К началу второго курса у сантехников сложились дружные, спаянные и спитые компании. Этому способствовала летняя геодезическая практика, на которой работать нужно было бригадами. Формирование бригад преподаватели геодезии, руководители практики, отдали на откуп студентам. Нужно было придерживаться одного принципа — в бригаде должно быть десять человек. Эти бригады по своему составу в основном напоминали колхозные во времена абитуры. Конечно, кое-какие изменения произошли. Например, Вовке Мазуру и Саше Никитину, несмотря на их страстное желание, попасть в одну бригаду с Сущевской и Славуцкой не удалось. Потому что в неё вошли Таня Спесивцева со своим другом Сашей Бородиным в народе прозываемым Трубой. Труба, естественно, не мог работать без своего друга Володьки Салогуба, про которого с Нового года говорили, что он «сохнет» по Славуцкой. Правда, некоторые, особенно девичьи, языки утверждали обратное — Славуцкая «сохнет» по Салогубу. Вера Григорян, разумеется, должна быть в одной бригаде со своей подругой Наташкой Григорьевой, без которой не мыслил себя Аркадий Айзенберг. Да и ей, явно, хотелось, чтобы он был рядом. И, конечно же, «тургеневская девушка» Оля Мельник просто не могла не быть в бригаде со своими девчонками. А за ней «забил» место в этой компании Саша Беляков, давно покорённый Ольгиными внешними и вокальными данными.
Пришлось Мазуру и Никитину влиться в бригаду Альки, которая, разумеется, как прежде, была неразлучна с Лялькой. Дина Смердина, естественно, держала при себе влюблённого в неё Женю Степанкова. Лиля Мерзон, как всегда, с верной подругой Людой Осколковой. С ними — Женя Сидоров и Серёга Матвеев.
Такое разделение не сильно испортило настроение Никитину и Мазуру, поскольку вскоре оказалось, что эти две бригады работали «в поле», то есть в берёзовой роще Студгородка, рядом. Буквально с первого дня решили вместе обедать. На второй день стало ясно, что такую ораву одними бутербродами не прокормишь. Тем более что к ним поневоле примкнули Оля Бурачок, Аня Ким и Лариса Романцова. Дело в том, что Кимуся на лето перебралась в комнату уехавшего в отпуск с семьёй брата. В пятьсот двенадцатую на её место напросилась Лариска Романцова, жившая зимой на квартире в городе. У Лариски отец заведовал крупной продовольственной базой в одном из районов края. Она была просто находкой для вечно голодных студентов. Отец один раз в две недели подгонял машину к общежитию и выгружал из неё продукты, которых в магазинах города днём с огнём было не сыскать. Разве можно было отказать Лариске в Кимусиной кровати? К тому же сама Лариска Романцова была очень славной, коммуникабельной девушкой. Её любили за доброту и отзывчивость. Она была готова помочь всем и каждому.
В столовую ходить не хотелось. Решили сбрасываться деньгами поровну. Поручили Сущевской и Славуцкой готовить обеды, клятвенно заверив, что геодезическая часть их работы будет выполнена на высшем уровне, а к защите девочек подготовят самые знающие члены бригады. Девчонки особенно и не противились такой постановке вопроса. Через несколько дней Таня со Светкой как-то невольно для самих себя стали ещё и организаторами культурно-массовой программы. Эта их работа сводилась к тому, что с утра, отправляясь в магазин за жизненно необходимыми продуктами — хлебом, шоколадом и «Шампанским», девочки обязательно покупали билеты в какой-нибудь кинотеатр города. Они успевали это делать, потому что, подсчитав свои финансовые ресурсы, бригады позволили им пользоваться услугами такси. К приходу работников геодезического фронта на обед в три часа Таня со Светой подавали первое и второе, по стакану «Шампанского» и маленькой шоколадке. После обеда уже мало кому хотелось идти «в поле», но как раз в это время приходил туда куратор бригады от преподавателей, поэтому нужно было присутствовать в полном составе. Что и делали. Зато потом прямым ходом из рощи садились в автобус и ехали в город. Гуляли, смотрели какой-нибудь фильм, покупали ещё «Шампанское», которым прилавки города в то время были просто переполнены, как фужеры шипучей пеной. Это было не «Советское Шампанское». Болгария и Румыния поставляла более дешёвый напиток, который, конечно же, вполне устраивал студентов. Так что «Олимпия», «Искра» и «Фортуна» пенящейся рекой лились в то лето в Красноярске. После кино почти всем составом, за исключением некоторых откалывающихся парочек, шли домой к Салогубу или Наташке Григорьевой, чтобы там достойно завершить рабочий день. Родители Натальи летом перебирались с младшими дочерьми на дачу, и квартира была в распоряжении старшей. Разумеется, всё было до одиннадцати вечера. После одиннадцати общежитским нужно было бежать на троллейбус, чтоб не идти потом пешком. Ведь завтра снова в бой...
В конце практики произошёл забавный казус. Бригада Сущевской решила спекульнуть на своей бригадирше. Они сделали полностью всю работу на три дня раньше срока и подошли к своему руководителю с просьбой принять у них зачёт досрочно. Потому что Сущевская, которая летит домой на каникулы в Полтаву, сумела взять билет на самолёт только вот на такое число. Да и Славуцкой нужно лететь в Якутию, а с билетами чёрт знает, что творится. Преподаватель подумал и согласился принять зачёт в этот день только у этих двоих — пошёл, так сказать, навстречу, потому что им лететь далеко. Остальным велел прийти в срок. Пришлось девчонкам отвечать самостоятельно, без помощи своей бригады, на которую так рассчитывали. Зачёт они получили.
Вечером за «прощальным» ужином обмыли эту наполовину удавшуюся афёру, посмеявшись над собой, и поехали в кино. Войдя в кинотеатр, в фойе, где перед началом сеанса играл оркестр, неожиданно нос к носу столкнулись с преподавателем, которого с таким пылом совсем недавно уверяли, что в этот самый момент девочки должны быть в воздухе. Сущевскую со Славуцкой немедленно закрыли своими телами и, дав задний ход, вывели на улицу. Как назло, дождик стал накрапывать. Пришлось им бродить вокруг кинотеатра до начала сеанса, а потом как опоздавшим искать в темноте своих. Билетёрше вздумалось было усадить их на первые попавшиеся свободные места. Шёпотом поскандалили немного с ней. И только после этого Тане со Светланой удалось, наконец, примкнуть к своей бригаде.
***
С каникул Светка приехала последней. Войдя с вещами в пятьсот двенадцатую, она сразу почувствовала неладное. У девчонок хмурые и печальные лица. Не было шумных радостных возгласов, обычных при встрече. Жаль, что Люда из-за работы не смогла встретить её. Уж ей, наверняка, известно, что произошло. А тут такая обстановка, что и спросить-то не знаешь у кого и как. Чего они молчат, интересно? Что случилось? Она, Светка, вроде ни в чём не провинилась перед ними. Сходить к Григорян, что ли? Может, она в курсе? Пока она думала, пришёл Коля, друг Ольги Бурачок. Его тоже встретили без особых эмоций. Оля молча собралась, и они вышли из комнаты. Вот тогда-то Светка и узнала всё.
— Светка! — трагическим голосом произнесла Сущевская. — У нас горе.
Светка в очередной раз оглядела свою комнату. Кимуся спит на кровати, Спесивцева на месте, Оля только что вышла со своим Колей. Сущевская, слава Богу, на первый взгляд, тоже в порядке. Может, обокрали кого?
— А что случилось? — осторожно спросила она. — Я смотрю, вы какие-то, как в воду опущенные.
— У Ольги Бурачок Иришка утонула.
— Младшая сестрёнка? Да как же это случилось? Когда?
— Ой, Светка! Там такая трагедия произошла, не дай Бог! — расстроенно вставляет Таня Спесивцева.
— Был День рыбака. Весь Ольгин городишко вышел праздновать на речку. Устраивали всякие там конкурсы, игры, соревнования... Ну, сама понимаешь. Потом просто все стали купаться и загорать. Олины и Колины родители сидели на берегу под кустиками. Выпивали ж, наверное, закусывали...
— Ну, при чём здесь эти подробности? Что ты, Танька, отвлекаешься от главного? — Спесивцева встала и нервно заходила по комнате.
Светка во все глаза смотрела на них и не верила своим ушам. Она не могла себе представить, что в хорошую Ольгину семью могло ворваться такое страшное горе. Маленькой, красивой, жизнерадостной Иринки, про которую Оля так часто рассказывала, больше нет в живых?! Девчонки столько раз смотрели Иришкины фотографии, что она и для них стала почти родной младшей сестрой.
— Оля с Колей решили понырять с обрыва, недалеко от родителей. Будь он неладен! — со злостью стукнула себя по коленке Сущевская. — Иринка увязалась за ними. Попрыгали несколько раз в воду. А когда в очередной раз поднялись на этот обрыв, он, гад, обвалился! Представляешь?! Они все оказались в воде. Да ещё их оглушило землёй, свалившейся сверху. Короче, когда Коля вынырнул, девчонок не увидел. Он стал нырять снова. Кое-как нашёл Ольгу. Вытащил её, откачал, как мог. Полез опять в воду за Иришкой. Пока он её искал в воде, на Олю снова обрушилась земля сверху. Тут уж родители заметили, что у них там творится что-то неладное. Побежали к ним. Стали звать на помощь. Спасатели, сама понимаешь, уже напраздновались... Пока «Скорую» вызвали, пока она приехала… Колю самого без сил из воды вытащили люди. А Иришку так и не нашли в тот день. Но Ольга этого не знала, потому что её без сознания увезли в больницу, — Сущевская, заново пережив в своём рассказе произошедшее с Бурачок, откинулась в расстройстве на спинку стула.
— Какой ужас! — только и смогла сказать Света.
— Слушай дальше. Ольга лежала в больнице, а ей всё боялись сообщить, что Иришки нет в живых. Всех, кто навещал её, она спрашивала, почему Иринка не приходит к ней. Кто-то соврал, что Иринка тоже лежит в больнице в тяжёлом состоянии. Оля этим же вечером пошла её искать по палатам. Не нашла нигде. А Иришку к тому времени уже выловили и должны были хоронить. Но никто не решался сказать Ольге об этом. Нет, ты представляешь, Светка, каково матери с отцом было приходить к Оле в больницу с лицами, будто всё у них хорошо, когда в доме гроб с Иришкой?!
— Просто кошмар! — простонала Спесивцева.
— Я не представляю! — искренне ответила Светлана.
— Вот и я говорю, кошмар! В день похорон приехали за Ольгой в больницу — вроде как выписывают её. По-прежнему ничего не говорят. Привозят домой. Она входит в квартиру, а в прихожей зеркало занавешено покрывалом. Телевизор почему-то на кухне и тоже накрыт тряпкой.
— А почему всё закрыто-то? — не понимает Светка, которой до сих пор не приходилось никого хоронить.
— Полагается так, когда покойник в доме, — со знанием дела объясняет ей Спесивцева, хоронившая маленькой девочкой своего отца.
— Да почему?
— Ой, ну почему, почему, Света! Вроде как покойник может остаться в зеркале отражением и мучить всю жизнь своим присутствием. Говорят так!
— Ну, а Оля?
— Оля сразу спросила: «Мама, у нас разве кто-то умер?» Мать обняла её и ответила: «Да, доченька! Иринка умерла!» — Сущевская заплакала навзрыд.
Девчонки сидели и плакали, будто досмотрели фильм с трагическим концом. Одна Кимуся спала, отвернувшись лицом к стене.
— Ну, а теперь что? — выплакавшись, спросила Света.
— Теперь живут, кто как может. Отец пьёт беспробудно. Не перестаёт корить себя, что оставил дочерей без присмотра. Он же Иришку любил больше жизни. Мать борется с его пьянством. Про Колю всякие дураки болтали, что невесту, мол, спас, а сестру её не захотел спасать. Как язык у людей поворачивается? — закончила свой рассказ Таня Сущевская.
— Разве это люди, Танюшка? Это сволочи! — с несвойственной ей резкостью сказала Света. На неё удручающе подействовала эта горькая история. — А нам теперь как жить? Вы-то давно об этом узнали?
— Да нет, Ольга вчера вечером из дому приехала. Ты видела, как она постарела?
— Ой, Сущевская! Не постарела она, а повзрослела. Что ты болтаешь? Нашла старуху в восемнадцать лет! Горе никого не красит, — Спесивцева сердито посмотрела на свою подругу.
— Не придирайся к словам, Татьяна! Я же тоже в горе! Думаешь, мне не больно за Ольгу, за её Иришку? У меня, может, сердце разрывается от боли за них. А ты ругаешь меня.
— Что же теперь будет, девочки? Как нам помочь Оле? — Светка переводит свой взгляд с одной на другую.
— Да как ей теперь поможешь? — с горечью говорит Таня Спесивцева. — Теперь ей только время поможет. У неё хоть Коля остался. А вот родителям каково?
— У них Оля осталась... — неуверенно произнесла Света.
— Да Ольга не сегодня-завтра выйдет замуж за своего Колю!
— Я вот всю ночь думала, девчонки, как нам теперь лучше себя вести с Ольгой? То ли делать вид, что ничего не случилось, то ли сочувствовать ей всё время? — задаёт долго мучивший её вопрос Таня Сущевская.
— Да, наверное, лучше всего вести себя, как раньше, — отвечает ей Света.
— Лучше всего, если бы всё было, как раньше, — задумчиво подытоживает Сущевская.
— А Кимуся почему спит? Она что, ночью приехала из дому? — спрашивает Светка, спохватившись.
— Да нет, она вообще никуда не уезжала на каникулах. Лето прожила в комнате брата.
— Она всё время спит. Может, на неё так подействовало Ольгино горе? — пожимает плечами Сущевская.
— Да ты чо? Она ещё ни про какое горе не знала, а спала, как сурок. Может, заболела? — предполагает Спесивцева.
Татьяна подошла к кровати Кимуси, хотела пощупать у неё температуру, но побоялась потревожить спящую Аню. Махнув протянутой было к Кимусе рукой, она легла на свою кровать и вздохнула:
— Чо попало! Так по-дурацки второй курс начинается.
— Да не говори! Во всех комнатах радость, а у нас горе... — соглашается с ней Сущевская.
— Ой, девчонки! Витька-то мой с Катюхой собираются пожениться! Чуть не забыла с этим нашим горем! На той неделе подадут заявление. Он уже к ней поехал жить. Её родители не против. С матерью нашей познакомились недавно. Хорошие такие люди, мне понравились!
— Да ты что? Вот здорово! Значит, месяца через два гульнём на свадьбе у них?! — забывает на время о горе Сущевская.
— А квартира у них большая? — поинтересовалась Света.
— Трёхкомнатная. Молодым выделили отдельную комнату.
— Ну, ясное дело! — авторитетно одобряет Сущевская.
— Труба ещё что-то не приехал, — вспоминает про своего друга Сашу Бородина Таня Спесивцева и снова скисает. — Пойду узнаю, может, уже прибыл, да ко мне не считает нужным заглянуть. Я ему покажу тогда, где раки зимуют!
В комнате опять повисает тягостная тишина. Слышно, как посапывает во сне Кимуся. Ольге Бурачок так никто и не сменил её раскладушку на кровать. Забыли, наверное. Или в этом году снова дефицит кроватей в общаге?
— Люду Милую не встречала? — нарушает тишину Светлана.
— Нет, Свет, я приехала вчера утром. Пока то да сё... Потом Ольга огорошила нас своей новостью.
— Пойду к ней на кафедру схожу. Заодно в деканат зайду, посмотрю расписание.
С Людкой встретились, будто вечность не виделись. И то верно. В последнее время они бывали вместе очень редко. Людмилка уставала на работе. Потом вечером занятия. По выходным старалась освободить от домашней работы тётку. Это не составляло особого труда, потому что родственники с пятницы вечером уезжали на дачу в любое время года и оставались там допоздна воскресенья. А могли и утром в понедельник заскочить домой, переодеться, чтобы ехать на работу. Люда наводила в доме порядок, садилась в кресло и предавалась мечтам. Вот выйдет она замуж. У неё будет квартира, не хуже этой. Всегда в ней будет чистота и уют. Муж придёт с работы — она ему тапочки подаст, покормит вкусненько. Он её поцелует и пойдёт к себе в кабинет заниматься научной работой. А она посуду помоет, за детьми присмотрит, чтобы, не дай Бог, не помешали отцу работать. В образе мужа почему-то всегда выступал молодой доцент их кафедры Игорь Петрович Тищенко. Он, правда, был женат. Но Людка втайне его очень жалела. Жена Игоря Петровича тоже готовилась к защите диссертации, работая в другом институте, и, видимо, была сильно занята. Потому что он, зачастую, приходил на работу в несвежих рубашках, мятом пиджаке и всегда бывал голоден. Разве у хорошей жены муж может быть голодным? Женщина должна заниматься семьёй. Или научной работой. А так — общежитие получается, а не дом. Вот у друзей её родственников прекрасная семья. Он, конечно, наверное, хорошо зарабатывает, раз жена дома с детьми сидит, не работает. Так у них всегда мир и уют в доме. Такие славные люди! Возле них любому человеку становится теплее.
Светка привезла Людмилке письма от её матери и немного деньжат, две баночки варенья и банку грибов. Больше она просто не могла взять с собой, а то бы тётя Аня нагрузила.
— Соскучилась я по дому, Светка! Какие там новости?
— Да какие там новости! Про всё в письме написано. Ты вот нашу новость знаешь, про Олю Бурачок?
Конечно, Люда была не в курсе. Света рассказала ей во всех подробностях ужасную историю. Поохали, поахали. Мимо них по коридору прошёл высокий молодой человек, явно не студент. Внимательно посмотрел в сторону девушек. Свете ещё не приходилось сталкиваться с предметами по своей будущей специальности, потому она была незнакома с преподавателями кафедры, на которой работала Люда. Но по тому, как покраснела подруга, она поняла, что это и есть её пассия, Игорь Петрович Тищенко.
— Это твой Тищенко хвалёный? — с насмешкой спросила она Люду.
— Он. Нравится?
— Чего бы это он мне нравился? С ума сошла? Я его первый раз вижу.
— Не первый! Я уже тебе его как-то показывала. Я имею в виду внешне он тебе понравился?
— Ничего, симпатичный, высокий. Ты для него ростом маловата. Да и староват он для тебя. Ты же говорила, что он женат, вроде бы?
— В том-то и дело! Ну что ж, безответная любовь, тоже любовь. В ней свои прелести, может быть.
— Ой, не придумывай ты, Людка! Не забивай себе голову ерундой! У нас вон полно хороших парней. Зачем тебе женатый мужик?
— Ничего ты не понимаешь в любви, Светка! — томно ответила ей Люда. — А как твой хороший парень Салогуб поживает?
— Он не мой парень, во-первых, хоть и действительно неплохой. Во-вторых, откуда мне знать, как он поживает? Я же только что приехала. Наверное, поживает, и думаю, неплохо. Мне он о своей жизни не докладывает.
— Что, и писем не писал тебе в Алдан?
— Да ты что? У нас с ним не те отношения.
— А какие у вас отношения? — не отставала Людка.
Но в это время с кафедры выглянул какой-то преподаватель.
— Людочка, вы перепечатали расписание на новый семестр?
— Конечно, Пётр Ильич! Сейчас приду, покажу вам его.
Пётр Ильич скрылся за дверью, а Людмила самодовольно похвасталась Светке:
— Ну, шагу без меня ступить не могут на кафедре! Как малые дети! Побегу я, Свет. Вечером зайду, после работы. Пока занятия не начались ещё, почаще, может, видеться будем. А вообще-то, я хочу в общагу перебраться. Только боюсь, не обиделись бы родственники.
— Я же тоже хотела расписание в деканате посмотреть. Чуть не забыла. Хорошо, человек напомнил! Ну, пока! До вечера! Поговорим в более спокойной обстановке.
Через несколько дней пятьсот двенадцатую поразила ещё одна сенсационная новость. Прошло недели две с начала семестра. Девочки немного отошли от страшного известия о трагедии в семье Бурачок. С Олей стали вести себя, как раньше, а не как с человеком, вышедшим из тяжёлой затяжной болезни. Жизнь понемногу входила в прежнее студенческо-общежитское русло. Бегали в институт, вечерами готовились к занятиям следующего дня. Как и в прошлом учебном году, устраивали домашние обеды в ужин.
В воскресенье Спесивцева после завтрака, если можно назвать завтраком трапезу в двенадцать дня, уехала со своим Сашей в город. Славуцкая с Сущевской пошли по магазинам за провизией, какую можно было ещё найти на всё сильнее пустеющих прилавках. Кимуся, позавтракав, отвалилась на боковую. К этому уже привыкли и перестали приставать к ней с вопросами о самочувствии. Оля гладила настиранное бельё.
Когда Таня со Светой вернулись, в комнате была только Оля. Она сидела у окна и смотрела на Енисей, изгиб которого стал хорошо виден после того, как листья с высоких деревьев, закрывающих летом обзор, облетели. Девочки переглянулись. Ведь договаривались же не оставлять Ольгу наедине со своими грустными думами! Что же это Ким, забыла?
— А где Кимуся? — недовольно спросила Сущевская.
— Пошла погулять, — ответила Оля.
— Чего?! Одна, вот так взяла и пошла гулять? Она что-то совсем плохая стала — то спит, то гулять ни с того, ни с сего идёт. Погода сегодня не очень-то для прогулок. Только нужда да вон ещё любовь, — Таня кивнула на кровать Спесивцевой, — могут заставить выйти из дому.
— Девоньки! У нас новость, — тихим голосом сказала Оля.
Девчонки настороженно взглянули на неё. Что ещё может случиться?
— Хорошая или плохая? — на всякий случай спросила Светка.
— Наверное, хорошая. Хотя я, честно говоря, не знаю. Для меня была бы хорошей...
Сущевская, склонившаяся над сумкой с картошкой, замерла, а потом, с облегчением вздохнув, выпрямилась. Слава Богу, что Ольге эта новость нравится. Значит, всё в порядке. Обе выжидательно смотрели на Бурачок, а та отчего-то медлила.
— Ольга, ну хватит кота за хвост тянуть! Говори уже, в самом-то деле! — Татьяна с шумом высыпала картошку в картонный ящик.
— Девочки! — понижая голос, произнесла Оля. — Наша Кимуся беременна.
Сущевская от неожиданности бухнулась на стоящий рядом стул, прямо в грязную сумку из-под картошки. Светка присела на свою кровать.
— Вот это да! Она шо, з глузду зъихала? Ой, лышенько! От святого духа она забеременела, что ли? — Сущевская никак не могла прийти в себя.
— Танька! Что ты орёшь? Отойди от двери сначала, потом кричи. Или ты хочешь всю общагу оповестить об этой приятной новости? Не думаю, что Кимуся будет тебе признательна за это! — прикрикнула на неё Светка. — А где она сама, Кимуся? Ах, да, ты говорила, гулять пошла.
— Правда, Таня, не кричи так громко, — поддержала её Оля. — Наверное, к брату пошла, куда ей ещё идти?
— Да, дела! А это точно уже? Или она только предполагает? Может, ей это только кажется? — с надеждой спрашивает Света.
— Говорит, была на этой неделе у врача. Помните, она две последние лекции в пятницу пропустила? Врач подтвердил шесть недель.
— Каких недель? Бедненькая! Как же она одна к такому врачу ходила? — жалеет Аню Славуцкая, которой претит в одиночку ходить даже в магазин. Она одна и до института дойти не может, обязательно нужен ей компаньон.
— Ой, Светка, тёмная ты ещё! Срок беременности исчисляется в неделях. А что же ей, по-твоему, за собой толпу таскать в женскую консультацию по такому случаю? — удивляется Светкиной наивности Сущевская.
— Могла бы кого-нибудь из нас взять с собой. Всё приятнее, чем одной. А ты откуда всё знаешь, умная такая? — огрызается Славуцкая.
— Умные книжки читать нужно! А у тебя всё то стишки, то повести про советскую деревню!
— Не только про деревню... — обижается Светка.
— Перестаньте, девчонки, не время сейчас ссориться! — утихомиривает их Оля.
— Да мы и не ссоримся. Так, разговариваем... — недовольно бурчит Таня. — Ну, и что она теперь делать будет?
— А кто... этот... ну, отец-то ребёнка кто, она знает? — спрашивает Светка, заикаясь от неловкости.
— Ну, ты даёшь, Славуцкая! Наверное, знает! Не со всей же общагой она спала, надеюсь! — Сущевская выразительно крутит пальцем у виска.
— Да иди ты к чёрту! — срывается Светка. — Тут такой серьёзный вопрос, а она балаганит! Надо же что-то делать!
— Тебе-то что делать? — грубовато хохочет над ней Татьяна. — Может, она замуж выйдет за отца своего будущего ребёнка, и ребёнок просто родится «семимесячным». Что тут такого страшного? Всякое в жизни бывает! А ты уж испереживалась.
— Таня! В том-то и дело, что она не выйдет за него замуж. Нет его! — теряет терпение Оля Бурачок. — Всё не так-то просто!
— Ха! Так что, правда, от святого духа ребёночка ждём? Куда ему деться, этому проходимцу? Я могу сама с ним «по душам» поговорить, объяснить, чо к чему. Где она его нашла? Откуда он взялся?
— Татьяна! Сейчас важнее, куда он делся, а не откуда взялся! Анька в него влюбилась летом без памяти. Он ей наговорил с три короба, наобещал жениться на ней. Поехал, якобы, домой родителям рассказать о ней, и дело с концом. Только его и видели! — Оля сокрушённо разводит руками.
— Да, кстати! А мы видели его кто-нибудь? — спохватывается Светка. — Он вообще-то, какой? Кореец или русский? Она тебе не сказала? Если кореец, то я вряд ли его вспомню. А с русскими я, кажется, её и не видела ни разу. С нашими на курсе она, вроде, ни с кем в близкий контакт не вступала. Так — привет, пока. Со всеми ровные отношения.
— Ну да! Как у тебя! — поддевает её неугомонная Сущевская. — Вот родится ребёночек, поймёшь, русский или корейский у него папа. Хотя, бис его знает, можно и не понять при такой маме.
— Танька! Прекрати! К Кимусе нужно бережно отнестись. Знаешь, как она переживает? Она же ещё брата боится ужасно! — Оля страшно расстроена за Кимусю. — Она сказала, что кореец. Приезжал поступать на строительный факультет. А вот поступил или нет, не знаю. Наверное, не поступил, раз не вернулся.
— Вот гадина узкоглазая! — ругнулась Сущевская.
— Господи, Татьяна! — округляет глаза Оля Бурачок. — Что ты себе позволяешь? Совсем рехнулась? А если бы тебя Кимуся сейчас услышала? Ты всё-таки следи за собой, пожалуйста!
— Что за шум, а драки нет? — весело спрашивает входящая в комнату Таня Спесивцева.
Все обомлели от неожиданности. Ведь таким же образом действительно могла появиться и Кимуся. Вот было бы неприятно!
— А что, очень слышно в коридоре? — опасливо спросила громкоголосая Сущевская.
— Не очень, но слышно, — ответила, снимая пальто Спесивцева.
— Ты раздевайся, раздевайся. Проходи, садись... — подготавливает её Сущевская.
Таня Спесивцева подозрительно оглядывает каждую из подруг. Как ни серьёзна ситуация, Оле со Светой становится смешно от выражения лица Сущевской.
— Ну и рожа у тебя! — не удержавшись от улыбки, говорит ей Светка и вытягивается на своей кровати поверх покрывала. И она, и Оля поняли, что сейчас с блеском будет разыгран спектакль. — Дверь замкни, на всякий случай.
— А что, ты боишься, что Спесивцева убежит, узнав такую новость? — начинает Таня.
— Что за новость? — с улыбкой спрашивает Спесивцева. — Она касается меня?
— Ну, а кого же ещё? Конечно тебя! — отвечает Сущевская. — Чего бы я так бережно тебя подготавливала, если бы это касалось кого-то другого?
— Да? И что же это за новость?
— Танька! Ты скоро станешь тётей!
Сущевская ожидает эффекта разорвавшейся бомбы. Но Спесивцева спокойно стягивает с себя свитер и, улыбнувшись, спрашивает:
— Кто это вам сказал, Труба?
— А при чём здесь Труба? — недоумевает сбитая с толку Сущевская. Она обращается к Оле: — Он что, тоже в курсе?
Оля со Светой, начиная понемногу понимать, что к чему, давятся от смеха.
— Ну да, он в курсе! Я только ему и сказала! Вот болтун! Мужики ещё трепливее девчонок! Ох, и задам я ему жару! Когда он успел-то? Вроде, всё время у меня на глазах. А ещё кто знает? — ничего не замечает Таня Спесивцева.
— Странно! Я думала, что больше никто не знает! — разочарованно говорит Сущевская. — Ну, и как ты к этому относишься?
— Очень даже положительно! Подумаешь! Мы же современные люди! Что тут такого?
— Да? — озадаченно протягивает Таня Сущевская. — Смотри-ка, какая ты прогрессивная. А некоторые тут переживают.
— А чего переживать? Они же через два месяца поженятся, никто и не заметит. А кому какая разница, может, ребёнок немного раньше срока родился? Мало ли? — Спесивцева, наконец, закончила переодеваться.
— Как «поженятся»? Тебе говорят, что он уехал домой и не вернулся, Спесивцева! — Сущевская в изнеможении опускается на свою кровать.
— Кто говорит? Как уехал? Когда? — обалдело уставилась на неё Таня Спесивцева. — Ты что, рехнулась?
— Может быть, я и рехнулась, но Ольга сказала, что он уехал.
— Да я же сегодня с ним виделась!
— Так ты знакома с ним?!
— У неё с головой всё в порядке? — обращается Спесивцева к Оле и Светлане. — Как я могу быть с ним незнакома?
Те уже не сдерживают своего смеха. Бурачок, пожалуй, впервые за последнее время не просто улыбается, а помирает от хохота.
— А говорили, что его никто не знает, — обижается Сущевская. — Вы меня разыграли, что ли?
— Кто тебя разыграл? Как я могу не знать собственного брата? Танюша! Чем ты сегодня занималась целый день? Может быть, ты переучилась?
— Да при чём тут твой брат? — отмахивается от неё Сущевская. И тут до неё доходит: — Так ты скоро станешь тёткой?!
— Здравствуйте! А ты мне про что начала говорить, когда я пришла?
— Так Катюшка ждёт ребёнка от Витьки? — воспрянула упавшая было духом Сущевская.
— Ну, а от кого же ещё? Танька, ты в порядке?
— Я-то в порядке! Это Кимуся у нас не в порядке! — торжественно объявляет Сущевская Спесивцевой.
— Да? — удивляется Таня. — А что с ней? Где она?
— Гуляет! — весело отвечают ей в три голоса.
— Ну, и что тут такого? Погода, правда, не очень сегодня. А с кем она гуляет?
— С будущим своим ребёнком! — наконец-то Сущевская дождалась своего часа!