Лесное. И всё-таки Бабушка. Часть 1

Вадим Гарин
Фото автора. Каппер Нина Ивановна, в девичестве Доброгорская. 1967 г.
               
                Два чувства дивно близки нам,
                В них обретает сердце пищу:
                Любовь к родному пепелищу,
                Любовь к отеческим гробам.
                (На них основано от века,
                По воле Бога самого,
                Самостоянье человека,
                Залог величия его.)

                А.С. Пушкин
               
               

Предисловие:
                Изначально я назвал свою повесть «Бабушка». Потом мучился: ведь в повести говорится не только о бабушке. Это и о семье, о Воронеже, о Ростове, о моём становлении, да просто о жизни, наконец!
                Потом понял, что написанный текст – не самостоятельное произведение, хотя его так можно воспринимать. Это часть моей большой работы под общим названием «Лесное». Фрагменты этой работы уже выставлены на Прозе.ру, над другими частями я работаю. Лесное - так называли горожане район Воронежского Лесотехнического института, расположенного на отшибе  северной стороны города, на территории бывшей Троицкой слободы. Но, пытаясь рассказать читателям о житие – бытие,  яркая личность бабушки постоянно выходила на передний план, тогда я перестал сопротивляться и назвал мемуары «И всё-таки бабушка». Ведь по гамбургскому счёту, что бы я ни описывал - это всё равно о ней! О моей бабушке!


Хвостик. Часть 1

                Я шёл за бабушкой, держась за её юбку, и смотрел, как она выбирала на рынке творог, пробовала, причмокивая языком, и объясняла, что настоящий, хороший творог содержит пласты, а не крупинки, его обязаны отжать как следует и на его поверхности не должны проступать капельки воды, чтобы он был некислый.
                В детстве я «хвостиком» всюду сопровождал бабушку. Мне не было и года, как меня отправили к ней в Воронеж и с тех пор мы не расставались до самого моего окончания института и отъезда из родного  дома. Любила она меня беззаветно, называя своим сыночком и я отвечал ей любовью.
 
                По рынку бабушка ходила с видимым удовольствием.
В силу политической и экономической ситуации в стране после войны многие продукты на рынке покупать было выгоднее, чем в государственной торговле, где их качество и ассортимент оставляли желать лучшего. Кто же захочет притащить из магазина полугнилую картошку  и жёлтые здоровенные огурцы? Только в случае крайней необходимости! А мясо и птица… Об этом даже говорить не приходилось! В нашем провинциальном городе, впрочем, как и в тысяче других городов Советского Союза мясных продуктов в магазинах не видели никогда ! Шутили, что они не пользуются спросом, то есть мясо в магазинах даже и не спрашивали. В Ростове, куда я переехал в конце шестидесятых годов после окончания института и распределения,  ходили анекдоты "армянского радио":
                У  радио спрашивают: - Может ли осёл дойти из Средней Азии до Москвы? Ответ: - может, если его не сожрут в Ростове-на-Дону!  Или задают  загадку "армянскому радио":
                - Что это? Синий, длинный и большой, весь воняет колбасой!  Ответ:
                -  Фирменный поезд «Тихий Дон» возвращающийся  в Ростов из Москвы с командированными.
                Пожилые люди уже начинают забывать, а молодые и не знают этих позорных продуктовых командировок, когда выполнив командировочное задание, в день отъезда несчастные люди «в мыле» бегали по магазинам и часами отстаивали огромные очереди за мясом, колбасой, апельсинами или мандаринами. А потом, нагруженные, как ишаки, с счастливыми лицами  пёрли свои столичные покупки в  раздутых портфелях и авоськах с колбасой и мясом, капающим кровавыми слезами на перроны вокзалов (полиэтиленовых мешочков и пакетов в те времена ещё не придумали). Анекдотов на эту волнующую тему ходило великое множество:
                - Что бы ты сделал, если вдруг стал миллионером? – спрашивает один собутыльник другого.
                - Купил бы вертолёт!
                - А на хрена тебе вертолёт?
                - А вдруг во Владивостоке будут кур давать? Так я слетаю!
                Вообще слово "купить" в те времена ушло в небытие - возникли слова «достать», «дают», «выбросили» (то есть выложили на прилавок). Извини читатель, отвлёкся. Когда вспоминаешь об одном, нанизывается другое. Хотел рассказать о наших с бабушкой заготовках на зиму, а старая боль - атрибут советской эпохи, выползла наружу.
               
                Для всех горожан закупка картошки  являлась знаковым событием. В пятидесятые годы это носило ритуальный характер, так как картофель был главным продуктом в рационе. Его варили и жарили. Ели с солёными огурцами, квашеной капустой или помидорами. Покупали такую картошку, которая годилась для варки и жарки, чтобы была вкусной и дешёвой. Кроме того она обязана хорошо лежать всю зиму до самого нового урожая.
                Приобретали картошку в конце сентября, когда она созревала полностью, как говорили, была «упакованной». То есть кожица, которую подковыривали ногтём, не должна быть очень тонкой,  иначе лежать не будет.
                На рынке долго ходили по ряду, заваленному мешками. Бабушка объясняла, что надо выбрать «рассыпуху» для варки и пюре, пояснив, что хорошее пюре получается только из крахмалистого картофеля.  Его надо забрасывать в кипящую воду, а если желаете, чтобы картофель наоборот не разваривался – в холодную, потому, что пока вода закипает, из него вымывается часть крахмала и он рассыпаться не будет, если не переварите.  Много ещё зависело от сортов, названий которых бабушка не знала. Она выбирала картошку с гладкой, ровной кожицей и шершавой, словно покрытой «розочками». Жёлтую картошку в те времена крестьяне не выращивали. После выбора, мы брали по два клубня каждого сорта и отправлялись домой варить их и жарить на пробу. Дедушка договаривался в лесхозе с транспортом – он преподавал в Лесном институте и на следующий день мы выезжали на рынок и ждали подводу или машину.

                Картошку на рынке продавали вёдрами, поэтому выбирали не очень крупную – среднюю, чтобы больше умещалось в ведре, но и не мелкую - она могла не дозреть. Вообще-то самая зрелая картошка – крупная, но покупать её вёдрами не выгодно, и лежит она в зиму хуже. Быстрее прорастает и зеленеет. Это были серьёзные траты для семьи, несмотря на то, что картофель стоил на рынке не более одного рубля тридцати копеек за килограмм в ценах до Хрущёвской денежной реформы 1961 года*. Удачной считалась покупка картошки, если её удавалось купить от восьмидесяти копеек до рубля за килограмм.


                Бабуся была личность! Творческая, удивительно яркая, эксцентричная, которую ни с кем не спутаешь! Она умела видеть прекрасное, причём не так, как все окружавшие нас люди. Недаром её посещали цветные сны. Видела удивительное и уникальное там, где другие проходили мимо. В жизни ко всему она подходила творчески. Даже картошку выбирала по своим необъяснимым критериям. Она говорила мне:
                - Вот эта красивая картошка! Её и будем покупать. Посмотри, Вадик, какая у неё восхитительная форма!
                При продаже нашего дома после смерти дедушки (позже я расскажу об этом событии), она выбирала не тех покупателей, которые давали бОльшую цену, а тех, которые казались ей симпатичными.
                Однажды в те дни у нашего дома остановился представительный кортеж из трёх «Волг». Домом, стоящим на краю леса, заинтересовался Воронежский архиерей. Вокруг вились многочисленные помощники и советники. Они осматривали дом, сад, одновременно делая при этом замечания и предложения по реконструкции нашего хозяйства.
                Бабушка, игнорируя цель приезда высокого церковного сановника, дававшего в полтора раза большую цену за дом и сад, тут же вступила с архиреем в религиозный спор, закончившийся фразой:
                - Я раздумала продавать  дом, вы   намеренно искажаете смысл Евангелия. Видите не то, что написано, а главным образом то, что хочется вам прочитать! Стыдно, батюшка! - Пришлось разъяренному архиерею уехать «не солоно хлебавши».
                Никаких советов по поводу продажи она не воспринимала, говоря одну фразу: - «я хозяйка! Сама приму решение»!

                Не могу сказать, что бабушка была религиозным человеком, но верующей - безусловно. Ни Евангелия, ни другой церковной литературы в доме не было, но бабушка меня поражала знанием текстов богословской литературы. Как-то на телевизионной передаче Максимова «Квартира» А. Ширвиндт на вопрос о своей религиозности ответил:
                - У меня нетрадиционная религиозность: я верю в то, во что верю.
                Вот примерно так же и у бабушки обстояло дело с религией. Сама она считала себя православной, но церковь не посещала, иногда, очень редко, молча молилась в углу нашей комнаты и говорила, что Бога надо иметь в душе, а не в церкви. К священникам относилась скептически, считала их формальным сообществом, подверженным всем человеческим порокам. Часто высмеивала их. Культа православных святых она не признавала, но в доме кроме иконы Иисуса Христа в бронзовом окладе, стояла  маленькая литая иконка Николая Угодника. А дедушка, хоть и писал в анкете, что был лютеранского вероисповедания, никогда вообще не поднимал вопросы религии. Мне даже в голову не приходило, что мой строгий дед имеет к ней какое-либо отношение. 
                Никакие  церковные праздники кроме Пасхи и Троицы у нас дома не отмечались и никогда не постились. На Пасху бабушка пекла вкусные куличи и делала "пасху" из творога с изюмом. Я же с удовольствием принимал участие в раскрашивании яиц.  Красили луковой кожурой и разноцветной тушью. Во дворе ребята весело разбивали друг у друга крашеные яйца. Треснувшее яйцо выигрывал противник. На Троицу по указанию бабуси таскал зеленые ветки, и мы раскладывали их по полу. После Троицы бабушка официально разрешала ходить на речку и купаться. Мы радовались, как слабоумные: ведь начинали купаться без всякого спроса в холодной воде ещё на майские праздники!

                Со мной бабушка никогда не поднимала вопросов религии, а сам я не интересовался. Позже, рассматривая репродукции картин с библейской тематикой, бабушка объясняла мне, что изображено на картинах, выказывая хорошее знание библейских событий, которое я оценил позже, уже находясь в зрелом возрасте. Видимо эти знания отложились у неё ещё с гимназических лет, где преподавали Закон Божий.
                Крестить меня в церкви бабушка отказалась. Ей соседка по нашей коммуналке принесла святой воды, и она крестила меня дома сама, повесив мне алюминиевый крестик на нитке, который я храню до сих пор. Кто-то говорит, что такое крещение не правильное. Не знаю. Для меня церковные законы не писаны, а бабушку всегда считал святее всех святых!
                Родные считают чудачеством мою пристрастность к вещам дедушки и бабушки. Это касается  бережного отношения к картинам  бабушки, и к её инструментам, которые по своим потребительским свойствам не выдерживают никакой критики в сравнении с современными, и бритвенного станка деда с истертым помазком, которыми я пользуюсь до сих пор под смех окружающих. Когда от помазка деда остались «три волосинки»,  с большой неохотой пришлось воспользоваться новым. И даже после этого я его не выбросил, а сложил в коробку с архивом. Несколько раз мне дарили электрические бритвы, потом и дорогие станки с пятью лезвиями. Но я могу бриться только дедушкиным облезлым станком. Такая же история произошла с дедушкиной тростью, с которой ходила и моя бабушка после его смерти.
                После нескольких операций на ногах я вынужден передвигаться с подлокотным костылём или с тростью. Дедушкина кривая палка, которой он учил меня уму-разуму в детстве, вырезанная из корневища берёзы мне подошла идеально. Имея нескольких великолепных тростей – их не ношу. Среди них есть шикарная ясеневая трость, покрытая рельефной резьбой с львиной головой на ручке. Её подарили мне благодарные ученики, которых я в своё время обучал резьбе по дереву. Но я продолжаю ходить с дедушкиной кривой палкой. И при этом испытываю комфорт и ощущение теплоты дорогих мне рук.
                Храню бабушкины кисти, мастихины, этюдник, универсальный молоточек с клещами, отдельные инструменты для изготовления искусственных цветов, ножницы.  Храню письма и никому не нужные вещи, старые вырезки из газет, журналов, не говоря уже о документах.

                С возрастом все чаще и чаще возникает чувство страха за эти вещи. Ведь помру – они никому не будут нужны. Выбросят, а мне они дороги до невозможности. С ними я чувствую неразрывную связь со своим детством, бабушкой и дедушкой.
                Требовать от своих детей почитания своих предков невозможно. Эта потребность должна присутствовать в душе каждого. Будут ли мои собственные памятные вещи реликвиями для них? Воспитал ли я у своих детей потребность духовной близости с предками? Или они раз в году, как это у многих принято в «родительский день» уберут могилку и принесут букет ромашек? Я считаю совершенно необходимым знать историю своей семьи. Поэтому и затеял написание мемуаров. Считаю необходимым чувствовать взгляд своих предков из прошлого на тебя сегодняшнего. Если читающий эти строки скажет, что это приходит с возрастом – это будет неправдой. Я постоянно сверял свои поступки и дела с совестью семьи. И ничуть об этом не жалею. Ничего плохого я от них не «слышал».

Примечание:

*Денежная реформа 1961г. Я очень хорошо помню, как она проводилась и что это такое. В год реформы я учился на  первом курсе института. Удивительно, что реформу сегодня представляют обычной деноминацией. Был рубль – стало десять копеек и ничего не изменилось! Один к десяти и всё! Стоила та же картошка один рубль – стала стоить десять копеек. Не тут-то было! Если в госторговле она действительно  стала стоить десять копеек, то на рынке в Воронеже её можно было купить уже по тридцать копеек и так все продукты. Мясо на рынке подорожало в 1,5-2 раза. Пучок зелени стоил до реформы десять копеек и после реформы столько же! Новые деньги в народе прозвали фантиками. До реформы я работал на вагоноремонтном заводе им. Тельмана и ежедневно брал на работу три рубля. За два рубля двадцать копеек покупал пачку Беломора и на остальные восемьдесят копеек - обед в заводской столовой из трёх блюд. А после 1961 года приходилось брать рубль. Папиросы стоили 22 коп – цена их по деноминации не изменилась, а вот обед стал стоить те же восемьдесят копеек! То есть цена обеда увеличилась в десять раз!

                Люди в советское время совершенно не интересовались ценой доллара. Только валютчики и спекулянты. Однако… До реформы доллар стоил четыре рубля, а после реформы курс установили в девяносто копеек. Некоторые наивно радовались под влиянием квасного патриотизма, что наш рубль стал дороже доллара! А на самом деле доллар подорожал в 2,25 раза, со всеми вытекающими последствиями. Та же история и со стоимостью золота.
                Надо думать, что денежная реформа 1961 года внесла свою лепту и в крупные народные восстания, произошедшие в 1961-64 годах, с применением огнестрельного оружия. (Одиннадцать восстаний: Муром, Александров, Новочеркасск, Донецк, Одесса, Сумгаит, Кривой рог, Чимкент…)  Для тех, кто интересуется этим вопросом:
Новочеркасские события коснулись и меня. Я не был очевидцем восстания, но приехав в Новочекасск в конце 1962 г. застал город в молчаливом ужасе от его подавления и человеческих жертвах. Команду стрелять отдавал лично Никита. Так, что не всё так безобидно, как кажется с первого взгляда. И ещё попутно к денежной реформе: роль Н.С. Хрущёва в политической ситуации в мире и стране не такая благостная, как сейчас представляют в некоторых СМИ. Часто его критикуют за разгром интеллигенции в Манеже, но в заслугу ставят выдачу паспортов колхозникам, индивидуальное жилищное строительство и на первом месте - развенчание культа личности Сталина. Но начинаешь вникать в суть его реформ, его личной роли в событиях и вся благостная картина исчезает, как дым.


Продолжение http://www.proza.ru/2015/08/05/389