали бы оскорблять друг друга, как зачастую ругаются и оскорбляют «человеки» человеков плотью своих матерей.

  Сдаётся мне, что первобытный дикарь, не имеющий совсем запаса слов, уже любил свою подругу жизни. Не менее сильно, чем умеем любить теперь мы, а, может быть, сильнее, чем умеем любить теперь мы, а, может, даже и больше, потому что любили проще и искренней, и не знали той гуманной лжи, которая стала достоянием пресыщенных жизнью. Любить – это значит «гореть», чувствовать, быть полным от чувств. Опять нет слов! «Есть слова, объяснить не могу я, Отчего у них власть надо мной.

Их услышав, опять оживу я,
Но от них не воскреснет другой»
                (Лермонтов)

  В общем, я целиком и полностью тебя, Мусёнок, поддерживаю в том, что тяжела даже мысль «на невинную неискренность». Здесь нужно нам ещё раз друг друга увидеть в том, что не нужно обворовывать нам самих себя, не нужно обкрадывать своё собственное счастье, так-как сама планета к этому мало оборудована, а мы являемся на ней мимолётными обитателями.

«Будь со мною, как прежде бывала,
О, скажи мне хоть слово одно,
Чтоб душа в том слове сыскала,
Что хотедось ей слышать давно».
                (Лермонтов)

  Думаю, Муся, что ты удивлённо раскроешь глазки и подумаешь, что, видимо, Серёже делать нечего, что он пустился в философию и поэзию. Но нет, у меня дел очень много, но сегодня у меня праздничный день по случаю твоих успехов, о которых я узнал только вчера. Сегодня прочитал твою работу с большим интересом.  Сейчас перехожу к следующему. Разреши, любя, крепко-крепко расцеловать тебя … и стать серьёзным, вернее сухим.

  Муся!  С 16 марта при нашем Институте проходит методическая конференция всех зональных опытных станций и опорных пунктов. Съехались все «светила» научно-исследовательского плодового мира. Много чрезвычайно интересных докладов и материалов было проработано на этой конференции. Сейчас работает комиссия по уточнению методики, завтра пленарное заседание.

 Во все дни конференции мы, аспиранты, не ходили на занятия, а участвовали в её работе.
  Тебе же чтобы не скучать, советую заняться фото (жду от тебя массу снимков).

Вот пока всё, моё южное тёплое солнышко, моя радость и смысл моей жизни.
  Муся, крепко-крепко обласкай мамочку, чтобы она убедилась в нашем счастье, что мы будем создавать на добровольных началах, в честном труде, как и они с папочкой.

  От тебя жду писем ежедневно тёплых-претёплых, согревающих все клеточки, как южное солнце. А здесь только начинается весна, ещё не растаял снег.

Сергей Николаевич Митченко
г.Мичуринск, Советская, 274
20 марта 1934г.