– Ну маааам! – голос внука звенел.
– Ни за что! – дочь держалась до последнего.
– Мам, мне уже двенадцать…
– Через мой труп!
– До фестиваля «Нашествие» осталось три недели! – прозвучала реклама.
Анна Семеновна услышала, как громко и досадливо щелкнуло, будто кто-то в сердцах выдернул магнитолу из розетки.
Стало тихо.
Егор вылетел из комнаты родителей, накинул куртку и хлопнул входной дверью.
– Довоспитывались, макаренки, – подытожил дед.
Дочь влетела к ним:
– Ну что, я не права? Нет, вы скажите?! Вы бы отпустили?
– Любите внуков – они отомстят вашим детям, – съязвил дед.
Зря он так: дочь изо всех сил старается быть правильной. Даже чересчур, подумала Анна Семеновна.
– Вы меня никуда не отпускали! – продолжала дочь.
– Да? А в поход на байдарках в седьмом классе?
– А на Азовское море в восьмом? А...
– Время было другое! Я не могу с ним ехать. Да и не хочу: у меня от этих хрипов голова болит!
– А еще говорила, что мы ее душим и угнетаем, – злорадствовал дед.
Он сидел за столом, уютно разложив 1000-фрагментный пазл. Собирал картину Айвазовского.
– Папа, вечно ты! – дочь стояла, набычившись. Кудрявой головой, упрямым взглядом напоминала Егорку. – Мам, ну что ты молчишь?! Считаешь, я не права? Ты бы одного отпустила? Вот скажи – да или нет?!
Повисла пауза. Тишина густела, готовая взорваться ссорой, или пшикнув, как спичка в банке, стухнуть натянутым молчанием. Не разговаривать эти двое умели виртуозно, а Анна Семеновна терпеть не могла.
– Нет, – сказала она, – одного бы не отпустила.
Дед поднял голову. Дочь смотрела победно.
– Я б с ним поехала, – заключила Анна Семеновна.
– И езжай! – дочь вылетела из комнаты.
Внук был в шоке:
– С бабушкой?! Может, лучше с дедом?
Дед поднял глаза от пазла. С ним все понятно: от Айвазовского теперь не оторвешь.
– Ты не можешь ехать! – сказала дочь, – ты рассеянная! А там сто тысяч народу будет! вы наверняка потеряетесь!
– Тогда езжай сама, – парировала бабушка.
– Не поеду и вас не пущу. Я…
Анна Семеновна подняла бровь. Дочь моментально утихла. Еще с детства, увидев это выражение маминого лица, она понимала, что шутки кончились. Рефлексы детства неистребимы. Так огромный дог прячет голову под диван, увидев в руках хозяйки свернутую газету, которой его наказывали в щенячестве.
– Мы едем, – бабушка обернулась к внуку. – Разговор окончен.
…Вагон был полон молодежи. Длинноволосые, бритые, с цветными ирокезами, татуировками, в черных косухах с заклепками, в футболках с портретами музыкантов или странными надписями «Укушен Шаинским», «Дантес – подлец». Простоволосые девушки в длинных юбках, с браслетами на руках и ногах, ярко раскрашенные панки с гребнями. Ехали в одиночку и группами, с удочками, гитарами, огромными рюкзаками и букетами роз. Переговаривались, знакомились, пели, играли в нарды, а одна девушка рисовала, сидя на полу меж рюкзаков.
Вагон шумел всю ночь, и заснуть было невозможно. Егорка лежал на верхней полке и таращился в окно, засунув в уши плеер.
Внука раздирали противоречия: с одной стороны, он был счастлив. С другой – стеснялся бабушкиного не рок-н-рольного вида.
– Ба, тебе в джинсах удобней будет, – уговаривал он перед отъездом.
– Никогда не носила и сейчас не стану! – отрезала она. – И футболку с черепами оставь себе!
Экипировалась предельно практично: юбка, любимая вышитая блузка с васильками (на счастье, подумала суеверно, когда одевалась), ветровка. В этом наряде она себя прекрасно чувствовала, но выглядела, как...
– Обычная дачница, – сказал Егор.
– А что плохого в дачниках?
– Ничего. Но мы же едем на фес-ти-валь!
Зато Анна Семеновна не вызвала подозрений у соседки по купе, тоже дачницы, и коротала время за беседой.
– В желе из красной смородины я вишню добавляю, для аромата, – говорила та.
– Да-да, еще с грушей неплохо, – кивала бабушка.
В начале вагона кто-то взял особо пронзительный гитарный аккорд и заорал:
– Подъем, Нашествие! Выходим!
– Понаедут, демоны, – покачала головой соседка, – как саранча. У меня за тридцать километров голова гудит от их музыки. Как у них мозги-то не лопнут?!
– Бабушка, слышала? выходим! – Егорка свесил голову вниз.
Как чертик из табакерки. И, правда, похож: волосы дыбом, футболка с оскаленной рожей, браслеты с шипами на руках.
– Слезай, горе мое!– вздохнула Анна Семеновна. – Счастливого пути, – кивнула остолбеневшей соседке и, подхватив сумку, двинулась к выходу в обществе волосатых демонов.
В этой компании они с Егоркой выплеснулись из поезда и побрели по дороге, с обеих сторон окруженной ОМОНом.
– Какие бравые ребята! – восхитилась бабушка. – Но зачем их столько?! От кого нас тут, в полях, охранять?!
– Боюсь, мадам, – галантно встрял бородатый детина в майке с Чебурашкой, – что они охраняют эти поля, гм, от нас.
Было видно, что Егор нервничает. Переспрашивал, на месте ли билеты, волновался, что у него отберут на входе заклепки и любовно изготовленное знамя группы «Пилот», что бабушка вдруг в последний момент передумает.
На фестивальной таможне Анне Семеновне пришлось отстаивать свое право на крючок и вязальные спицы: чем мне прикажете тут заниматься? Плясать, что ли?
Внук потащил ее к сувенирным лавкам.
– Ба, давай тебе купим футболку «Я пережил Нашествие», – предлагал он.
– Может, для начала его переживем? – осторожно парировала она.
– Ну, тогда хоть бандану?
На бандану Анна Семеновна согласилась, но увидев посреди лба надпись «Крематорий», вернула ее внуку обратно и достала из сумки шляпу с полями.
– Дачница, – припечатал Егор.
Приехали они с утра, и пока разложили палатку, осмотрелись, где сцены, вода, еда, медпункт и прочее, палаточный городок вырос вдвое. На палатках развевались флаги, и география фестиваля оказалась обширной: Тула, Новгород, Калининград… и даже Владивосток!
Устроились уютно: палатка, коврики, термос с горячим чаем, складные стулья. Вокруг стрекотали кузнечики, пахло травой, зудели комары.
– Ой, – спохватилась она. Мазь от комаров мы забыли!
– Все будет ништяк, – ответил сосед, чья лохматая голова торчала из палатки под флагом «Чижа» – когда фест начнется, комаров сдует. Вибраций они не выдерживают.
Анна Семеновна задумалась: она, конечно, не комар, но… ох, права дочь: безалаберная у нее мать.
Раздался звонок. Легка на помине!
– Вы где, мам? Как дела?
– Нас высадили из поезда за контрабанду, бредем по шпалам. Шутка.
Услышала в трубке шипение.
– Шуточки у них! А мне отец весь мозг выел, что я его без жены и внука оставила. Вам там хорошо, с Егоркой. А я тут…
– Приезжай, – предложила она.
Народу прибыло. Если с утра в палаточный лагерь текли людские ручейки, днем – речушки побольше, то к вечеру полноводный человечий поток хлынул на фестивальное поле.
– Скоро начнется! – Егорка приплясывал на месте. – Ты… пойдешь? Или тут посидишь?
Анна Семеновна вспомнила пророчество дочери и поднялась. Егор был явно разочарован. Она его понимала: крутой металлист двенадцати лет в сопровождении бабушки в шляпке. Но и ряженой быть в угоду внуку она не собиралась. Так и до татуировок дело дойдет. Быть собой гораздо приятнее.
Тем более, что народ собрался всех возрастов, от мала до велика, и никто не таращился на других, не показывал пальцем. По-доброму как-то все было. По-нашему. Она даже заметила барышню в интересном положении, на майке у которой было написано «я тоже приехал на Нашествие!» – вероятно, имея в виду младенца в животе.
Они пробились в фан-зону, поближе к сцене.
Фестиваль начался.
В первые же пять минут Анна Семеновна поняла, что если она не комар, то, наверно, ближайший родственник. И даже испытала сочувствие к кусачим тварям.
Выяснилось, что и она не может выдержать такой звуковой мощи. Голова почти сразу стала раскалываться.
Егорка же хлопал в ладоши, пел, скакал, как сумасшедший, и, похоже, чувствовал себя, как рыба в воде. Убедившись, что внука можно оставить, она вернулась к палатке.
Оказалось, и тут все прекрасно слышно! И музыку можно разобрать, и голова не трещит.
Она выпила чаю, достала вязание и, сидя на стульчике под ласковым вечерним солнцем, принялась вывязывать деду шарф.
Какой-то парень, покачиваясь, подошел и долго задумчиво на нее смотрел. Потом опустился рядом. Не сел, а словно бы даже стек. Сказал доверительно:
– Поднимите мне веки! – и головой ткнулся в землю. На спине у него белела надпись «Будить!»
Анна Семенова опасливо отодвинулась. Пьяный? Вот, началось. Говорили ей: тут одни пьяницы и наркоманы, а она не верила. Тронула спящего за плечо.
– Не поможет, – сказала девушка, юная и хорошенькая. Колечко в носу и розовый цвет волос совершенно ее не портили.
Она озабоченно посмотрела на спящего и достала из сумки бутыль с водой.
– Валик, – сказала она, – доброе утро! – и вылила воду ему на голову. Целую бутылку.
Тот открыл глаза и улыбнулся.
– Валентин, – представился он. – Извините.
– Валик вез нас из Ростова, – пояснила девушка. – Он двое суток не спал. А теперь ждет концерт Шевчука. Потому что, если он заснет, его никто не разбудит.
– Проверено, – улыбнулся Валик. – Если вы меня сегодня еще увидите, и я стану спать – пожалуйста, разбудите.
И побрел на закат, осторожно перешагивая веревочные растяжки палаток.
– Ой, а это вы столбиком с накидом? – заинтересовалась девушка, рассматривая вязание.
– Без накида, – охотно пояснила Анна Семеновна.
– А почему тогда здесь такое выпуклое?
– А вот, смотрите, – и она ловко показала, как нужно продевать крючок.
– Подождите-подождите, я так забуду. Сейчас! – девочка уселась на землю, и из той же необъятной сумки достала клубок и нитку.
– Вот ты где! – еще два паренька и девчонка с гитарой присели рядом.
– Я свобооооден! – особо пронзительно проорали со сцены.
– Ну, свободен, и чего так голосить, – проворчала Анна Семеновна.
– Кипелов отжигает, – засмеялись ребята.
Девушка заиграла на гитаре, напевая тихонько. Хорошая была песня: про росу, про дикие травы, про рассветы и нехоженые дороги.
– Какая песня красивая, – восхитилась Анна Семеновна.
– Это Хелависа. Завтра выступать будет. Пойдете с нами слушать? Мы зайдем.
Егорка вернулся уже под вечер, когда стемнело. Прожекторы со сцены, огоньки киосков и игровых площадок бросали отблески на палаточный лагерь. Народ все приезжал, и каждую минуту ландшафт менялся: вырастали новые палатки, и найти свою, оставленную даже на полчаса, было непросто.
Ручные фонарики освещали людям путь. Ловушки из палаточных растяжек заставляли народ ежеминутно спотыкаться, беззлобно ругаясь. То и дело слышалось:
– Осторожно! человек спит!
Это значило, что кто-то устроился в спальном мешке под открытым небом. Приходилось внимательно смотреть под ноги.
Анна Семеновна уже начала беспокоится, когда…
– Еле нашел! – радостно заорал Егорка.
Он пришел голодный, счастливый, переполненный впечатлениями. Наконец у бабушки появилась возможность проявить себя, как положено: расспросить, выслушать… и заметить, что глаза у сурового металлиста уже слипаются.
– Сейчас Земфира будет петь, а Шевчук не приехал. Говорят, может, завтра? – и, заползая в спальный мешок, уснул на полдороги.
Утром было забавно наблюдать, как просыпается лагерь. Муравейник из бесчисленных палаток, знамен и спальников. И изумленные лица тех, кто впервые увидел это при свете дня.
Планы у Егора были грандиозные. Он твердо решил увидеть все и объять необъятное.
– И ты погуляй, – великодушно предложил он бабушке. – Тут много интересного.
– Я, наверно, здесь останусь, – пожала плечами Анна Семеновна, уверенная, что так и будет.
Но судьба распорядилась иначе.
Сначала за ней явилась розоволосая любительница вязания и потащила на концерт Хелависы.
– Мне отсюда слышно, – заупрямилась бабушка.
– Вы должны ее видеть, – отрезала девочка.
Пришлось идти – не обижать же хороших ребят?
Девочка оказалась права: никак не ожидала Анна Семеновна, что хрупкая девушка на сцене обладает таким волшебным голосом. Пела, как ворожила, подумалось ей. И публика была совсем другая: не суровые кожаные бородачи, а ясноглазые мальчики-девочки, будто вышедшие из эльфийских лесов, чтоб послушать.
А потом в небе зарычало, загудело, и началось авиашоу. Анна Семеновна немедленно позвонила мужу. Большой знаток летательных машин, он оторвался от пазлов и терзал ее полчаса, требуя подробного отчета, что летает и как. Тут бы ей заметить, что телефон подозрительно пискнул, предупреждая о разряженной батарейке.
Но она внимания не обратила и твердо решила идти домой, в палатку, только одним глазком заглянуть, чем заняты люди под огромным зеленым шатром.
Это было ошибкой.
Вошла и пропала. Тут играли в настольные игры.
Она присела на свободное место. Играли в Словодел, и она тут же оказалась в команде. Выбраться теперь до конца игры не было никакой возможности.
То и дело раздавались жалобные стоны:
– Ребята, выпустите… там Пилот выступает…
– Сиди! – отвечали товарищи, – доиграешь – и выпустим.
И страдалец вытягивал шею, глядя на огромный экран, на котором транслировали выступления музыкантов как раз для тех, кто не смог пробиться к сцене.
Сколько времени прошло, Анна Семеновна не заметила.
– А вы, случайно, не бабушка Егора? – обратилась к ней незнакомая девушка в ярком купальнике.
Она удивилась и кивнула.
– Я нашла!!! – вдруг закричала девушка так, что все обернулись. – Вот она, наша бабушка в шляпке!!!
И показала пальцем на световое табло. Анна Семеновна увидела на нем свое имя.
И услышала голоса ведущих концерта:
– Посмотрите внимательно друг на друга и убедитесь, что рядом с вами нет бабушки в шляпке. Спросите, не видел ли ее ваш сосед. Посмотрите по сторонам.
– Если вдруг она оказалась рядом, проводите ее к главному входу. Бабушка, найдитесь, вас ожидает внук Егор.
Через полчаса Анну Семеновну знало все Нашествие.
– Это она! – кричали ей. – Бабушка в шляпке!
Егор у входа стоял мрачный. Увидел ее, тут же просиял:
– Ну, ты даешь, бабуля! Телефон выключен, дома нет. Так меня напугала! Я маме клятву давал глаз с тебя не спускать. Уф…
…Поздним вечером они сидели у палатки.
– Сейчас Шевчук будет выступать, – сообщил Егор. – Но я, наверно, отсюда послушаю, – и зевнул. Стало понятно, что слушать он будет в горизонтальном положении. И, скорее всего, во сне.
– В душ иди, – она протянула внуку полотенце и фонарик. Парень кивнул и растворился в ночи.
Вернулся совсем сонный:
– Представляешь, там в умывальнике один парень спит стоя! А на футболке, главное, надпись: «Будить!». Но все его жалеют и не трогают.
– И ты не разбудил?!
– Я что, дурак, лезть к человеку?!
– Это Шевчук поет? – уточнила она.
– Ага.
– Идем!
– Куда, бабуль?! – вопросил внук, но она уже шла, переступая через растяжки.
…Никто не посмел остановить пожилую даму, прошагавшую в деревянный сарайчик, служивший на время фестиваля мужским умывальником.
Валик-Валентин, водитель из Ростова, стоял, упершись лбом в стену. Он спал.
И спал крепко.
Она огляделась и увидела в углу пустое ведро.
– Извините, – сказала она, отодвинув от умывальника тощего молодого человека, – нам срочно. И подставила ведро под кран.
Ведро тяжелое, Валик – высокий парень, им с Егоркой до макушки ему не достать.
– Пожалуйста, – сказала Анна Семеновна, обращаясь к тощему, – вылейте это ведро вот на него. Мне не дотянуться.
– Я что, больной? – обалдел тот.
– Вопрос жизни и смерти, – отрезала она, – он вам спасибо скажет.
– Не уверен, – засомневался тот.
Но все-таки поднял ведро повыше и опрокинул на Валика.
И отскочил.
Валентин покачнулся. Поднял голову, открыл красные глаза и увидел тощего парня с пустым ведром.
Кулаки его сжались.
Анна Семеновна вышла вперед.
– Валик, – сказала она, – Шевчук уже выступает. Пойдем. Мы проводим тебя, а то заблудишься.
Валик прислушался. Лицо его просветлело.
– Спасибо, братишка, – сказал он парню, державшему ведро, как щит.
Егорка потом рассказывал в красках про этот бег среди растяжек. Он впереди, светя фонариком, за ним Валентин, и бабушка в замыкающих – чтоб подопечный не заснул по дороге.
Они выбежали из палаточного городка, и понеслись к основной сцене. Валентин, услышав голос любимого музыканта, развил прямо-таки космическую скорость. Егор не отставал – все-таки бабушка поручила присмотреть за этим парнем.
Когда Анне Семеновне удалось добраться до них, звучала песня:
– Когда идет дождь, в твоих глазах свет
Проходящих мимо машин и никого нет
На дорожных столбах венки, как маяки
Прожитых лет.
– Это про меня, – сказал Валик.
И про меня, подумала Анна. Про нас, про всех…
… Домой Егорка все-таки уговорил ее ехать в футболке «Я пережил Нашествие»:
– Теперь имеешь полное право!
Музыка, дождь, лица, флаги, палатки, сборы в дорогу – все впечатления смешались у нее в одно цветное пятно. Только ужас в глазах пассажиров электрички, которые увидели на перроне огромную толпу с рюкзаками, Анна Семеновна запомнила особенно четко.
Встречал их дед, собственной персоной.
В кожаной куртке, темных очках и бандане вид имел флибустьерский. Подготовился, надо же. Скучал:
– Ну что герла, прошвырнемся? – спросил он, галантно отбирая у нее сумку.
…На следующий год главным хитом «Нашествия» стала песня Степана Паланина «Бабуля, ты где?»