Автор – Рамиля
ГОЛУБЬ НА ОКНЕ
40 470 зн.
Лилька очнулась и увидела в окне яркое синее небо. Солнце заливало половину палаты золотым молоком. Девушка улыбнулась – не зря она перед операцией окна помыла. Осторожно подняла голову. Почувствовав лёгкое головокружение, снова улыбнулась. Какая же это ерунда по сравнению с той первой операцией два года назад. Тогда она выплывала из наркоза, как из густого киселя, которым снова захлёбывалась, теряя ощущение реальности. В этот раз всё было гораздо лучше.
Но тут Лилька нахмурилась. Откуда-то из глубин памяти всплыл то ли сон, то ли бред – она плачет и говорит:
- Мне больно.
А где-то над головой холодный женский голос:
- Ты врёшь.
И снова беспамятство долгое, тягучее, как дорожный вар. Только вар должен быть горячим, чтобы тянуться, а беспамятство холодное. Замерзают руки и ноги. И снова тот же голос, теперь встревоженный:
- Жаловаться будете?
- Всё закончилось? – спрашивает Лиля.
- Да.
- Не буду, всё нормально.
Девушка точно знает, что раз всё закончилось, то жаловаться она не будет. Нет смысла.
Лиля закрыла глаза, осознавая, что это не сон и не бред. Но когда это было? Кому принадлежал тот голос? Что произошло?
Тут дверь в палату открылась и вошла тётя Надя. Домашний халат, тапочки, хвостик на затылке цвета пыли из-за ранней седины. Кажется ей всего тридцать шесть.
- Лилечка, очнулась, - шёпотом обрадовалась женщина: - Пить, наверное, хочешь? Сейчас чайку согрею.
Пить действительно после наркоза очень хотелось.
- Спасибо тётя Надя, - так же тихо ответила Лиля. На соседней кровати спала Анечка
Тётя Надя была мамой Анечки, а не тётей Лили, но они неожиданно подружились буквально за день до операции. Худенькая, замотанная женщина отнеслась к Лиле, как к родной.
- У меня печенье осталось, почаёвничаем, пока Анечка спит, - Лиля снова легла и дотянулась до тумбочки, достала печенье.
Тётя Надя набрала воды в литровую банку, воткнула кипятильник, включила в розетку и повернулась к Лиле.
- Я чего спросить-то хотела. Анестезиолог к тебе зачем приходила? Что-то пошло не так?
Лиля замерла от осознания, аж мурашки по спине побежали.
- Кажется, я очнулась на операции, - едва слышно прошептала она.
- Не посчитали дозу наркоза, - сжала губы тётя Надя, - боялись, что жаловаться будешь.
- Не буду, - отвергла Лиля, - ни дня не задержусь в больнице, я жить хочу, а не нервы пустяками мотать.
Тётя Надя покачала головой, не считала такое обращение с больными пустяками, но согласилась с девушкой, там за больничными стенами – жизнь.
- Анечке не говори ничего, - попросила она.
- Конечно, не скажу.
Понимала она эту хрупкую женщину. Женщина чуть не лишилась единственной дочери. Может быть, и седина появилась после аварии.
Вчера Лиля сама пришла на операцию – вытаскивать железный штырь из ноги. И так промедлила два года, обычно его вытаскивают через год. Хотела попасть к доктору, который собрал её по запчастям после аварии. Красавец мужчина похожий на пирата: темнокож, темноволос, сероглаз. Она была влюблена в него всё время, пока лежала в больнице, чем пугала доктора неимоверно. А Лилю пугливость пирата веселила, потому что ничегошеньки ей от него не было нужно.
Но Владимир Александрович этой осенью взял отпуск, так что её встретил другой доктор. Лиля с удовольствием отметила, что и этот доктор хорош собой. Пшеничные волосы, синие глаза, как раз в её вкусе. Жаль, что у неё шансов не будет даже глазки ему построить. Женат, судя по кольцу. Да и она для него только пациентка.
- Лиля, встань, пожалуйста, пройдись, - попросил доктор, подняв голову от бумаг с анализами.
Девушка не ожидала, что доктор выйдет за пределы официальных фраз. Растерялась, но улыбнулась и просьбу выполнила. Плавно поднялась со стула и прошлась по кабинету, строго контролируя длину шагов, стараясь ставить ступни «ёлочкой», чуть вытягивая левую ногу, чтобы не была заметна хромота. Такая походка давно вошла в привычку, но сейчас было важно не сбиться. Хотелось показать, что она ничуть не хуже девушек, которые никогда не ломали ног.
- Я хочу тебя положить в двушку к одной девочке.
Михаил Васильевич пристально рассматривал новую пациентку. Можно сказать, любовался ей. Только не так, как обычные мужчины. Так любуется гончар – прекрасным кувшином, сапожник – готовой парой сапог, швея – хорошо сшитым платьем.
- У неё такие же травмы, как у тебя два года назад. Хочу, чтобы на тебя посмотрела.
Лиля поняла доктора ещё до того, как он договорил. Она не знала, есть ли в больнице психолог, но уже не впервые поднимала дух изломанным пациентам. Ей это нравилось ещё тогда, в шестнадцать. И сейчас должно получиться.
- Пусть смотрит, - Лиля остановилась напротив красивого доктора и кокетливо поправила прядь волос. И он чуть ей не улыбнулся. Она была готова поклясться, что ему мешает только врачебный кодекс.
Но, когда Лиля вошла в палату и увидела лежащую на вытяжке бритую девчонку с неживым бледным лицом, уверенность улетучилась, как дыхание со стекла. Но нельзя было отступить. Не хотелось обманывать надежды красивого доктора. Да и, что скрывать, Лиля ощутила в девочке вызов от смерти. Лиля когда-то точно так же валялась, привязанная к гире, и изо всех сил выкарабкивалась из холодных лап. Девушка решила, что не отдаст лысую девочку без боя. Вернёт в её глаза жизнь, во что бы то ни стало. И срок у неё – дня три, больше она здесь не задержится.
- Привет, меня Лиля зовут, - улыбнулась девушка и заметила худенькую женщину рядом с соседкой по палате.
Женщина поднялась со стула, стиснула руки на груди и с надеждой посмотрела на Лильку.
- Здравствуй, Лилечка, меня тётей Надей зови, а это – Анечка, дочка моя.
Анечка между тем лежала, как кукла. Смотрела на Лилю без выражения, будто и не находилась здесь.
- Здравствуй Анечка, а сколько тебе лет? – Лиля попробовала обратиться к самой девочке. Но ответила снова мама:
- Семнадцать.
- Ну надо же, мне шестнадцать было, когда я первый раз сюда загремела, - Лиля подмигнула девчонке, будто не заметила её молчания и принялась раскладывать вещи.
- А что у тебя было? – тётя Надя интересовалась соседкой по палате больше Ани.
- Доктор сказал, то же самое, что у Анечки, - Лиля не обернулась, лишь старалась сделать тон легкомысленным: - Ушиб головного мозга, таз всмятку, бедро вдребезги. Собрали по кусочкам, прикрутили к штырю. Вот теперь надо вытащить. Хватит ходить с железякой.
Проверила все ли вещи расставлены по местам, поставила принесённые костыли в угол, убрала сумку на подоконник за занавеску и повернулась к соседкам. Анечка повернула голову в её сторону. Первый хороший знак.
- Представляете, - засмеялась Лиля: - оказывается, мне должны были через два месяца вытащить проволоку, которой кости к штырю прикручивали и забыли. Так что теперь я навсегда останусь с этой проволокой в ноге.
- Как это? – недоверчиво спросила тётя Надя.
- Ну, так, - развела Лиля руками, - нам не сказали, а мы сами не знали, что надо напомнить. Но это не страшно. Думаю, что не каждая девушка имеет такой «секрет внутри».
Лиля рассмеялась. Соседки по палате ошарашено смотрели на девушку. Кажется, не понимали, как можно так шутить.
А потом Лиля носилась по палате и наводила порядок. Вымыла окна, пол. Тётя Надя порывалась помогать, но Лиля не позволила. Попросила только поплескать ей в туалете, чтобы смыть пот. Не могла же она на операцию идти потной. И всё это время Анечка не сводила с неё глаз. Кажется, даже не спала в тихий час. И Лилька, понимая, как это важно, выкладывалась по полной. Вытягивалась стрункой на большом больничном окне, чтобы достать до самых верхних стёклышек, ловко спрыгивала с подоконника, помогая себе лишь одной рукой, пол мыла без швабры, демонстрируя пронырливость и хорошую растяжку. А ещё почти без перерыва болтала, рассказывала смешные случаи, меняла голос, изображала кого-то.
Лиля знала, что со стороны выглядит смешливым ребёнком, что устроил весёлый переполох в палате взрослой девушки, которая готовилась к смерти. Но чувствовала наоборот, что ребёнок умирает, а она, взрослая девушка уже пережила такое. Понимала не умом, скорее интуитивно, как нужно себя вести.
Когда мыла окно, на фрамунгу со стороны улицы сел голубь. Лилька замерла. Какой наглец. Голодный что ли? Может покормить?
- Гони его, птица в комнате к смерти. - Замахала руками тётя Надя, побелев, как потолок. Аня смотрела с интересом. Наверное, ей тоже хотелось покормить птицу, совсем, как Лильке. Только, когда Лилька повернулась к стеклу, голубь уже улетел.
Лиля задумчиво смотрела на окно. Неужели действительно птица в комнате к смерти? Не знала она об этой примете. Но прекрасно понимала Анечку, которая с такой жадностью смотрела на птицу. Когда прикован к кровати, когда не можешь даже ходить, птицы, которые могут летать, невольно притягивают к себе внимание. Ощущение воли, возможность полёта, сладкое и недоступное движение, чем недоступнее, тем слаще.
Так что Лилька быстро постаралась переключить внимание. Доказать, что всё ещё будет. Пусть не полёты, но ходить, бегать, прыгать, танцевать можно даже после таких переломов.
К вечеру Аня заговорила:
- А сейчас сколько тебе лет?
- Восемнадцать, - Лиля снова улыбнулась. Ей так хотелось поделиться радостью жизни, заразить ею девочку с мёртвыми глазами.
- То есть на год старше меня? – удивилась Анечка.
- Да и ты будешь через год так же носиться, как я сейчас.
Аня снова замолчала. Не поверила.
- Лилечка, может чаю? – Тётя Надя поспешила подхватить разговор, словно падающую дочь.
- Конечно, я жрать хочу, как удав, - призналась Лиля басом, скорчив зверскую физиономию.
Ну, хотя бы тётя Надя улыбается её шуткам. Робко, несмело, будто разучилась это делать.
Вечером утомлённая Анечка задремала. Не менее утомлённая Лиля тоже растянулась на кровати и разговорилась с тётей Надей. Та после обхода составила стулья на ночь, постелила на них пальто, под голову положила сумку. Приготовила себе спальное место. Они приехали в город из далёкой деревушки, чтобы Аня поступила в институт. И она поступила, умница, но тут эта авария. Что будет дальше, тётя Надя не знала. Отчислят из института?
- Подавайте на академический отпуск, причина уважительная.
Лиля ободрила потерянную женщину. Похоже, та решила, что с дочерью потеряет всё. Мужа у неё не было. Лиля не спросила, где отец Ани. Постеснялась. Не её это дело.
- Тётя Надя, только постарайтесь не жалеть Аню. Будет очень трудно. Иногда сквозь пот, кровь и слёзы, но иначе она не встанет на ноги.
- Твоя мама тоже не жалела тебя? Почему не пришла с тобой? – тётя Надя поджала губы. Обиделась. Лиля заговорила тихо, ласково, успокаивая измученную женщину:
- Сегодня мама работает, завтра придёт, встретит с операции. Я запретила ей приходить сегодня. Она же больше меня волнуется. И я начну психовать, а мне это сейчас не нужно.
Девушка немного помолчала. Казалось важным повторить то, что сказала ранее. Тётя Надя так волнуется за дочку, что готова всё за неё делать. Но на ноги Аня должна встать сама, никто на свете этого за неё не сделает. Так что ещё раз о жалости:
- Любая мама жалеет своего ребёнка. Но нам попалась хорошая доктор в реабилитационном комплексе, которая родителям сказала жёстко: «будете жалеть, она на всю жизнь хромой калекой останется». Я тоже слышала, и меня это проняло до печёнок. Потому и говорю, что работать над собой придётся через пот, слёзы и сбитые в кровь ноги.
- И ты тоже плакала? А с виду у тебя всё так легко. – вдруг в разговор снова вступила Аня. Лиля с тётей Надей и не заметили, что та проснулась.
- Конечно плакала, - усмехнулась Лилька, - ещё как. Ревела белугой, сопли на кулак мотала. А потом снова вставала и шла. Правда маме старалась не показывать. А вот перед отцом один раз в обморок грохнулась, когда на костыли встала.
Лиля снова украдкой улыбалась. Зацепила она девочку. Тётя Надя поджала губы, совсем как тогда, когда говорили о Лилькиной маме. Девушка заметила невольный вопрос об отце и не дала его задать:
- Но знаешь, Ань, если бы не авария, я бы так и не узнала, что такая упрямая. На что способна.
Они помолчали. Тётя Надя на этот раз не вмешивалась. Лильке не пришлось говорить, что отца у неё больше нет, сейчас ведь речь не об этом.
- А что было самым сложным? – снова молчание нарушила Аня.
Лилька растерялась. Быстро же Аня созрела для перемен. После её смертельного вида утром такие вопросы, говорящие о поставленной цели, о подготовке к трудностям, удивляли.
- Наверное, побеждать себя каждый день. Вставать и идти, когда ноги дрожат, когда плачешь от бессилия, а ноги с непривычки в кровавых мозолях. И это не подвиг, медаль не дадут. В лучшем случае, наградой будет, если никто не заметит, что ты хромая, что чем-то отличаешься от других.
Лиля понимала, что это банально, но ничего другого захватывающего, нового сообщить не могла. Да и со временем эти ежедневные преодоления сливаются в одно, как белый шум. А вот так, чтобы ярко и болезненно что-то одно… Наверное то, что она никому не расскажет. Слишком больно.
- Ты красивая, наверно, парни заглядываются, - Аня между тем продолжала гнуть свою линию.
- Да сразу начали, ещё на костылях, - Лилька не выдержала серьёзного вида: - Было смешно. Они ко мне, я костыли в руки, а они тут же в бега, только пятки сверкают.
Тётя Надя с ужасом смотрела на странную девочку. Ей показалось, что сейчас дочка совсем падёт духом.
- Так что, Ань, ещё придётся терпеть моральных уродов, которые считают таких как мы убогими калеками. В глаза вроде пожалеют, а за глаза обязательно гадость скажут. – Лилька пыталась предупредить и об этом. Пусть такие нечасто встречаются, чаще люди жалостливы, но не заметить фальшь трудно. Надо и это выдержать:
- Понимаешь, чем труднее ты себе достанешься, тем больше будешь себя ценить. А злые языки порой сами ни на что не способны.
- На меня теперь у нас в деревне ни один не посмотрит. – девчушка ушла на новый вираж саможалости.
- Будешь ныть, конечно, не посмотрят и не только в деревне, но и тут в городе. Думаешь, кому-то нужна царевна-несмеяна? – Лилька нарочно надавила на больное.
Тётя Надя открыла было рот, чтобы окоротить девушку, но закрыла его ладонью.
- К тому же ты куда торопишься? Замуж поскорей?
- А ты нет? – огрызнулась Анечка.
- Нет, не тороплюсь. Хочу, чтобы муж меня уважал, чтобы было за что любить.
Не виснуть камнем на шее, а идти по жизни рядом.
Лилька сама не поняла, зачем высказала это почти незнакомой девчонке. Может быть потому, что они обе переломанные не только внешне, но и внутренне.
- Ты знаешь, что при переломе костей таза можно лишиться гимена, то есть перестать быть девственницей?
- Как это? – Аня даже побледнела, хотя куда уж больше.
- А так. У тебя переломаны кости таза, как и у меня. Как может устоять кожистая плёнка, прикрывающая вход в лоно?
- А ты как об этом узнала? – глаза Ани вспыхнули жгучим интересом.
- Прочитала.
Лиля не соврала. Она действительно много об этом читала. Правда, уже потом. Поймала понимающий взгляд тёти Нади.
- И что же делать? – Аня готова была расплакаться. Лилька подосадовала на себя. А ведь у них в деревне с этим делом всё ещё могло быть строго. Ей вот тоже попался мужчина старых правил, который обвинил во лжи.
- Вести себя с достоинством, - твёрдо сказала Лиля.
Аня задумалась.
Лилька догадывалась, что тётя Надя поняла больше, чем сказала девушка. Она не собиралась сознаваться, что мужчина был. Лилька уже совершеннолетняя, это её личное дело. Если бы не надо было вытащить Аню, ничего бы на эту тему Лиля не сказала. Но вдруг она поняла, что женщина не осуждает её. Во взгляде тёти Нади сквозило восхищение. Наверное, за то, что девушке так быстро удалось выдернуть дочку из депрессивного состояния.
Утром, на операцию Лилю провожали Аня с широко открытыми глазами и бледная, крестящаяся украдкой, тётя Надя.
Молоденький медбрат с каталкой стоял перед Лилькой и требовал занять транспортное средство. Та возлегла на каталку самостоятельно, прикрылась простынёй, как мраморная статуя на ремонте, потом достала руку из-под простыни и взмахнула ей.
- Космический груз к полёту готов. Поехали.
И медбрат вытолкал каталку в коридор, под песню:
«И снится нам не рокот космодрома
Не эта ледяная синева.
А снится нам трава, трава у дома
Зелёная, зелёная трава».*
- Ну ты даёшь, - хихикнул парень по дороге.
- Вообще-то я бы и сама дошла до операционной, незачем было эти покатушки устраивать, - ехидно возразила девушка.
- Так не положено самой. Думаешь, я к тебе в таксисты нанимался? – возмутился парень.
- Шеф, подождёшь? Я вроде недолго, - улыбнулась Лилька.
- Конечно, я повезу, ты весёлая, - не выдержал безымянный паренёк и улыбнулся.
- С меня четыре печеньки сверх счётчика, вроде остались, - отозвалась Лилька.
А потом было не до разговоров.
И вот сейчас Лилька не знала, ни кто её обратно из операционной отвозил, ни кто халат надевал. Она же на операции голая была, как и положено. Похоже, операция затянулась, поэтому девушка очнулась. И быть может, не последнюю роль в этом сыграла злополучная проволока, которую не вытащили вовремя. И всё-таки она не будет никому жаловаться. Доктор славно постарался.
Лиля украдкой отогнула полу халата и увидела повязку на бедре – небольшую, в ладонь всего, закреплённую по сторонам пластырями. Восхитительно маленький шов на фоне огромного, во всё бедро, который остался от первой операции. Правда старый уже порозовел и почти слился с оттенком кожи, а новенький ещё предстояло «довести до ума» после того, как подживёт. Сделать почти незаметным.
- Быстро ты после наркоза отошла, - послышался удивлённый голос Ани. Она проснулась после тихого часа: - Я до вечера спала.
- Меня в тот раз вообще в реанимацию отправили и родителей домой, а то бы они докторам все уши отгрызли, - отозвалась Лиля. Не могла она не улыбаться, вспоминая: - Моим сказали, чтобы не ждали, а потом втихаря вывезли в палату. Я очнулась, во рту аравийская пустыня. Родителей нет и только бабушка соседки, которая принялась меня из чайной ложки поить. Я думала, свихнусь.
Тётя Надя отвела взгляд. Лилька поняла: неудобно стало, что её мамы нет. Думает, что девушка заброшенная.
- А когда родители из дома вернулись, я уже мирно спала и до вечера и опять до утра. Мама, наверное, скоро приедет.
Только тут Лиля вскинула руки к голове и ужаснулась. Коса, заплетённая перед операцией, почти расплелась, резинка потерялась, волосы спутались. Надо срочно что-то с этим делать. Лиля достала расчёску из тумбочки и принялась расплетать остатки косы, пальцами разводить волосы на пряди, чтобы легче было расчёсывать.
Конечно, возможно у Анечки всё будет не так легко, как у неё. Лиля так и не сказала бритой девочке, что ей самой тогда волосы сохранили. И хотя они колтуном скатывались на затылке в долгое время беспамятства, хотя ухаживать за ними было неимоверно сложно, а ещё появились стрессовые седые волоски, они сохранили Лилькину косу даже тогда.
Так что Лилька сознательно умолчала о волосах, не желая травмировать девчонку. Значит, всё-таки подключала к чувствам голову, когда вытаскивала Анечку из депрессии.
И тут раздался стук в дверь. Сердце Лильки подпрыгнуло, наконец-то! Никому бы не призналась, как она ждала маму.
- Заходите! – дружно в три голоса ответили обитательницы палаты.
Дверь открылась и первым делом девчонки увидели огромный букет белых роз. Только потом молодого человека за ним. Глаза от удивления распахнулись у всех троих. Молодой человек никому не был знаком. Судя по форме – матрос. Неужели ошибся гаванью?
- Здравствуйте, я Лилю ищу, я Эдик, - парень переводил взгляд с бритой Ани на простоволосую Лилю и не решался шагнуть дальше.
- Эдик, так ты уже дембельнулся? – живо отозвалась Лилька, взмахивая позабытой расчёской.
- Да. Мне вчера твоя мама сказала, что ты в больнице и я решил тебя найти. Возьми, это тебе, - парень шагнул к кровати Лильки и протянул букет.
- Тётя Надя, налейте, пожалуйста, воды, - обернулась девушка к соседям по палате, выронила расчёску, прижала одной рукой к себе букет и нашарила на тумбочке собственную литровую банку.
- Да, конечно-конечно, Лилечка, - засуетилась женщина, торопливо подбегая, и исчезла в туалете. На ошеломлённую Аню приятно было посмотреть. Она, похоже, до сих пор не верила, что у переломанной калеки может быть парень. Да ещё такой статный.
Лилька не стала разочаровывать девчонку, что это не её парень. Сама залюбовалась молодым человеком: русые волосы, серые глаза, длинное лицо и изгиб аккуратных усиков. Форма Эдуарду шла неимоверно.
- Пойдем, прогуляемся по «Бродвею», - предложила она.
- Это куда? - удивился Эдик.
- В главный коридор, где кабинеты врачей. Дай, пожалуйста, костыли.
Лиля прекрасно понимала, как это звучит для парня. Но сейчас даже ради него не отказалась бы от костылей. Ходить могла без них, но при нагрузке на ногу мог разойтись свеженький шов.
Эдик шагнул широко, достал из угла костыли. Лицом не дрогнул от такой нетипичной ситуации. «Браво, морячок!» - мысленно одобрила Лиля. Мог он потом сбежать, как все остальные, но здесь и сейчас пусть Аня видит, что не все мужчины трусы, которые бегут от девушек с ломаными ногами и иными физическими недостатками.
Пока шли по коридору, Лилька вспоминала, как Эдуард появился в её жизни. Подружка Таня решила найти друзей и напечатала объявление в газете. Её забросали письмами, на которые та не успевала отвечать. Вот и отдала три из них Лильке. Одно из них написал Эдуард.
И он обрадовался, что Лиля ему ответила, хотя она честно написала, что пишет ему не девушка из объявления. Казалось, что между ними протянулась какая-то ниточка. Письма были длинными, подробными. Эдуард писал о службе, о внутренних переживаниях. Лилька же старалась, чтобы её письма веселили паренька. О смешных случаях в своей жизни, которые умела подмечать, о подружках, и о Тане, к которой Эдуард остался равнодушен. Только в последнем письме она написала, чтобы парень не обольщался, пишет ему хромая девица, совсем не красавица. Ничего серьёзного от их отношений не ждёт. И вот сейчас никто из них не знал, как начать разговор. Куда-то девалась вся весёлость и счастье, которым Лилька фонтанировала перед Аней.
Лиля остановилась у окна, отставила костыли и посмотрела во двор. Вид оказался не самым лучшим. Контейнеры помойки и одинокий рыжий кленок рядом с ними. Неужели это знак? Что всё вот так будет выглядеть в общении в Эдуардом. Одиночество и помойка в душе.
- Спасибо за цветы, - победила вежливость. Надо же было хоть с чего-то начать.
- Пожалуйста. Ты здесь надолго? Это серьёзно?
- Не знаю, дня три, может неделя. Операция плановая, вытащили из меня железку, которую два года назад поставили. А ты… - Лиля взглянула в отражение на стекле, - ко мне вернулся?
- Конечно к тебе. - Решительно кивнул парень.
- Не испугался, что со мной трудно будет? – насмешливо вскинула бровь.
- Я получил твоё последнее письмо. Лиля, мне всё равно, что ты хромаешь.
- А тебя не смущает, что я не готова к серьёзным отношениям? Мне предстоит период восстановления. Я пока на инвалидности.
- Не смущает.
Парень шагнул к девушке, хотел поцеловать. Но тут Лиля достала из кармана халата расчёску.
- Тогда расчеши меня. Я так и не успела после операции.
Она не улыбалась. Эдуард и не подозревал, что это испытание очень важное для девушки. И многое в их отношениях зависит от того, как именно он будет её расчёсывать.
Лиля снова отвернулась к окну. Эдуард осторожно подошёл к делу. Грамотно начал с кончиков волос, будто регулярно расчёсывал длинные волосы. А ведь у него не было младшей сестры, он бы написал об этом. Лиля наслаждалась прикосновениями рук и решила, что этот человек не причинит ей боли. С ним можно иметь дело. И терпения ему хватит, чтобы дождаться, пока она будет готова к чему-то большему, чем разговоры по душам.
- Лиля! – возглас заставил обернуться молодых людей.
- Мама, - обрадовалась девушка.
Женщина около сорока лет, неброско, но со вкусом одетая, замерла в удивлении. В руках пакет с фруктами, на лице удивление.
- Ты уже на ногах? Как прошла операция? – Мама осторожно обняла дочь, поцеловала, отстранилась, оглядела с головы до ног.
- Да, мам, на этот раз меня быстро выгнали из операционной, - засмеялась Лиля: - Кстати, знакомься, это Эдуард. Помнишь, я тебе рассказывала, что переписываюсь с моряком?
- Помню, здравствуйте, Эдуард. Меня зовут Людмила Валентиновна, - мама протянула ладонь. Морячок неожиданно склонился и поцеловал ей руку.
- Людмила Валентиновна, у вас потрясающая красавица-дочь, вся в маму.
Лилька сдержала смех. Ну всё, парень навсегда потряс маму. Умеет произвести впечатление. И на маму и на Аню с тётей Надей, да и на саму Лильку, чего уж там. И получается это у него не натужно, пафосно и фальшиво, как у многих, кто играет девичью мечту, а естественно, будто и правда каждый день целует ручки и говорит комплименты. До аварии Лилька бы поверила в такого парня мечты. Сейчас что-то мешало. Но не восхититься этой естественностью не могла.
- Ладно, поговорите, я пойду фрукты в палату отнесу, с соседкой твоей познакомлюсь. – Мама решила деликатно удалиться, чтобы не мешать дочери и молодому человеку.
- Мам, соседку Аня зовут, ей семнадцать и у неё те же проблемы, что у меня были. С ней мама – тётя Надя. Если что спросит, расскажи без утайки. А то Аня крылышки повесила. Жить не хотела. Но не ляпни им, что мне волосы не сбривали, - напутствовала Лилька. В этот момент ей казалось важнее сказать об этом маме, чтобы та не испортила то, что сделала Лилька, чем думать о том, какое впечатление произведёт на Эдика.
Мама ушла, а парень подошёл ближе, провёл рукой по волосам, хотя всё ещё держал расчёску, обнял.
- Значит, Аня жить не хотела? – Эдуард рассматривал девушку непонятным взглядом. Будто измерял.
- Ага, вчера я такой кордебалет в палате устроила из-за неё, танцы с приседанцами, - засмеялась Лилька: - так что к вечеру захотела.
Парень потянулся к смеющимся губам, но Лилька увернулась и вдруг прильнула к нему, положила голову на грудь. Не нашла как иначе не дать себя поцеловать и не оттолкнуть. Рано им целоваться, пусть сначала родным станет.
Эдик снова погладил волосы.
- Смеёшься, а сама такая хрупкая, - тихо сказал он: - я бы хотел тебя защитить.
У Лильки чуть не выступили слёзы на глазах. Как он догадался? Ведь смеётся она не потому что смешно. Иногда и больно и страшно и горько, а смех – это защита. Защита и от косых взглядов на калеку и от уныния и от смерти. Она так и не нашлась, что ему ответить, в горле застрял какой-то комок. Мешал шутить, мешал говорить.
И сердце у него стучало часто-часто. То ли от волнения, то ли от возбуждения. Последняя мысль привела её в чувства. Парень отслужит три года в морфлоте, сейчас, наверное, любит всё, что движется, даже девушку на костылях. Но пошутить над этим она не смогла. Потому что слишком многое из несказанного он понял. А физиология… от неё никуда не деться. Мужчины так устроены. В конце концов, он же не предлагает сразу в койку прыгать.
- Пойду я, тебе, наверное, с мамой поговорить хочется. - Эдик поцеловал её в макушку и отдал расчёску.
- Телефон у тебя есть, позвонишь. Меня скоро выпишут и встретимся. – Лилька уже снова улыбалась.
Лиля вошла в палату тихо, несмотря на то, что костыли мешали. И застала там разговор мамы с тётей Надей:
- Представляете, иду мимо кабинетов, стоят у окна и он ей волосы расчёсывает, я и обалдела, - делилась мама недавним.
- Ой, а у нас говорят, что так приворожку делают, - поделилась тётя Надя, - если парень девушке волосы расчешет, то намертво влюбится, жить без неё не сможет.
- А вот и посмотрим, как он намертво влюбится, – прервала Лиля задушевный разговор. – Замуж я пока не собираюсь.
- Так ты знала? Ты это специально? – Не выдержала Аня. Глаза у неё стали большими. Красивые, кстати, глаза – отметила Лилька.
- Да какое там специально? Я причесаться не успела, сама же видела, - отмахнулась Лилька.
***
- Ну что, выписываемся? - Михаил Васильевич зашёл в палату и улыбнулся Лильке. Теперь можно, она почти перестала быть его пациенткой.
- Урааа!!! – Лилька была готова запрыгать на кровати. Так ей хотелось быстрее сбежать из больницы. Туда, где бурлила жизнь.
- А у тебя, Анечка, за эту неделю процесс заживления пошёл быстрее. Скоро будешь бегать, как Лиля.
- Ещё не скоро, но буду, - отозвалась Аня и поправила разноцветный платочек на голове скрывающий тёмную щетинку волос.
- Отлично выглядишь, - восхитился доктор.
- Михаил Васильевич, - Лилька хитро улыбнулась: - а подарите мне штырь из моей ноги.
- Зачем тебе? Он же не золотой, титановый, – удивился доктор.
- На память.
- Вообще-то не положено, но зайди после обхода.
Вскоре Лилька собралась к доктору. Причесалась, тронула губы помадой, надела юбку с кофтой, без сожаления рассталась с больничным халатом и костылями.
Тётя Надя испуганно смотрела на то, как девушка впервые после операции идёт без опоры.
- Не боишься? – тётя Надя выскользнула следом за Лилей в коридор.
- Никогда не боялась. А шов уже не разойдётся, почти зажил. Но я буду осторожна, - улыбнулась Лиля.
- Спасибо тебе за Анечку. Она плакала ночами и не хотела жить. Когда я увидела голубя на окне, так испугалась. Боялась, что за Анечкой Смерть прилетела…
- Да он, наверное, просто голодный был, - пыталась утешить Лилька женщину. Но та даже не слушала:
- Это я попросила доктора сделать что-нибудь. А он даже ничего не обещал. Но, когда ты вошла в палату, у меня впервые надежда появилась. Тебе удалось так быстро заразить Анечку желанием жить, что она пошла на поправку.
- Это хорошо. Вы ведь любите свою дочь? – Лиля перестала улыбаться.
- Очень.
- Тогда запомните, что любовь и жалость – разные вещи. Сейчас вам придётся любить её настолько, что жалости иногда места не будет. Я сама очень хотела ходить, сама себя заставляла всё делать, ваша дочь может ещё не раз повесить нос. И тогда пусть лучше злится, чем тихо жалеет себя в уголке. Не давайте ей покоя, пока не выложится по полной. Хотя, выглядеть это будет жестоко.
- Я попробую, - согласилась тётя Надя.
Лиля вздохнула, сомневаясь, что у женщины хватит на это сил. Но понимала, что пути их разойдутся, не сможет она видеть дальнейшую жизнь Анечки и тёти Нади. Здесь и сейчас Лилька сделала для них всё возможное.
- Войдите, - отозвался доктор на стук.
Лиля вошла и закрыла дверь. Остановилась посреди кабинета, не решаясь прерывать доктора, который что-то писал. Михаил Васильевич оторвался от писанины, посмотрел на пациентку и отразил её улыбку.
- Ты молодчина, Лиля. Когда видишь таких, как ты, понимаешь, что не зря работаешь хирургом.
- Владимиру Александровичу привет передавайте, как из отпуска вернётся. Вы оба работаете не зря.
- Обязательно передам, - доктор достал из ящика стола металлический штырь длинной около сорока сантиметров. Положил его перед собой: - Возьми, как я и обещал – твой титановый штырь.
Лиля взяла медицинское приспособление в руки. Надо же, два года был с ней, а вот увидеть пришлось впервые. Согнутый из полоски титана почти вдвое, полый изнутри, он больше двух лет держал её тогда, когда было особенно трудно. А теперь больше не держит. Хотя Лиля всё равно чувствовала, что внутри есть стержень. Как знать, может быть и титановый.
***
Прогулка по осеннему парку была яркой, наполненной ароматами и вкусами. Лилька в чёрном плаще, с алым платком на шее, сплела на голову венок из кленовых листьев. Она подпрыгивала, взмахивала руками, кружилась и постоянно говорила весёлые глупости, чтобы Эдику было не скучно. Парень, почти не переставая, смеялся над её словами, постоянно меняющимся лицом и интонациями.
- Правда, же я похожа на огонь? – лукаво спросила Лилька: - чёрный плащ, как уголёшки, платок и венок, как пламя.
Эдик внезапно подхватил её на руки и закружил. Она только придерживала венок рукой, чтобы не упал и смеялась. Парень поставил её и хотел поцеловать, она снова увернулась.
- Ты похожа на маленькую кривляку. Постоянно дразнишься. – Дурашливо рассердился он: - Знаешь же, что давно хочу тебя поцеловать.
- Знаю, - на мгновение девушка стала серьёзной: – но не хочу мимоходом. Хочу, чтобы это было, как летать, чтобы запомнить. Чтобы холод и жар, чтобы после этого не жалко было умереть.
- Как это умереть? – Эдик замер в недоумении.
- Никто умирать не собирается, - засмеялась Лилька, - наоборот хочу полной жизни и самых сильных чувств, ярких ощущений. Не хочу получувств, полумер, прокисшего вина.
- Какой же ты ещё ребёнок, - покачал головой Эдуард: - Несерьёзная, легкомысленная…
Лилька лукаво усмехнулась:
- Погоди, придёт время и стану я серьёзной, ответственной и скучной, как энциклопедия. И ты будешь вспоминать меня вот такую. Скучать об этой лёгкости и веселье.
Вскоре двое оказались на старой полуразрушенной башне. Винтовая лестница вела в самое небо, стены, когда-то окружавшие её, сверху обвалились. На самой верхней ступеньке стояла Лилька и опять смеялась.
Эдик смотрел ей в глаза и понимал, что вот теперь она не отстраниться и не отступит – некуда. Сама его сюда затащила, знала на что идёт, готова. И она смотрела в его лицо, в лучистые серые глаза и на усики. Не закрыла глаз, даже когда их губы встретились. Она действительно пила жизнь большими глотками, не хотела упустить ни секунды, хотела видеть его лицо даже в этот момент.
И в то же время, не позволила поцелую затянуться, не хотела монотонности. То быстро облизывала губы Эда, то касалась языка, то снова смыкала губы, не позволяя проникнуть за преграду. То жадно ловила одну из губ, а потом чуть прикусывала его настойчивый язык. Постепенно он усмирял её, затягивая каждое соприкосновение, и изо всех сил держал в объятиях, будто боялся потерять.
Он не понимал, почему Лилька опять смеётся, а она видела один огромный серый глаз, который оплывал и подрагивал ресницами, потому что было хорошо.
Запрокинув голову, она самозабвенно окуналась в поцелуй, доверялась, растворялась в осени без остатка. Венок слетел с головы и упал к подножию башни, волосы разметались по плечам.
- Как же я тебя хочу, - почти простонал парень, прерываясь на миг. И ощутил, что руки Лильки опустились, лицо замерло, и сама она поникла.
«Вот и всё – подумала девушка, - а теперь в койку». Ощущение, что летела и со всего размаха об землю. Как упавший венок. Лиля посмотрела вниз. Венок стало жалко до слёз. Вспомнился почему-то голубь на окне. Тётя Надя сказала, что к смерти. Может быть, мы умираем гораздо чаще, чем кажется? Только голубь не залетел, нечего ему было ловить в палате.
- Прости, я ничего не сделаю без твоего желания, никогда.
Парень изо всех сил держал её, ощущая, что Лилька погасла. Будто он потерял что-то важное. Только что горела и жила, а теперь, как мёртвая. Она не сказала «нет» и, наверное, даже сопротивляться не будет, но радость оборвалась.
- Я не готова, - тихо ответила она.
- Понимаю, - ему действительно казалось, что понимает: авария, переломы, а может быть, и опыта нет.
Девушка горько усмехнулась, угадывая ход его мыслей. Без опыта было бы проще. Не так страшно и больно. Не так жалко.
- Эдь, я правда не могу вот так сразу, - она будто извинялась.
- И не надо, - решительно прервал парень, - что ж ты из меня чудовище делаешь? Думаешь, силой возьму?
Лилька посмотрела ему в глаза.
- Не думаю. Просто не торопи меня.
И вроде бы вечер закончился хорошо. Они ещё раз целовались. А потом Эдик пропал.
Лилька сделалась задумчива, серьёзна.
- Страдаешь из-за Эдуарда? – мама понимающе погладила дочь по голове.
- Не знаю, мам, кажется, я так и не успела его полюбить, хотя с ним было здорово.
- А мне он понравился, такой обходительный молодой человек, - расстроено призналась мама.
- Он произвёл на тебя неизгладимое впечатление, - улыбнулась Лиля.
Она честно пыталась разобраться в своих чувствах. Ей было здорово с Эдиком, легко, радостно, но она не успела к нему привыкнуть, чтобы ощущать острую нехватку. Парень исчез так же внезапно, как и появился. Лилька была благодарна и за розы в больнице и за ту незабываемую прогулку, но не печалилась его исчезновением.
Если бы она уступила… наверное, исчезновение стало бы болезненным. Всё-таки не зря она не торопилась, не бросилась в его объятия с ходу. А ведь почти поддалась. Казалось, что он такой любящий, такой понимающий. Понял, что смех и кривляния – только маска, а внутри и страшно и больно. Защиту предлагал. Какая же девушка от этого откажется?
Но она его понимала. Парню после армии нужна девушка, которая готова к интимным отношениям. Всё-таки не хватило ему терпения подождать. Хотя волосы причёсывал терпеливо. Маме она не стала говорить, что Эдик исчез, потому что Лиля не отозвалась на его желание. Зачем разрушать светлый образ?
- Значит, не получилась тёти Надина приворожка, - заключила мама: - не влюбился Эдик намертво. И жить без тебя может. Хоть и расчёсывал волосы.
- Не судьба, - засмеялась Лилька и обняла маму: - пусть ему будет хорошо без меня.
Он ведь мог просто её пожалеть. Не повиснуть же теперь на парне мёртвым грузом. Не нужна ей жалость.
Иногда Лильке хотелось вернуться назад. И плакать на груди того, первого мужчины, что сделал так больно. Плакать о своей несчастной судьбе и неспособности любить. Но ведь она вырвала его из сердца, сожгла воспоминания и даже пепел о них затоптала. Надо вести себя с достоинством. Насколько хватит сил.
***
Эдик появился через год и опять пропал. Лилька уже забыла о нём. Однажды вернулась домой, а мама вся прямо светится.
- Мам, что случилось? – спросила Лилька.
- Ничего, - ответила Людмила Валентиновна.
Тогда Лилька решила просто подождать. Наконец, мама не выдержала:
- А может быть и не ошиблась тётя Надя.
- Какая тётя Надя? – удивилась Лилька.
- Эдика помнишь? Как он тебе в больнице волосы расчёсывал. Тогда ещё мама твоей соседки по палате сказала, что это приворожка, парень влюбится намертво, жить без тебя не сможет. Он вернулся.
- Звонил? – улыбнулась Лилька.
- Да, и я не удержалась, дала твой рабочий телефон, - покаянно призналась мама.
- Ты всегда питала к нему слабость.
- Это да, он мне больше всех твоих поклонников нравится.
Лиля улыбнулась и подумала: Мама действительно считает всех парней, с которыми общается дочь, поклонниками, хотя далеко не всегда это так. Не назовёшь же поклонником того доктора, который просил вытащить из депрессии Аню в больнице и потом благодарил, даже восхищался Лилькой. Или мальчишку-дворника, с которым девушка здоровается или охранника на работе, с которым она останавливается поболтать.
***
Они встретились, как едва знакомые люди, на улице. Длинное пальто на нём, короткая шубка из искусственного меха на ней. Лёгкий снег припорошил округу, морозец разогнал лишних людей с улиц, зима вынуждала сидеть дома в тепле.
- Рада тебя видеть, - Лилька улыбнулась открыто, будто всегда его ждала.
- Я тоже очень рад. Ты ещё больше похорошела.
Эдуард потянулся к её шарфу и снял с волос, словно вспоминая ощущения. И Лилька не противилась, замерла, словно мечтала об этом прикосновении.
Оба изменились. Стали взрослее, серьёзнее. Лилька больше не танцевала на месте, как живой огонёк, а он не стал целовать её сразу. Хотя интерес в глазах был, как в первую встречу.
Лилька не хотела спрашивать: куда он так внезапно исчез, где был и с кем. Эдуард тоже не спросил: ждала ли она его, была ли верна.
- Пошли, посидим в кафе, - предложил Эдуард.
Лилька кивнула. Лёгкий снег, прикрывал опасный для девушки лёд. И она впервые взяла мужчину под руку. Шли по парку и молчали.
Под размеренный скрип шагов Лилька думала, что не ждала, не была верна, но он и не просил. Сейчас одна, но готова ли к отношениям с этим почти чужим человеком? Перед ней оказался уже не тот красивый юноша, который принёс ей розы в больницу. Скорее мужчина. Взрослый, уверенный в себе. Что их связывает? Несколько воспоминаний из прошлого. И вдруг Лилька поскользнулась. Эдуард подхватил её в объятия.
- Помнишь, я обещал тебе защиту?
Он смотрел в лицо Лильки так, словно готов проломить насквозь, войти взглядом прямо в мозг, увидеть мысли и желания.
- Помню, - почти прошептала Лилька, ощущая, как сильно забилось сердце, не в силах отвести глаз от его губ.
И он поцеловал её. Властно, не принимая возражений, не учитывая смущения. И смущение растаяло снежинкой на руках. Лильку захватил поток ощущений, чувств, желаний.
- Нет, мы не будем это делать здесь, на снегу, - Эдуард остановился, и только тут Лилька обнаружила, что шубка расстёгнута, одежда в полном беспорядке, но ей ничуть не холодно. Она чуть не сгорела со стыда, от осознания, что едва не отдалась этому человеку прямо в парке. Начала судорожно приводить в порядок одежду.
- Ты соберёшь вещи и приедешь ко мне домой. Ты ведь выйдешь за меня замуж?
- Я? Не знаю, - растерялась Лилька.
- Поживём вместе, и узнаешь, - не смутился Эдуард.
- Я должна подумать, - Лилька не была готова к такому повороту событий.
Он тогда снова внезапно уехал в командировку. И Лилька честно думала над замужеством. Эдуард очень нравился маме, но сама Лилька не представляла, как будет жить с мужем, который гоняется по командировкам или своим мужским делам. Она хотела рядом по жизни, в одной упряжке, а не когда один на возу, второй тянет или вот так, отдельно. Потому что Эдуард не вернулся даже через год.
Волен, как голубь на окне. Тот самый из больницы. Не пускайте в комнату, вдруг и правда кто-то умрёт.
* Музыка – Владимир Мигуля. Текст – Анатолий Поперечный.
Исполняет группа «Земляне»
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215073100123
обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/07/31/123