Память
Что может помнить мальчик? Много или ничего.
Что должен помнить мужчина? То, что хочет помнить.
Нельзя. Невозможно уйти от памяти.
Пока человек жив, она преследует его.
Напоминая. Обвиняя. Досаждая.
С раннего детства хотел описать нашу жизнь. Так как видел, как чувствовал. Вот возьму и напишу. Пусть все знают как нам было плохо.
Столько раз собирался, и каждый раз казалось - вот оно. Именно так и нужно описать всё то, что было. Всё то, через что мы прошли в те трудные, послевоенные годы. Как мы выжили, должны знать все, потому как это не должно больше повториться никогда. Об этом думал, убегая с уроков. Сидя на косогоре, смотрел как на него, пыхтя от натуги, паровоз затаскивает вагоны, чтоб затем спустить их с "горки".
Вначале они медленно, словно предчувствуя что-то, начинали движение, затем всё убыстряли бег и вот уже неслись на встречу "гибели" своей, ведь там, куда они спешили, стояло множество вагонов. На скорости такой они должны были столкнуться и разлететься вдребезги, но, кто-то, в нужный момент, переводил стрелку и вагон плавно подкатывал к другим вагонам и замирал. До моего слуха долетал чуть слышный звон металла, звон как стон живого существа.
До меня в то время не доходило, что я, как тот вагон, качусь без управления по рельсам в неизвестность – весело и безмятежно. Иной раз, успевая увернуться, чудом проскользнуть в миллиметре от столкновения, от падения, отделываясь – то ссадинами, то ушибами, не замечая, что такие же ссадины и ушибы остаются на теле близких людей. Однажды в мои руки попала замечательная книга. "Ночевала тучка золотая". Вот так. Оказывается, то, о чём я только думал, давно написано. Я не одинок в своих страданиях. Таких как я много, а главное – им намного хуже, чем мне. У меня есть мать, братья. Родные мне люди, к которым я могу в любое время прижаться, найти защиту. У "тех" мальчишек небыло никого. И, как-то, само собой эта тема отошла на задний план. Не то чтоб перестала волновать, а как бы ушла в глубину сознания и, как оказалось, довольно глубоко. Настолько глубоко, что только спустя пол века вернулся к ней. И даже сейчас не уверен, имею право, ну, право на правду имеет каждый, а вот смогу ли правильно преподнести то, что чувствовал когда-то. Достанет ли таланта изложить мысли на бумаге пропущенные через призму лет.
С годами прихожу я к мысли: – что-то должно остаться внукам. Нет злата-серебра, так пусть станется самое дорогое – память - пожелтевшие от времени листы бумаги.
Уходит время. Уходят люди. Уйдём и мы, а с нами уйдёт и то, что было. И уж ни кто, ни что им не напомнит о прошлом: тяжёлом, порою неприятном, о чём хотелось бы забыть, не вспоминать, но это Наше, это Было, и от Этого нам никуда не деться. В своём повествовании не претендую на автобиографичность. Пусть будет так, как будет. Я постараюсь говорить на языке героя. Смотреть его глазами. Думать за него. Не подменять его, ну разве что поддерживаться некоей цензуры.
Старший брат мне советовал: - Пиши, брат, но помни – слишком много было грязи. Не нужно про неё.
Я, по натуре, не собиратель грязи. Я красоту люблю, но, к сожалению, без грязи мы не могли бы любоваться красотой. Они соседствуют, то, дополняя, то, оттеняя собой друг друга.
- Кто играет нашими судьбами?
- Кощунственно заглядывать туда, куда не следует?
- А куда следует?
Вся наша жизнь театр и мы актёры в нём. Мы, не задумываясь, играем в большом космическом спектакле. Играем, ослеплённые софитом солнца, на сцене мирозданья. У каждого из нас есть роль. Играем, для того, кого не видим. Играем, чтоб насладиться восхвалением Его, а потому никак не можем дождаться окончания спектакля. И отыграв, мы уступаем, реже талантливому, чаще бездарному герою. На "Этой" сцене, пока хватает места всем.
Мы не актёры. Фигуры шахматные в руке Всевышнего и Вездесущего. А коли так, то не свободны в выборе своем. Все наши действия с рождения - прихоть есть Его.
Мозги даны нам для того, чтоб не сойти с ума от своих действий.