Конкурс продолжается. Часть 3. Переломный период

Вячеслав Абрамов
Курс молодого бойца – это вам не просто так!
И… здесь вам – не тут! Тут только по уставу!

Письмо 05.08.74 г.
"Сегодня уже третий день, как я в военной форме, лысый, гонимый и замученный. Долго не писал, так как позавчера стоял в наряде, а вчера нас «брали в руки». Все командиры новые, строевики, и требования сразу повысились. Свободного времени почти нет, «личное время» – это полчаса после обеда и столько же перед ужином.
Сегодня тренировались подниматься с постели и одеваться на время. Завтра начинаются занятия.
Родителей в лагерь не пускают ни под каким видом. Разрешают видеться только по воскресеньям на скамеечках возле КПП, без передач. Родительский день будет 25 или 26 августа.
Пока писал это письмо, меня два раза вызывали на работу: драил баталерку и обивал наружную дверь казармы.
Поступать оказалось легко, даже слишком легко по моим представлениям. Поначалу-то только и говорили о непреодолимых трудностях. Проходной бал оказался невысокий, на наш факультет – 20 баллов, на первый и второй – 17-18. Тех, кого заставляли пересдавать, почти всех отчисляют. Но есть и такие, которые сдали все экзамены, а потом не явились на приёмную комиссию. Им отдали их документы и справку со всеми оценками, и можно поступать в любой другой ВУЗ.
В училище набрали на 10% больше с учётом того, что кто-то не выдержит лагерного периода. Или будет иметь замечания по дисциплине и учёбе. Каждый день нам теперь повторяют: «Конкурс продолжается»".

Письмо 08.08.74 г.
"У меня всё хорошо, но – «с трудом». Тяготят непомерные придирки и всякие дрессировки. Появилась тоска по дому и обычной жизни. Пока поступал, о доме вспоминалось совсем не так, как сейчас. Тогда жизнь была, можно сказать, курортная и весёлая. А сейчас все ходим хмурые и задавленные, редко когда посмеёшься. Над собой смеяться уже вообще не хочется, временами становится себя жалко. Даже офицеры говорят, что самое трудное – это выдержать этот переломный период, через неделю-другую появляется «второе дыхание», начинаешь приспосабливаться.
Каждый день по четыре пары: воинские уставы, строевая подготовка, политзанятия, морская практика, тактика морской пехоты и огневая подготовка. Два раза в неделю физподготовка.
Свободное время есть только по воскресеньям, однако на прошедшей неделе мне не повезло, стоял дежурным по роте. Даже вечером не попал на показ кино: задержали развод, и мы после смены опоздали к началу на пять минут. Начштаба нас у клуба встретил и запретил смотреть, хотя мы пытались объяснить причину. А сами офицеры заходят в зал и выходят, когда захотят, открывают двери, засвечивая экран и рассаживаются на первом ряду.
Вчера на занятиях по тактике морской пехоты проходили ориентирование на местности, нас выводили за пределы лагеря. Хоть немного развеялись, поели черники и малины.
На морской практике будем выходить на ялах в залив, а потом ходить под парусом. Это уже поинтересней.
Особенно строго следят за выправкой. Плохо заправился, плохо почистил ботинки или бляху, предъявил грязный носовой платок – сразу замечание. Попался повторно – наряд вне очереди. У меня пока только одно замечание – за бляху".

Письмо 11.08.74 г.
"Сегодня льёт дождь, с подъёма не было ни тревог, ни дрессировок, а после обеда минут 45 дали отдохнуть. Такого спокойствия давно не было. Уже привык к непрестанным беспокойствам и вечному движению. Когда не хватает времени побриться или носки постирать. Дисциплина меня не угнетает нисколько. Только иногда накатывает тоска по дому и по былой жизни. В той жизни, бывало, усядешься в кресле и часами смотришь телевизор, или играешь с сестричкой. Можно погулять по городу. А здесь долбишь строевым шагом асфальт или «шуршишь» очередную приборку.
Сегодня взял почитать «Комсомолку» и удивился, как мы далеко от обычной гражданской жизни. Здесь другие интересы и та жизнь кажется придуманной. А иногда кажется наоборот, что это здесь мы во что-то играем. Играть-то может и играем, а попробуй теперь из этой игры выйти.
Вчера начальник штаба нам читал вводную лекцию по уставам и много рассказал об училище, поднял настроение. Нам уже выдали оружие, форму и бушлаты. Пришивать погоны, подворотнички и бирки оказалось непросто, мучился долго, нужно чтобы было не только ровно, но и чтобы не были видны стежки.   
Завтра заступаю в наряд на камбуз. Самый тяжёлый наряд. Правда, можно хоть нажраться, но за это приходится попотеть. Вставать нужно в 6 часов, а когда нужно чистить картошку – и того раньше. Мытьё посуды – это что-то ужасное, алюминиевые миски и бачки такие жирные! Возникает ощущение, что этим жиром пропитываешься весь. Заканчиваем мытьё посуды и уборку уже после отбоя, к 23 часам".

Заступающий камбузный наряд с вечера принимал у сменяющегося уборку помещений, чистоту посуды и заготовку дров. И вместе с дежурным по камбузу, назначаемому из числа мичманов, получал продукты на следующие сутки.

Дежурный по камбузу отвечал за всё, а за приготовление пищи отвечал старший кок. Он был похож на деда Щукаря из фильма «Поднятая целина».  Не только внешне, но и шутейной манерой выражаться. А также был он большой проказник относительно работавших на камбузе поварих. Мы называли его между собой «дедом».

На построении камбузного наряда выбирался истопник. Это была ответственная должность. Назначение на неё осуществлял лично старший кок. И как-то сразу он выбрал меня и велел показать, как я буду растапливать печь. Мои познания и навыки его удовлетворили, но напутствие вроде того, что если к началу готовки завтрака печь не будет горячей, то мне придётся в неё дуть до полной остановки пульса, всё же прозвучало.

Истопник не участвовал в уборке столов и в мытье посуды. Это меня устраивало. От несметного числа грязных алюминиевых мисок, сваленных в посудомоечные ванны с жирной горячей водой, меня тошнило.

Однако, вставать нужно было в четыре утра, чтобы спустя полтора часа плита была «раскочегарена» до накала. Утром дрова были заготовлены, а днём уже приходилось их колоть и таскать самому.

Ещё затемно я разжигал топку и когда огонь начинал гудеть, набивал её дровами. После этого около часика можно было покемарить. Будил меня звонкий голос кока:

– Стопни-и-и-ик! Стопнячо-о-о-ок!

Я вставал и представал перед дедом, он проверял печь, потом мы заливали в баки воду и шли получать крупу, масло и чай для приготовления завтрака. Дед кошеварил, я подбрасывал дрова и слушал его скабрезные рассказики про дур-поварих. «Дуры» приходили уже после завтрака, и дед начинал ими командовать со всевозможными хохмочками уже во время приготовления обеда.

Сразу же после того, как обед был готов, звучало:

– Стопни-и-и-ик! Стопнячо-о-о-ок! Дуй сюды, порубаем!

Кок готовил офицерам отдельно, не в котлах, а в кастрюлях. Поварихи варили для курсантов. А для себя они жарили картошку, отваривали рис или гречку.  Нам полагалась только сухая картошка, которую мы называли «клейстер» – подобие было полное. Или каша – шрапнель, а макароны были за праздник. А тут – картошечка с поджаристой корочкой, да ещё селёдочка с лучком и маслом! Праздник живота.

Дед восседал посреди стола как король на именинах. Поварихи его обслуживали, а он их развлекал анекдотами и прибаутками.

Своего «стопника» он в обиду никогда не давал. Если дежурный по камбузу пытался меня «припахать» на другие работы, дед начинал на него вопить: «Ах ты, мичманская твоя душа!», отбивал и возвращал к печи, даже если топить пока не надо было.

Сейчас очень смутно вспоминается несколько эпизодов из лагерной жизни, занятий и строевых экзекуций. Даже первые стрельбы, учения и мореплавания на ялах припоминаются только в общих чертах.

А как только всплывает какая мысль о лагере нового набора, или идёт о том времени разговор, сразу в голове звучит:

– Стопни-и-и-ик! Стопнячо-о-о-ок!

И видится хитрая и добрая ухмылка деда.
 
Письмо 15.08.74 г.
"Отвечаю на ваши вопросы.
О родительском дне: он будет 25 августа. С утра до 18 часов пустят в лагерь всех родственников, можно будет посмотреть на нашу жизнь. Места здесь курортные, но сейчас всё чаще льют дожди.
Но лучше всего вам будет приехать в день присяги в конце сентября. Он будет проходить в училище, присяга принимается на виду у всех, родители присутствуют. Потом всех отпускают в первое увольнение на сутки.
Теперь о форме. Сейчас она рабочая, как у матросов на кораблях: роба, бушлат, но вместо бескозырки берет. Ботинки называют «гады», и недаром, они этому названию полностью соответствуют. У каждого в оружейной комнате свой автомат и противогаз. Скоро выдадут повседневную форму, но второго срока, бывшую в употреблении, то есть не новую. Новая форма уже полностью готова, но её выдадут ко дню присяги.
В предыдущих письмах писал, что нас муштруют и дрессируют. Но это только на занятиях командиры очень придирчивые и даже злые, а так в большинстве хорошие мужики, могут и пошутить, и поддержать. Мичман, наш старшина, уж больно энергичный и суетной, сам много гоношится и нам жизни не даёт. Но даже его стали понимать и подстраиваться.
На занятиях интересно. Вот сегодня первый раз выходили в залив на шлюпках. И там налетел ветер с дождём, попали чуть ли не в штормовые условия. Пришли все до нитки мокрые, но весёлые. Дальше будем ходить под парусом, будет ещё интересней.
Никто не любит только строевые занятия, два часа муштры, ботинками об асфальт, поначалу не только ступни, но и кости болели.
Дни пролетают вообще незаметно. После занятий за какие-то 2 часа самоподготовки и около часа личного времени нужно и готовиться, и уставы учить, и побриться, подшиться и постирать.
Тяжеловато только в нарядах. В карауле стоишь ночью 4 часа, днём спать не дают. На занятиях потом держишься изо всех сил, чтобы не заснуть. А если первые две пары тактика морской пехоты – там ни посидеть, ни расслабиться".

Тактику морской пехоты вели «чёрные полковники». Запомнилось, что они были большие шутники. От них мы не только услышали о том, что при вспышке ядерного взрыва нужно быстро лечь ногами вперёд и накрыться белой простынёй, а за её неимением – медным тазом. Или «надеть на худой конец жестяную кружку». С их помощью мы усвоили, что из воды нельзя выйти сухим, а из грязи – чистым.

При переходах строем повзводно к полигону в самом неблагоустроенном месте звучала команда «Воздух!!!» и рядом с попадавшими в канавы курсантами-дзержинцами оглушительно бухали взрывпакеты.

Запомнился первый марш-бросок, уже в середине которого ничего не видишь по сторонам, кроме вожделенной травы по обочине дороги, куда так хочется упасть! После которого тем же строем шаркали в санчасть лечить кровавые мозоли.

Как-то во время перерыва в стрельбах над нами пролетала шумная стая ворон. И тут два полковника с «Калашами» с «бреющего» плюхнулись на бруствер и стали шмалять длинными очередями по шарахающимся в разные стороны охреневшим птицам. Не все стервятники вернулись из этого опрометчивого пролёта.

Письмо 21.08.74 г.
"Долго не писал, потому что свободного времени всё меньше. Некогда думать, некогда вспоминать прежнюю жизнь и себя жалеть. Слово «скучать» уже можно забыть. Если не учебная тревога, то какой-нибудь смотр. И уже начинаются зачёты по некоторым предметам.
Но сегодня время появилось: я на учениях по тактике сильно растёр ногу и получил на два дня освобождение от строевой и физподготовки, на этих занятиях и пишу.
Погода холодная, но дождей нет. Солнце светит, но не греет, в классах холодно, на морской практике вообще дубеем под ветром. Отапливаются только казармы и ночью спать даже жарко.
Кормят хорошо, но на холоде всегда звериный аппетит. С камбуза подбираем хлеб и сухари. Буфет работает после ужина и до вечерней поверки, но туда не попасть. То политинформация, то смотр, то устранение замечаний после смотра. А если ничего такого нет, то народ туда несётся бегом, выстраивается очередь. Продают там печенье, булочки, коржики, плавленые сырки и конфеты. Бывают бутерброды с сыром и кофе с молоком, но это заканчивается быстро, если не поспел сразу – пролетел.
Хочется поесть чего-нибудь молочного, а также овощей, помидорчиков или фруктов.
Но вы не вздумайте посылать посылку. На получение посылок даётся только час после обеда, из него полчаса уходит на дорогу до почты в Приветнинском, куда идут строем с офицером. Фрукты и овощи на территорию лагеря проносить нельзя, консервы тоже, можно только печенье и какие-нибудь не скоропортящиеся сладости.
В прошедшие субботу и воскресенье мне повезло, в нарядах не стоял. В субботу вечером показывали кинофильм «Я служу на границе». В воскресенье спали на час больше, работ было мало. С друзьями посидели в новом кафе, но кофе не было, распили по бутылке лимонада с коржиками, потом в клубе крутили «Иван Васильевич меняет профессию».
Я подружился с двумя ребятами, они оба из Уфы. Мы часто сталкивались ещё во время экзаменов, теперь попали в один взвод и сдружились. Они простые, искренние, мы схожи по образу мыслей и чем-то ещё, трудно сказать чем. Вообще-то хороших ребят большинство, но чувствуются внутренние различия. Поведения от нас требуют одинакового – только подчинения. А вот по реагированию на происходящее и отношению к сослуживцам можно определить, кто чего стоит.
Майор из администрации лагеря на занятиях рассказал про условия нашей будущей жизни в училище. На первом курсе условия будут стеснённые во всех отношениях. Увольнения – только по субботам и воскресеньям, если не поставят в наряд и не будет задолженностей по учёбе, а такое случается редко. С третьего курса добавится ещё один увольнительный день – среда. А четвёртый и пятый курсы живут не в кубриках, а в общежитии по 3-4 человека в комнате и могут ходить в город ежедневно, кроме понедельника.
Ещё он пошутил насчёт того, что мы уже отслужили целых 20 дней из положенных 25 лет. И уже пошёл начёт выслуги на пенсию".

25 августа был родительский день. Приехал отец. Для меня это было неожиданным, хотя всё же надеялся и хотелось, чтобы приехал. Было общее построение, перед родителями выступало училищное начальство. Потом всем разрешили разбрестись по лагерю. Погода была как на заказ, солнечно и тепло. Я показал отцу, где стояли палатки лагерного набора, вышли на берег финского залива, потом посидели в лесу, где я дал волю чревоугодию. Потом ходили по лесу, разговаривали. Время пролетело очень быстро.

Когда папа ушёл, стало тоскливо. Даже не хотелось выбрасывать кульки и банки, которые напоминали о доме.
 
Письмо 27.08.74 г.
"Сегодня был очень тяжёлый день, но зато представился свободный вечер, можно обо всём рассказать и облегчить душу.
Сразу же после родительского дня сказали «уничтожить» все принесённые продукты. Пришлось и вечером объедаться. А на утренней физзарядке нас погнали на большую пробежку, это около трёх километров. Пришлось попыхтеть. Но это были мелочи. Сразу после обеда всем вкололи комплексную прививку сразу от 15 инфекционных и кишечных заболеваний.
Поначалу не было никаких ощущений, ну подумаешь – укольчик под лопатку. Все обрадовались, что нет занятий и прикорнули возле спортплощадки. Но наш мичман всех поднял и приказал друг другу по очереди растереть укол, а потом почти час заставлял подтягиваться и вращать руками.
Потом мы поняли, что он не издевался, а о нас заботился. Кто добросовестно разминался, тот перенёс укол с минимальными последствиями. Наш взвод как раз попал в большой наряд. Меня поставили в ночной дозор. До двух часов ночи патрулировали по маршруту, отбиваясь от комаров, почуявших последние тёплые дни. Когда пришли в казарму, перед нами предстала ужасающая картина: ото всюду несутся стоны, врач мечется с водой и с таблетками. На моих глазах один встаёт на постели, качается взад-вперёд и тихо воет. Кого так скрючило, что не могли встать с коечки. Их накрывали одеялом, в тепле было легче.
А я, когда лёг спать, здорово пропотел, а подняли по подъёму – порядок, только плечо и рука сильно болят. Половина же «личного состава» осталась лежать. Ну а кто встал, того сразу погнали на работы. Меня и ещё троих – колоть дрова. Сначала было ни согнуться, ни разогнуться, а левую руку – не поднять. Прибежал комендант, наорал, да ещё пообещал ротному пожаловаться. Получилось как всегда: тех, кто везёт, ещё и мордуют.
Но ротный пришёл и уменьшил рабочую норму. Постепенно и мы разработались, нормально шевелились. Только при резких движениях постреливало под лопатку.
Сменились с наряда мы только в восемь часов вечера, потому что смены не могли набрать. Все ходили скрюченные. Кто сачковал, кто действительно падал в обморок.
Такие деньки за один раз вышибают всё хорошее, что греет душу. Стараюсь успокоиться, прийти в себя и войти в колею. Помогли жевательные резинки, которые привёз отец. Жевал во все скулы, теперь челюсти болят больше, чем прививочный укол".

Письмо 02.09.74 г.
"Вот и прошло два месяца, как я уехал из дома. И уже месяц военной службы за плечами.
Жить стало теснее, но веселее. Переехал на другую койку, на второй «этаж», раньше в проходе было двое на одной двухъярусной кровати и с одной тумбочкой, теперь четверо и две тумбочки. Теперь бок о бок со своими друзьями. Начиная с подъёма, когда действительно приходится тереться друг об друга, обуваясь и убирая койки.
Погода стоит сухая и солнечная. Днём даже можно на солнце попотеть, а вот утром не больше пяти градусов, выбегать на физзарядку в одних трусах уже не очень-то приятно".

Утренняя физзарядка… это песня. Песня со словами: «Делай раз! Делай два! Делай три…» и так далее.

На плацу, поёживаясь от холода, выстраиваются три сотни лысых парней в тёмно-синих трусах и в гадах, только что выпнутых из-род одеял командой «Ро-о-о-ота, подъём!». Гады – это яловые ботинки. И так их прозвали не просто так.

По команде «Делай раз!» все поднимают руки вверх.

«Делай два!» – руки к плечам.

«Делай три!» – руки вверх прогнувшись назад…

Все – как один. Не сделал синхронно со всеми – ты засветился, ты не как все, ты вывалился из сплочённых рядов.

Это проверенные практикой десятилетий комплексы, в армии ничего не вписывается в Уставы и Наставления просто так.

Утренние два комплекса упражнений не только были хорошей разминкой. Они настраивали на общую волну – волну подчинения. Делай как все, чётко выполняй команды – ты в системе вместе со всеми. Выполняй как автомат. Будешь думать – не попадёшь в такт. Не думать, а смотреть и выполнять!

...«Делай шестнадцать!»…

Однообразие действий вместе с однообразием внешнего вида помогает однообразию мыслей. Выполняй, думай потом. Тогда будешь думать правильно, как все. Думать только о том, как лучше выполнить приказ. Нет никакого «я», здесь и сейчас есть только «мы»…

"Каждый день в личное время стали поднимать по тревоге и гнать на марш-бросок, с каждым днём всё дальше. Вскорости обещают настоящую ночную боевую тревогу, марш-бросок с полной выкладкой и стрельбой.
Всё свободное время сейчас приходится учить наизусть уставы. За два дня надо выучить ещё 37 статей. Ужас как они надоели. Если б вы знали, как как хочется просто сесть в кресло и почитать «Вокруг света» или что-нибудь подобное. Ни о чём не думая, не ожидая, что в любой момент тебя «прихватят» и куда-нибудь пошлют.
Но и вместе с этим замечаешь, что все такие грустные и вольнолюбивые мысли уже подавляются сознанием прямо в момент их возникновения. Только иногда, когда не можешь сразу заснуть, начинаешь вспоминать дом и всё то, чего лишился".

Через две недели была присяга и начиналось обучение в училище. Но и после присяги все маленькие и большие начальники не уставали повторять: «Конкурс продолжается!»