- Художник. Нарисуй меня, художник!.. – нараспев произнёс молодой человек. Именно с этого и началась эта история. Молодой человек появился у меня в студии обычным летним днём. И ничего необычного эта встреча не обещала. Обычная халтурка.
- Вообще-то у меня сейчас есть заказы, поэтому вам придётся записаться на другой день.
Это действительно было так. У меня был заказ из какой-то фирмы на создание рекламного натюрморта и ещё какой-то фанат творчества классиков просил сделать копию знаменитого произведения с выставки, которая недавно открылась в нашем городе.
Молодой человек кивает. Кажется, его это не удивило и не огорчило. Это хорошо. Значит, не пойдёт искать других работников нашего цеха. Не так уж и много осталось в нашем городе достойных художников. Человек пять максимум. Ну, и ещё, человек десять мнящих себя художниками.
- Как вас зовут?
- Виктор.
Записываю в тетрадку. В этой тетрадке не так уж много записей сделанных в этом году. И я был рад любой возможности подработать.
- Фамилия. Телефон.
Он называет. И смотрит на меня с ожиданием.
- Ах да. Можете подойти послезавтра? Где-то в 16 часов?
- Конечно. Как много это займёт времени? Видите ли, через 10 дней я уезжаю. Хотелось бы, к этому времени уже иметь готовый портрет. – Виктор наклоняет голову и смотрит на меня. Видимо ждёт реакции.
- О! Ну что вы. Думаю, нам хватит и двух дней.
- Замечательно. Значит, послезавтра в 16.00? Ожидайте.
Ничего примечательного за тот период времени не случилось. Рисовал, гулял, отдыхал. Общался с коллегами и друзьями.
К назначенному времени я как раз доделал все свои дела и сел пить чай в ожидании Виктора. Он пришёл даже немного раньше. Сегодня он выглядел по парадному. Красивая зелёная рубашка очень походила к его цвету глаз. Я указал ему место на подиуме, где у меня обычно стоят модели для картин. В этом месте очень удачно пересекается освещение от окна и моих специальных ламп. Стоя там жертвы моих картин были прекрасно освещены.
- Вам какой портрет? – спросил я Виктора. – В полный рост или в половину? Может только бюст?
- Думаю, будет достаточно половины. Или меньше даже. Как вы там назвали? Бюст? А руки входят в эту композицию? – кажется, ему очень понравилось это слово. Ну да, а как же. Кому может такое слово не понравится.
- Если желаете можно и руки нарисовать, но получится несколько дольше.
- Тогда, пожалуй, обойдёмся без рук.
- Хорошо. Значит, вам нужно встать вот здесь и повернуться ко мне лицом. Можете так широко не улыбаться, боюсь, ваша улыбка не войдёт на холст целиком.
Мда. Это было сказано зря. Его улыбка стала ещё шире. Ну не будет же он стоять, улыбаясь так, несколько часов подряд. Тем более, что подобные мелочи я, скорее всего, буду дорисовывать завтра.
За набросками портрета время быстро подошло к вечеру. К сожалению, вечером, в свете заходящего солнца, черты лица несколько исказились. Может мне и показалось, но они стали несколько острее. Я побоялся, что изображу несколько неверную картину и отложил процесс до следующего дня.
- Завтра мы закончим ваш портрет, хорошо?
- А почему бы это должно было быть плохо? Это замечательно. Если вы не возражаете, я не буду смотреть на картину, пока она не закончена. Прикройте её, пожалуйста.
Странное, конечно, желание. Но я его выполнил.
- Завтра можно прийти пораньше. Скажем, в 12 вас устроит?
- Вполне. Значит, завтра вы уже закончите работу?
- Конечно. Осталось совсем немного. Буквально вечером вы сможете уже повесить свой портрет в рамке.
- Замечательно. До завтра.
Распрощавшись с Виктором, я пошёл отмывать руки от краски.
Перед тем как лечь спать я ещё раз взглянул на картину. В лунном свете портрет показался мне незнакомым, словно не я, а кто-то другой рисовал его. Передвинув планшет, поближе к окну, где было больше света, я убедился, что всё нарисовано именно так, как я и задумывал. Размышляя о преломлении отражённого света, я отправился спать.
Ночью меня разбудил какой-то звук. Но я не придал этому значение. Ну, хлопнуло что-то. Меня больше побеспокоили звуки дождя за окном. Я решил проверить, на всякий случай, окна. Как оказалось не зря. Войдя в студию, я обнаружил, что планшет с сегодняшним портретом лежит на полу. Из открытого окна на него лился дождь. Спасать уже было нечего.
Поднимая планшет, я обнаружил, что к гвоздику прицепилась штора. Судя по всему, от порыва ветра окно открылось. Развеваясь на ветру, штора зацепилась за планшет и уронила его как раз под струи дождя из раскрытого окошка. Восстановлению не подлежит.
Придётся переделывать. Но сейчас звонить уже поздно. Завтра всё расскажу.
И раздумывая о злодейке-судьбе я отправился спать дальше.
- К сожалению, ваш портрет уничтожило дождём. Придётся делать заново.
- Ладно. Заново, так заново, – пожал плечами Виктор.
Странное дело. Он даже не очень-то удивился. И пришёл сегодня в другой рубашке. Хотя должен был бы в той же, чтобы не искажать мою картину восприятия.
Указав ему на то же место, где он стоял вчера, я поставил чистый холст и принялся за работу. Довольно таки странное ощущение дежавю возникло у меня, как только я начал рисовать контуры. Но это легко понять, буквально вчера вечером я делал то же самое. Сегодня мой заказчик не улыбался так широко как в тот раз. Сейчас он больше выглядел улыбающимся своим каким-то странным мыслям. Взгляд был устремлён как будто в другой мир, а на губах играла лёгкая улыбка человека, знающего какой-то секрет. И даже его серая льняная рубашка очень шла цвету его глаз. Стоп! Разве вчера он был не с зелёными глазами? Или это просто рубашка оттеняла? Скорее всего, так. Не может же человек менять цвет глаз добровольно.
- Скажите, а почему вы сегодня пришли в другой рубашке? – спросил я Виктора.
- Видите ли, вчера со мной приключилась досадная история. Поздно вечером я шёл по улице и споткнулся о тротуар. Самое смешное, что я бы абсолютно трезв и шел, внимательно глядя под ноги. Пытаясь сохранить равновесие и не упасть, я схватился за фонарный столб, что очень удачно оказался под рукой. И, видимо, зацепился за какой-то заусенец. Потому что когда я решил продолжить свой путь, рукав моей рубашки решил остаться на этом столбе. Возможно в качестве благодарности за то, что рубашка не рухнула на тротуар вместе с моим бренным телом. Таким образом, мне пришлось расстаться и с рукавом и с рубашкой.
Виктор усмехнулся своим воспоминаниям и, буквально на минуту, словно вернулся в нашу реальность. Я хотел было поймать это выражение на его лице, но оно было столь мимолётным, что запечатлеть его не удалось.
Работа спорилась и, к заходу солнца, я почти закончил картину. Мы почти не разговаривали всё это время. Виктор стоял неподвижно, порой даже казалось, что он не дышал, задумчиво устремив взгляд в пустоту. Я же был чересчур увлечён самим процессом рисования и тоже молчал. На меня, как будто, снизошло вдохновение, и я самозабвенно смешивал оттенки на палитре. Единственное, что меня не устраивало в картине – это глаза. Они никак не хотели становиться таким же, как у моего клиента. Получались то совсем задорные, то чересчур злобные. И я решил оставить их на завтра. К тому же завтра Виктор мог прийти с другим выражением лица, и оно бы лучше вписалось в портрет.
- Ну что же, - сказал я. – На сегодня мы закончили. Приходите завтра в это же время. Я доделаю кое-какие штрихи, и картина будет готова. Вас устраивает такой вариант?
- Вполне, - улыбнувшись, ответил Виктор. И добавил. – Надеюсь, сегодня ночью дождя не будет?
Его можно понять. Учитывая обстоятельства прошедшей ночи.
- Даже если и будет, - поспешил я его заверить. – Картину я поставлю достаточно далеко от окна, чтобы её ничего не повредило.
- Что ж, я на это надеюсь, - сказал он, прощаясь.
Закрыв за ним дверь, я зашёл в студию и осмотрелся. У окна оставлять картину я уже не хотел. Хотя не думаю, что одна и та же история может повториться дважды. Что-то меня насторожило в поведении Виктора и том, как он отреагировал на произошедшее с картиной. Потому я решил предпринять кое-какие меры по обеспечению безопасности картины. Я поставил было её в самом центре студии, на самом просторе, чтобы планшет ни на что случайно не упал. Но тогда она оказалась прямо под люстрой. И мне это не понравилось. Я, конечно же, не сомневался в прочности крюка, на котором висела люстра, но решил обезопасить картину и от падения сверху. Запер окно и форточку, чтобы не было даже намёка на сквозняк. Осмотрев ещё раз всю комнату, я остался доволен. Никаких режущих предметов поблизости не было. Кивнув, я вышел из комнаты.
Перед сном я ещё раз зашёл в студию. Глядя на почти готовую картину, я мысленно покрутил пальцем у виска. Мол, это ж надо было до такого додуматься! Уже лёжа в постели, я услышал, как этажом выше заиграла музыка. Кажется, у кого-то начиналось празднование дня рождения. Голосов становилось больше, а музыка громче. К сожалению, я ничего не мог с этим поделать. Точнее говоря, мог, но для меня это в дальнейшем вылилось бы в больше проблемы. Так как надо мной жил сын владельца здания. Когда наверху начали топать ногами, я потянулся к тумбочке. На такие случаи у меня были снотворные таблетки. Достав одну, я протянул руку к стакану с водой, что стоял на тумбочке. Но взять я его не успел. Расплёскивая содержимое, он свалился с тумбочки, и упал на мягкий ковёр. К счастью, он не разбился. Устало чертыхнувшись, я решил не ставить стакан обратно, вдруг опять упадёт. В этот момент я услышал звук падения из студии.
- Надеюсь, это не что-то ценное! – сказал я потолку и встал с кровати.
Пробравшись в темноте по коридору, я нащупал ручку двери, ведущую в студию, и нажал её. Топот сверху звучал здесь гораздо интенсивнее и отчётливее. Значит, они танцевали прямо над моей студией. Рука потянулась к выключателю. Загорелся свет и я увидел, как к планшету с картиной подкатывается большая железная банка с краской, которая раньше стояла на полке. Я остолбенел и просто наблюдал, как банка толкнула ножку планшета, и тот рухнул на пол, зацепившись одним боком за саму банку. То, что случилось после этого, повергло меня в ещё больший ступор. Свет внезапно померк и раздался жуткий грохот. Это упала люстра. И упала прямо на мою незаконченную (уже во второй раз) картину. Я молча стоял в тишине, пытаясь сообразить что мне теперь делать. Я не слышал даже вечеринки этажом выше. Простояв так минут пять (а может и полчаса), я просто развернулся и пошёл спать. Уснул сразу же, не обращая внимания ни на что.
Утром я тотчас всё вспомнил. И это не добавило мне оптимизма. Позавтракав, я обречённо побрёл в студию. При свете дня я смог разглядеть, что же случилось с картиной этой ночью. Моя замысловатая люстра изорвала её в такие лоскуты, что собирать что-то даже не было никакого желания. А планшет, на удивление, остался цел. Сняв остатки полотна, я натянул новое и принялся ждать клиента. Он пришёл в назначенное время, но проходить в квартиру не стал. Кажется, он обо всём догадался. Сегодня он был одет в чёрную рубашку. И в неровном свете тёмного подъезда казалось, что глаза у него тоже чёрные.
- Картина цела? – спросил он меня. И я отрицательно покачал головой.
- Что на этот раз?
- Люстра упала.
- Что ж. Могло быть и хуже. Пожар не самое приятное событие в мастерской художника. Пожалуй, я не буду проверять что случится в третий раз.
У меня всё похолодело внутри, когда я понял, ЧТО может случиться, если я попытаюсь в третий раз. Я судорожно кивнул.
- Я вам что-то должен за то время, что отнял у вас? – спросил Виктор.
- Нет, – ответил я. – Я беру деньги только за результат. А с вас мне брать деньги не за что.
- Что ж. Тогда не смею вас задерживать. Прощайте, – с этими словами он развернулся и пошёл вниз по лестнице. Некоторое время я ещё, безотчётно, следил за тем, как он спускается, затем встряхнулся и закрыл дверь.
Позже, на собрании художников нашего города я узнал, что он побывал не только у меня. И ни у кого дело не доходило до третьей попытки. А потом мы узнали, что один из наших молодых сгорел вместе с квартирой, где он рисовал. Хочется верить, что эти события никак не связаны между собой.