Автор - Сержуня
Цветёт черёмуха к похолоданию…
19 244 зн.
1
Село уже проснулось. По далёким таёжным сопкам поплыл туман. Оранжевое солнце деловито выставило пол-ободка и вдруг засветило ярко, обещая тёплый майский день.
Галина и Нина проводили за околицу коров на вольный выпас.
- Галь, зайдём ко мне, чаю попьём, я уже пампушек напекла, - потягиваясь от утренней прохлады, позвала соседку Нина – невысокая, модно одетая для села женщина лет пятидесяти, коротко стриженая, светловолосая.
Галина знала, если Нина зовёт с утра чай пить – поговорить жаждет. Так и есть. Вопрос, видно, всю ночь мучил Нину:
- Слышала – Марьянка Меркулова в село вернулась? С ребёнком. Насовсем.
- Может в гости приехала к кому, а ты сразу – насовсем!
- К кому в гости? Кто у неё тут остался? Хорошо, что дом родительский не успела продать. Говорят, дом открыла, а окна на улицу не открывает. Ни с кем не разговаривает.
- А откуда ж кто узнал, что Марьянка приехала насовсем?
- Так зря не скажут. Деревня – она всё знает, - уверенно проговорила Нина.
Галина – ровесница Нины, но полная её противоположность – высокая, черноволосая, с аккуратно уложенной на голове девичьей косой. Спокойная. Рассудительная.
- Да ты чё, подруга, не веришь? Говорят, худа да черна, как ночь, Марьянка. Глаза заплаканы, в каком-то старушечьем платке…
- Так, наверное, работа, забота, ребёнок маленький. Пока к городской жизни приноровилась – устала больше, чем в деревне на хозяйстве, - попробовала оправдать Марьянку Галина. - Это ты, Нинка, счастливая - пахать в хозяйстве не надо. Невестка с сыном на лето приехали, в охотку всю работу делают. Вишь, в кроссовки обрядилась… невесткины што ли?
- Не-а. Мои. Сын подарил, - Нина забавно крутанулась и отставила ногу в кроссовке, - во как удобно! По ягоды и грибы в них ходить буду – лёгкие – красотень!
- Да, старший сын у тебя хороший и невестка работящая, даром, что городская. Уважительная. Со всеми здоровается, будто в деревне выросла.
- На невестку грех жаловаться – что правда, то правда, - подтвердила Нина и с гордостью добавила: Она ж учительница, ей положено уважительной быть. Сын у меня при хорошем деле. Ему нужна уважительная, культурная. Видела – на какой машине прикатили? Одна заковыка для меня – невестка рожать не хочет. Больше пяти лет живут, а детей не заводят. Сын говорит, что пока для себя живут. Дети – дело наживное.
- Как же – наживное… Как же без детей?
- Чего про моих-то речь вести, когда я тебя про Марьянку спрашиваю? – оборвала Нина Галину.
- Не люблю я в чужие жизни лезть, пересуды пересуживать.
- Дак и я не очень… Но за Марьянку душа болит – на глазах выросла… Говорят, её Васенька, кот мартовский, к городской крале переметнулся… Бросил Марьянку с ребёнком. А какая у них любовь была… Друг без друга жить не могли!
Галина молчала, а Нина тараторила:
- Вообще-то мне теперь некогда деревенские сплетни слушать. Семья прибавилась – сын, невестка, моих двое – муж любезный да младший – гений компьтерный… Всех кормить надо. Невестка всё умеет делать, только готовить не обучена. У них в городах всё с магазина, всё готовое – заливное, салаты, курица. Кофе пьют вместо чаю. Сын мне говорит: «Куплю тебе, мама, кофе-машину, она сама и кофе перемалывает, и в чашки наливает. Попробовала я их кофе – горькое. Чай лучше.
За разговорами подошли к дому. Семья и гости спали. Нина включила чайник, поставила на стол обещанные пампушки, конфеты в коробке.
- Сын привёз? – Галина повертела в руках небольшую красивую коробку, на которой красовалась женщина в шляпке на фоне моря и яхты, - присела к столу, – «Комильфо» - прочитала она незнакомое слово. - Это что же значит – ко-миль-фо?
- А кто его знает. Ниже, вишь, написано – крем-брюле. Ты попробуй! Вкусно! - Нина раскрыла коробку и показала конфеты – каждая шоколадная конфета лежала в отдельной ячейке, в гофрированном абажурчике.
- Такие конфеты есть страшно, береги для гостей, - Галина приблизила конфеты, понюхала, - вкусно!
- Сегодня ты моя гостья – угощайся!
- Как думаешь, Нин, весна такой и будет – тёплой да погожей?
- Нет. Примету не знаешь? Нынче черёмуха, как сумасшедшая цветёт. А цветёт она так рясно к похолоданию. Вторая половина весны холодной будет. Даже песня такая есть – Цветёт черёмуха к похолоданию, к похолоданию, ветрам неистовым… Дальше что-то не помню, давно не пела…
- Да, это, как в любви – сначала любят как сумасшедшие, потом отношения меняются, - задумчиво проговорила Галина, попивая глоточками чай из большой цветной кружки.
- Ага, а потом любовь замораживается, как рыба в холодильнике, - хозяйка кивнула на холодильник.
- Брррр, почему рыба-то?
- Так мне кажется. У тебя со своим не так же?
- Да что про нас говорить… Кстати, Нин, про черёмуху когда-то вычитала, что черёмуха у дома – талисман, оберег. Черёмуха идёт с человеком по жизни и в печали, и в радости, от болезней ограждает. Аура у неё исцеляющая.
- Про ауру буду знать теперь, - надкусывая сладкую конфету, проговорила Нина.
- Слушай, подруга, а давай к Вале Силантьевой заглянем. Она по соседству с Марьянкой. Кажется, её Гошку в армию забирают. Там и про Марьянку что-нибудь узнаем.
- Всё-то тебе про всех надо знать, - поджала губы Галина. – Хотя… я бы пошла. Может, Марьянке помощь нужна.
- А я что говорю, - обрадовалась Нина предложению подруги.
2
В то время как соседки пили чай с конфетами и разговаривали про Марьянку, та вышла на крылечко родительского дома и смотрела на поднимающееся солнце. Она, казалось, не видела его лимонно-оранжевых лучей, а когда отвела от солнца взгляд – мир оказался чёрным. Она сошла с крылечка и перебралась на скамейку под большой развесистый куст черёмухи.
Год с небольшим назад черёмуха цвела ещё гуще и пышнее. Длинные гроздья белых соцветий закрывали солнце. Листвы на черёмухе не было видно. Белоснежные кисти свисали чуть не до земли. Запах стоял такой же пряный, пьяный, как прошлой весной.
Парни украдкой ломали ветки, дарили девчонкам, хотя Марьянка не раз просила: «Не губите красавицу. Одна такая черёмуха на всю деревню».
Действительно, черёмуха приживалась не в каждом дворе. Отец рассказывал, что посадил черёмуху весной, когда Марьянке исполнился год.
Марьянка жила одна в доме, доставшемся от приёмных родителей, которых всегда считала родными. Привезли они её из города крохой. Многие в деревне гадали: «Зачем пожилым и бездетным Меркуловым такое малое дитё?» Супруги дали приёмной дочке свою фамилию, имя у девочки уже было. Оформили всё по закону. Со временем люди признали за Меркуловыми право называть приёмыша дочкой. Знали, что пара работящая, непьющая. Выросла Марьянка в красивую девушку, а на семнадцатом году похоронила любимых родителей одного за другим. Оплакивала долго. Потом жизнь взяла своё – выучилась на бухгалтера, осталась работать в родном селе.
Василий, их односельчанин, о котором упоминали соседки за утренним чаем, - давно стал городским жителем. После школы уехал в город, поступил в технологический на строительный факультет. Со второго курса забрали в армию, отслужил, перевёлся на вечернее отделение, а днём осваивал профессию на практике - работал на стройке. Постепенно купил квартиру, вёл весёлую холостяцкую жизнь. Деньжата водились – не бедствовал.
Любвеобильный Василий перебрал ни одну городскую особь женского пола, но связи были недолгими. Относился к женщинам легко, ни об одной не пожалел, когда бросал. Многие плакали и сохли по Василию – крепкий, мускулистый, глаза серо-голубые, ресницы пушистые, светло-рыжие. Взмахнёт ими, как девица смазливая, в глаза чёртиков напустит, руками сильными обнимет – поплыла дева.
В родную деревню не приезжал – не к кому было. Родителей давно забрал старший брат, увёз на Урал. А тут случайно в городе встретил бывшего одноклассника, Никиту Кругликова. Вместе учились. Посидели в кафе, выпили пива, вспомнили школу, знакомых. И потянуло Василия после той встречи в родные края. Пообещал Никите приехать в гости, тем более - через неделю намечался отпуск.
Село в тот день гуляло на свадьбе. Василий приехал на машине, привёз Никитиным пацанам подарки, а через полчаса уже сидел за свадебным столом. Сельская свадьба тем хороша, что много речей не говорят, умных напутствий, скачанных их интернета, не читают, зато много пьют, едят и веселятся от души. Ага, бывало и подерутся, но так, « не по злобе» - как пел Владимир Семёнович.
После выпитого многие захотели общаться с Василием. Общался. А больше приглядывался к деревенским девчонкам, одетым по-городскому, намакияженным. К вечеру девчонки умывались несколько раз холодной водой, потому что горячительное и жаркий день превращали разрекламированный крем и тоник в тягучие, липкие струйки пота. Без макияжа деревенские девчонки выглядели лучше, роднее.
Василий веселился от души, перетанцевал со всеми девушками, вдовушками и невестой, а провожать пошёл Марьянку.
- Хорошо помню тебя, - заговорила первой Марьянка.
- Что помнишь?
- Ну, первый класс. Ты меня вёл на линейку.
И тут Василий вспомнил маленькую тёплую ладошку, белые банты и чёрные глаза маленькой Марьянки Меркуловой.
- Точно. Это ж я тебя вёл тогда на первый звонок, а для меня в тот год был последний звонок.
- Ага, я тогда влюбилась в тебя, - засмеялась Марьянка.
- А сейчас?
- А что сейчас?
- Сейчас кого-то любишь?
- Видишь же – с тобой пошла гулять, значит – никого не люблю.
Они подошли к Марьянкиному дому. Аромат черёмухи прибавлял пьяной весёлости и лёгкой радости. У дома не простились – нашлись общие воспоминания, интересы. Марьянка провела гостя во двор, усадила на скамью под черёмухой.
Проболтали до рассвета. Прощаясь, Василий обнял девушку, хотел поцеловать, но не поцеловал.
Опытный в любовных делах Василий сдерживал, как мог, страсть, накрывшую жаром и желанием, но боялся, что Марьянка оттолкнёт его и упорхнёт, как осторожный деревенский воробышек. Он знал, что Марьянка всё равно будет его. Нужно было переждать, перетерпеть, чтобы всё случилось по её желанию.
Зацепила девчонка Василия крепко – серьёзная, на язычок острая, начитанная, в компьютере разбирается. Внешне вообще отпад: тоненькая, гибкая, в косметике не нуждалась – природные чёрные брови, густые тёмные волосы и губы… Что за губы ! Для поцелуев слеплены.
Во второй вечер Василий отважился поцеловать эти губы – мягкие, податливые. Марьянка не оттолкнула, прижалась доверчиво, ощущая лёгкую дрожь парня, а на следующий вечер пригласила Василия в дом.
Страсть и любовь с обеих сторон была такой сильной и жгучей, что оба похудели, похорошели, а глаза – чёрные Марьянкины и серо-голубые Василия - постоянно искали друг друга.
Днём Марьянка работала. Василий ходил по знакомым и не мог дождаться вечера. Он встречал её с работы, брал в большую ладонь не по-деревенски маленькую ладошку девушки, и они гуляли по селу. Ночами сладко отдавались друг другу. Василий пьянел от Марьянки и не мог сравнить её ни с одной из городских пассий, от которых всегда пахло вперемешку спиртным, сигаретами, духами. Марьянка пахла дикой мятой и ещё чем-то чуть терпким, волнующим. Отдавалась она не сразу, постепенно. Ласкала Василия трогательно, неумело.
Рано утром Марьянка сноровисто управлялась с небольшим хозяйством – доила корову, кормила куриц да добродушного Тузмэна. Мохнатому толстопузому пекинесу, разъевшемуся на деревенских харчах, совсем не шло имя Тузик. Марьянка после смерти родителей перекрестила его в Тузмэна.
Василий стыдился, что просыпался позже Марьянки, но ему ужасно нравилось, как она тихо ходила по дому и готовила для него завтрак.
Отпуск подходил к концу.
Василий решил, что заберёт Марьянку к себе. Не представлял свою жизнь без неё. «Нагулялся я вдоволь. Чем Марьянка – не жена будет? Хорошо готовит, не избалованная, профессию имеет, к тому же – смазливая, на деревенскую не похожа…» - убеждал себя Василий.
Марьянка плакала, прощаясь с возлюбленным. Он вытирал слёзы и шептал: «Дурочка моя маленькая. Я люблю тебя и скоро приеду за тобой».
Действительно, Василий приехал через неделю. Часто звонил, говорил, что скучает.
За это время Марьянка пристроила к соседям корову, раздала куриц. С Василием договорились, что Тузмена заберут в город.
Друг детства и сосед по совместительству – смешливый кареглазый Гошка Силантьев и его мама Валентина - обещали доить корову и присматривать за домом.
Немногочисленные вещички Марьянки поместились в большой машине Василия.
Деревня провожала Марьянку по-разному – старшее поколение молчало, молодёжь завидывала – урвала девка жениха городского – с работой, квартирой - повезло!
Сидя под черёмухой, Марьянка вспоминала прошлую весну и то, как хорошо всё пошло в городе. Василий работал, она ждала его с работы, готовила еду, наводила порядок в небольшой квартире, гуляла во дворе с Тузмэном, знакомилась с соседями по дому. Василий радовался, когда узнал, что у них будет ребёнок. Возил Марьянку по магазинам, присматривал детскую коляску, кроватку, правда, о женитьбе не заговаривал, а Марьянке и так было хорошо.
«Что-то случилось на Новый год. Случилось…», - вспоминала она.
Они ждали на Новый год первый раз за совместную жизнь с Василием гостей – его городских друзей.
Две девушки и трое мужчин да они с Василием – компания небольшая, но потрудиться над праздничным столом пришлось изрядно. Василий в этот день был на работе, но стрелял сообщениями на мобильник и спрашивал, как дела у Марьянки с готовкой. Накануне все продукты были закуплены, и Марьянка с удовольствием колдовала над салатами, затеяла стряпню.
Видно, деревенская стряпня как раз и не понравилась городским подружкам Василия. Лена – белобрысая девица – бесцеремонная и развязная, увидев на столе румяные крендельки и булочки, закатила нарисованные глаза и выдала: «ф-ииии! Кто в наше время ест столько мучного! Я на диете, худею, мне вообще всё, что на столе, противопоказано».
«Куда уж худеть, - пронеслось в голове Марьянки, - и так худая, как озёрная щука».
Вторая девица по имени Анжела постоянно курила, выходила на балкон и до прихода мужчин не произнесла ни одной фразы. Наголо остриженная, с огромными чёрными глазами, она была бы красива, если бы не верхняя губа большого чувственного рта, которая при разговоре поднималась вверх, оголяла десну и показывала крупные зубы.
«Наверное, поэтому она постоянно молчит, боится показать свои дёсна и зубы», - решила Марьянка.
Девушки почти ничего не ели, зато мужчины с удовольствием уплетали домашний холодец, котлеты, голубцы и не притронулись к привычным салями, сыру и копчёностям.
Новый год встретили весело, пили шампанское. Виталий, самый молодой гость, после боя курантов извинился и ушёл, ссылаясь на звонок мобильника. Оставшиеся мужчины и девицы вскоре перешли к водке. Василий в тот вечер сильно напился. Марьянка никогда таким его не знала. А когда увидела, как он на балконе облапил белобрысую и пытался задрать подол её узкого платья, ушла на кухню. Там увидела ещё более тягостную картину – седой грузный Николай Константинович, начальник Василия, спустив штаны, опершись на подоконник, пыхтел над Анжелой, которая, обнажив дёсна и открыв рот, издавала вожделенные звуки.
Марьянка поспешила в ванную. Закрывшись на защёлку, сбросила новогоднее платье и влезла под душ. Её бил озноб. Она пыталась смыть брезгливость и отвращение ко всему обществу и Василию. Постояв минут пятнадцать под сильной струёй прохладной воды, она накинула халатик, пробралась в спальню и нырнула с головой под одеяло. Где-то далеко за полночь пьяный Василий зашёл в спальню и сказал, что едет с друзьями в клуб встречать Новый год по-настоящему. Марьянка оделась и вышла в прихожую, пытаясь уговорить Василия не ездить никуда, но он взял её в охапку и отставил от двери, как какой-то неодушевлённый предмет. Лена и Анжела хохотали. Когда пьяная компания выкатилась на лестничную площадку, Марьянка закрыла двери и долго не могла уснуть, соображая – того ли Василия она сегодня видела.
Василий появился дома только под вечер второго января – помятый, с отросшей щетиной, пьяный. Сбросив куртку и нагло ухмыляясь, спросил: «Всем успела дать на Новый год?»
Марьянка попятилась от него, а потом подошла и влепила пощёчину. Василий схватил Марьянку за руку и бросил на пол. Она не помнит, что было потом. Он бил её по лицу, в грудь, она закрывала живот и кричала: «Наш ребёнок! Моя девочка! Не бей!»
Наверное, Василий устал, возможно, уловил какую-то трезвую мысль. Марьянка отползла в угол прихожей, села, сжавшись в комочек, а Василий ушёл в спальню и завалился прямо в одежде на постель. К обеду третьего дня он вышел из спальни и, не глядя на избитую Марьянку, прошёл к холодильнику, налил стакан водки. Прощения о содеянном не просил, с ухмылкой, которая появилась неизвестно когда, приказал: «К ментам не ходи! Узнаю, что жаловалась – убью!»
Беда не приходит одна. Через неделю после Нового года умер преданный Тузмэн. Марьянка понимала, что Тузмэн старый. В городской квартире маялся от жары, от другой еды. Она горько плакала над трупом любимой собаки.
Вечером после работы приехал Василий, молча погрузил в мусорный мешок грузное тело Тузмэна и отвёз на свалку. Марьянка не отважилась попросить похоронить собаку. Тоска по Тузмэну была долгой, ноющей – иногда разлука с людьми не так разъедает, как разлука с животными. Это Марьянка поймёт позже.
Синяки и ссадины зажили через месяц, а душа ныла и страдала от безысходности. Марьянка сходила в женскую консультацию. Женщина-гинеколог успокоила, что плод развивается нормально, но посоветовала Марьянке немного поправиться. «У вас нет токсикоза, а вес снизился до критической отметки – для плода это не очень хорошо. Ешьте больше, гуляйте. Неплохо было бы уехать на время куда-нибудь в сельскую местность, где свежее молоко, воздух. Вам нужно больше гулять, чтобы аппетит появился».
После случившегося Василий часто не ночевал дома, а когда приходил, с ней не разговаривал, о ребёнке не спрашивал. Бывал выпивший, но Марьянку больше не трогал. Они продолжали жить в одной квартире, как два совершенно посторонних человека.
В марте родилась Катюша, а когда весна заглянула в окна квартиры Василия, она взяла из ящика комода, где лежали деньги, небольшую сумму на дорогу и уехала с Катюшей в родное село.
Черёмуха оказалась лучшим собеседником. Слушала Марьянкины мысли, кивала белыми длинными соцветиями. Вдруг в доме заплакала проснувшаяся Катюша. Марьянка вынесла дочку на улицу, дала грудь. Тень от утомлённой от обильных цветов черёмухи застыла в утренней прохладе. Лучи солнца пробивались через белую кисею цветов, и кормящая Марьянка была точь – в – точь Мадонной с ребёнком на руках.
Черёмуха цвела к похолоданию. Обитая холодным ветром, она укрывала последним снегом осыпающихся лепестков яркую весеннюю зелень, предвещала скорое наступление тёплого лета. Множество цветов уцелели, чтобы вызреть в чёрную, немного терпкую на вкус ягоду, похожую по цвету на Марьянкины глаза. Она осторожно поднялась со скамьи и понесла уснувшую Катюшу в родной дом.
- Маруся, привет! – из-за соседнего забора показалась голова Гошки Силантьева. Только Гошка ещё со школы называл её почему-то Марусей. Карие глаза сияли радостью: «А меня завтра в армию забирают. На проводины придёшь?»
- Привет, Гошка, - улыбнулась Марьянка, наверное, впервые за последние полгода. Лёгкая радость всколыхнула её сердце. – На проводины приду и, помедлив, добавила: «Обязательно приду».
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215072901923
обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/07/29/1923