Благородная Маркиза

1. Сводная дочь

      Так, что тут у нас в шкатулке? Я осмотрела содержимое дорогой вещицы, инкрустированной бирюзой, – кольца, браслеты, бусы… Эх, жалко, все не утащишь, хозяйка драгоценностей сразу поднимет крик, что в ее гостиничном номере побывал вор. А если взять одну штучку, то пока дама спохватится, пока подумает, не оставила ли она, скажем, вот эту брошь, дома… Мгновенно меня искать не начнут, и я по-быстрому сбуду украденное с рук и затаюсь с полученными денежками.
      Красивая, кстати, брошка, но не новая – за нее звонких монет дадут совсем немного. Ладно, сойдет и она. Или же чуть задержаться и взять колечко?..
      – Ты кто такой?! – раздался за спиной недоуменный вопль.
      Черт! Откуда здесь взялся краснолицый толстяк? Наверно, он муж хозяйки шкатулки и, судя по длинной ночной рубахе и колпаку с кисточкой, спал в соседней комнате. А его жена отправилась на морскую прогулку без пузатого супруга… Мда-а, я-то думала, он ушел раньше, по делам.
      Захлопнув шкатулку и засунув брошь в карман, я рванула к двери, выходившей в коридор. Опешивший от наглости толстяк, принявший меня за парня, погнался не сразу – его топот и громкие проклятия стали слышны, лишь когда я съехала по перилам на первый этаж гостиницы.
      – Стой, вор! – орал пузан вслед.
      Ага, не дождешься. Я понеслась мимо стойки и помотала головой, чтобы дать понять жуликоватому портье Картеру (именно он наводил мне подобных господ на богатых постояльцев, разумеется, небескорыстно), что нынче я без улова. Нечего ему знать про старую брошь, вырученных за нее денег будет слишком мало для дележа. Как-нибудь потом куплю портье выпивку за несостоявшееся ограбление.
      Эти мысли летели за мной на улицу. Куда деться? Прямо нельзя – для гнавшегося за мной толстяка буду видна, как на ладони. Вправо – нужно перебегать дорогу, по которой ехала карета, запряженная четверкой лошадей. А слева находится сплошная стена прильнувших друг к другу домов.
      Все-таки я выбрала второй вариант и ускорилась, чтобы не попасть под гулко стучавшие копыта.
      – Куда прешь? – закричал кучер и взмахнул кнутом проучить меня, рискнувшую пробежать буквально у лошадиных морд.
      Однако кнут щелкнул вхолостую, на какую-то пару дюймов не достав кончиком до моей спины, и кучер выругался еще смачнее от неудачи. Я же ловко извернулась и показала возмущенному вознице язык: ну и кто из нас ловчее?
      – Держите этого паршивца! – донеслось с противоположной стороны улицы, которую я только что покинула.
      Невесть с чего я сглупила – испугалась, словно нерешительная малолетка, а не воровка со стажем – и устремилась по каменной мостовой вместо того, чтобы нырнуть в подворотню. Знаю их все наперечет с детства, мигом бы нашла укрытие, затаилась и влезла на крышу. Там-то толстяк меня точно не достал бы.
      Улица вильнула вбок, вниз, спускаясь к причалу. Ох, бок колет, хоть останавливайся и выравнивай дыхание. А пузан, поди, уже кликнул солдат, те меня окружат в два счета и заключат в наручники. Дальше – хуже: небо в прутья решетки и свидание с палачом назавтра.
      О, мое спасение – таверна, где собираются любители морских приключений, тоже не вполне благонадежные граждане. В их компании я не была ни разу, слишком уж непристойные шутки у них (молчу про остальные привычки), но привередничать не стоит.
      С силой дернув дверь, поддавшуюся тяжело, я ввалилась в таверну и со всего маху врезалась в чернобородого мужчину, шедшему к ближайшему ко входу столу.
      – Эй, подруга, нельзя поосторожнее? – усмехнулся он и кивнул на бутылку, которую держал в руках и едва не выронил по моей милости.
      Бегло изучив внешность бородача – по-пиратски повязанный на черных лохмах линялый красный платок, потертый мундир со знаками королевского флота (моряки его величества в такие злачные места не заглядывают, то есть мундирчик-то снят с чужого плеча без спроса владельца) и общий неказистый вид – я отнесла его к морским разбойникам. Поэтому умоляюще прошептала своему собрату по воровскому ремеслу:
      – Помогите… За мной гонятся…
      Конечно, он тоже распознал «коллегу» – девушку в великоватом пиджаке мужского покроя с заплатками на локтях, в штанах (первый признак не барышни, а бездомной пройдохи) и со стрелявшими по сторонам блестевшими глазами, так и говорившими о профессии «Где бы чего спереть».
      – Садись, – чернобородый указал на стул и опустился на соседний.
      – Не понимаешь, что ли?! – воскликнула я, разозлившись на неотзывчивость. – Мне грозит виселица, а ты предлагаешь спокойно сесть?!
      – Я и помогаю, – отозвался бородач. – Сделаем вид, будто мы здесь давно, ясно? – он вытащил зубами пробку из бутылки, щедро плеснул в кружку и продолжил: – Сними пиджак и шляпу.
      Уже мало соображая и всецело положившись на незнакомца, я спешно стянула верхнюю одежду и круглую шапочку с маленькими полями. Из-под нее выскользнули свернутые на затылке выгоревшие русые волосы. Часть моего нехитрого «наряда» отправилась на пол.
      Мужчина по-хозяйски смахнул мне несколько прядей на лоб, чтобы наполовину закрыли лицо, и нахлобучил лежавшую на столе засаленную треуголку. Та съехала на нос, я потянулась поправить и замерла, ибо в таверну пожаловал толстяк, дышавший со свистом. На ночную рубаху был накинут криво застегнутый камзол.
      – Парень сюда не забегал? – спросил пузан моего спасителя. – В шапке, старом пиджаке и с нахальной рожей.
      – Мы тут час сидим, не видели такого, – ответил бородач невозмутимо.
      Мне бы его безмятежность! Я поглубже натянула треуголку, чтобы не светиться упомянутой «рожей» – неспроста толстяк рыщет похлеще королевских сыщиков. Стражей закона нашего портового городишки он ждать не стал и отправился ловить воровку самостоятельно. Выходит, брошь довольно ценная. Тем лучше для меня. Но сейчас главное – пережить происходящее, а потом уж толковать со скупщиком краденого о ювелирном украшении.
      Брызгая слюной, пузан разбушевался, посылая на мою персону кары и беды, и от избытка эмоций грохнул кулаком по столу, отчего бутылка и кружка подпрыгнули. На матерившегося типа посетили таверны не обратили ни малейшего внимания – драки и стрельбы нет, чего волноваться-то?
      – Не особо пристойное место для девушки, – после гневных тирад заметил куда сдержаннее толстяк.
      Увидел-таки после возгласов спутницу бородача! В таверны подобного разлива, господин пузан, девушки захаживают, правда, общего пользования. Стало быть, именно так меня представит мужчина в мундире?! Вот позор-то…
      – Это… – бородатый помедлил, испытывая мое терпение, – … моя дочь.
      Только идиот или слепой не заподозрит во фразе откровенную и бессовестную ложь. Мне двадцать четыре, выгляжу на пару лет моложе. Бородачу, хоть и при полугодовой растительности на лице, мешавшей определить возраст поточнее, навскидку, может, тридцать пять-тридцать семь. Во сколько же он обзавелся дочкой? В одиннадцать лет? Боже, ну и дурак…
      – Сводная, – уточнил мужчина, окончательно убедив меня в своей ненормальности. – Недавно с ней сошли на берег. Плыли с торговым судном из Гримсби. А люди мы бедные, обитали в трюме…
      Дальнейший бред про то, как нищая «семья» ловила и ела корабельных крыс без соли и перца, толстяк (будучи тоже придурком, поверил, поохал и брезгливо поморщился), выслушать не пожелал, сославшись на важное дело поимки вора, и, к моему несказанному счастью, покинул таверну.
      – Спасибо, – поблагодарила я, не торопясь расставаться с маскировкой: вдруг пузан еще раз заглянет. – Но с дочерью явный перебор. Ладно бы уж приемная, но сводная… Я еще молчу насчет возраста.
      – Радуйся, что толстый проглотил ложь, не поперхнувшись, – бородач отхлебнул прямо из бутылки.
      – Он занят поиском вора, мысли не о том.
      – В этом и смысл глупого вранья. Оно предназначено для идиотов или очень спешащих людей, – авторитетно изрек мужчина. – Кстати, вроде ты редко попадаешься на краже. Как так получилось, что тебя чуть не сцапали, Ромашка?
      Откуда он знает мое прозвище? Я пристально уставилась на бородатого, пытаясь рассмотреть знакомые черты. Голос-то его где-то слышала – приятный баритон с бархатными нотками… Мужчина тоже воззрился на «дочку», изображая мой изучавший взгляд, и даже рот открыл, кривляка чертов.
      – Не похоже, Ирвин. Нужно чаще тренироваться в лицедействе, – сказала я, наконец-то поняв, кто передо мной.
      Местный мошенник и шулер Ирвин Далтон – безумно хитрый, изворотливый, обведший вокруг пальца не один отряд солдат, охотившихся на него. Чем заслужил титул самого лучшего проходимца нашего городка.
      – Похоже, – настоял Далтон. – Была бы у тебя такая же бородища, вообще не отличишь.
      Я расхохоталась и взяла кружку. Пить захотелось сразу после побега из гостиницы, при толстяке горло превратилось в засушливую пустыню. Но тогда я не посмела лишний раз двинуться.
      Отпила глоток и чуть не умерла! Внутри пекло огнем, и мне показалось, я исторгла языки пламени на манер сказочного дракона.
      Ирвин, завидев мою реакцию, сопровождавшуюся вытаращенными глазами и судорожными вздохами, широко ухмыльнулся.
      – Кхм… Чего… ты… скалишься?.. – кое-как просипела я, справляясь с саднившим горлом. Угораздило же влить в себя приличную порцию крепчайшего рома!
      – Настоящие морские волки не пьют всякое винишко. Запомни это, Ромашка, прежде чем бездумно отпивать неизвестный напиток.
      – Ты больше смахиваешь на беглого каторжника, – буркнула я, ставя в памяти галочку на будущее: обязательно отомщу. – Или подался в корсары? Земли для плутней тебе мало, теперь море подавай?
      – Ненавижу плавать. А про тюрьму ты угадала. Месяц назад оттуда сбежал. Некая сердобольная дама, проникнувшись жалостью к несчастному узнику, принесла в хлебе пилу, и здравствуй, свобода! Мундир одолжил у старого матроса, открывшего музей моряцкого облачения. Он долго не хотел отдавать раритетную вещь…
      А мы гадали, куда делся прославленный мошенник. Все-таки он попался. Далтон пустился в пространный рассказ, будто говорил самому себе. Невероятные приключения отдавали заранее сочиненной ложью, и я слушала мошенника рассеянно. Больше меня заинтересовал его машинальный жест – потер левую руку чуть выше запястья, болезненно скривился и снова взялся за бутылку.
      В принципе, мне плевать на его чудесное избавление от участи заключенного. С Ирвином мы пересекались на преступном поприще, воры и жулики – одна команда. Закадычными приятелями не считались, и вообще мало общались, хоть наша братия друг за друга горой. Но при удобном случае дружбой поступались ради добычи. Хромой Нэд предал своего якобы лучшего друга, оставив его, получившего пулю от ворвавшегося в магазин солдата, а сам унес ноги, прихватив несколько коробок с сапогами вместо истекавшего кровью подельника. Нэда не упрекали. Таков закон – нажива важнее совести.
      – Украла что-нибудь или впустую носилась? – снизошел до меня Далтон.
      – Ерунда, – отмахнулась я, придя к выводу, что брошь ценна ее прошлым хозяевам не стоимостью, а памятью. Ничего, переживет толстяк с женой потерю безделушки.
      – Покажи.
      Слазав под стол за валявшимся пиджаком, я вынула из кармана брошку и положила на стол. Овальная основа – почерневшее от давности серебро, из него же изготовлены веточки и листочки, выходившие за границы основы, с облезшей позолотой. Зеленовато-мутные мелкие продолговатые камешки – то ли нефрит, то ли чего-то полудрагоценное – призваны изображать капельки росы на листьях. Хотя больше напоминают слезы: зеленые, как у русалок.
      – И впрямь ерунда, – Ирвин, удостоив брошь быстрым взглядом, вальяжно откинулся на спинку стула. – Камни можно выковырять, но за них Бьюки монетами щедро не одарит. Металл тоже не ахти, низшей пробы. Начнешь чистить, отскребешь несколько слоев, и вес уменьшится.
      Он болтал что-то еще. Я сняла треуголку (отчего-то пахнувшую курятником. У петуха ее отобрал?), надела пиджак, тряхнула любимую шапочку, выбивая пыль, спрятала волосы под воротник… Неудачный день, эх. Придется клянчить у матерой воровки Клары еду на ужин. У меня деньги и запасы кончились, поэтому и решила обчистить шкатулку приезжей дамы.
      – С возвращением, – произнесла я уже у открытой двери.
      Горожане, будьте бдительнее, не упускайте из виду кошельки и не играйте в карты, ибо вернулся король мошенников. А он давно был без практики. Придумав ехидное напутствие для жителей, я почувствовала, что печаль по поводу брошки сменилась приподнятым настроением. Сегодня не повезло, значит, завтра наверстаю.
      – Отличный ром. Зря ты плевалась, – невпопад отозвался Ирвин.
      Дурак он какой-то.

***


      С моря тянул свежий бриз, и я поплотнее запахнула пиджак. На причале и вовсе околеть можно: как там люди работают? Последнее тепло и здоровье выдует. Впрочем, они сами выбрали себе занятие.
      «Ну и пусть, что брошь – дешевка. Для меня каждая монетка сгодится, – думала я, шагая не к бараку, где обитала с остальными ворюгами, а к лавке Бьюки. К нему и днем, и ночью народ шатается, так что не разбужу: всего-то закатный час. – Наверняка Далтон наврал. Выискался тут ювелир-оценщик!»
      Я тронула карман, чтобы нащупать брошку, и замерла, спохватившись. Напрочь забыла! Я же оставила ее в таверне!
      И не просто оставила, дошло до меня. Ирвин нарочно выставил вещицу никчемной, задурил мне голову россказнями и, воспользовавшись моим отвлечением на переживания, заграбастал брошь себе!

***


      Стоит ли говорить, что в таверне Далтона не наблюдалось? А хозяин заведения торжественно поклялся, что бородатого типа в мундире и треуголке отродясь не видел.

      Ах ты, подлый «папаша»! Обязательно тебя разыщу и вытрясу эту треклятую брошку!



2. Еще одна кража

      Порой я ненавижу свое ремесло, которым занимаюсь с сызмальства. Никогда не знаешь наверняка – поешь сегодня или нет. Особенно, когда ты на мели во всех смыслах. Поворчав, Клара – крупная женщина лет сорока – выдала мне пару вареных картошек, мизерный ломтик сыра и хлеб. Но голод меня терзал с ночи до утра, даже не удалось толком выспаться. К тому же не остывала злость на мерзавца Далтона, присвоившего себе мою брошь. Ладно, не мою, а тех господ, посетивших портовый город. Но все равно он гад. Явился откуда-то и с ходу обманул вора, причем девушку! Ни стыда, ни совести!
      У меня их было тоже немного, и я горела местью вернуть брошку себе, как теперешней законной владелице.
      Поиски Ирвина осложнялись не желанием поесть (на завтрак я стащила еще горячую булочку в пекарне), а прохаживавшимися по улицам солдатами. Их будто бы стало больше по сравнению с прошлыми днями. Уверена, что толстяк нажаловался констеблю, и тот приказал шерстить местность куда тщательнее, чем обычно.
      Из-за надзора (о чем мне сообщили товарищи по профессии, орудовавшие ночью и приползшие в барак отсыпаться) я сменила привычную одежду, иначе по приметам меня живо схватят, на второй комплект. Из них двух мой гардероб, собственно, и состоял. Жалко нет платья, широкополой шляпки и веера, тогда бы я выглядела истинно по-женски и не светилась физиономией. Красть эти вещи заняло бы не слишком много времени, да у меня есть дела куда важнее. Поэтому надела рубашку давно уже не белого цвета, штаны до колен, которым пора быть на помойке, судя по очень потрепанному виду, потертый кожаный жилет без пуговиц, вместо сапог туфли с пряжками, точнее, с одной, вторая оторвалась, когда я галопом неслась от мясника. Захотелось мне как-то окорока, кусками напластанного на прилавке, за что чуть не поплатилась своей филейной частью, ибо мясник на бегу потрясал громадным топором, норовившим соскочить с деревяшки и улететь в мою сторону.
      А как же быть с лицом? Толстяку я запомнилась парнем, значит, нужны кардинальные перемены. Вытащив из щербатого кувшина букет цветов – надеюсь, Сьюзи не сильно расстроится (одна из уличных попрошаек любит украшать наш убогий барак хоть чем-то красивым), я сплела неряшливый венок. Пусть стебли топорщатся – так они отвлекут внимание. Кривокосое цветочное произведение легло на распущенные волосы, и я отправилась вершить правосудие над мошенником.

***


      В первую очередь я зашла в лавку скупщика краденого. Вернее, для добропорядочных англичан – это ломбард. А для ворюг как раз место сбыта незаконно приобретенных ювелирных изделий. Лавка Бьюки – звено длиннющей цепи, терявшейся где-то в Лондоне, куда ловкий парень поставлял таким же прохиндеям чужие украшения.
      Хозяин лавки, положив согнутую руку под щеку, спал, удобно расположившись за стойкой. Будить трудягу было непорядочно, но я легонько потрясла Бьюки за плечо.
      – Ммм, кого там принесло?.. – нехотя отлепил себя от стойки парень и потер правый глаз. Левый, глазницу которого перечеркивал шрам, скрывала черная повязка, придававшая Бьюки сходство с бывалым морским волком. – Ромашка, привет!
      Для изгнания остатков сна скупщик потянулся всем худым телом, аж позвонки хрустнули, и вопросительно посмотрел на меня.
      – К тебе не заглядывал Ирвин Далтон? Только не ври, пожалуйста, – добавила я строго.
      С одноглазым мы дружили: и на почве купли-продажи, и вне деловых отношений. В бараке он не жил, однако гордо причислял себя к преступному миру городка.
      Однажды Бьюки рассказал жуткую историю, как лишился глаза. Три года назад в его лавку завалился странный тип в насквозь мокром плаще, разившем тиной, словно из болота. И сам под стать утопленнику или водяному – бледный до прозрачности, с засаленными патлами, говорил с бульканием. Положил на стойку старинную монету с изображенным черепом и потребовал денег. Бьюки отказался, ибо проклятое золото ацтеков приносит сплошные беды его владельцу. Рыбоподобный тип разозлился, вытащил новенькую саблю, смотревшуюся на фоне его облезлости парадоксально, и повторил просьбу. По-прежнему парень ее отклонил. Тогда клиент взмахнул саблей и полоснул не успевшего отскочить Бьюки по левой стороне лица. С той поры он вынужден носить повязку и ужасно ее стесняется при знакомстве с девушками. Со мной, как с приятельницей, делится переживаниями по этому поводу и доверяет секреты. В рыбовидном клиенте он подозревает матроса с «Летучего голландца» – проклятого корабля капитана Ван дер Деккена. Раз в десять лет кто-то из команды имеет право сойти на берег и побыть сутки живым человеком, а не вечно странствующей нежитью. «Так что это не легенда, – убежденно заявил тогда скупщик. – Самая настоящая правда». Спорить с ним я не стала, я же не видела того сырого мужика. Но приукрашивать действительность Бьюки не склонен, да и увечьем не хвалится.
      – Нет, здесь его не было, – ответил парень, собирая в хвост растрепавшиеся каштановые волосы. – Слышал, что он снова в городе.
      – Ага, и уже активно взялся за работу, – проворчала я. – Если ты мне друг, то не покупай у него кое-что.
      – Далтон, конечно, не подручный Ван дер Деккена, но когда меня предупреждают о чем-то загадочном, то становится не по себе, – серьезно заметил Бьюки и поправил повязку.
      – Он спер у меня кое-какую вещь. И явно продаст, чтобы получить деньги. А деньги-то должны перепасть мне.
      – Ты хоть скажи, что за вещь-то?
      Придвинувшись поближе к скупщику, я описала брошь шепотом. Не хватало еще подслушивальщиков – тогда охотников за украшением прибавится.
      – Хорошо, – кивнул Бьюки. – Ничего не приму у Ирвина, сошлюсь, что в кассе нет ни монеты. Не боишься, что он толкнет ее другому торговцу?
      – Джеффу или Ханту? Они же ужасные скупердяи. А ты честнее и щедрее.
      – Ромашка, мне кажется, от той броши жди проблем, – произнес парень задумчиво.
      Беспечно отмахнувшись – это ведь не ацтекское золото, никаких черепушек не нарисовано, все мирно: листочки-камешки – я поблагодарила скупщика за содействие и направилась к двери лавки.
      – Будь осторожна на всякий случай, – в качестве напутствия пожелал Бьюки.

***


      Вертевшийся на языке пронзительный крик: «Вот ты где, зараза!» я приберегла для более тесной встречи с Далтоном. Мошенник обнаружился на крыше одноэтажного дома – сначала сидел, затем лег, нежась в лучах летнего солнца. Увидела я его совершенно случайно: задрала голову и поднялась на цыпочки, чтобы стать повыше моих пяти с половиной дюймов* и узнать, сколько времени на часах ратуши, видимых отсюда не полностью. От здания взгляд скользнул чуть вбок и наткнулся на отдыхавшего Ирвина. Ну, берегись!
      Обойдя дом, облюбованный шулером, я вскарабкалась по лесенке, прибитой над черным входом. По крыше ступала осторожно, не тревожа хозяев, и подкралась к Далтону, лежавшему на спине с закрытыми глазами. О, да он подстригся и сбрил ту косматую бороду, оставив усы и полоску щетины вдоль линии подбородка. А раньше щеголял с гладким лицом. С чего это он сменил внешность после бороды на непривычную?
      Но сюда я нагрянула не предаваться размышлениям, а дать волю мести: опустилась на корточки около дремавшего мошенника и дернула Ирвина за ухо.
      – Ай, Жозефина, отпусти! Я позже обязательно расплачусь за стрижку! – завопил Далтон и резко вскочил, едва не оставив ухо в моей руке.
      – Ты ошибся, папенька. Это я, но тоже жаждущая расплаты, – ухмыльнулась я, довольная произведенным эффектом.
      А вот Ирвин, похоже, не обрадовался нетрадиционной побудке и послал меня к черту.
      – Чего тебе, Ромашка?
      Нет, вы поглядите на этого паразита! Будто я его разбудила просто так.
      – Верни брошь, ворюга!
      – Уж кто бы говорил, – саркастически отозвался Далтон.
      – Я ее первая украла, значит, она моя!
      – Ты ее оставила в таверне, раззява! А что не в твоих руках – не твое.
      – Гнилое оправдание! Чтоб тебя как можно скорее вздернули на виселице!
      – Надеюсь, ты будешь болтаться по соседству, – хехекнул мошенник, нарываясь на пинок. К досаде, от него он увернулся, зато чуть не съехал с покатой крыши вниз, вовремя уцепившись за край черепицы.
      – А ну, гони брошку! – прорычала я.
      – Ромашка, не злись. Кстати, у тебя нормальное имя есть? – спросил мошенник миролюбивее и тише, что меня вызлило еще сильнее.
      – Да! Убийца некоего Ирвина Далтона!
      Тут и я сообразила, что ругаемся мы громко, того гляди на наши вопли сбежится народ, поэтому тоже понизила голос:
      – Поорали и хватит. Отдавай брошь.
      – Скажешь, как зовут – отдам.
      Связалась с любопытным придурком на свою шею!
      – Агнесса.
      – Ну и ну. Подходящее имечко для воровки**, не находишь? Венок, кстати, тебе очень идет. Нынче в моде нелепые головные уборы?
      Сейчас я его пристукну! Замахнулась, чтобы отвесить бессовестно улыбавшемуся шулеру хорошую пощечину, но он был начеку. Остановил мою руку на полпути, быстро и болезненно завел ее за спину, отчего я взвыла, и прижал спиной к себе.
      – Наш договор насчет броши аннулируется, – прошептал он мне на ухо, и я испугалась: как бы не отгрыз в отместку за свое. – Речь шла только об имени, а ты драться полезла и все испортила.
      – Ирвин, это нечестно! В таверне ты запудрил мне мозги!
      – Забыла, с кем говоришь? Нечестность – мое второе имя, подруга, – заявил Далтон.
      – Отпусти же! – я попыталась его лягнуть, но опять не достигла цели, ибо шулер развел руки в стороны, и я очутилась на свободе.
      Встряхнувшись, как собака после дождя, я сердито фыркнула и схватила наглого типа за отворот куртки.
      – Брошь, живо, – процедила я.
      – Она внутри этого дома, – пояснил Ирвин самым что ни на есть беззаботным тоном, отчего я сжала воротник крепче. Стереть бы с его физиономии эту паскудную усмешку.
      – Ты кретин! Зачем отдал ее хозяевам?!
      По одному Далтон разжал мои пальцы и снисходительно объяснил:
      – Они вчера уехали к родственникам в Портсмут на пять дней. И весь дом в нашем с тобой распоряжении. Видишь ли, меня назначили его сторожем. А брошка спрятана в кухне среди столовых приборов. Приглашаю вас, леди, в мои скромные апартаменты!
      Мошенник галантно отвесил поклон, как воспитанный кавалер.
      – Про сторожа я, конечно, соврал, – признался он, когда слезал с крыши.
      – Да кто бы сомневался, – я отпихнула его ладонь и спустилась самостоятельно.
      Запиравшуюся изнутри дверь черного входа Далтон отжал ножом и осторожно открыл створку. Дверь вела в проходное помещение, смахивавшее на чулан с разным хламом. Благо, он был свален по углам, и пройти дальше не составляло труда.
      – Что-то мне тяжело дышать… – сказал Ирвин и покачнулся.
      – Не прикидывайся, а показывай, где лежит брошка.
      – Да, сейчас…
      Не успела я отпустить колкость по поводу неважного кривляния и поторопить его с возвратом украшения, как мошенник, словно подкошенный, рухнул на пол.
      – Эй, что с тобой? – обеспокоенно спросила я и присела рядом. Неужели ему действительно худо?
      – Сердце стучит с перебоями… Все реже и реже… – шулер прижал ладонь к левой стороне груди и еле слышно прошептал: – Агнесса, беги за доктором, пока не поздно…
      – Но… Как я приведу его в чужой дом?
      – Наплети что-нибудь, прошу тебя…
      – Уже бегу! Дождись только!
      Мольба больного или умирающего свята, и мне отчего-то не хотелось, чтобы Далтон умер, пусть на крыше и пожелала ему скорейшего повешения. Все-таки человек, хоть и с кучей грехов.

***


      – Доктор Кирби! – я ворвалась в жилище, служившее врачу и домом, и местом приема страдающих. – Пойдемте со мной, человек умирает от остановки сердца!
      До моего вторжения Уильям Кирби – молодой знаток медицины, прибывший в наше захолустье из Лондона, как он рассказывал, на практику, – что-то писал. Без лишних слов он бросил перо на бумагу, накинул камзол и взял чемоданчик с врачебными принадлежностями.
      – Ведите скорее!

***


      – Наши знакомые уехали, а нас… Эм… Меня и моего брата... – Не отцом же назвать Ирвина, – ... попросили присмотреть за домом. Но брату стало плохо, вот я и кинулась к вам.
      Все это я втолковывала Кирби по дороге, однако доктор был настолько поглощен предстоявшим лечением, что меня не слушал, шагал размашисто, и я скакала за ним вприпрыжку.
      В менее нервной обстановке я обязательно бы полюбовалась городским врачом – он старше меня года на два-три, повыше среднего роста, поджарый, с темно-русыми волосами и карими теплыми глазами… Красавец, что и говорить. А еще умный и обходительный с каждым пациентом, хоть с бродягой, хоть с богатым купцом. На меня, воровку в лохмотьях, бывший столичный житель никогда не обратит внимания. Правда, мое занятие ему вряд ли известно. И Уильяма я бы ни за что не обокрала.
      На полу в чулане Далтона не было. Я ошалело огляделась – никого. Даже если он куда-то уполз, то зачем? Путь до доктора и обратно занял всего десять минут, за которые у мошенника чудесным образом вылечилось сердце и он смылся?
      – И где же больной? – поинтересовался Кирби. – Или вы пошутили, девушка? Глупо, очень глупо.
      Он дошел до второй двери, ведущей в жилое помещение, и вдруг упал, получив по затылку обвязанной ветошью палкой, вынырнувшей из темноты.
      Я вскрикнула от страха за бедного Уильяма и попятилась к выходу. Палка приветственно помахала обрывками тряпки, как флагом.
      – Спасибо за доктора! – радостно донеслось из тени, падавшей от шкафа, который стоял у дверного проема.
      – Ты его убил… – прошептала я. – Совсем свихнулся?!
      – Ничуть. Я же мошенник, а не потрошитель врачей, – отозвался Ирвин и явился на свет. – Давай оттащим его в комнату, и не забудь чемоданчик. Он-то мне и нужен.



Примечания:

* Дюйм равен 30,48 см. Т.е. рост Ромашки чуть выше 167 см.
** «Агнесса» означает «святая, чистая, непорочная».



3. Помеченный

      Бесчувственного доктора мы разместили на диване в гостиной. Нужно бы приложить что-нибудь холодное к его отбитой голове, но Далтон предупреждающе шикнул на меня, чтобы отошла от Кирби подальше, иначе и мне достается той же палкой. Конечно, Ирвин пригрозил в шутку, он не жесток, это сразу видно при манере поведения. Да и в целом мошенники и воры не склонны к убийствам или истязаниям. «Не наш профиль», – как говорит Клара.
      Я расположилась на краешке хозяйского кресла и, изредка посматривая на лежавшего Уильяма, уныло наблюдала, как мошенник копается в раскрытом врачебном чемоданчике.
      – Не вздыхай так тяжко, будто я совершил что-то мне несвойственное, – заметил Ирвин, не отвлекаясь от перебирания пузырьков и плоских баночек.
      – Если тебе понадобилось какое-то лекарство, то украл бы один чемоданчик, а не вместе с доктором, – упрекнула я.
      – Ты не дальновидна, подруга… Во-первых, мне нельзя разгуливать по городу, я же беглый преступник, которого упорно ищут. Во-вторых, ты бы на кражу имущества Кирби не пошла, учитывая твое отношение к нему (эти слова я, покраснев, собралась возмущенно опровергнуть, но Далтон прижал палец к губам, призывая не шуметь). В-третьих, разве не весело стащить человека, а? В-четвертых… Кстати, скоро стемнеет. Будь любезна, закрой ставни и задерни шторы, чтобы можно зажечь свечи – а то я ничего не разгляжу. И не желательно, чтобы нас засекли с улицы.
      Распоряжение шулера я выполнила: плотно притворила ставни и как можно шире расправила занавески на окнах. Неплохо бы здесь заночевать – уютно, чисто, может, в кладовке и еда какая найдется. Хоть разок побыть в доме с целой крышей, крепкими стенами, а не в развалюхе-бараке. Вдруг такой возможности больше не представится?
      – А что в-четвертых? – напомнила я.
      – Срочно нужно лекарство от боли. Сил нет терпеть, – пояснил Ирвин, вызвав полное недоумение. – Черт, пара банок не подписана, и как узнать, чего в них?
      – Обезболивающее в маленькой.
      Мы, склонившиеся над ворохом лекарств, вытащенных из чемоданчика, резко обернулись к дивану. О Боже! Кирби очнулся!
      – Простите… – пролепетала я, заливаясь румянцем стыда от корней волос до шеи.
      Потирая ушибленный затылок, Уильям медленно поднялся и прожег нас строгим взглядом. Ну все, сейчас позовет стражников, ибо в чужом доме засели воры, покусившиеся на жизнь врача. И я окончательно паду в его прекрасных карих глазах…
      – Оно точно поможет? – поинтересовался Далтон.
      Каков же наглец! Щекотливое положение скоро станет опасным для наших жизней, а мошенник деловито и по-приятельски спрашивает о лекарстве у украденного врача!
      Так же неспешно, видимо, у Кирби закружилась голова, он направился к столу. Отложил в сторону баночку с таблетками, убрал лишние пузырьки и хотел защелкнуть чемоданчик, но отчего-то передумал и обратился к Ирвину:
      – Где и что у вас болит?
      – Неважно, доктор, – беспечно отмахнулся шулер, сцапал лекарство и отступил от стола на пару шагов.
      – Да-да, расскажи, – настояла и я.
      – Это личное, – Далтон распотрошил баночку, вынув пару белых кругляшей.
      – Тогда пусть девушка выйдет, и вы мне поведаете наедине. Я же врач, от меня не стоит утаивать ваш личный недуг, – упорствовал Кирби, заслужив мое искреннее восхищение. Не отказывается от цели вытрясти из Ирвина признание – бесспорно, почуял что-то странное в его якобы «болезни».
      Засуетившийся шулер быстро очутился у окна, решив через него покинуть дом заодно с дотошным Уильямом и избавиться от меня, присоединившейся к доктору.
      – Не волнуйтесь, – выдавил кривую улыбку Далтон, коснувшись шторы. – Уверен, таблетки мне помогут. Смею откланяться, леди и джентльмен…
      Не прекращая говорить, он отвел занавеску, потянулся к ставню, но со сдавленным стоном схватился за левое запястье.
      Не тратя времени на дальнейшие расспросы, Кирби шагнул к мошеннику и отвернул манжету рубашки. Ирвин буркнул, чтобы доктор не лез не в свое дело, однако не отбрыкнулся. Снедаемая бескрайним любопытством, я приблизилась к мужчинам. Под рубашечной тканью оказалась намотанная повыше запястья тряпка, насквозь пропитанная чем-то желто-бурым и присохшая к коже. Бурый цвет некогда был алым, значит, рана достаточно глубока.
      – Мисс… – начал Кирби.
      – Агнесса, – подсказал Далтон, смекнувший, что от врачебного вмешательства в его «личную» болезнь ему не отвертеться, и разумно не стал вырываться.
      – Погрейте воды, мисс Агнесса, – попросил доктор. – Похоже, повязка пристала крепко. Что под ней, уважаемый? Кстати, признавайтесь смело – солдатам я вас не выдам.
      На мявшегося Ирвина выжидающе смотрели две пары глаз. Заверение кристально честного Уильяма принесло свои плоды, и мошенник все-таки сдался, больше не отнекиваясь от помощи.
      – Отмочите водой и увидите, – непривычно сухо и кратко сказал Далтон, убрав и смешливость, и длинные пространные фразы.

***


      При болезненной процедуре отделения тряпки от кожи я присутствовала, хотя Кирби заботливо посоветовал мне остаться в гостиной. Видеть рваные раны, порезы или синяки мне не в новинку, от их лицезрения не падаю в обморок, как утонченная барышня. К тому же было очень занятно: почему Ирвин уклонялся сообщить даже доктору (!) о том, что скрывалось под повязкой.
      – Жар чувствовали? – Уильям потихоньку оттянул тряпку и заглянул под отклеенную часть.
      – Ну… Вроде бы нет, но болело жутко, – ответил Далтон, смирно сидевший напротив доктора, державшего его кисть. Я умостилась чуть поодаль, чтобы не мешаться.
      – Рана загноилась, могло наступить заражение крови. Тогда бы обезболивающее никакой роли не сыграло.
      Печальная перспектива, грозившая смертью, заставила мошенника окончательно скиснуть. Для поддержки я подвинулась вместе со стулом, скрипнувшим по доскам пола, и погладила Ирвина по плечу. Кажется, он не заметил моего жеста, сосредоточившись на руке, как и Кирби.
      – Боже праведный… – изумленно прошептал Уильям, избавив запястье от повязки целиком.
      Я тоже охнула. Слыхала, что пойманным пиратам ставят клеймо – первую букву их профессии. Но оттиск знака Ост-Индской торговой компании*, выжженный на мошеннике, вижу впервые.

***


      Доктор, поколдовав над воспаленным и кровоточившим клеймом, накладывал новую повязку из бинта и чистого куска ткани. Лоскут я оторвала от хозяйской льняной простыни, вытащенной из шкафа. И без этого вреда вернувшимся владельцам дома будет ясно, что у них побывали нежеланные гости – наследили, сдвинули мебель, в кухне вовсе устроили лечебницу. Зато помещение обрело жилой вид: в печи теплились угли, на приступке стояло ведро с остатками воды, в подсвечниках горели огарки, порождая трепещущими язычками пламени причудливые тени.
      – Вряд ли вы хотите делиться, откуда на вас знак, – произнес доктор, покончив с бинтованием. – Но это поистине небывалый случай.
      – Я вообще уникальный, – хмыкнул Далтон, снова оживившийся. Расправлять закатанный рукав он не спешил, бережно положил на столешницу перевязанную руку тыльной стороной вверх, чтобы ненароком не задеть.
      – Наслышан о вашей деятельности. За нее получили от компании «подарок»?
      Ого! Голос Уильяма прозвучал с ноткой сарказма. Вот вам и культурный добродушный доктор. Я больше удивилась, чем расстроилась. Ибо доля язвительности придала Кирби дополнительного очарования.
      – Вы проницательны. Не за это ли качество вас вытурили из Лондона? – скептически изогнул бровь мошенник, и Уильям помрачнел. Очевидно, Ирвин угадал.
      «Ох, и у доктора свои секреты», – подумалось мне.
      – Не ваше дело, господин вор, – отрезал Кирби и взял чемоданчик. – Посильную помощь я вам оказал, поэтому до свидания. Да, утром снимите повязку, чтобы рана подсохла. Если будет по-прежнему мокнуть или гноиться, пришлите за мной. Мисс Агнесса, вы задержитесь или тоже уходите?
      Тут я впала в полное замешательство. С одной стороны, я жаждала еще побыть с Уильямом, и в иной ситуации обязательно бы предпочла романтическую прогулку по вечернему городу – звезды, шум моря, приятный мужчина рядом… А с другой – нужно забрать у мошенника брошку. Не при докторе же ее выпрашивать. Не стоит его вмешивать в кражу, совершенную мной.
      – Задержусь ненадолго, – промямлила я и потупилась. Распоследняя дуреха-воровка, эх…
      – Как угодно, – и Кирби покинул кухню.
      Мне почудилось, что он очень разочарован моим выбором остаться с мошенником.

***


      Обшарив хозяйскую кладовку, Ирвин принес оттуда бутылку вина и сырокопченую колбасу, которой смело можно забивать гвозди, учитывая ее каменную твердость. Из своей сумки, валявшейся в гостиной на комоде, шулер извлек полковриги пшеничного хлеба.
      – За домом есть огород, – просветил меня Далтон.
      – И к чему мне эти сведения?
      – Там растет капуста, лук, морковь…
      – Предлагаешь разнообразить наш скудный ужин? – я указала на хлеб. Колбасу не рискнула бы кусать, зубы дороги.
      – Ага. Тушеная капустка – мое коронное блюдо, – похвалился мошенник.
      – Нет уж! Никуда ты не свалишь! Уйдешь обворовывать огород и поминай как звали с моей брошью! Шиш тебе! Хватит увиливать, отдавай брошку и тогда закатывай пир. Я не маленькая девочка, чтобы водить меня за нос.
      Конец гневной речи завершился не возгласом, и Ирвина будто бы подменили: наверно, достали мои вопли или наконец-то проявил уважение к девушке. Шулер здоровой рукой полез во внутренний карман куртки, висевшей на спинке стула, и вынул вожделенную ювелирную вещицу.
      Не веря покладистости, я резко выдернула украшение из его ладони, пока Далтон не успел сжать кулак и издевательски захихикать удавшемуся розыгрышу.
      – Это залог того, что я не сбегу, – произнес мошенник.
      – А мне плевать, сгинешь ты теперь или нет. Брошь у меня, так что бывай.
      Перед уходом я сняла с головы венок и бросила в печь – совсем про него запамятовала. Какую же чудную особу встретил Уильям, мда-а… Нынче ему баснословно «везло» на приключения.
      – У тебя совсем нет желания разделить со мной вкусный ужин?
      Ответом послужило отчетливое бурчание моего пустого желудка, отчего Ирвин просиял и отправился опустошать грядки.

***


      Капуста получилась выше всяческих похвал: сдобренная мелко порезанными луковыми кольцами и рыжими кубиками моркови. Тонкие кусочки сырокопченой палки – Далтон умудрился-таки совладать с ней без пилы для дров, а обычным наточенным ножом – добавили блюду остроты.
      Сытная еда и четверть кружки вина погрузили меня в ленивое умиротворение. Я опять вернулась к мысли о здешней ночевке. Места нам двоим хватит с лихвой. В доме две отдельные комнаты с кроватями, диван в гостиной – из-за спального места с Далтоном точно не подеремся.
      – Как рука? – спросила я, ибо при приготовлении ужина у Ирвина, оказавшегося левшой, часто страдальчески искажалось лицо. Мою помощь порезать овощи он мужественно отверг.
      – Болит, но не сильно, как было. А все заслуга Кирби, – шулер собрал со стола грязную посуду, положил в лохань для мытья, но к нему не приступил. Оседлал стул задом наперед и с уважением добавил: – Он добрый и славный малый. Но лучше бы без воды оторвал тряпку вместе с кожей и клеймом…
      Мошенник уставился в никуда взглядом, полным ненависти. От воцарившегося тягостного молчания у меня пропало желание расслабляться. Взамен него явилось жуткое любопытство. Я даже села ровно, почти вытянувшись в струнку.
      – Что с тобой случилось? Этот знак поставили в тюрьме?
      – Ты, правда, хочешь страшную сказку на ночь? – невесело уточнил Ирвин. – Про то, как меня сделали собственностью Ост-Индской компании?
      – Собственностью?!
      – Об этом же свидетельствует клеймо, – шулер кивнул на завязанную руку. – И именно благодаря любителям торговли я слишком много треплюсь, раньше был гораздо малословнее. Беспрерывные разговоры с самим собой, ибо меня заключили в отдельную клетку, помогали отвлечься от боли. А потом это вошло в привычку. Как от нее избавиться – не знаю. Хотя от болтовни тоже есть прок. Люди внимают, забывая про свои кошельки и карманы, которыми завладевают твои подельники. Хм, да ты носом клюешь, подруга.
      Встрепенувшись от дремоты, я поняла: еще чуть-чуть и съехала бы со стула. Безумно интересно слушать Далтона, но сон подкрадывается на мягких лапах и ими же обнимает, упрашивая погрузиться в мир сновидений.
      – Давай завтра дорасскажешь? – зевнула я и поднялась: лягу в спальне, пожалуй. Там необыкновенно манящая кровать – три подушки, набитые пухом, покрывало, простроченное блестящими нитями по пестрому фону, и одеяло под стать по мягкости и красоте.
      – А больше нечего. И так поделился самым сокровенным с симпатичной девушкой.
      Ха, да он ко мне подбивает клинья! У меня аж вырвался смешок при виде шулера-ухажера – в глазах томная поволока, легкая полуулыбка…
      – У нас ничего не выйдет, – осадила я Ирвина, вознамерившегося набиться в кавалеры, с усмешкой. Не ругаться же на него, все-таки отдал брошь и накормил вкусным ужином.
      – Ты меня убеждаешь или себя?
      Он ухмыльнулся куда скабрезнее. Однако я, гордо подняв подбородок – мол, нечего выказывать неоправданное самодовольство – прошествовала в комнату, где заперлась на задвижку. Мало ли что ему взбредет в голову, да и вино, способствовавшее наглости и настойчивости, еще осталось.


Примечания:

* Британская Ост-Индская компания - акционерное общество, созданное в 1600 году указом Елизаветы I и получившее обширные привилегии для торговых операций в Индии. С помощью компании проходила британская колонизация Индии и ряда восточных стран. У коммерческой компании также были правительственные и военные функции.



4. Ошеломляющие новости


      До рассвета мне спалось удивительно безмятежно, будто я сопела в родном бараке, а не в чужом доме, выбранном Далтоном для временного обиталища. Однако, перевернувшись на спину и блаженно потянувшись от окружавшего уюта и тепла, я резко взбодрилась и вскочила с постели, вспомнив, что это место отнюдь не мое. А если в дом вот-вот ворвутся солдаты, которым кто-то, заметивший дым из печной трубы, хотя хозяева покинули городок, сообщил о подозрительном явлении?!
      Представив мрачный и сырой тюремный застенок, куда пока не попадала, но могла угодить за считанные минуты, дрожавшими пальцами я кое-как заправила кровать – точнее, бросила на смятое одеяло и подушки покрывало, не тратя время на его аккуратное расправление, и прижалась ухом к двери. Тихо. Обыскивая комнаты, солдаты бы непременно шумели или хотя бы скрипели сапогами. Этих и прочих звуков я не услышала – сомневаюсь, что ради двух мошенников устроят засаду. Мы же негосударственные преступники, таких «почестей» не удостоимся.
      Отодвинув задвижку и толкнув дверь, я не торопилась выходить и снова прислушалась. Из сосредоточения меня вывело бряцание чем-то металлическим внизу, и я вздрогнула. Уж не сражение ли там происходит? Ирвина не застали врасплох, и он отбивает удары солдатских сабель?
      Нет, это не звонкие прикосновения стальных клинков, звук глуше и плотнее. Уф, значит, Далтон чем-то гремит в кухне. «Может, завтрак готовит?» – опрометчиво понадеялась я и спустилась по лестнице уже без опасений.

***


      Мошенник, закинув ноги на стол, отчего стул отклонился назад, стоя лишь на двух дальних ножках, мерно постукивал ложкой по боку чугунной сковороды, где вечером тушил капусту. Посуду венчала крышка, поэтому распознать, мыл ли ее Ирвин или нет, было невозможно.
      – Мистер Далтон, вы арестованы за неблагонадежное поведение и действия против закона, – сурово и сипло, старательно исказив голос до невыразительного мужского, сказала я за спиной «музыканта». Он тут же замер с поднятой ложкой, но не встал, чтобы узнать, кто его сейчас схватит.
      А я, преисполненная местью за все пакости Ирвина в мой адрес, шагнула влево и вперед, оказавшись у плеча мошенника, и для пущей убедительности в серьезности намерений «представителя власти» ткнула указательным пальцем ему в висок. Выпущенная ложка упала на стол. Далтон, похоже собирался вскочить, но подлый стул утянул его вниз, и они оба с ужасным грохотом рухнули на пол. Тут же прозвучал ряд громких ругательств, ибо мужчина обнаружил-таки, что его провели, как набитого дурака, хе-хе.
      «Не надо бы изображать пистолет», – раскаялась я в предпринятой авантюре и склонилась над Ирвином, сползшим с опрокинутой мебели, но еще не принявшим вертикальное положение.
      – Сильно приложился?
      – Иди-ка ты со своей заботой к морскому дьяволу! – огрызнулся обманутый мошенник, с кряхтением поднявшись на ноги.
      – Прости…
      Мой лепет и извинения Далтон прервал грозным и одновременно укоряющим взглядом, отчего стало стыдно.
       Мне редко удавались нетравматичные шутки. Прошлой весной я и еще пара девушек моего возраста присоединились к стайке юных попрошаек лет шести-семи, пускавших самодельные кораблики из кусочков коры в ручьях, бегущих вдоль дороги. На нас рявкали прохожие и возницы, ибо мы путались под людскими и лошадиными ногами. Однако увлекательное занятие было важнее каких-то недовольных окликов.
      Несколько мелких и тонких ручейков слились в единый поток, несшийся к ближайшей сточной канаве, течение ускорилось, встречались водовороты, и наша флотилия потеряла три флагмана и два брига.
      К общему глубокому сожалению, уцелевшие корабли завалились набок от сильного порыва ветра и сгинули в «морской пучине», то есть затонули в канаве. «Тебе предоставляется честь спасти нашу армаду», – торжественно изрекла я и легонько подпихнула одну из подружек поближе к канаве. Честно говоря, я думала, Мэри в той же высокопарной манере откажется: мол, флот погиб окончательно, и отойдет от края «пучины». Однако обувка поехала по скользкому «берегу», Мэри не успела вцепиться в меня, чтобы удержаться, и, как по накатанному льду, съехала в грязные воды. Во все стороны под визг несчастной подруги прыснули брызги, окатив нас с головой. Но Мэри досталось куда больше. Мокрая насквозь, «благоухая» запахом помоев, с застрявшей в волосах яичной скорлупой, она выбралась, злобно скрежеща зубами из-за кое-чьей неосторожности.
      И это не единственный случай моих плачевных шуток.
      Потирая ушибленную спину, Ирвин так резко поставил стул, что мне показалось, мошенник с удовольствием треснул бы им меня. Только каким-то чудом верх берет джентльменство по отношению к леди, на которую я походила при очень хорошей фантазии.
      – Я это… пойду… – пробормотала я, мучаясь чувством вины за все ранее причиненные бедствия. Розыгрыш Далтона явился последней каплей, и я поклялась впредь никогда не шутить с применением физических действий.
      – Что будешь делать с брошью? – спросил мошенник вроде бы не слишком сердито. И у меня чуть отлегло от сердца: наверно, решил все-таки меня не бить. Повезло! Тогда, после купания в канаве Мэри от души отвесила мне подзатыльник, на что я ничуть не обиделась. Получила же за дело.
      – Отнесу Бьюки.
      Обойдя стол, Ирвин оказался напротив меня и произнес, глядя в упор:
      – Я претендую на половину ее стоимости.
      – Чего?! – опешила я.
      Вот вам и чересчур легкое согласие отдать мне брошку! Захотел наживы за милостивое деяние, жадный наглый мерзавец!
      – Того. Благодаря мне, брошь осталась у нас, а ведь в таверне на нее покусились еще пятеро. Пришлось интенсивно им доказывать, что у драгоценной штучки уже имеется владелец. И кстати, по городу вовсю шастает слушок о краже брошки из гостиницы худым парнем в шляпе. Если бы тебя поймали с брошкой в кармане, то без сострадания к твоей милой шейке украсили бы ее петлей, впоследствии затянутой. Так что скажи искреннее спасибо, подруга, что до вчерашнего дня Благородная Маркиза находилась у меня.
      За насыщенной логичностью речью до меня не сразу дошло, кого Ирвин назвал по титулу. Так, так… Интересно, откуда ему известно прозвище броши? Не сам придумал, это точно. На маркизу, баронессу или графиню внешне украшение не тянуло. Я бы сравнила его с кустом, и уж никак не с дамой высшего сословия.
      – А ты знаком с брошкой давно, – медленно проговорила я с утвердительной интонацией, хотя сначала собиралась спросить.
      У Далтона, поздно осекшегося, забегали глаза, выдавая его с потрохами. От длительного монолога, состоявшего из упреков в моей черной неблагодарности, не оказанной ему, якобы честнейшему человеку, Ирвин забылся, и имя броши вырвалось непроизвольно.
      – Нет, – поспешил опровергнуть мой вывод мошенник. – Я случайно узнал это название от солдат, которых настропалил обворованный тобой толстяк.
      – Надо же.
      Я окончательно убедилась: врет. Однако не противоречила – пусть думает, что наивная Ромашка проглотила эту ложь.
      Больше тему имени броши мы не поднимали. Правду Далтон не скажет, хоть кричи на него, добиваясь признания. Лучше я буду тщательно следить за ним, его словами, но не требуя объяснений. Выдал себя один раз, значит, выдаст снова, стоит лишь подождать. Может, я рассуждаю неверно. Дальше станет яснее.
      Зато дележку будущих денег, вырученных от сбыта украшения, мы обсуждали бурно. Ирвин настаивал на пятидесяти процентах, я – на пятнадцати в качестве его доли. В конце концов, после рьяных торгов сделку заключили в соотношении семьдесят к тридцати. Мне, разумеется, полагается большая сумма.
      – Как же мы пойдем к Бьюки, если только слепоглухонемой не знает, что нас ищут? – озаботилась я выходом на улицу.
      – Проще простого. Для начала нужно раздеться, – подмигнул мошенник и кивнул в сторону хозяйской спальни.
      – Да ты совсем обалдел! – праведно возмутилась я от пошлого намека.
      – Не о том мечтаешь. В комнате шкаф с разной одеждой. Ты подберешь себе платье и шляпку, а я костюм поприличнее. Так что не обольщайся насчет раздевания. Хотя…
      Конечно, он потешался вовсю, вогнав меня в краску, а затем доведя до белого каления. Все-таки не зря я его разыграла, когда Далтон рухнул вместе со стулом. Обязательно нарушу клятву и нагажу ему еще.

***


      Хозяйка, жившая в «нашем» доме, была моего роста и упитанной, ибо коричневое платье с бежевыми рукавами и полосой такого же цвета по краю подола по длине мне подошло. А сидел наряд мешком, пояс чуточку спасал положение, создав уйму не предусмотренных фасоном складок. Общая картина выглядела так, словно я сильно похудела, но не могла расстаться с любимым платьем и продолжала его носить. Невзрачная соломенная шляпка с блекло-желтой лентой не сделала меня красивее. Впрочем, не для привлекательности я надела чужие вещи, не узнал бы никто – вот что главное.
      Ирвину же, напротив, был очень к лицу вытащенный из шкафа костюм – темно-синие штаны и камзол, белоснежная рубашка с черным жилетом. Видимо, парадный. Рядом с преобразившимся мошенником, одетым со вкусом и с претензией на состоятельность, я казалась недалекой девицей, не помышлявшей о сочетаемости цветов. Нацепила первое попавшееся и дико рада. Действительно, при безликости великоватой одежды я ощущала восторг – на мне наряд, как на зажиточной барышне! Когда-нибудь обязательно куплю себе платье по размеру.
      «Доктору Кирби должно понравиться», – размечталась я и вздохнула. Глупо думать безродной воровке в потрепанных тряпках об Уильяме. В Лондоне он повидал немало богатых девушек с прическами, в шикарных платьях с корсетами, модных туфлях и с веерами. Куда мне до них…
      Из грустных мыслей меня вытащил Далтон, напомнивший о походе к скупщику краденого.
      Что ж, Кирби, ты навсегда останешься моим несбывшимся желанием. Оно греет душу, но увы – никогда не осуществится.

***


      До лавки Бьюки мы добрались без приключений. Нет ничего подозрительного в мужчине, шествовавшем степенно, под ручку с девушкой, тоже спокойной и не дерганой. Парочка прогуливается, изредка переговариваясь шепотом. А надвинутые на самые глаза шляпы свидетельствуют о ярком солнце.
      С порога парень нас не признал: поздоровался и поинтересовался, что угодно прибывшим господам.
      – Это я, Ромашка, – донесся до Бьюки знакомый голос из-под соломенных полей, когда мы практически вплотную встали у стойки.
      – Ого, маскарад! Правильно! – одобрил скупщик. – А с тобой мистер Далтон, так?
      – Верно, – Ирвин качнул головой в черной шляпе с огромным пучком лохматых белых перьев, будто с трех ощипанных страусов. – Запри лавку, будь любезен. Суетно нынче на улицах – как бы не потревожили.
      – Это я и хотел сделать.
      Бьюки слыл понятливым парнем, чем заработал славу прекрасного торговца. Своих клиентов ценит, общается вежливо, сделку проводит без обмана, нечистое дело останется между ним и продавцом краденой вещи. А предосторожность для Бьюки превыше всего.
      В скобы задвинулся массивный засов, безмолвно разрешая мне и Далтону снять шляпы и расслабиться. Дверь лавки из толстых дубовых досок, выбить ее и засов не удастся, разве что военным тараном или пушечным ядром.
      – Сколько дашь за брошь?
      Я выложила на стойку Маркизу, не торопясь сообщать скупщику имя. Наедине бы сказала, попросив Бьюки узнать об украшении побольше – он знаком с кучей народа, может, мелькало в разговорах упоминание о брошке.
      Посвящать Ирвина в дружбу с одноглазым я тоже не спешила. С мошенником постоянно держи ухо востро. Поделишься сведениями – считай, скоро тебя обдурит, применив полученную информацию себе в пользу.
      – Минутку, ладно? Вы слыхали последнюю новость? – произнес Бьюки, отложив лупу. – Представляете, доктора Кирби арестовали!



5. Карты, деньги и порох


      – Что? – внезапно охрипнув, переспросила я, абсолютно не веря услышанному. – Ничего не путаешь?
      – Нет.
      – За какую провинность? – рявкнула я, будто скупщик краденого являлся тем, кто арестовал Уильяма, или свидетелем этого ужасного происшествия.
      Несколько опешивший Бьюки отступил на пару шагов – значит, я накинулась совсем уж свирепо.
      – Не знаю… На улицах люди обсуждали, но ничего конкретного мне не известно.
      Короткая вспышка недоумения и гнева сошла на нет, и я, почувствовав дикую моральную усталость, села на стул около стойки и прижала ладони к щекам. Уверена – Кирби отвели в тюрьму из-за нашей с Ирвином авантюры, когда мошеннику приспичило его похитить. Мало ли кто усмотрел, что девушка повела доктора в дом, хозяева которого уехали. Это нам казалось безопасным обойти жилье кругом, с огорода. Или же проследили, что Уильям покидал тот самый дом вечером.
      – Я так и знал, что Кирби когда-нибудь перебежит дорожку закону, – заметил Далтон, ничуть не переживавший за того, кто добросердечно помог ему с воспаленным клеймом. Мошенник облокотился на стойку рядом со мной, впавшей в отчаяние, и назидательно добавил: – Видишь, неспроста судьба вас разлучила, а она редко промахивается. Значит, этому суждено было случиться.
      – Да что ты понимаешь?! – снова взвилась я. – Человек из-за нас попал в беду! А ты… Отвратительный тип!
      – Пожалуйста, не ссорьтесь, – осторожно вклинился в грядущую ругань Бьюки. – Может, доктора арестовали по ошибке, ложному доносу. Позже дело окончательно прояснится, поэтому ты рано кипятишься, Ромашка. Да и вы, мистер Ирвин, не провоцировали бы мою подругу.
      Бессовестный шулер, имевший о дружбе весьма смутное понятие, а то и вовсе никакого (зато в обмане и надувательстве преуспел куда больше), скептически хмыкнул, но прекратил наговаривать на Кирби.
      – За брошь, учитывая старинную технику ее изготовления, вкрапления нефритов, и вес довольно приличный, вы получите… – начал скупщик и замолк, наткнувшись на мой решительный взгляд.
      – Пока Уильям не очутится на свободе, брошка останется у меня.
      В подтверждение своих слов я сгребла Маркизу и сжала в кулаке. Серебряные детали впились в кожу до боли, поэтому пришлось чуточку расслабить пальцы.
      – Что за идиотское условие?! – возмутился Далтон. – Ну-ка отдавай ее парню! Я без денег отсюда не уйду!
      – А это видел? – я сунула под нос мошеннику кукиш.
      – Такие фигуры я и сам крутить умею! Не испытывай мое терпение. Иначе отниму брошку силой!
      Тут-то бы и произойти драке. Постоять за себя я умела, несмотря на худощавость (воры, пытавшиеся что-то у меня спереть или же просто убрать с дороги хрупкую девушку, получали хороший удар и потом сетовали, что у меня рука тяжелая), а Ирвин, разозленный моим упрямством, не погнушался бы скрутить недавнюю подельницу. Однако в опасной близости от нас щелкнул взводимый курок. Начинать физические действия вмиг расхотелось – держание на мушке отбивало всякую охоту.
      – Простите, но иначе вы не успокоитесь, – произнес Бьюки, переводя дуло пистолета то в мою сторону, то на Далтона.
      Не знаю, что чувствовал шулер, а меня будто холодным прибоем окатило. Собрались устроить потасовку в ломбарде, как бродячие шавки за последнюю кость – ужас! В конце концов, брошь принадлежит мне, и оправдываться перед пройдохой Ирвином за то, что деньги ему не светят (по крайней мере, сейчас), очень глупо.
      – Ты правильно поступил, – сказала я Бьюки. Парень кивнул и убрал пистолет на внутреннюю полку стойки.
      – Можно выразить несогласие с вашим ранее высказанным решением, мисс Агнесса? – идиотско-вежливо спросил Далтон, тоже сбавивший обороты. – Смею заметить, вы ведете себя неразумно. Брошь – наш общий трофей, а я на мели в плане монет…
      – Уважаемый мистер Ирвин, – тем же нарочито церемонным тоном ответила я, – поможете разобраться с арестом Кирби, и тридцать процентов приплывут к вам незамедлительно.
      – А если…
      – Все, другие предложения отметаются, – припечатала я по-командирски.
      Говорить с ним мило и без уверенности – не добьешься никакого результата, или же опять станем ругаться. Суровость, сухость и непреклонность действуют лучше.
      Канючить Далтон перестал и задумчиво обвел взглядом лавку Бьюки, словно что-то прикидывая в уме. Мы с ювелиром тактично выжидали.
      – У меня появился план, как вытащить твоего милого Уильяма, – торжественно заявил мошенник, явно напрашиваясь на восхваление его великого таланта по части выдумок.
      Однако ни я, ни Бьюки не оправдали надежд, наоборот, смотрели на Ирвина хмуро и неприветливо. Подобная вялая реакция поумерила желание выпячиваться, и шулер продолжил менее пафосно:
      – Вечером мы с Ромашкой идем в игорный дом.
      – Чтобы заработать денег и заплатить констеблю? – с надеждой я даже подалась вперед.
      – Нет.
      – Подкупить тюремщика? – предположил Бьюки.
      – Нет же, – огорошил нас Далтон. – Мы кое-что купим для освобождения доктора.
      Перейдя на шепот, Ирвин просветил нас насчет своей идеи, сулившей поистине грандиозное событие (ЭТО наш городок запомнит навсегда!).
      Мда уж, Далтон – самый настоящий сумасшедший. Хотя бесшабашно смелый и находчивый. Но ведь психи такими и бывают, правда?

***


      Игорный дом, под который местный жуликоватый купец приспособил просторный подвал собственного жилья, встретил меня дохнувшей в лицо жарищей, витавшими винными парами и громкими голосами. Хорошо, хоть курить здесь запрещалось – дыму некуда уходить. Зато в остальных вредных пристрастиях завсегдатаи игорного заведения преуспели: сражались в карты, кости и еще какие-то игры на деньги, потом выясняли при помощи кулаков и клинков, кто сжульничал; напивались до поросячьего визга или полной отключки, валяясь под столами и ногами остальных клиентов, как дрова; веселились с проститутками, уединившись в крохотных комнатушках в углах подвала. Словом, развлекались от души.
      Помимо моих сотоварищей по ремеслу в игорном доме присутствовали и не вороватые жители городка, которыми двигал безудержный азарт. Представляю, какими глазами их жены и дети смотрели на отца семейства, спустившего все деньги (а то и заложившего имущество). Будь у меня регулярный доход и нормальная, не преступная жизнь, нипочем бы не пошла в подобные места. Там не столько выигрывали, сколько безбожно обманывали.
      Покинув лавку Бьюки, я и Далтон разошлись, договорившись к вечеру собраться в игорном доме. В бараке я скинула краденое платье и шляпку – в них тут же вцепились подруги – и надела ту одежду, в которой украла Благородную Маркизу. Больше у меня ничего не было. Случись что с этими штанами, рубашкой и пиджаком, щеголять мне в грязной пыльной тряпке, служившей в бараке напольным ковриком. Собранные в пучок волосы прикрыла любимая шапочка, и я снова стала походить на парнишку. Кстати сказать, очень выгодно так выглядеть – к девушкам относятся с пренебрежением, считая нас слабыми и неспособными помочь старшим ворам. Ценились только маленькие девочки, например, просить милостыню у церкви. Разве прохожие откажут в монете несчастной детской мордашке? До семи лет я тоже стояла с протянутой ладонью. А вот смелые ребята на хорошем счету: постоять на стреме, залезть в узкое окно и так далее.
      Потолкавшись среди все прибывавших в игорный дом людей, я направилась к сборищу, окружившему огромный круглый стол, где шла масштабная карточная баталия, а точнее, обдуривание простаков.
      Кое-как втиснувшись между знакомым вором Манфредом по прозвищу Таракан, данному за длинные рыжие усы, и здоровенным мясником (оказывается, мужик грешил незаконным развлечением), я наконец-таки увидела Ирвина. Шулер раздавал карты игрокам и был в отличие от них, нервных и потных от усиленной мыслительной деятельности, спокойным и вальяжным. Еще бы! Попал в родную стихию.
      – Господа, перерыв, – объявил Далтон на правах главного за столом.
      Раздался гул несогласных: мол, дай отыграться сейчас, ведь козыри на руках. Однако Ирвин попросил подождать, передохнуть, а карты держать при себе и не спускать глаз с противников, чтобы те не вздумали мухлевать. Не знаю, разрешали ли правила останавливать игру посередине кона, но игроки недовольно бурчали, а Далтон покинул место и пошел ко мне.
      – Вина? – любезно предложил мошенник.
      Будто по волшебству рядом очутилась девушка-подавальщица с подносом. Хотя насчет «девушки» я погорячилась. Щедро напудренное лицо с жирно нарисованной черной родинкой на щеке, смазанная красно-кричащая помада (видимо, подавальщицу недавно одарили смачным поцелуем), буквально выпадавшая из глубокого декольте грудь – не скрывали морщин, то ли возрастных, то ли возникших от разгульного образа жизни. Ей лет тридцать восемь-сорок, судя по потрепанной внешности.
      Не успела я ответить, как подавальщица скорчила кислую гримасу.
      – Это еще кто такой? – растягивая гласные, спросила размалеванная женщина, умело балансируя подносом, хотя ее толкнули, но кружки с вином даже не сдвинулись с места.
      – Такая, – поправил ее Далтон. – Жозефина, познакомься с Агнессой, моей компаньонкой.
      Особой радости подавальщица не испытала, смерила меня презрительным взглядом и обратилась к шулеру томным голосом (уж не он ли виноват в полустертой помаде?):
      – Дорогой, будешь брать вино? А то другие заждались.
      Ирвин снял с подноса две кружки, одну сунул мне и шлепнул Жозефину по заду, задавая направление к жаждущим как напитков, так и разносчицу.
      – Страшная тетка, – отметила я, понюхав содержимое кружки. Пахло вкусно, не кислым: пожалуй, стоит действительно попробовать. Вряд ли Жозефина успела насыпать туда яда, предназначавшегося исключительно для меня. Вон как ревниво она зыркнула на «компаньонку» Далтона.
      – В темноте это как-то неважно, – подмигнув, отозвался мошенник.
      – Ой фу-у! С нее же пудра сыпется хлопьями, как штукатурка.
      – Продолжим дальше обсуждать Жози или займемся подготовкой к вытаскиванию Кирби из тюрьмы?
      – Что мне делать-то? В карты я не умею играть. Вернее, обдуривать.
      К счастью, задание оказалось простым и привычным – стащить деньги у людей, находившихся в игорном доме. Причем, не обчищать каждого до последнего. У одного спереть пару монет, у второго – тоже… Такие мелкие кражи не вызовут подозрения, мало ли где человек уронил монетку, тем более в такой жуткой толкотне.
      – Твой капитал станет начальным и одновременно страховкой, – пояснил Ирвин. – Я постараюсь выиграть приличную сумму, но это при огромном везении.
      – А я думала, ты надеешься только на свои профессиональные умения, – съехидничала я.
      – Удача и умения идут в паре. Давай принимайся за работу, – мошенник послал мне воздушный поцелуй и вернулся за стол.
      Никогда бы я не рассматривала Далтона как возможного кавалера. Но после Жозефины даже противно стало от его намеков. Быстрее бы освободить доктора, приличного и галантного мужчину. С ним в обществе становишься словно тоже воспитанной.
      Ладно, рано или поздно Уильяма мы вытащим, а для этого пойду-ка я опустошать карманы.

***


      Собранных и украденных денег было достаточно для покупки пяти бочонков, которые Ирвин приобрел в том же игорном доме у безобидного с виду старичка, торговавшего опиумом и порохом.
      – Качественный товар, вам понравится, – прошамкал дедуля с щербатой улыбкой. – Купите его в следующий раз, получите скидку. Кстати, опиума не желаете?
      – Он не взрывается, поэтому не нужен, – отказался шулер. – Бывай, приятель, и спасибо!

***


      – Неужели мы обложим тюрьму бочонками с порохом?! – ужаснулась я, когда мы покинули вонючий и шумный игорный дом. Одна в нем прелесть: деньги. От остального аж тошнило.
      – Зачем нам трупы? Мы взорвем заброшенную водонапорную башню на краю города, – Ирвин просиял от будущего дерзкого происшествия.
      – Тогда туда сбегутся солдаты, и охранять узников оставят какого-нибудь пришибленного или немощного сторожа? – осенило меня.
      – Молодец! – похвалил шулер. – Можешь же мыслить логично, когда хочешь.
      Нанятые Далтоном парни, естественно, мошенники, шустро унеслись с порохом в сторону башни. А мы подкрались к серому зданию тюрьмы, в темноте мрачному и неприступному.
      Через полчаса прогрохотал первый взрыв (Далтон поручил поджигать фитили по цепочке), отчего земля под ногами содрогнулась. Затем второй. На улице кто-то надрывно заорал о конце света и втором пришествии, ибо небо окрасилось ржаво-огненным переливами от вспышек, неуловимо напоминая приближавшийся апокалипсис (лично я его так представляю).
      – Ага, солдаты выскакивают. Ну-ка, поскорее бегите, – прошептал Ирвин, глядя из-за кустов на оживление около тюрьмы.
      Я не высовывалась, боясь стать замеченной. Хотя в воцарившейся суматохе с участившимися воплями и частым хлопаньем ставней ошалелые спросонья люди не увидели бы пляшущих рядом чертей с вилами.
      – Наш выход, – произнес мошенник, когда за последним солдатом затворили дверь.



6. Новая попытка украсть доктора


      Перед «штурмом» опустевшей от охраны тюрьмы Далтон устремился к дощатой пристройке, узким боком примыкавшей к зданию.
      – А что это – сторожевая караулка? – прошептала я, идя за шулером след в след. Было очень волнительно и страшно, но взять его за руку я посчитала детской трусостью.
      – Сарай для инструментов. Например, вручают заключенному грабли или метлу и велят привести территорию в порядок. Самим-то лень, да и узнику скучно постоянно куковать в камере, – Ирвин резко дернул хлипкую дверь, и ржавый замок упал на землю. Приглядевшись, я отметила, что он лишь создавал видимость запертой двери – дужка сразу выпала из пазов.
      Далтон шагнул во мрак сарая, и мне стало еще неуютнее стоять около тюрьмы, к тому же в одиночестве. Я съежилась, заозиралась: вдруг откуда-нибудь выскочит солдат, что тогда? Заорать во всю глотку и бежать прочь, уводя его от мошенника?
      – Долго ты, – выпалила я, когда Далтон вышел из сарая (надо признать, он довольно быстро там побыл. Просто в ожидании время тянется, как мед, подцепленный ложкой из миски, – тягуче и бесконечно).
      – Да ладно, – хмыкнул мошенник. – Ты чего, боишься?
      – Нет, – соврала я.
      – Боишься-боишься. А еще воровка.
      – Это нормальное чувство. Вот храбрость без оглядки намного хуже. Пойдем скорее внутрь! – я потянула Ирвина, сжимавшего в руке внушительный лом, к серому зданию.

***


      На должность сторожа (а может, низенький пухлый старик всегда им и являлся) отрядили, прямо сказать, далеко не вояку. Будь камеры забиты преступниками-головорезами до отказа, а решетки менее крепкими, старика снесло бы озверевшей толпой. Даже не успел бы пикнуть, чтобы позвать охранников посильнее.
      Сторож мирно посапывал на посту, сидя на табуретке и прислонившись спиной к стене. Вход к полуподвальному помещению для заключенных преграждала натянутая почти у самого пола веревка.
      – Вот наивный. Веревку же прекрасно видно, – еле слышно хихикнула я, одним ухом прислушиваясь к размеренному сопению старика.
      – Если нестись сюда на всех парах, то вообще не заметишь, – отозвался Далтон, придирчиво рассматривая веревку, будто знаток качественного мяса на рынке, которому жулик-продавец подсовывал синюшную курицу, сдохшую как минимум три дня назад. – Странно, что он спит. Не так давно гремели взрывы, а ему плевать.
      – Может, глуховат? Или устал за день? – предположила я. – Ну, чего мы медлим?
      Вместо ответа Ирвин приблизился к веревке вплотную, но не касаясь ее. Заглянул в проем, посмотрел налево, направо и пробормотал: «Вот оно что».
      – Идти через нее нужно очень осторожно. Заденешь, и самый глухой сторож подскочит на месте, – произнес шулер после обзора и миновал преграду. – Давай сюда. Только, пожалуйста, аккуратно.
      – Я же не слон в посудной лавке, а ловкая девуш… – мой взгляд опустился, и я увидела: моя нога слегка коснулась веревки. Не знаю, как так получилось, вроде бы переступала широко. А, черт! Я встала слишком близко, отчего качнулась вперед.
      Далтон выругался сквозь зубы, наверняка костеря неизвестных мне моих родственников, породивших такого неуклюжего потомка.
      – Отклонись назад, – процедил мошенник.
      Умирая от ужаса, ибо я не подозревала, что скрывает за собой веревка (естественно, подлый Ирвин об этом умолчал), последовала его совету. Штанина перестала касаться ловушки (скорее всего, безобидная веревка ею и была), и я бодрым скакуном перемахнула к Далтону. По-моему, подпрыгнула выше, чем всегда. Испуг творит с людьми настоящие чудеса, придавая сил и сноровки.
      Ловушка впечатляла: правый конец веревки опоясывал конструкцию из нескольких ведер, поставленных друг на друга, причем кое-как, чтобы малейшее движение увлекло их на пол. Также из сооружения торчала пара кочерег. Да-а, рухни все это на спешившего человека, то грохот бы поднялся невообразимый, а торопыгу еще и огрело металлическими предметами.
      – Ого… – вымолвила я, ощущая себя тем самым неповоротливым слоном.
      – Камеры ниже, – прервал мои оханья шулер и указал на ступеньки, ведущие в полуподвал.
      Площадку с ловушкой освещали факелы, воткнутые в прибитые к стенам кольца, поэтому спустились мы без труда.

***


      Уильям обнаружился в четвертой по счету камере. Остальные три пустовали, сомневаюсь, что и в последующих обитали «постояльцы». За мелкие мошенничества в тюрьме держали день или ночь, то есть часов двенадцать. За крупные – если сумели поймать вора-профессионала или гадалку-шарлатанку (что происходило чрезвычайно редко) – сутки, а затем отправляли в Кентербери для сурового наказания.
      – Мистер Кирби, – негромко позвала я, приникнув к решетке. Доктор лежал на лавке и, видимо, спал.
      – Мисс Агнесса?! – Уильям услышал мой первый зов (не пришлось повторять), вскочил и тоже схватился за прутья. – Вас тоже поймали? Несчастная девушка…
      – Нет, нет. Я пришла вам помочь.
      – Как вы миновали охрану?
      – Сейчас расскажу, как это удалось…
      – Извините, что влезаю в вашу милую болтовню, – подал голос Далтон, про которого я умудрилась забыть в этой нервной обстановке, всецело отдав внимание Кирби. Живой и невредимый, ну, в помятой одежде, конечно, но ведь живой! – Не пора ли вам, уважаемый доктор, покинуть сие негостеприимное местечко? Или вам тут нравится? И вы обосновались с комфортом?
      – Ой, да! Мы сейчас вас освободим, – горячо заверила я.
      – Но я же виноват, – возразил Уильям, сбив меня, решившую, что Кирби ждет не дождется подмоги, с толку. – И не могу сбежать отсюда. Это противозаконно.
      Точно, он же честный и ни за что не поддастся соблазну замаячившей воли, кою символизировал Ирвин с ломом.
      – Я совершил намеренное зло: вручил миссис Харрис слабительное, а не настойку от простуды. Но эта несносная дама меня достала своим нытьем… Позже она донесла констеблю, и меня арестовали.
      Зажав рот ладонью, чтобы смех не вырвался наружу, я беззвучно захохотала. Меня лихорадочно колотило от представленной картины: вредная тетка Харрис (о ее мерзком характере знает каждый житель городка) чихнула или кашлянула, и тут…
      – Наш человек, – уважительно сказал Ирвин. – Поэтому хотите вы этого или нет, а я вас вызволю.
      Кирби что-то еще говорил в знак протеста, однако сшибленный ломом замок на решетчатой двери переубедил его – врач все-таки вышел. А я уж подумала, что он заартачится, и придется выволакивать его за руки.
      Стараясь соблюдать относительную тишину, мы втроем направились к ловушке. Меня пропустили первой. Припоминая прошлый промах в преодолении препятствия, на сей раз я стояла на нужном расстоянии от веревки, подняла ногу и… Сторож выдал такой мощный всхрап, достойный гудения в гигантскую медную трубу, что я чудом не завопила в унисон и не дернула отсюда куда подальше. Тем не менее этого не сделала, сохраняя внешнее спокойствие (из-за нежелания ощутить на себе упавшие ведра и кочерги), и замерла на долю секунды перевести дух. Наконец, я оказалась по ту сторону веревки, но облегченно выдыхать не торопилась – рано еще расслабляться.
      Мужчины справились с ловушечным устройством, сторож по-прежнему дрых, изредка причмокивая и всхрапывая, и путь на свободу был совсем рядом.
      – Я кое-что не сделал, – вдруг остановился Ирвин, когда мы тронули главную тюремную дверь.
      – Что случилось? – спросил Уильям.
      – Вы идите, а я мигом, – шулер развернулся и снова пошел к сторожу.
      У меня на уме вертелась одна мысль: он затеял какую-то пакость. «Поинтересуюсь позже», – подумала я. Главное, свалить отсюда побыстрее. Взрывы давно отгремели, солдаты смекнули, что пострадала заброшенная башня, а не жилые дома. Наутро разбросанный булыжник соберут в одну кучу, в темноте же торчать у разрушенной башни глупо.
      – Оставаться здесь небезопасно, – произнес Кирби, совпавший фразой с моими размышлениями. – Полагаю, ваш приятель, брат или кто-то еще нас догонит.
      – Ага, – кивнула я. – Ирвин мне никто, слава Богу. Так, связало нас одно дело…
      За разговором мы свернули от тюрьмы в переулок, оттуда на широкую центральную улицу. Ночь была безлунной, и не нужно красться по теням. К тому же люди угомонились после взрывов, никто не бегал и не кричал о «настигающей каре Божьей».
      – Я очень рад, что вы не принадлежите к среде мошенников. Заманить меня в тот дом Далтон вас заставил, верно? Наверно, обманул, чего-то наобешал… Он ведь тот еще проходимец.
      Промолчать или солгать мне не позволила какая-никакая, но все же совесть. Врать человеку, который очень нравится своим правдолюбием, бескорыстием и вежливостью, – низко. Он этого не заслуживает.
      – Вы во мне ошибаетесь, мистер Кирби, – мои щеки горели огнем, хорошо, что не по-настоящему. А то бы пол-улицы озарило ярко-малиновым светом. – Я ворую с юных лет… Простите…
      Зажмурившись в ожидании реакции – несомненно, отрицательной: гнев с последующим презрением – я замерла посреди дороги. Не надо бы ляпать? Надо. Может, признавшись Уильяму, с меня снимется часть грехов.
      Однако мною двигала вовсе не корыстная цель очищения – вытащив доктора из тюрьмы, я поняла, как сильно он мне дорог.



7. В убежище


      – Ну чего вы так медленно плететесь?
      Сзади раздался голос Далтона, бодрый до отвращения. Мошенник вклинился между мной и доктором и приобнял нас за плечи.
      – Я думал, вы деру дали, чтобы не светиться, – продолжил Ирвин, поглядывая то на меня, то на Кирби. – А лица-то какие кислые… Будто не от тюрьмы сбежали, а наоборот, вас в нее ведут.
      Сам того не подозревая, шулер разрядил обстановку. Напряжение постепенно схлынуло, и я украдкой выдохнула: позже, если осмелюсь, обязательно снова заговорю с Уильямом (естественно, наедине) о моей профессии. Очень хочу узнать его реакцию: если ему противно находиться в обществе нарушительницы закона, пусть скажет. Тогда я исчезну из его поля зрения, наконец-то сбуду эту поганую брошку, пошлю к черту Далтона и заживу, как раньше. Или вообще уберусь из города. Ибо столкнуться взглядом с кристально честным Кирби я не в силах. Вариант, что ему все равно, кто я, мной не рассматривался.
      – Нам ведь нужно где-то отсидеться? Предлагаю у меня дома, – произнес Уильям.
      – Вы, наверно, после заточения не способны рассуждать здраво, – вздохнул Ирвин. – Там же вас будут искать в первую очередь. И повяжут всю нашу компанию разом. Нет, леди и джентльмен, мы отправимся в иное место, где ни одна собака нас не выдаст.

***


      Вопреки моему предположению, Далтон повел нас не в подвальный игорный дом с разнообразной шушерой, от которой не протолкнуться. Хотя помимо мошенников в заведение захаживают и порядочные граждане, уж им-то хорошо известно, что Кирби должен быть за решеткой, и они непременно сообщат о беглом докторе солдатам. Каждый мечтает выслужиться. Да и преступники не погнушаются подольститься к служителям закона. Получается, нам вообще лучше провалиться сквозь землю, чтобы никто нас не обнаружил?..
      Лично я доверяю всего десятку людей, в их числе Уильям, Ирвин (как ни странно) и Бьюки. «Так, значит, надо нестись к скупщику краденого», – лихорадочно думала я, терзаясь мыслями о нашем убежище.
      – А почему мы идем к причалу? – удивилась я, отчего-то решив, что Далтон тоже выбрал лавку ювелира для укрытия.
      – Помнишь таверну, куда ты примчалась, гонимая толстяком из гостиницы?
      – Забудешь такое! Ты же меня там облапошил! И хозяин с тобой заодно!
      – Именно, – многозначительно, но непонятно изрек Ирвин. – Вечно ты возмущаешься, Ромашка. Бери пример с мистера Кирби: просто идет, куда следует, без возражений.
      – Потому что я в безвыходном положении, и мне приходится полагаться на сомнительных личностей, – сказал до этого молчавший доктор. – За что я им, то есть вам, бесконечно благодарен. И зовите меня на «ты» и по имени, уважаемый мошенник. Мы же, правда, в одной команде.
      – Отлично, приятель!
      Пока они, уйдя вперед, чуть ли не клялись друг другу в вечной дружбе (вернее, больше болтал Ирвин, а Кирби либо кивал, либо отвечал односложно), я почувствовала себя брошенной. В какой-то момент захотелось расплакаться и убежать прочь от вредных мужчин, забывших о верной подельнице. Но я вытерла накатившие слезы и поплелась следом. В барак возвращаться страшно: в свете последних событий опасность может подстерегать за каждым углом. А Далтон и Кирби – единственные, кто может меня защитить.

***


      В таверне было нежарко, несмотря на заполненный народом зал. Доктора тоже заинтересовала эта особенность, и он обратился с вопросом к всезнающему Ирвину.
      – Проще простого. Здесь действует такая хитрая штука, как вентиляция. Видишь, под потолком у самой крыши круглые отверстия? Это часть труб, которые выходят наружу. Поэтому никакой духоты. Ловко придумано, да?
      Затем Далтон по-свойски завел разговор с хозяином таверны – худым человеком с седыми волосами до плеч, называя его «старина Гарри», а мы выискивали свободный столик. Таковой нашелся, но немного смущали облюбовавшие его клиенты, спавшие на стульях. На столешнице лежали в луже, отчетливо разящей вином, три кружки по числу упившихся мужиков в потрепанной моряцкой одежде. Как попросить их покинуть помещение, ибо «господа» наелись, напились, а честь знать не хотят? Я бы побоялась тормошить пьяных моряков: вдруг сон их чуток, и меня постигнет неприятная участь? Кирби тоже бы не смог выволочь мужиков в силу собственной вежливости.
      – Чего вы на них глазеете? – крикнул от стойки Гарри и напутственно взмахнул серым застиранным полотенцем: – Гоните в шею этих свиней! Второй час дрыхнут!
      О карьере вышибалы я никогда не мечтала и помотала головой, отказываясь от сомнительного предложения. Вряд ли разбуженные моряки, будучи мощными ребятами, обрадуются претендентам на столик: двинут от души по нашим физиономиям и продолжат отсыпаться.
      – Эй, черти, ваш корабль уплывает без вас! – неожиданно рявкнул Уильям, от чьего громкого возгласа я едва не подскочила.
      Очнувшиеся мужики рывком поднялись и, расшвыряв стулья, унеслись из таверны в надежде успеть на якобы покидавшее порт судно. А может, оно и впрямь отчаливает, не дождавшись части команды?
      Далтон, наблюдавший за нашим сначала замешательством, а потом решительностью со стороны Кирби, расхохотался: «Вот это метод побудки!» и попросил у Гарри сытный ужин и выпивку на троих.
      Нет бы помог прогнать моряков, бессовестный гад! Но тогда бы точно изумил своим благородным поведением. А так с мерзавца взятки гладки и спрос невелик.
      Опустившись на поставленный стул (кстати, доктор галантно пододвинул его за спинку, чтобы «леди» села), я почувствовала страшную усталость и уткнулась лбом в ладони, опершись локтями на стол, чтобы не уподобиться морякам и не растечься на стуле, как жидкое тесто. Без малого сутки носилась, переживала… Наверно, кусок в горло не полезет, но, к удивлению, сонливости не было. Просто бы сидеть без движения, тупо пялясь на руки. Охотнее бы посмотрела на Уильяма, да нельзя. Стыдно…
      – Почему вы не спрашиваете, зачем я возвращался в тюрьму? – произнес Ирвин, вместе с подавальщицей опорожняя поднос с тарелками, кувшином и кружками.
      – Да, зачем? – чуть оживилась я.
      – Я привязал конец веревки от ловушки к ноге сторожа.
      Мы с Кирби засмеялись, как сумасшедшие, красочно и звучно представив веселое пробуждение тюремного стража.
      Истину говорят: смех лечит. И мне стало получше, будто минимум часа три отлежалась в покое. Утомление ушло, а взамен явился зверский аппетит. О, да тут королевское угощение – жареная курочка, пальчики оближешь!

***


      Спустя полчаса, когда мы наелись, но толком не расслабились, остерегаясь каждого взгляда, казавшегося по-шпионски пристальным, Далтон будто мимоходом сообщил, что таверна является кладезем никуда не утекающей информации. Все сказанное здесь тут же и останется. Предателей высчитывают быстро, и скорой расправы им не избежать. Посему подобные господа сюда перестали забредать. А Гарри, как хранитель традиций, тщательно следит за их соблюдением. К тому же хозяин заведения – давнишний друг Ирвина. Мошенник обмолвился, что десять лет назад они попали в крупную заварушку с применением колюще-режущего оружия и стрельбой из ружей. Уточнять, против кого и зачем сражались нынешние приятели, Далтон не потрудился, ограничившись фразой, еще больше разжигавший интерес: «А это уже совсем другая история». С той поры между ними существует взаимовыручка, основанная на долге перед товарищем. Опять же кто кому что должен, Ирвин умолчал.
      – Ты зараза, – сказала я, обмахиваясь шапочкой. От вина по телу разлился жар, но выйти наружу и охладиться лень.
      – Неблагодарная особа, – пожаловался Далтон доктору и опрокинул в себя добрую половину кружки. – Ее привели в надежное укрытие, а она обзывается.
      – Манера у тебя дурацкая: никогда не говоришь заранее о своих планах. Можно ведь предупредить, что в таверне нам ничего не грозит.
      – Мисс Агнесса права, – поддержал меня Кирби, тоже раскрасневшийся от выпивки. По-моему, ему хватит пить: глаза осоловелые, движения рассеянные (Уильям пару раз промахнулся, прежде чем ухватить «уклонявшуюся» от него кружку).
      – Коне-ечно, – протянул с хитрой улыбкой Ирвин и встал. – Пойду-ка пообщаюсь с народом.
      – А мы?.. – начала я, запаниковав от перспективы находиться с доктором вдвоем. Пьяных не терплю, да и с большой вероятностью Кирби, изрядно захмелев, захочет заняться моим воспитанием: мол, угораздило девушку ступить на кривую дорожку воровства.
      – Действуй, пока он навеселе, – шепнул мне на ухо склонившийся шулер.
      – Идиот, – вспылила я.
      Ага, сейчас примусь соблазнять доктора своим худым телом. А перед этим медленно сниму вытертый пиджак, показав рубашку с заплатками, тряхну давно не стрижеными волосами… Мне бы стало смешно, если бы не было так грустно.
      Проводив Ирвина помутневшим взглядом, Уильям отхлебнул вина и уставился в гущу клиентов таверны. Кто-то притащил гитару и вполне сносно наигрывал разудалую мелодию. Продажные девки запели скабрезную песенку про шалунью Бетси, на особо пошлых моментах срывая бурю оваций от слушателей-мужчин.
      – Почему ваше прозвище Ромашка? А не Лютик или Василек? – вырвал меня из задумчивости доктор.
      Пришлось-таки поднять на него глаза.
      – Когда меня нашли младенцем, спавшим в корзинке у барака, рядом лежал букет ромашек. Вот прозвище и приклеилось. Агнессой назвала какая-то бабка, ее имени я не знаю. Она умерла через несколько дней после того, как меня взяли к себе… воры.
      Последнее слово далось с трудом. Легче было повествовать о подкинутом ребенке, то есть себе, хотя рассказывать эту историю я не любила. Не из-за людей, воспылавших то ли настоящей, то ли фальшивой жалостью к брошенной родителями девочке. Всякий раз меня обуревала дикая обида – почему отец и мать оставили меня на произвол судьбы? Хотя ненужных младенцев постигает еще более ужасная участь – удушение, утопление… Брр! Так что мне очень даже повезло.
      – Бедняжка, – печально проговорил Кирби. – Жаль, я никогда не смогу понять, каково это очутиться в вашем положении… Давайте я вас обниму, милая Ромашка.
      Не успела я что-либо предпринять (да и стоило ли?), как доктор придвинулся ближе и осторожно прижал меня к своей груди. Погладил по голове, прошептал что-то неразборчивое, но по интонации участливое и утешающее… У меня задрожали губы, а в горле образовался ком. Как же приятно получать нежность от небезразличного мне человека! Непередаваемое чувство – одновременно хочется плакать и смеяться. Разве такое бывает?
      – Бывает, – улыбнулся чуть отстранившийся Уильям. Видимо, я озвучила мысли вслух. Ох, глупости мне не занимать…
      – Открыть вам один секрет, мистер Кирби? – Надеюсь, не черт дернул меня за язык.
      – Если вы считаете нужным.
      Порывшись в кармане, я извлекла маленький овальный предмет, завернутый в обрывок чистой ткани, и продемонстрировала брошь.
      – Откуда у вас Благородная Маркиза? – понизил голос ошарашенный и мигом протрезвевший Уильям и заозирался, словно мы были под прицелом сотни солдат, затаившихся среди клиентов таверны.
      – Я ее украла, – доверительно призналась я. – Похоже, это известная штука, если о ней много кто наслышан. По мне так старая брошка, которую я собираюсь продать.
      – Не смейте и помышлять о подобном! Она принадлежит королю!



8. Очередной хозяин Маркизы


      Вот те раз! Брошь, будучи собственностью короля, путешествует по нашему городку, меняя хозяев. Сначала ею владела жена толстяка (явно незаконно), потом Маркизу стащила я, затем у меня украшение спер Далтон. И пока что брошь прекратила кочевать, опять-таки очутившись у меня. Зачем она толстяку? Уж по его богатству и сытой роже не скажешь, что он бедствует. Хотя полно людей, алчных до чужого добра, но сами далеко не нищие. Значит, Маркизу ищет уже не только пузатый мужик, а люди короля. Охо-хо... Причем же в этой истории Ирвин и Кирби, тоже знавшие о брошке?..
      – Вы не первый раз ее видите, верно? – спросила я доктора.
      – Случалось прежде, – уклонился от прямого ответа Уильям.
      – Извините за прямоту: пора бы прекратить морочить мне голову, – от моего серьезного тона Кирби удивленно приподнял брови. – Ладно еще Далтон, но вы… Умный и честный человек, которому должно быть стыдно от того, что он может навлечь на меня беду, если не скажет, почему затеялась вся эта кутерьма с брошью. Неужто и вы ее крали?
      – Нет, Бог с вами, мисс Агнесса! – воскликнул доктор.
      – А что тогда вас с ней связывает?
      Вопрос утонул в грохоте: выбитая входная дверь упала на пол.
      – Именем короля, всем стоять на месте!
      В таверну отнюдь не для распития вина заскочили солдаты в красно-белых мундирах и черных треуголках – полдюжины, следом вошли примерно столько же.
      Посетители замолкли, таращаясь на представителей закона, пока не обнажавших шпаги. Однако они и пистолеты на поясе подействовали на воцарение тишины и общей напряженности получше упоминания о правителе Англии. Большинство клиентов вообще на него чихать хотели. Его же тут нет, а вот оружия полно.
      – Они здесь, не сомневайтесь! – между солдатами втиснулся недавно мною вспомненный толстяк и ткнул пальцем в полчище замершего народа, сидевшего за столами и удачно затаившегося за стойкой. – Мой проверенный осведомитель доложил!
      Глазами я лихорадочно искала Далтона. Но безуспешно: мошенник как в воду канул. «И хорошо бы там очутился!» – на меня нахлынула небывалая злоба от озарения. Это о нем сказал пузан! И солдаты нагрянули сюда по его наводке. А я уж записала Ирвина в друзья… Он же предал и нас с Уильямом, и всю таверну. Какой подлец!
      – Кто посмеет двинуться, получит пулю, – пригрозил предводитель солдат – мужчина с тонкими усиками – и обратился к толстяку: – Извольте показать нам вора.
      Не успел пузатый сделать и пары шагов, как таверна ожила, словно проснувшись.
      – Давай, попробуй, – зловеще сказал Гарри и наставил на солдат дуло мушкета. Я даже не заметила, когда он вытащил его из-под стойки. Ну хоть кто-то способен защищаться.
      И тут же все преступные клиенты ощетинились оружием, подчиняясь примеру Гарри – на свет явились ножи, кинжалы, сабли, шпаги, пистолеты... Правду говорил Далтон – здесь своих не бросают.
      – Что вы остолбенели? – кто-то прошептал сзади, но я боялась обернуться, чтобы не стать знаком к началу драки.
      – Это Ирвин, кажется, – тихо произнес Уильям.
      – Да. Пригнитесь и лезьте под стол.
      Теперь и я распознала голос шулера. Уф, он на нашей стороне – аж от сердца отлегло!
      – Как? Солдаты увидят и выстрелят.
      – Тоже мне проблема.
      В людей в мундирах полетела кружка, по пути исторгая из себя красные брызги вина. Она-то и послужила сигналом к активным действиям. Я и Кирби шмыгнули под стол под лязгание стали. Выстрелы еще не звучали, наверно, солдатам не велели убивать столько народу зараз. Или же они берегли порох для вора, обещанного толстяком.
      Повсюду раздавался ор, с треском ломались стулья, верещали продажные девки, скрежетали от соприкосновения сабли, под ногами хрустели осколки бутылок. Над нашим укрытием пронесся большой кувшин и разбился о чью-то голову, о чем свидетельствовал болезненный вопль.
      Успокоить разъяренных завсегдатаев таверны солдатам, уступавшим числом, не удавалось, и их постепенно теснили. Все это я увидела, чуточку высунувшись из-за шкафа, куда меня в гуще сражавшихся быстро перевел доктор. Далтон не прятался, а находился в заварушке – очень ловко отбил удары вражеской шпаги и не менее эффектно пнул раненного врага в живот, отчего тот рухнул на пол.
      – Мисс Агнесса, надо бы нам выйти отсюда, – Кирби тронул меня за плечо, и я перестала наблюдать за происходящим. – Осторожно проберемся вдоль стены, и дверь будет рядом.
      – А как же сообщить об этом Ирвину?
      – Сейчас.
      Доктор подобрал валявшийся сапог (я бросила на него взгляд с зарождающейся брезгливостью, но обувь была пустая, без отрубленной конечности) и метко кинул в шулера, в этот момент стоявшего к нам спиной. Понятно, что докричаться до Далтона невозможно, но швырять с силой сапогом… «Ха, да это месть за кражу», – нервно хихикнула я и, похоже, угадала. Уильям улыбался слишком уж торжествующе.
      К счастью, Ирвин не запустил в ответ своим клинком и правильно распознал жест Кирби, указавшего на выход. Отмахавшись от наседавших солдат, упрямо не сдававших позиции, мошенник ввинтился в толпу, как угорь в водоросли, и тоже устремился к двери.
      Как же нам повезло! В стотысячный раз точно! Без ран мы покинули таверну, ходившую ходуном (казалось, стены вот-вот выгнутся наружу) и начавшую содрогаться от выстрелов, и выдохнули, не торопясь убегать подальше. Некому за нами гнаться, и без того суматоха царит страшная.
      – Кто-нибудь видел, куда делся толстяк? – отдышавшись, я отряхнула полы пиджака от пыли.
      В моих мыслях он задержался непроста: все это время выслеживал меня, обзаведшуюся компанией, и наконец-то обнаружил при помощи осведомителя (скорее всего, нанял какого-нибудь здешнего пройдоху). А что бы было потом? Меня бы посадили в тюрьму за кражу. А с ним? Он ведь тоже незаконно присвоил себе Маркизу. Если многие наслышаны о ней, как о собственности короля – имею в виду доктора, да и наверняка солдатский начальник в курсе – то и пузану найдется местечко на узкой тюремной лавке. Зачем он себя подставляет под арест?
      – Да черт с ним, – устало ответил Ирвин и отправил саблю в ножны.
      – По-моему, остался в таверне, – предположил Уильям.
      – Ошибаетесь, мистер Кирби. Он убежал.
      Резко обернувшись на фразу, донесшуюся из зияющего темнотой прогала между домами, мы заняли наиболее эффективную для защиты позицию – встали спинами, образуя круг. Пусть я не сильная, как мужчины (к тому же у Далтона оружие, и сжавший кулаки доктор настроен на оборону), но обязательно буду отбиваться любым способом. Главное – держаться вместе, как и подобает друзьям. И вообще могу покусать, благо, зубы крепкие.
      Из тьмы, как крыса из норы, выступил небольшого роста человек в напудренном парике, белевшим под сиянием выкатившейся из туч луны. На мужчине был темно-зеленый камзол с кружевными манжетами выглядывавшей из рукавов рубашки, на поясе перевязь со шпагой, с оголовья которой незнакомец не убирал ладони, кожаные штаны и высокие сапоги для верховой езды. Этот франт мне не понравился, особенно когда он выдавил кривую улыбку-ухмылку, блеснув бусинками крысиных маленьких глазок, и скомандовал:
      – Взять их.
      Тьма выплюнула штук двадцать солдат с хмурыми неприветливыми лицами, и нас окружило плотное кольцо.
      – Вы не учитесь на ошибках, доктор, – снисходительно заметил «крыс». – Опять суетесь не в свое дело, да еще попали в славную шайку мошенников. А может, вы случайно с ними тут оказались? Впрочем, неважно.
      Взявший меня за руку Уильям не почтил противного типа словами и гордо промолчал. Пусть он виновен, но я с ним до конца. Моя ладонь крепко сжала его, убеждая, что нас не сломить невнятными укорами.
      – Так, так, так, – с мерзким хмыканьем «крыс» остановился перед Далтоном. – Вот мы снова свиделись, уважаемый компаньон. Хотя уважать вас неразумно: сбежали из тюрьмы, даже не попрощавшись. Но сделка, несмотря на вашу выходку, не отменяется. Вы же привели меня к броши, пусть и не специально.
      – Если я сейчас скажу вам «до свидания», вы начнете меня уважать снова, граф Лоулер? – с нахальной иронией поинтересовался Ирвин, нарываясь на гнев «крыса». – Лучше поздно, чем никогда.
      Тот прошипел под нос нечто ругательное и велел связать доктора и шулера. Их запястья обмотали веревками, переплетая и завязывая мудреные узлы, обламывая на корню попытки самостоятельного освобождения. Моих приятелей грубо пихнули, вынуждая идти за тремя солдатами, десять направились в качестве конвоя.
      – Милая леди, – слащаво обратился ко мне граф Лоулер, отчего меня передернуло.
      Фу, его слова так и льются приторным сиропом, заплесневевшим, но маскирующимся под свежий. Я отошла от «крыса»: жаль отпрыгнуть подальше не дадут семеро бдительных солдат.
      – Ну куда же вы, девушка? – граф приблизился вплотную, и мне стал отчетливо виден каждый дюйм его лица.
      Велик соблазн ударить туда, куда подло лягают мужчин, и дать деру. Но так было бы раньше. Теперь я не одна. Лоулер непременно отыграется на Кирби и Далтоне за их строптивую подругу.
      – Отдайте брошь по-хорошему, и мне не придется применять к вам крайние меры.
      – Вы ее не получите, и я вас не боюсь, – заявила я.
      – Предпочитаете, чтобы вас раздели и обшарили каждый уголок одежды в поисках Маркизы? – граф ухмыльнулся, показав достойные крысы зубы – кривые и редкие.
      Меры, как и оскал, напугали, и я не знала, как поступить: по-прежнему изображать храбрую, несломленную угрозами пленницу? Или кинуть в его рожу треклятую брошку с уничижительным: «Подавись»?
      – Она не у меня, – солгала я.
      – А где же?
      – Ее опять украли, представляете?
      Я решила перенять насмешливый тон Далтона. Пусть Лоулер злится от издевок. Достанется ли мне за такое поведение, я не думала. Чему быть, того не миновать.
      – Врешь, чертовка! – неожиданно рявкнул граф и, пока я опешила, кивнул одному из солдат. Тот сцапал меня за плечи, чтобы не вырвалась. А Лоулер выпотрошил содержимое моих карманов и, конечно же, извлек тряпичный сверток с брошкой.
      – Связать ее и к остальным, – уже спокойнее приказал граф, бережно пряча Маркизу в камзоле.
      – Брошь теперь у вас! Зачем вам мы? – закричала я и отпихнула солдата, приготовившего веревку. Однако мою горячность остудили: Лоулер отвесил оплеуху, и я, сильно покачнувшись от хлесткого, обжигающего щеку удара, чудом не упала на мостовую.
      – Мне надо предоставить королю воров, укравших Благородную Маркизу. Кто-то же должен болтаться на виселице, – веско добавил граф.



9. Пленники


      Поскрипывали колеса кареты, покачивавшейся на дороге и подпрыгивавшей при попадании в ямки. Лошади скакали бодро: своих коней Лоулер оставил в городке, а взял новых, помоложе. Вопреки наступившей ночи и мерному покачиванию кареты в сон меня не клонило. Наоборот, пугала грядущая действительность – как тут уснешь?
      Нас, пленников, увозили все дальше и дальше в направлении Лондона, как сказал граф. Там и ждет нас расправа за кражу Благородной Маркизы. Ясно, что провинились я и Далтон, пошедший на сделку с Лоулером, но не выполнивший ее как полагается. Под общее наказание совершенно ни за что попадает доктор Кирби, вот его очень жалко.
      – Вам нужно бежать, – шепнул Уильям мне на ухо.
      Наш конвой – два солдата с ружьями – сидели напротив нас, изредка посапывая. Однако могли и притворяться, чтобы подслушать разговоры. В этой карете ехали мы с доктором. Ирвина граф увел в свою, и участь шулера меня сильно беспокоила. Я привыкла к тому, что мы неразлучная троица преступников, причем связанная дружбой, а не жаждой наживы. Сейчас наш товарищ рядом с опасным типом: вдруг его вообще убили и выкинули труп из кареты? А скоро и с нами расправятся…
      – Я никого не брошу, – твердо возразила я. Мое плечо касалось плеча Кирби, и мне хотелось не уноситься отсюда, а прижаться покрепче и расплакаться. – Да и куда мне деваться?.. Кругом лес.
      – Вы прекрасное средство, которым непременно воспользуется Лоулер, чтобы выбить из нас признание в краже. А я не могу допустить ваших страданий. Добьется граф своего или нет, но нас все равно повесят. Вы думаете, мне будет легче умирать, зная, что вас душит петля?
      Сказанное разум воспринимал: мне надо удирать, пока далеко не уехали, затем вернуться в город, разыскать подмогу и спасти Уильяма и Далтона. Но сердце упрямо твердило: не оставлять друзей!
      – Агнесса, смею вам признаться в кое-чем… – доктор медлил, и у меня затряслись губы: боже, неужели скажет?! Моя глупая фантазия даже в ужасных обстоятельствах работала. – Вы мне не безразличны, и если у вас ко мне тоже имеются чувства – дружеские или… Или еще какие-то, то, пожалуйста, бегите!
      По моим щекам потекли слезы от душещипательности момента: узнать, что ты кому-то нужна, дорогого стоит. Вернее, это ощущение бесценно.
      Преисполненная благодарностью, я кивнула. Сначала спасу себя, потом друзей. Вылезу вон из кожи, но не позволю мерзкому графу вешать тех, кого он вздумал подставить под удар!
      Постоянно поглядывая на дрыхнувших солдат, Кирби с немалым трудом удалось развязать мне руки. Пару раз наши лица находились близко-близко, и я не могла оторвать от Уильяма взгляда. Но пришлось, иначе замысел побега затормозится из-за неуместных пока любований.
      – Удачи вам, милая Ромашка, – Кирби нежно поцеловал меня в лоб и вздохнул: – Надеюсь, судьба подарит нам хотя бы еще одну встречу…
      Понадобилась целая вечность, прежде чем я отвела глаза от любимого доктора и открыла защелку на дверце кареты.
      – Подарит обязательно!
      В лесу бушевала непогода: по ветвям неистово хлестал ливень, низвергаясь сверху длинными струями. Налетел сильный ветер, и листья на деревьях затрепетали, издавая громкий шелест под ударами косого дождя.
Смахивать с лица капли было некогда, и, придерживаясь за распахнутую дверку, я нашаривала ногой ступеньку. Довольно трудно это проделывать не только в кромешной тьме, но и притом, что карету увлекали лошади, хорошо хоть умерившие прыть.
      В жидкую грязь я прыгнула неловко, обрызгавшись выше колена и покосившись, едва не рухнув. Ничего страшного, главное, я на свободе. Осталось сообразить, в какой стороне город и…
      Меня что-то сильно толкнуло в спину, и я угодила в чернильно-черную лужу, казавшуюся бездонным омутом. Отплеваться как следует не получилось: меня, как нашкодившего щенка, снова окунули в воду. Державший за шкирку солдат захлебнуться не дал и поволок за собой к остановившейся карете.
      – Граф Лоулер! – крикнул он в направлении второй кареты, лошади которой тоже стояли. – Чуть не сбежала, проныра!
      – Если бы сбежала, я бы тебе башку снес! Следите лучше, недоумки! – проорал в ответ граф, предусмотрительно не покидая кареты: лишь приоткрыл дверь и тут же захлопнул.
      Меня, насквозь промокшую, грубо швырнули на пол, и кучер резким свистом и щелканьем поводьев велел коням трогаться. Кирби смотрел с жалостью, но не мог помочь мне сесть на скамью – Уильяму связали руки за спиной, отчего он испытывал неудобство, – и болезненно поморщился. За организованный побег его наверняка ударили… Я сидела в жиже, натекшей с одежды, съежившись от холода, и кляла себя последними словами – бестолковая недотепа! И куда пропала моя хваленая ловкость?! Поглощенная признанием доктора, не обернулась, выходя из кареты, и не заметила, что солдат, некстати проснувшись, ринулся ловить пленницу!
      – Дура, – хмыкнул второй конвойный. – Куда бы ты пошла в эдакий дождище, а?
      Мне безумно хотелось залепить ему грязью, соскребя солидный шматок с плеча, но удостоила стража лишь злобным шипением сквозь зубы.
      – Извинись за побег, и я дам тебе платок рожу вытереть, – решил поиздеваться тот же солдат. Первый широко ухмылялся, наблюдая за сценкой.
      – Научись вести себя с девушкой, – процедил Кирби, заступаясь за меня. Ох, истинному джентльмену нипочем внешний вид «леди», напоминавшей болотное чудище.
      Платок не помешал бы, но унижаться перед нахальным солдатом даже настоящая королева не стала бы.
      Конвойные расхохотались, вторя загремевшему грому, и дальнейший путь мы проделали под порцию шуточек про отношение доктору к «великосветской даме» и новых попыток вытащить из меня извинения. Солдат соизволил заткнуться, когда его белоснежный платок случайно упал (довертел его в руках, идиот, хе-хе!) прямо мне на колено. Не теряясь, я провела тканью по лицу, худо-бедно очистив его от грязи.
      – Дама довольна, – презрительно сказала я и протянула платок владельцу.
      Естественно, он его не принял, сплюнул и выругался, доставив мне и Кирби ни с чем не сравнимое удовлетворение.

***


      Привалившись к стенке кареты и обняв себя за плечи для согревания, я забылась сном и проснулась оттого, что меня рывком поднял на ноги один из конвойных. Сквозь висевший сизый туман виднелись очертания домов. Похоже, мы прибыли в Кентербери – город по пути в столицу. В животе заурчало от голода, да еще как на грех запахло свежим хлебом. Надеюсь, граф – не такой уж зверь и покормит пленников, иначе мы умрем раньше обещанной виселицы. А Лоулер вряд ли откажет себе в удовольствии посмотреть на трех человек с веревкой на шее.
      Рассветное солнце не могло пробиться через пелену тумана, но было светло, чтобы разглядеть моих друзей. Кирби находился чуть поодаль под охраной четырех солдат. Броситься к нему не позволяли мои конвойные и покидавшие меня силы: как физические, так и душевные. Шанс на спасение утонул вместе с моей шапочкой там, в лесу, утек с грязной водой и впитался в землю. Пусть до Лондона еще ехать и ехать, но именно в Кентербери я поняла, что это конец – и моей воровской жизни, и моему затянувшемуся детству. Нечестное добывание вещей и пропитания мне казались игрой, так же я относилась к закону. Не поймали в этот раз – чудесно! Значит, будет везти всегда, наивно считала я, веселясь с юными воришками. Беспечность обернулась полной неготовностью сносить тяготы положения, когда нас схватили солдаты около таверны: я искренне недоумевала, как меня все-таки поймали? Что за ошибка судьбы? А сейчас вдруг осознала, что воспринимаю случившее по-взрослому. Мне плохо, мне ужасно хочется есть, но страдает не девчушка Ромашка – страдает девушка Агнесса. Она переживает за своих друзей больше, чем за себя. Но так вымоталась, что готова упасть на каменную мостовую и умереть, словно ее никогда и не было… Кажется, я покачнулась, шаря руками, как слепая, чтобы уцепиться за что-нибудь и не падать.
      – Пустите меня к ней! – вскричал Уильям, отпихивая солдат.
      Его голос донесся до меня глухо, будто я зажала уши. Перед глазами поплыли пятна, и мир завалился набок.

***


      В чувство меня привели в каком-то доме. Рядом с кроватью, где я лежала под одеялом, охала пухлая женщина в белом чепце и коричневом платье из плотной ткани, суетливо всплескивая толстыми ладошками. Только я сообщила, что в порядке, как она радостно заголосила и куда-то умчалась. Спустя мгновение вернулась с миской, в которой оказался бульон.
      От симпатичной толстушки-служанки, звавшейся Дженни, я узнала, что граф разместил привезенных людей на маленьком постоялом дворе. «Проявил заботу, гад», – отнюдь не благодарно подумала я, отхлебывая из миски. Видимо, Лоулеру противно тащить к его величеству грязных и голодных будущих висельников, поэтому после бульона мне предоставят бадью с горячей водой.
      – Я тебе одежку сыскала, вроде по размеру, – Дженни кивнула на стул, где висело льняное серое платье. – А твоя годится для выгребной ямы – мокрая, в дырах…
      – Спасибо. Где мои друзья? – запоздало вспомнила я и чуть не сверзилась с кровати, запутавшись в одеяле.
      – Ох, куда ты такая слабая? – с укором произнесла Дженни, придерживая меня от падения. – Они в соседней комнате. А постоялый двор под зорким присмотром солдат. Граф заплатил хозяйке уйму денег, чтобы та оказала прием всем вам, а прочих постояльцев выгнала.
      Служанка не стала любопытствовать, за что охраняют трех человек, с виду безобидных. Думаю, и ей дали звонких монет, чтобы не выспрашивала.
      Мытье не заняло много времени: мне не терпелось найти Кирби и Далтона и убедиться в их относительно здоровом состоянии. Наскоро надев платье, липнувшее к толком не вытертому телу, я, с сырыми волосами, неприятно холодившими спину, босая и опять проголодавшаяся, понеслась к указанной Дженни комнате.
      – Как вы? – с порога выпалила я, распахнув дверь во всю ширь.
      Мошенник и доктор собирались перекусить, судя по расставленным на столе тарелкам и кружкам. Но их трапезу прервала живая и невредимая соратница, которую Уильям тут же заключил в крепкие объятия. Боже, какое счастье!..
      – Я тоже хочу обниматься, – нарочито капризно заявил Ирвин. – Ромашка, ну-ка топай ко мне.
      – Обойдешься, – улыбнулась я, не торопясь отстраняться от Кирби. Впрочем, мошеннику я была тоже очень рада.
      Пусть мы под стражей, зато снова вместе! Ура!



10. Виновные и их заслуги


      Еда была самая обычная – коврига хлеба, нарезанные сыр и вяленое мясо, несколько яблок и кувшин вина. Мы смели угощение за считанные минуты, утоляя голод и жажду, а также от нетерпения поскорее обсудить случившееся. До образования нашей компании каждый из нас поучаствовал в отдельном эпизоде, и пришла пора собрать воедино кусочки истории с Благородной Маркизой.
      Я выступала лишь слушательницей – кража мною брошки и что за этим последовало, друзьям известно. А вот об остальном, до прибытия Маркизы в приморский городишко, начал повествование Далтон.
      Разжиться деньгами, получая их нечестным путем, лучше всего в столице – Лондон наводнен бродягами и мошенниками, и их число постоянно множится. Так решил Ирвин, влившись в ряды городских прохиндеев-картежников с целью быстро обогатиться и осесть в Лондоне, быть может, надолго. Столь же быстро Далтона повязала местная стража, устроив облаву на игровой притон. Шулера препроводили к начальству Ост-Индской компании, помимо торговли занимавшейся военными и правительственными делами страны. С переменным успехом представители компании осуществляли и правосудие – бороздили моря, выискивая пиратские корабли.
      Граф Лоулер велел заключить Далтона в тюрьму и временно о нем забыл – разбираться с пришлым мошенником (местных граф знал чуть ли не наперечет) было некогда. Карибское море кишело разномастным разбойничьим сбродом, плававшим под предводительством «Веселого Роджера». А истребление пиратов или же переманивание их на королевскую службу являлось на тот момент важнейшей задачей.
      Об Ирвине вспомнили, когда Лоулеру потребовалась помощь, как ни странно, от бесчестного ловкача, умевшего втереться в доверие хоть к самому дьяволу. За три месяца заключения Далтон изрядно похудел, обзавелся той самой бородой, из-за которой я его не сразу узнала в таверне, но способность шутить даже в удручающей обстановке не утратил.
      Лоулер долго молчал, скрипел зубами и ходил туда-сюда перед одиночной камерой мошенника, но в конце концов выдавил из себя, что ему необходим компаньон как раз по части воровства. Пришлось графу рассказать и о причинах подобной просьбы.
      Будучи истинной крысой, ибо Лоулер изменил своему английскому подданству, став шпионом и доносчиком для короля Испании, граф по его поручению украл фамильную драгоценность Георга, принадлежавшую его предшественнице на троне королеве Анне.
      Испанский монарх обожал присваивать себе чужое, стоящее бешеных денег. К тому же старинная брошь, величаемая Благородной Маркизой, могла быть поводом к развязыванию войны. Георгу сообщат, что брошка в руках его неприятеля, и военный конфликт неизбежен.
      Итак, Георг безуспешно нанимал новых и новых людей, чтобы найти похитителя, Лоулер делал вид, что помогает королю, а в это же время его подручный – упитанный мистер Нортон – обещал отвезти Маркизу на один из островов, где передать ее испанцам. В день отплытия Нортон неожиданно исчез, не явившись на корабль, и Лоулер прошелся руганью по всей родне толстяка-предателя, поддавшегося соблазну завладеть реликвией.
      – А перед этим об авантюре узнал я, – произнес Уильям. – Однажды ночью, возвращаясь от пациента, я услышал тихий разговор графа Лоулера с неким пузатым типом о краже броши у короля. Я поскорее убрался оттуда, чтобы не стать замеченным и хорошенько подумать, как оповестить его величество о готовящемся преступлении. Однако в мой дом вломились солдаты во главе с Лоулером. Оказалось, кто-то из них углядел-таки тень, и меня выследили. Пышущий гневом граф сию секунду велел услать опасного свидетеля подальше от Лондона.
      Той же ночью доктора Кирби повезли в наш захолустный городок под пристальным надзором. Угрожая посадить за решетку мать Уильяма, граф строго-настрого приказал молчать о брошке.
      Свидетель был устранен, и Лоулер вернулся к насущной проблеме – поиски и наказание мистера Нортона, поэтому предложил Далтону сделку. С шулера снимутся все обвинения с возможностью перейти на сторону закона, если он станет соглядатаем Ост-Индской компании. Выслушав графа, пребывавшего кроме злости в диком отчаянии (испанский король будет очень недоволен провалом кражи), Ирвин согласился на содействие, лелея тайную мечту выбраться из-под стражи и извлечь максимальную выгоду для себя. Нужно выкрасть брошь у толстяка, но приводить к нему графа мошенник бы и не подумал, как и возвращать Маркизу королю. Самому пригодится. Недаром Лоулер слыл коварным типом, и Далтона, оторопевшего от странных мер контроля, схватили солдаты, а граф, погано усмехаясь, вооружился раскаленной железкой – знаком Ост-Индской компании. «Это чтобы ты помнил, чей слуга. По клейму тебя опознают мигом, не пытайся удариться в бега, не выполнив мой приказ». Наутро шулер и выделенный отряд должны были покинуть Лондон, но Ирвин, размещенный в комнате, а не тюрьме, умудрился сбежать. Естественно, граф обнаружил побег еще одного компаньона, чудом не пристрелил провинившуюся охрану и снарядил солдат для розыска уже двух беглецов.
      – По прибытии в родной городок я размышлял в таверне старого приятеля Гарри, как спереть Маркизу у Нортона, который – вот удача! – обосновался с женой в здешней гостинице. Вдруг в таверну заскакивает местная воровка Ромашка, следом взмокший толстяк, и начинается спектакль про двух обездоленных родственников, – сказал Ирвин, хитро посматривая на меня.
      – Ага, и позже ты воруешь брошку, – проворчала я.
      – А что мне оставалось? Бежать за тобой и возвращать? Ты бы так поступила?
      Я промолчала, и шулер продолжил.
      Тем временем в городок заявился Лоулер, самостоятельно разыскал толстяка и выдал тому изрядных тумаков. Боль Нортон терпеть не мог и заверещал раненной свиньей, что искренне сожалеет о своем глупом поступке и готов искупить вину, найдя паренька, укравшего Маркизу. Затем выяснилось, что брошку утащила девушка, похожая в шапке и мужской одежде на парня. Нортон нанял пройдоху из местной шушеры, и вот Ромашку-Агнессу в компании Уильяма Кирби (граф досадливо поморщился: «Снова этот доктор!») и шулера Далтона (тут Лоулер вовсе изошел ядом) заметили в таверне.
      – Ну а теперь мы тут, – заключил Ирвин нерадостно, вопреки его извечному оптимизму. Я поняла, что изворотливости и множеству ухищрений не побороть бдительную охрану. Наверняка он и Уильям уже перебрали уйму способов, как сбежать от графа, но плодов их мысли не принесли.
      Неожиданно открылась дверь, и мы с нарастающей ненавистью воззрились на вошедшего, паскудно скалившего крысиные зубы.
      – Надеюсь, вы трое наговорились всласть, – сказал Лоулер. – Больше вам такой возможности не предвидится: нынче в мире убавится на одного мошенника.
      – Что это значит? – перебил Кирби.
      Граф выдержал томительную паузу и со злорадством пояснил:
      – Мой гонец только что вернулся от короля, и он не пожелал осквернять Лондон повешением наглецов, посягнувших на его фамильную брошь. Но он ее не дождется…
      «Ах, вон оно что, – подумала я. – Он исчезнет вместе с Маркизой!»
      – Правда, узнав все подробности, его величество великодушно разрешил оставить жизни девчонке и доктору. А вас, мистер Далтон, повесят в гордом одиночестве в славном городе Кентербери. Я отнесу это к осуществлению моей мести, бывший компаньон.
      Пока мы с ужасом вникали в смысл слов графа, в комнату заскочили солдаты и, связав нам руки, поволокли на улицу.
      Через пару домов показалась площадь с выстроенным эшафотом.

***


      Любителей публичной казни собралось немного: о расправах оповещают заранее, а решение тотчас повесить покусителя на королевскую драгоценность приняли быстро. Поэтому кроме нас и Лоулера с дюжиной солдат присутствовал местный палач, сменивший топор на обязанность надеть петлю на шею виновного, и человек шесть-семь жителей Кентербери. Видимо, они шли по своим делам, но остановились, привлеченные будущим зрелищем.
      Доказывая свою жестокость, граф велел держать меня и Кирби как можно крепче, так, чтобы мы смотрели прямиком на виселицу, где вот-вот закончит свои удалые шулерские дни Ирвин Далтон…
      – Почему здесь нет толстяка Нортона? – спросил мошенник, стоявший на помосте. Палач бдительно не выпускал Далтона из поля зрения, да и как сбежишь под дулами мушкетов? – Он тоже крал брошку. Я требую справедливого суда над нами двумя!
      – Молишь о справедливости, жалкий обманщик? Хах! Нашел, чего требовать, – хмыкнул Лоулер. – Петлю ему, живо!
      Я разрыдалась и попробовала вырваться из цепких рук солдата, Уильям тоже дернулся, но все безрезультатно. О нет, сейчас на наших глазах произойдет…
      И произошло, только вовсе не то, что ожидали собравшиеся. Откуда-то со свистом прилетел нож и воткнулся в шею палача, тут же отшатнувшегося от рычага, опускавшего створки люка под ногами. Следующий кинжал угодил в ряды солдат, и один из них с криком повалился наземь.
      – Что за черт?.. – ошарашенно прошептал Лоулер, вертясь на месте и выискивая нарушителя казни (или даже нескольких). – Поймать паршивцев! – заорал граф, придя в себя от потрясения.
      На площадь из подворотен и окон высыпали люди (навскидку я насчитала двадцать) в неприметной и пыльной одежде, вооруженные саблями и пистолетами, и бросились на солдат, а еще одна фигура запрыгнула на помост и освободила Ирвина от петли. К моему удивлению, фигура принадлежала женщине! Ее темные волосы были заплетены в растрепавшуюся косу, неизвестная спасительница мошенника носила короткую кожаную куртку, черные штаны, заправленные в сапоги, и пистолет на поясе.
      Нашу охрану утянули в драку, и доктор, изумленный не меньше меня, крикнул, что пора убираться – нам сражаться нечем, не будем мешать расправе над солдатами графа. Кстати, Лоулера, порывавшегося удрать, задержал на краю площади полностью свободный Далтон, отрезая путь к бегству.
      Поняв, что подмога, невесть откуда прибывшая к нам, превосходит количеством и силой, граф вынужденно сдался и швырнул клинок на мостовую.

***


      Не перевелись еще честные и порядочные преступники (если можно так парадоксально выразиться), готовые спасти товарища из лап смерти. Оказалось, по нашим следам в Кентербери крался отряд воров, возглавляемый хозяином портовой таверны Гарри, который не мог бросить Далтона в беде.
      – Мы бы всех троих в случае чего избавили от виселицы, – заявил Гарри, и в этом заверении никто не сомневался.
      В женщине, управлявшейся с оружием наравне с мужчинами, я опознала …Жозефину – разносчицу из игорного дома! Теперь пудры на ее лице не было, и она раньше скрывала вовсе не морщины. Кожу женщины испещряло множество бороздок и оспин.
      – Картечью посекло, – кратко пояснила Жозефина, поймав мой недоуменный взгляд.
      Мне стало неудобно, и я, пробормотав извинения, ретировалась к Ирвину и Кирби, которые распорядились запереть Лоулера, пока король не узнает об истинных обстоятельствах кражи Маркизы.
      – Советую подружиться с Жози, – произнес шулер. – Она очень милая и добрая к друзьям. К врагам, наоборот, беспощадна. Жаль, ее былая красота пострадала – попала под пушечный выстрел. Хорошо хоть издалека и стороной задело. Но железную стружку долго вытаскивали…
      – С тебя расплата аж за два долга, – к нам подошла Жозефина. – За стрижку и за спасение. Когда вернешь?
      – Ну милая, не омрачай радость встречи, – Ирвин приобнял женщину за талию, но та вывернулась и, шутливо пригрозив мошеннику кулаком, отправилась с приятелями в ближайшее питейное заведение праздновать победу над противниками.
      Глядя на их перепалку, мы с Кирби рассмеялись. Но доктор посерьезнел, как только услышал от Далтона вопрос, касавшийся меня.
      – Ты же не бросишь Ромашку? Как-никак я ей не чужой, почти родственник, поэтому должен быть уверен, что о ней будут заботиться.
      – Разве я могу оставить ту, которую полюбил всем сердцем? – доктор, трогательно покраснев, поцеловал меня в щеку, и я, плюнув на окружавший народ, чмокнула его в губы.
      – А ты осмелела, – с одобрением отметил Ирвин. – Куда отправитесь, голубки?
      – Уильям хочет познакомить меня со своей мамой, – ответила я. – Мы едем в Лондон, представляешь?
      – Удачи! – искренне пожелал шулер.
      – А может, ты с нами?
      – Избави бог от амурных дел, не в обиду вам сказано. Погощу пока здесь, а потом…
      Мошенник загадочно замолк, мечтательно уставившись вдаль, и зашагал к забегаловке, не желая упускать возможность напиться за чудесное спасение от виселицы.
      – А у кого находится Маркиза? – спохватилась я.
      Знаю, что брошку у Лоулера забрали, а куда дели – не заметила. И вернут ли ее законному владельцу, то есть королю Георгу? Или же украшение вновь затеряется среди воров?
      – По-моему, это сейчас совершенно неважно, – улыбнулся Кирби.

***


      Наша история взаимной любви продолжилась, только о броши мы больше никогда не слышали.
      Но не могла же такая важная особа, истинная Благородная Маркиза, за которой охотился испанский король, кануть в неизвестность?