– Жратьдавайдавайжратьжратьжратьжрать! – кот боднул меня шишкастой башкой и ворвался в помещение.
Его подоконный вой вырвал вздох облегчения – негодяй не появлялся двое суток, и мы переживали. Когда открылась входная дверь, пройдоха уже стоял на низком старте.
Ринулся в кухню, грохотнул пустой миской, сунул морду в остатки молока и рванул к холодильнику. Приветственно муркнул и потерся рыжим боком о гладкую дверцу. Нормально, да? Холодильнику так – мырр, а хозяйке – «жрать»…
– Мам, моя рубашка где?
– Лия, отдай ключи от машины!
– Ненавижу омлет!
– Желтый, не путайся под ногами!
– Я это есть отказываюсь!..
Уф... и всего-то их двое – любимых моих мужиков, а кажется, что утром по дому мечется целая толпа.
Наконец, дверь за ними закрылась.
– Н-да, котэ, будни домохозяйки я представляла себе как-то иначе, – пожаловалась я. Желтый сыто потянулся и промолчал. Я вздохнула. Начинался мой новый, хозяйственно-ремонтный, ненормированный рабочий день...
…Днем намыла окна и поклеила в детской обои. Вечером, приготовив с Тимкой уроки, накормила парней ужином и домывала посуду, предвкушая, как все уснут, а я возьму пряжу, спицы и включу киношку.
Но они выстроились у раковины. Все, включая кота. Их улыбки и спрятанные за спиной руки вызывали подозрение. Больше всего на свете я не выношу сюрпризов.
– Та-дам! – пропел Тим, а муж протянул мне…
– Нет, – сказала я.
– Да! – заорали они, хлопая в ладоши и наступая.
– Я без вас не хочу. И я совсем не готова!
– Мы не можем! У нас контракт с французом и хоккейная секция! А время у тебя есть, – отвечали они, и, чтоб добить окончательно, объявили: – целых три дня!
– Мы же договорились, – возразила я, – что, если не все, то лучше никто в этом году не поедет, сэкономим для следующего…
Желтый фыркнул, Тим сдвинул брови, а муж сказал угрожающе:
– Мы с сыном решили. Ты летишь отдыхать. С тобой будет Ира. Я дам ей инструкции. От-ды-хать! – произнес он веско, – а если ты в ресторане попытаешься убрать за собой тарелку, или застелить постель в номере – она свяжет тебя и оттащит на пляж, к шезлонгу!..
…В ночь перед вылетом не спалось. Я лежала с открытыми глазами и прокручивала в голове, что еще надо не забыть. Спохватилась, легонько тряхнула мужа за плечо:
– Рома, ты помнишь, что Тимику нельзя мандарины? Не больше пяти, не поддавайся на уговоры, иначе опухнет, и будет мордаха, как у хомяка… если что, половинка супрастина. В аптечке, на второй полке…
Он заворочался и не ответил. Глупо все. Не хочу без них ехать! В глазах защипало. Я их люблю, я о них забочусь, делаю все, чтоб им было уютно, а они… я привыкла, чтобы все вместе, – не заметила, как потекли слезы. А они меня с глаз долой, в Африку-уууу!..
Муж проснулся. Гладил по волосам, успокаивал:
– Львенок, – сказал он. Он зовет меня львенком, говоря, что для котенка я слишком часто рычу, – ну ты чего. Я думал, теперь, когда дело наладилось, мы встали на ноги... я предложил тебе уйти с работы, я думал, ты, наконец, отдохнешь. Успокоишься. А у тебя словно пропеллер между лопаток – все торопишься, как заводная.
– Но ведь пока я работала, дом пришел в запустение. У Тимки тройки, ты усталый, ел, что попало. Я же стараюсь, чтобы вам лучше было.
– А нам лучше, когда ты не дергаешься. Хватит бегать, выдохни уже. Все хорошо.
В аэропорт поехали все. Сестра Ира объявила:
– Лия, предупреждаю последний раз: если ты опять заглянешь в сумку проверить паспорт и билеты, я тебя стукну по голове!
Я отдернула руку и предложила мужу:
– Рома, может, я поведу? Ты после работы, а я целый день дома, ничего не делала.
– Это ты – ничего?! – возмутилась сестра. – Да ты носилась, как укушенная! Еще немного – и я б увидела сзади реверсионный след!
– Не дам, – отрезал муж. – Понимаешь, ты немножко взвинчена. Я боюсь, что даже если ты въедешь вот в эту фуру, то просто проедешь ее насквозь и не заметишь.
Тимка стукнул меня газетой по голове.
– В чем дело?
– Ты опять заглянула в сумочку, а тетя Ира не заметила. Я за нее!
Все заржали.
– Лимон съешьте, гады, – сказала я, – сбагрили мать на другой континент, и довольны.
В самолете я мучительно вспоминала, что должна была сказать или сделать. Это ощущение, будто забыто что-то важное. Ира меня одернула:
– Ты в небе. Над землей десять тысяч метров. Домыть полы не сумеешь по любому, расслабься.
Я честно попробовала. Расслабилась. Действительно, десять тысяч. И – вспомнила! То самое, очень важное. Как же я могла забыть?
Я боюсь высоты.
Африка встретила злым шершавым солнцем и пряным ветром. Скалилась в улыбках таксистов, голопузой детворой выклянчивала монетки, тянула за полы лебезящими торговцами, кидала надменные взгляды из-под тонких бровей папирусных Нефертити.
Море, как положено, синело, трава и пальмы зеленели, песок шуршал и ласкал пятки. Кровать в номере была мягкой, напитки – холодными, обслуга – улыбчивой и бесшумной. А я не могла отделаться от навязчивой мысли. Почему это все – мне одной? Как бы славно Тим поиграл в крикет на этой площадке, а мы бы с Ромкой сидели вот за тем столиком и наблюдали за ним, потягивая кофе. И почему я крошу булочку, подманивая цветастых рыб? Почему любоваться на них я должна в одиночку?..
– Опять хандришь? – надо мной нависла Ира. – Ты мне не нравишься, – сказала она, – причем, совершенно. Что ты все время на телефон смотришь? Я боюсь тебя одну оставлять – думаю, вернусь – а ты уже пляж подметаешь или пальмы пропалываешь.
– Ну, не привыкла я бездельничать, Ир. И за ребят беспокоюсь. Надо было с собой хоть вязание взять…
– А-фи-геть! Вязание! А почему не обои? А что, поклеила бы на досуге. Ответь мне, куда ты все время летишь? Мы все думали, сядет Лия дома, хоть немного отдохнет. Так нет – идеальный менеджер перековался в идеальную домохозяйку.
– Какая там идеальная! Просто пока я работала, дом грязью зарос, и ребенок брошенный…
– Ага, и вот ты вцепилась. Лягу костьми за образцовый дом! А что твоим мужикам делать? Мама все время вертится, готовит какие-то феерические блюда, сдувает пыль, записалась во все родительские, домовые и прочие комитеты. Тебе что, энергию девать некуда?
– Да нет особой энергии, устаю…
– Знаешь, Лия. Ты только не обижайся, но, по-моему, тебе нравится уставать. А отдыхать – нет. Странное такое кокетство – мне себя не жалко, все для вас. А им каково? Не удивляюсь, что парни решили отдохнуть от тебя. Устали все время за мамой гнаться и себя виноватыми чувствовать.
Я молчала. Иру хотелось стукнуть. Зачем она? Может, из зависти? Хотя… сама она никогда особо не напрягается. Не делает «мужскую» работу. Даже лампочку не вкрутит. Но почему-то всегда около нее оказывается кто-то, кто ей поможет с этой самой лампочкой.
А я лучше сама, если могу. Зачем просить? Вспомнила, как однажды поменяла колесо у машины, и Ромка потом зверски обиделся…
– Шуга-герл, – необъятных размеров араб с улыбкой поклонился, проходя мимо.
– Это он тебе, – заметила Ира, кивнув на мою, выгоревшую на солнце, макушку.
– Достали, – процедила я.
Это было правдой. Пристальное внимание со стороны мужчин напрягало. Словно ты на выставке. Особо донимали торговцы, громким хлопком предупреждавшие о покупателе своих коллег. Так, что, выдираясь из одних цепких лап, ты немедленно попадала в другие. Один раз я сходила за сувенирами, и зареклась на такие походы в дальнейшем.
«Мам, а вода теплая? Не помнишь, где лежат мои полосатые носки?» – пришла смс от Тимки, а следом – вторая, от мужа: «Львенок, не могу найти зарядку от телефона. Ты сильно загорела?» – эти весточки приходили на дню по нескольку раз, давая понять, что я была бы нужнее там, а не здесь.
Сегодня парни разбушевались: за день от каждого пришло по десятку, словно они соревновались между собой в экзотичности запросов. Так, Тиму понадобились подтяжки, теннисные мячи и напильник. Ромку интересовал сборник Честертона, бандана с черепами и франко-русский словарь. Лежа в шезлонге, я совершала мысленное путешествие по закоулкам квартиры, письменно сообщая парням о своих изысканиях. Держитесь, родные. Еще десять дней – и я буду дома.
– Хватит их опекать, – возмущалась Ира. – Они и сами отлично справятся.
– Я же просто отвечаю на их вопросы, – отбивалась я. – Откуда я знаю, зачем им все это сегодня?
– Действительно, зачем, – сказала сестра и задумалась.
Морской ветерок ласкал кожу. Лежа в шезлонге, я задремала, и даже увидела сон про то, как плыли по кухне пучеглазые круглые рыбы, а Желтый с Тимом отбивали их теннисными ракетками.
– Лия, вставай! Сейчас будет весело, – затрясла меня Ира.
Я открыла глаза и чертыхнулась: по пляжу, улыбаясь во весь широченный рот, строевым шагом к нам приближался давешний араб с огромной корзиной.
– Держись, шуга-герл, – Ирка пихнула меня в бок. – Не иначе, свататься.
– Я его прибью, – пообещала я, чувствуя, что краснею, – Прямо сейчас. Бодну головой в пузо, и корзинкой накрою сверху.
– Что за гопницкие замашки, – заржала сестра. Ее это все явно развлекало.
Араб встал в двух шагах от нас, улыбаясь мне и крепко держа свою ношу. Красивая плетеная корзина была живописно наполнена фруктами, раковинами и цветами. Великан молчал. Мы тоже. Пауза затягивалась. В руке пискнул телефон.
И вдруг…
Вдруг!
Из-за огромной туши араба, как двое из ларца, появились они. В одинаковых коротких штанах в цветочек, в розовых гавайках и пиратских банданах. Бледные на фоне загорелых тел, с ухмылками на физиономиях, они вышли из-за спины великана в тот момент, когда я читала смс от сына: «Мама, где моя сувенирная шайба?»
– Сообщение доставлено, – засмеялся Тимка, живой и настоящий, и подмигнул.
– Мы приехали, Львенок, – улыбнулся муж, – не могли же мы бросить тебя одну в Африке.