Курс на Австралию

Геннадий Серов
    Давным-давно это было, уже в прошлом веке, где-то в конце восьмидесятых годов,когда ещё пароходства Советского Союза  соревновались друг с другом и перевыполняли планы - образовалась компания “Совкомфлот”. В руководство компании  вошли  представители министерства морского флота и “крупные” начальники “Балтийского пароходства”. Обосновалась компания на Кипре в Лимасоле.  У компании было несколько отделений, одно из которых находилось в Риге, где располагалось “Латвийское морское пароходство”, в котором я в то время и работал. После 1991 года, когда Латвия стала независимым  государством, добираться до работы стало достаточно проблематично. Я родился  в Ленинграде, сейчас  живу с Санкт – Петербурге, теперь, чтобы попасть в Латвию необходимо  иметь визу. В те времена я работал на теплоходе “Механик Герасимов” – это теплоход типа “РО-РО 30”. Таких судов в Риге было пять штук и в “Балтийском морском пароходстве” тоже было  пять - финской постройки. Один из них “Механик Тарасов” затонул у берегов Канады в начале восьмидесятых годов, датские рыбаки спасли только пятерых членов экипажа из тридцати семи человек.
   Работал я  начальником судовой радиостанции, но так как экипаж был сокращённый, то на швартовках  крепил концы и кидал выброски на “баке” вместе с боцманом. В иностранных портах при погрузке и разгрузке экипаж так же  выполнял работы по креплению и раскреплению груза на палубе и в трюмах. Весь экипаж был разбит на две команды и эти работы выполнялись по очереди, если в один заход работает первая бригада, то в следующий заход в порт  - работала вторая. За эти работы нам немного доплачивали и, в общем, были нормальные условия работы, не считая  установившейся границы. Гораздо позже, когда я пошёл оформлять пенсию, всё оказалось не так радужно, как оно казалось на самом деле. У меня из общего стажа вычеркнули  время работы в Латвии с 1991 года до 1999 года и не засчитали учёбу в ЛВИМУ им. С.О.Макарова.
   После развала “Союза” и отделения Латвии, нам заменили “Паспорта моряка” на латвийские книжки моряка -  “SEAMAN’S  DISCHARGE  BOOK”. Латвийская виза занимала целую страницу и вклеивалась в эту книжку. Работали мы тогда три месяца на судне – три месяца отдыхали, на каждом судне было по два экипажа (до 1991 года был один подменный экипаж на два судна). Книжка скоро закончилась (нехватило чистых страниц для визы) пришлось оформить заграничный Российский паспорт. На судне я был один иностранец - в экипаже было всего три латыша из двадцати одного члена экипажа – остальные не граждане Латвии, а жители Латвии с коричневыми паспортами.
   Приближалось время, когда радистов с торгового флота должны были убрать и их заменяли “Приборами цифрового избирательного вызова” – этот рубеж был обозначен первым февраля 1999 годом. В это время как раз формировался экипаж в компании “Совкомфлот”, на контейнеровоз японской постройки, бывший т/х “Механик Курако” “Дальневосточного морского пароходства”.
    Капитаном был назначен Калиновский Сергей Борисович (наш однокашник), мой товарищ,  с которым я работал, когда он у нас ещё был третьим помощником, потом вторым помощником, затем старпомом.  Его мама, Анна Ивановна,  работала  в пароходстве в картографии,  а отец Борис Николаевич был капитаном - наставником “Латвийского пароходства”.
   Передача теплохода произошла в порту  Лимасол на Кипре.
Теплоход переименовали на  m/v “Capitaine Tasman”, заменили флаг на кипрский и отправили нас в Австралию.

   Абель Тасман в 1642 году открыл землю Ван-Димена, позже названную Тасманией и Новую Зеландию.Тасмания находится на юге Австралии за Бассовом проливом.

  Пройдя Суэцкий канал, миновав Красное море и преодолев Индийский океан мы прошли по Малаккскому проливу и далее, оставив справа острова Суматра и Ява, пересекли незнакомые нам моря: Яванское море, море Бали, море Флорес, море Банда, и, наконец, из  Арафурского моря попали в Торросов пролив, который омывает северное окончание Австралийского материка. Сначала мы думали, что этот пролив так называется из-за большого количества в нём торосов в виде подводных препятствий, но на самом деле он называется в честь испанского мореплавателя Луиса Ваэс де Торреса, который в 1606 году с севера подошёл к Австралии. Именно с 1606 года начали открывать Австралию, сначала Виллем Янсзон на корабле “Дайфкен” подошёл к берегам Австралии и назвал незнакомый материк “Новой Голландией”, затем Абель Тасман в 1642 году и конечно Джеймс Кук в 1769 году.

   Австралия начинается с мыса Йорк – это самая северная точка материка. Йорк в моей памяти запомнился, как маленький, игрушечный городок – первая северная столица Англии.

   Работая в Европе, мы однажды зашли в порт Кингстон-апон-Халл – этот порт расположен посередине английского материка в Северном море. Нашему экипажу агент организовал экскурсию в  первую северную столицу Англии – город Йорк. Раньше в VII веке этот город назывался Эофорвиком (Eoforwic – город дикого кабана). На самом деле центр города был словно игрушечный городок за высоким валом и сохранившейся городской стеной длиной около трёх километров. Домики, как игрушечные,  в смысле очень маленькие,  улочки узкие, всё как было в древние времена.
   В Австралии в основном сохранились все английские названия – вот и северный мыс называется - мысом Йорк. 

   Вдоль восточного побережья Австралии расположен “Большой барьерный риф”,
который тянется с севера на юг около 2000 км.  Нас поджимало время и капитан решил пройти вдоль побережья материка, оставив риф слева по борту. Мы так и пошли от мыса “Йорк” вдоль восточного побережья Австралии. Через сутки пути нас вдруг вызвала береговая контрольная станция и попросила зарегистрироваться, т.е. всё рассказать о себе. После чего мы получили приказ остановиться, так как следовать между “Большим барьерным рифом” и материком без лоцмана запрещено правилами судоходства Австралии. При отливе, в некоторых местах вершины горного хребта “Большого барьерного рифа” даже выходят из воды, глубина над рифом становится очень опасной для судоходства.
 
   Через некоторое время над нами завис вертолёт, который доставил нам лоцмана, от него мы получили выговор, но так как мы шли первый раз с Европы на работу к австралийским компаниям, на нас не наложили никаких взысканий.

   Австралия начала оживать и осваиваться  со второй высадки Джеймса Кука в бухте Ботани в 1770 году, первое же посещение материка Кук совершил годом раньше, в 1769 году на корабле  “Индевор” (“Endeavour”).
   Впоследствии в этой бухте вырос город, который носит имя в честь Лорда Сиднея – министра колоний Великобритании. В 1988 году в честь 200-летия города была построена копия корабля Кука  “Индевор”.

   После открытия материка Куком, земли начали заселяться в основном ссыльными заключёнными Великобритании. Австралия долго не осваивалась, так как с 1606 года к ней в основном подходили мореплаватели  с севера и западных берегов, которые располагались в болотах.  А на западе преобладали две огромные пустыни –  это “Большая песчаная пустыня” и “Большая пустыня Виктория”, сейчас там обитают в островном аборигены. Дождей там не бывает годами, дети узнают, что такое дождь только по картинкам и телевидению.

   В настоящее время,  почти каждая бухта восточного побережья – это город и порт. И чтобы подойти к этим городам необходимо миновать “Большой барьерный риф”.

    Австралийский фрахт  включал в себя экзотический район работы, в который входили три порта Австралии – это Брисбен, Сидней, Мельбурн.
   И острова района Тихого океана:  Новая Каледония с портом Нумеа, острова Республики Вануату со столицей Порт-Вила, острова Республики Фиджи со столицей портом Сувой и портом Лаутока, острова Государства Самоа с портом Апиа и совсем рядом Американским Самоа, состоящим из одного острова –потухшего вулкана Паго-Паго (в кратере вулкана образовалась отличная бухта, укрытая со всех сторон от ветров и непогоды, в ней базировались военные корабли США и рыбаки – это место лова Тунца, на этом острове все жители –  граждане США. Также в наш район входили Соломоновы острова с портом Хониара. Топливо мы получали  от бункеровщиков с порта Окленд  Новой Зеландии.

   Наш фрахт начинался и заканчивался портами Австралии   – начинался  с порта Брисбен, затем заходили в порт Сидней, далее через  Мельбурн  следовали на острова и возвращались в Австралию.


   
Горит фонарь передо мною,
И тень от лампочки ползёт,
Проснулась память и грызёт,
Она с подружкою - тоскою.


Мелькает свет по переборке,
Качает судно зыбь, волна,
Не замирает жизнь у дна.
Нептун там главный на уборке.

“Большой Барьерный” слева жмётся,
Видна Австралия вдали,
В цене, где доллар - не рубли.
Над нами март сейчас смеётся.

Экватор за кормой остался.
Мы катимся по “шару” вниз,
Где на конце “из льда карниз”,
Не Север – Юг к нам привязался.

У нас весна – здесь осень дышит,
И всё идёт наоборот,
Циклон как будто старый кот,
“По часовой”,  ползёт по крыше.

Циклоны на экватор рвутся,
Всё мочат на пути своём,
Бывает даже и вдвоём,
Навалятся и к нам прижмутся.

Не рады мы их “поцелуям”,
Стараемся от них уйти
И в порт быстрее бы зайти,
Назло штормам и всяким бурям.

Нас Брисбен, Мельбурн, ждёт Сидней,
Заходим  как всегда с востока.
Ох, далека же к ним дорога!
В душе запел вновь соловей.

   Обычно, выйдя из Мельбурна, после двух суток плавания  за кормой перестают появляться чайки. Мы уходим вдаль, в синеву - небо синее, вода голубая и примерно в это время, проходя мимо двух небольших островов в Тасмановом  море, над нами появляется Альбатрос – скиталец морей. Он крыльями не машет, он улавливает воздушный поток океана и парит в нём, бывает, обгоняет наше судно, потом разворачивается и заходит снова к нам с кормы. Мы замерили, по леерам размах его крыльев, когда он низко парил над нами, размах его крыльев оказался два метра двадцать сантиметров.

Последний порт загрузки фрахта,
Идём на Фиджи, на восток.
Мы не теряем чувство такта,
Очередной пошёл виток.

Австралия за дымкой скрылась,
Форштевень режет океан,
Моря в нём смазались, разлились -
Замаскированный капкан.

За бортом синь, над мачтой тоже
У океана только вздох.
А мы деньки свои итожим,
Ни чаек и ни птичек крох.

Два дня, как только оторвались
В просторы, в голубую даль.
Нам чайки больше не встречались.
Пришла тоска, а с ней печаль.

И вдруг в кильватер к нам заходит
Просторов вестник - Альбатрос,
Крылом не машет и не водит,
В поток воздушный крепко врос.

Тут Альбатрос один в раздолье,
Мы видим бреющий полёт.
Весна зовёт к семейной доле,
Подруге сердце он несёт.

Их встреча раз в году бывает,
У них птенец всегда один.
Три месяца они страдают,
Над ними ветер Господин.

Растят они малышку вместе,
Потом поставят на крыло.
А через год на этом месте,
Их встреча ждёт – так суждено.

Птенец подрос, все разлетелись.
Нет – разошлись, как корабли,
И вновь в циклонах завертелись,
Дороже ветер им земли.

Но через год, опять весною
Всё в той же точке встреча ждёт.
Отец “дверь первым приоткроет”,
Подруги будет ждать прилёт.

Он долго ждёт и постоянно
Утюжит воздух над волной,
Коль не дождётся, то печально
Один останется с судьбой.

Искать других подруг не будет,
Тоска теперь с ним будет жить.
Любимой сердце не забудет,
Других не будет он любить.

Волна качает, курс мы держим,
Наш Альбатрос не отстаёт.
Стихию вместе с ним мы режим,
Нас встречи ждут, судьба зовёт.


  Следуя с Мельбурна иногда мы заходим в новую Каледонию, с пота Нумея спускаемся на юг и затем берём курс на восток,  на Фиджи. Фиджи состоят из более трёхсот островов, мы швартуемся всегда в столице Сува и глубоководном, транспортном порту Лаутока.
   Так в одном из наших заплывов мы уже возвращались с островов Самоа, зашли в Суву, взяли груз и направились в Брисбен. На третьи сутки  пути боцман обнаружил молодого фиджийца, который прятался за контейнерами. После выяснения обстоятельств, оказалось, что это настоящий “заяц”, который хочет попасть на материк (для всех островитян материк – это Австралия, все мечтают эмигрировать в Австралию).

   Делать нечего связались с агентом в Австралии, который запретил возвращаться в Фиджи, чтобы сдать беглеца. Мы получили инструкцию, как необходимо обращаться с этим “зайцем”: необходимо обеспечить ему безопасность, на работы не привлекать и доставить в Брисбен. На судне у нас была одна свободная каюта оборудована под библиотеку, вот туда и поместили фиджийца. Но сначала у него отобрали штаны с ремнём, вместо них вручили большую простынь, чтобы он не мог быстро бегать. Снаружи иллюминатора каюты наварили решётку, чтобы он не смог выйти на палубу. Закрепили за мной новые обязанности: я должен теперь ежедневно дважды выводить его на прогулку и в столовую для приёма пищи, умывальник и туалет в каюте имелись.

    Так потекли наши будни-денёчки. Обычно путь от Австралии до островов Фиджи, при нормальной погоде,  занимал семь суток. В назначенное время мы подошли к порту Брисбен. На судно прибыла комиссия, ознакомилась с нашим положением, осмотрела место обитания нашего заключённого и пришла к выводу, что всё сделано правильно. Но снять беглеца с борта они отказались и предписали нам везти его, после разгрузки и погрузки в портах Австралии,  назад в Суву на Фиджи.

     Наш круговой рейс обычно длился около месяца, и мы повезли нашего бедолагу через порт Сидней, Мельбурн назад на его родину.
   При подходе к столице Фиджи – Суве, мы сообщили о нашем необычном грузе, и нас уже встречала на берегу полиция с местным “чёрным воронком”. Полицейская машина была похожа на наш “москвич – каблук”, только вместо железного корпуса стояла большая клетка с дверью. Нашего товарища – зайца пинками запихали в эту клетку и увезли.

   Сделав круг,  мы вновь зашли в Суву и увидели нашего беглеца за контейнерами на берегу с его дружками, которым он рассказывал, как хорошо жить на судне: работать не надо, кормят, выводят гулять, дают читать хорошие книжки на английском языке. Не жизнь, а благодать.

    После этого, по указанию агента, к нам у трапа поставили дежурную вахту из местных полицейских, которые считали количество поднявшихся на борт докеров и количество сошедших, иногда нас также привлекали к этой работе. Мы считали их при помощи спичек, перекладывая их с одного кармана в другой (вошедших – сошедших).

   Так мы работали на этой линии и однажды поймали ещё зайца.
Как-то выйдя с Лаутоки мы направились в Сидней, в Брисбене не было груза. И через сутки на трапе у полубака, боцман встретил Опоссума. Этот зверёк сидел на леере, наверно сильно проголодался. О нём капитан не стал докладывать никому, и мы начали заботиться о не прошенном  госте. Соорудили ему жилище под полубаком, из коробки сделали маленькую столовую, за которую отвечал повар, подкармливая его фруктами, которые имелись на борту. Когда подошли к Австралии, была проведена секретная операция по высадке беглеца на берег.

    В Австралии очень строго следят за тем, чтобы никого и ничто не привезли на материк. После прихода судна, в углах на палубах рассыпается специальный порошок и если при проверке будут отмечены какие-то следы – это грозит большим штрафом и ещё фумигацией – это когда экипаж переселяется с судна в гостиницу, а судно отгоняют на рейд и производят обработку газом и химией всех помещений.

Дело в том, что в Австралии нет хищников, кроме собаки Динго, да крокодилов. Когда начали бороться с каморами и завезли лягушек, то они так расплодились, что перекрывали автомобильные трассы, по лягушкам нельзя было затормозить. Потом завезли кроликов, и они перерыли все фермерские угодия.

   И так вечером, когда стемнело, было выставлено оцепление и Опоссума вынесли в коробке на берег и выпустили. Причал, где мы швартовались, заканчивался высокой каменной стеной, за которой была зелёная роща с лужайкой. Мы видели, что по ней часто прогуливаются пожилые горожане со своими четвероногими питомцами. Наш, друг – Опоссум, дошёл до фонарного столба.  Он думал, что это и есть стена на свободу и полез по столбу. Но вверху столб изгибался к фонарю, а на этом столбе фонаря не было, а он просто заканчивался обрывом штанги под фонарь. Опоссум полз, полз и, в конце - концов, свалился с верхотуры на землю. Мы думали, что он разбился, но он оказался, как кошка, упал на лапки и был вполне здоров. Тогда мы его донесли до стены, по которой он удалился на лужайку и скрылся в чаще рощи.   
    Через рейс ребята ходили в эту рощицу и видели нашего путешественника не дереве.

   Закончили мы австралийский фрахт в Сиднее. И на самом большом Боинге 747, где в ряд стоят 10 кресел, два прохода, (команда состоит из 25 человек), а берёт он на борт 400 человек.  Через Сингапур (в котором пересели на такой же Боинг) мы добрались до Франкфурта на Майне, а затем  на Боинге 737,    приземлились в Риге. Всего в воздухе  мы были двадцать один час.