Ольга тряслась в маршрутке, глядя на бесприютный апрельский пейзаж. Ай да подруга: не успела приехать на дачу, а уже обзавелась привидением. Или, что хуже, грызунами. Призраки ладно, а вот крысы…
Позвонила Лидка вчера, жаловалась на бессонную ночь: то стучало что-то в доме, то грызло. Всхлипнула:
– Леля, приезжай!..
Познакомились они, страшно вспомнить, пятьдесят лет назад. Юная Леля перешла тогда в новую школу.
Как-то на переменке дверь кабинета распахнулась, и из класса вылетела долговязая девчонка с двумя каштановыми хвостами. Девица рыдала в голос. За ней выплыла модная дама и бросила через плечо:
– Не смейте так обращаться с моей дочерью!
Через секунду появился всклокоченный математик. Взревел:
– Подождите! – и рванул следом.
Ну и порядочки тут, – подумала Леля.
Глазастую дылду звали Лидой. Учитель вкатил ей пару, она разревелась, а мама случайно оказалась поблизости…
Лидкины слезы закручивали вихрь последствий. Плошки глаз наполнялись влагой, рот распяливался коромыслом, хвосты от обиды начинали дрожать – и сам собою вокруг возникал ураган. И если бы только в школе! Этот способ движения по жизни она усвоила как основной.
Автобус подкатил к остановке. Лида встречала подругу. На свой возраст она не выглядела и очень этим гордилась, храня в сердце каждый полученный комплимент.
Ольга относилась к этой слабости иронически. Сама не скрывала года, поскольку знала, что друзья любят ее за легкий нрав и участие, а вовсе не за умение в шестьдесят выглядеть на полтинник.
Общались они не часто. Лида редко беспокоила друзей: вдруг им некогда? Звонила только по делу. А Леля выходила на связь просто так: узнать, все ли в порядке.
То, что одной казалось назойливостью, другая считала заботой. То, что Ольга называла высокомерием, было для Лидии деликатностью. И так – во всем. Одна – плакса, другая – хохотушка. Одна – высокая томная шатенка, другая – маленькая бойкая блондинка. Гремучая смесь для поклонников.
В доме у Лидки было тепло, но сыровато и не обжито после зимы. В печи трещали поленья. Пока обсудили новости, сумерки загустели.
– Как у Валюши дела? – спросила Лида.
– Дениска приезжал. Большой вымахал!
– А помнишь, как мы ему полис подделывали?..
Валя, их приятельница, собственного внука увидела первый раз, когда тому исполнилось четыре года. Малыш родился и жил в США, приехать в Россию раньше не получилось. А тут, наконец, дочь Дениску привезла. А сама улетела обратно – работать.
И осталась Валя с внуком-американцем. Он – по-русски ни слова. Она – по-английски ни гу-гу. Что делать?
И стал Дениска внуком полка. Подруги свою малышню брали, приезжали в гости, вместе гуляли – чтоб парень язык осваивал. В театры таскали, на экскурсии – должно дите корни свои знать!
А когда Денис заболел, даже на преступление пошли: с помощью полиса Ольгиного внука, Лидкиных художественных талантов и цветного ксерокса сфабриковали пацану липовый полис, по которому и вызывали врача. А что делать? Не было у мальчишки нужного документа.
Дениска через полгода, когда уезжал, по-русски болтал вовсю.
– Старушонки-разбойницы, – сказала Лида.
– Да не кокетничай! – отмахнулась Ольга. – Сама все знаешь. Смотрю я на нас… все тот же ветер в голове. Хоть башка и седая. Не изменились. Меня вот этой осенью соседи в Карелию брали. Приезжаю, а домочадцы орут: где тебя носит?! А я не пойму: в чем дело-то? В лесу связи нет, виновата я, что ли?
– А с кем ездила?
– С Петровыми, Светой и Аликом, на машине. С палатками и собакой.
– Ага. Со стороны теперь глянь: трое пенсионеров, «шестьдесят плюс», как сейчас пишут, с пожилой истеричной овчаркой, на Ладе-Калине пропадают в карельских чащах на неделю. И как, если что, вас искать? Ты об этом подумала?
– Ну, мне дочь так примерно и сказала. И до меня дошло: а ведь, правда: сломайся машина, или с что водителем случись – куда нам?..
– О возрасте приходится помнить, – вздохнула Лида.
Вышло не натурально – уж кто-кто, а она в глубине души считала себя моложе и современней подруг, вместе взятых.
– А сама? – засмеялась Ольга. – Молчала бы! Кто ко мне на юбилей в гипсе прискакал? Вот объясни, зачем ты влезла на ролики?
– А что такого? Были с коллегами на пикнике, я решила попробовать. Кстати, – оживилась Лидка, – гипс оказался очень удобным: пластиковый, съемный. Не то, что раньше.
– Польщена, – съязвила Леля. – Ко мне на праздник подруга прибыла в вечернем… гипсе!
Ччч-пок! – раздалось откуда-то.
– Началось, – объявила Лида. – Вот и вчера так.
– Ты же инженер, – напомнила Леля. – С веранды стучит. Дай-ка я свет там зажгу…
– Стой, – вскричала подруга.
Но выключатель щелкнул, и стало темно. Только бросала красные отсветы печка.
– Коротнуло. Проводку надо менять.
– Где ты раньше была?! – возмутилась Ольга. – С электричеством шутки плохи. Не дай бог, пожар…
Лида вспомнила, как лет восемь назад у Ольги сгорела дача. Жарким июльским днем, когда дома остались только она и внук. Леля выпихнула мальца из окна, сама выбралась, вызвала пожарных. До сих пор на руке следы от ожога. Молодцом держалась тогда: ни слез, ни истерики.
А спустя год, в такое же знойное марево, спичкой пыхнул дом через улицу. Лида гостила у Ольги тогда. Во времянке жили, готовились заново строиться. И места всем почему-то хватало. Хоть тесновато было, но весело.
Вспыхнул соседский дом, треск пошел – сухой, страшный – ни с чем не спутаешь: так пламя азартно дерево жрет. Дым повалил густой, столбом прямо в небо.
Лида увидела, как подогнулись у Ольги ноги, и едва успела подхватить. А та кричала в голос, слезы градом текли – накрыло запоздалой истерикой. Не замечая, как бегут к ней родные, выкрикивала боль, которую закопала в себе глубоко…
Отстроились они потом заново. Но не сразу. Когда опускались руки, и Ольге казалось, что ничего у них не получится, Лидка тащила ворох журналов, проспектов строительных, и обе яростно спорили, каким дому быть. И, когда Лелька хватала карандаш и сама начинала рисовать планировку, понимала подруга – кризис прошел. А дом-то теперь – стоит!
– Ладно, – сказала Лида. – Давай спать. Рассветет, посмотрим, что щелкало.
Зажгли свечу, постелили. Лежа без сна, слышали каждый звук. Выл ветер под крышей, ветки стучали в стекло.
– А мне Петр недавно снился, – сказала Лида. – Веселый такой.
Именно она познакомила Ольгу с будущим мужем: знала Петьку с самого детства, их семьи дружили. А Петр, как увидел Лелю – пропал. Поженились они и жили вместе без малого сорок лет…
– А мне – нет, – откликнулась Ольга. – Будто обижается.
Год назад Петя умер. И совсем не приходит во снах – может, и вправду на что-то обиделся?
– Вряд ли. Он тебя любил, – ответила Лида. – Подойдет, скажет: Лелька у меня знаешь, какая? И так это скажет!
Ольга услышала всхлип. И у нее в носу защипало.
– Не то, что Пашка! – Лида вспомнила старую обиду. – Вечно меня критиковал! До мелочей докапывался: зачем, мол, я в котлетах два раза фарш проворачиваю? Ел, главное, за ушами трещало, а – выговаривал!
– Да вы развелись… сколько? Пятнадцать лет назад? А все злишься, – Ольга почувствовала, что отпускают слезы, – а помнишь, как ты из-за него топиться пошла?
– А ты потом ржала!
– Ну, в самом деле, Лид, – в который раз стала объяснять Леля, – я как увидела тебя, в алом пальто и белом шарфе, в тех длиннющих сапогах, испанских…
– Итальянских, – поправила Лида.
– Ага, итальянских… идет, значит, стильная, эффектная дама, при макияже, прическе, мужики шеи сворачивают… Спрашиваю – куда? А ты – на Неву, говоришь, топиться...
– А потом ты меня кофе с коньяком отпаивала, и рассказывала, как это со стороны выглядело…
– Ага, женщина идет топиться: красит губы, наматывает театрально три метра шарфа…
– Надо было булыжник с собой прихватить, из квашеной капусты – на шею…– Лидка не удержалась и тоже хихикнула.
Что делать: подруга умела в драме видеть курьезное. И о своих неприятностях рассказывала так, что народ стонал от смеха.
– Вечно ты так вывернешь, что не хочешь, а засмеешься.
– Зато ты всегда найдешь повод для слез, – откликнулась Ольга. – Помнишь, в Израиле?..
В Израиле Лидка потерялась у Стены плача. Если подумать – закономерно.
Вышла из автобуса, и накрыло бездонным небом, жарой, вавилонским многоголосьем. Постояла чуток, оглушенная, а когда в себя пришла – автобуса след простыл. Тщетно металась среди туристов, и, наконец, занялась тем, чем положено – даже исходя из географической точки. Заревела.
– Господи, – сказала она, обращая мокрые глаза к небу, – я к тебе приехала, а ты меня потеря-яяя-л!
Поплакав, позвонила Леле, даже не подозревая, какой вихрь за тысячи километров от себя закрутила: подруга облазила Интернет в поисках карты Иерусалима на русском. Лида смотрела на присланные сообщения, но слезы застилали глаза.
Вдруг кто-то протянул ей носовой платок. Чернокожий экскурсовод взял ее за руку и повел через лабиринт людей и автобусов. Он был похож на Луи Армстронга. «Let my people go!» – пронеслось в голове. Она увидела, как машут ей товарищи-экскурсанты.
Армстронг посадил ее в автобус и поцеловал на прощание в лоб. Водитель на всякий случай закрыл дверь.
– А я еще два часа карты штудировала, – проворчала Леля.
Чпок! Чпок!– раздались щелчки.
– Опять, – простонала Лида.
– Идем! – Ольга решительно встала.
Дверь на веранду была заколочена.
– Я ее до лета отпирать не хочу, – пояснила Лидка. – Чтобы банки не растащили.
– Банки? – Леля повысила голос.
Чпок! – утвердительно раздалось с веранды. Лида хлопнула себя по лбу:
– Там же варенье, я осенью не увезла…
– А теперь потеплело и банки пошли взрываться…
– Склероз, – признала подруга.
Ольга подумала, что дело не в склерозе и банках. Просто нашелся предлог, чтобы встретиться. Лидке обязательно нужен повод. Такая уж есть.
Они вернулись в дом, заварили чай и подбросили в печку поленьев. Глядя на огонь, долго неспешно беседовали и за разговорами не заметили, как в зябкой апрельской тьме прорезалось лучами холодное утро.