Гл.6
Пятница. День, когда расходятся по домам местные, горожане, уже способные ходить по улице. И я надеюсь, что меня отпустят, раз сняли дренаж, а перевязка в выходные дни не предвидится.
Народа в коридоре прибавилось. Сегодня не операционный день, и врачи снуют по палатам, каждый идет в свою.
Наш палатный, доктор Можаев, ушел в отпуск, передав другому временный контроль за своими больными.
Но мне все равно, кто у нас командует. Я можно сказать, беспризорная. Мой доктор, Денисенко, сначала меня потерял: после операции прошло несколько дней, прежде чем я напомнила о себе известным коррупционным способом – с помощью конвертика с символическим «спасибо». Мне подсказали, что нужно СРАЗУ после операции благодарить, а не перед выпиской. На улице Космической» (два года назад) было не так.
К чести этой клиники никто из врачей сумму благодарности не озвучивает. Кто сколько даст… А не даст, то и так сойдет, бывали единичные случаи «черной неблагодарности» слишком «принципиальных». Либо слишком бедных. Да только нищие здесь не лежат. Узнав свой диагноз и предположительную сумму, в какую выльется операция, они молча уходят домой – медленно умирать.
Я – не нищая, а просто пенсионерка, у которой мало денег, но много друзей. Они и помогли материально. Как было два года назад, когда мы с дочкой заболели и попали в больницу одновременно. Низкий им поклон за это!
В нашей семье нет олигархов и даже бизнесменов средней руки. Хотя все внуки имеют в кармане диплом специалиста с высшим образованием.
Два года назад нас добровольно выручил племянник по мужу, не олигарх, а просто вип-персона высшей категории, банковский работник. Сейчас он живет и работает в России…
Я отвлеклась… Так вот, меня забыли два раза. Первый, когда после операции Денисенко ко мне вообще не приходил, второй, когда стал приходить на перевязки, но никогда – на обход. Можаев своих больных обходит, расспрашивает о самочувствии, а я – чужая.
И вдруг сегодня в палату врывается наш шустрый заведующий, окруженный свитой врачей. Те толпятся за ним почему-то с напряженными лицами, как пацаны перед взбучкой у директора.
Оказывается, нужно освободить нашу палату в связи с намеченным ремонтом в отделении. Куда девать десять человек?
Все наше население сидит на своих койках, а мы с Верой Ивановной – по центру палаты на двух стульях. Обе ждем, когда позовут на перевязку, а потому – при параде. То бишь – с макияжем на физиономии, причесанные, одетые. Сидим и улыбаемся.
– О, – говорит Хоменко весело, тыча в меня пальцем, – эту, что с боевым раскрасом – на выписку! А эту, что побледнее, – в другую палату!
– Спасибо! – радостно отвечаю, хотя могла бы и обидеться, потому что мой «боевой раскрас» – всего лишь слегка подмазанные губы и скромно подведенные глаза.
Но Вера Ивановна тоже старалась, и ей обидно, что она показалась бесцветной! Она как раз румянец навела, напудрилась! Так что – обиделась:
– А чего это меня – в другую палату? Нам с Волковой делали операцию в один день.
– Когда? – живо спрашивает заведующий.
– Двадцать второго июня! – отвечаем хором.
Врачи переглядываются, Хоменко слегка смущен. Дело в том, что после операции положено лежать еще двадцать один день, а мы с Верой здесь всего две недели!
Вижу, что Денисенко мне подает знаки за спиною своего начальства. Я их читаю по-своему:
– Мне уже давно сняли дренаж, и я себя чувствую хорошо! Хочу домой.
– А почему сняли? – оглядывается зав на моего врача.
Тот начинает что-то лопотать, оправдываясь. Ведь и дренаж сняли раньше положенного времени!
– Ладно, мы вас не выпишем, но на два дня отпустим. Пишите заявление.
Так я и не поняла, каким числом меня выписали, но живу я дома, а числюсь в больнице.
Дом! Это такое волшебное место, которое можно по-настоящему оценить при одном условии – если ты уезжал надолго и соскучился. Или, не дай Бог, потерял. Это твоя малая родина, даже если ты не здесь родился, а получил сие гнездо от государства в качестве награды за труд.
Так было… При всех недостатках социалистической системы, это был плюс, который не переоценить!
Я дома, но езжу на перевязку. Лимфа течет, словно вся я из нее и состою. Это так неудобно, да и больно, потому что стоит ей скопиться, как на месте операции возникают отеки. Из-за них боль не проходит…С утра до вечера стираю пеленки, белье…
Днем у меня полно работы по дому. Прибираю комнаты, готовлю обед…Муж ходит в магазины и на рынок. Старшую сестру не втягиваем в наши проблемы. Ей в декабре исполнится девяносто лет. Даже по квартире еле передвигается.
Поездки в больницу обходятся дорого: такси туда и назад, стерильные перчатки, в карман медсестре, спирт, пеленки и так далее – обходится до ста рублей.
Наконец-то мне сообщают, что я выписана, и теперь буду ездить на перевязку в маммоцентр, три раза в неделю.
Вот там совсем другая атмосфера: медсестра Ирочка – ангел, в сравнении с той, прежней. С нею можно РАЗГОВАРИВАТЬ. Она работает почти нежно. Если нужно – зовет дежурного врача.
И на врача мне повезло. Доктор Виноградов – крупный мужчина с рассеянно-добрым лицом – относится ко мне бережно: принимает без очереди, устраивает на УЗИ тоже без очереди (по состоянию здоровья). Просто он видит, что меня шатает от слабости. И главное – его доброта мне ничего не стоит! Он просто ТАКОЙ. Хотя я думаю, что он не отказался бы от благодарности в конверте. Но ведь ведет себя так, что нет возможности подобную благодарность проявить. В общем, молодец.
Две недели я езжу на перевязку. Но теперь мне делают пункцию, потому что лимфа больше не выдавливается из дренажного отверстия.
И здесь мне повезло на врача. Вот у кого руки золотые – у доктора Аксенова, который мне замечательно сделал биопсию до операции, а теперь проводит пункцию под контролем УЗИ.
Одно меня беспокоит: мой прогноз по-прежнему неясен. И тут я врачей понимаю. Им просто нечего мне предложить, а всякие народные средства они считают ерундой. Они забывают, что множество обреченных на медленное умирание, будут лечиться этой ерундой и верить в ее чудодейственную силу. Ведь сам Солженицын вылечился от рака чагой! Он же не врал, когда писал свой «Раковый корпус»!
Нет, чудеса случаются. Эффект плацебо – не выдумка. Его подтвердила официальная медицина. Конечно, образованный человек все-таки понимает, как ничтожен этот процент – вылеченных практически самовнушением! Однако попасть в этот процент шанс есть, есть!
И вот уже я с благодарностью принимаю от подруг королевский (по деньгам) подарок – коробку с тремя баночками чаги… И пью, давлюсь, потому что не вкусно, тяжело для желудка (три стакана жидкости в день помимо любимого кофе, чая, компота!).
А еще завариваю семена льна – по рецепту моего любимого автора ПРОЗЫ РУ, Бориса Биндера, который уверяет, что десять лет занимается профилактикой рака именно с помощью семян льна. И я верю Борису! И мужественно преодолевая лень, завариваю – себе и мужу, и пью, пью, пью.
В интернете можно обнаружить массу рецептов от спасенных. Но ведь каждый организм – это отдельная вселенная! И каждому из нас нужен свой медицинский институт для изучения законов именно нашего конкретного тела!
Неверные или приблизительные диагнозы, неправильное лечение – это не от незнания врача! Он изучал медицину, построенную на законах ДЛЯ ВСЕХ. А мы – разные. Нас нельзя – под одну гребенку!
Вот, например, мое сердце, имеющее дурную привычку биться с ужасающе длинными паузами, или – наоборот – с полным отсутствием таковых, когда пульс не сосчитать, потому что желудочки с предсердиями крупно дрожат и дрожат, а не бьются, так вот мое сердце успокоилось на время операции и дало возможность довести ее до конца.
Зато теперь каждую ночь, хотя его никто не подвергает стрессу, подобному операции, начинает мерцать и дергаться. И какой кардиолог может объяснить причину подобных капризов моего организма?
Вот на то и уповаю: если всю жизнь мне ставили неправильные диагнозы, если всю жизнь я провела в борьбе с болью в разных органах, но так много прожила, то значит я могу протянуть еще пару лет или даже больше?
Правда, хочется ЖИТЬ, а не тянуть… Пока же ночами жить не хочется. Когда болит изрезанная вдоль и поперек грудь, словно только вчера меня сняли с операционного стола, когда тянущая боль в ногах оказывается сильнее снотворной таблетки, и терзает изжога (эта дрянь откуда взялась?!), жить НЕ хочется.
А еще страшнее мысль, что лимфа еще до операции УСПЕЛА перенести раковые клетки в организм, и в любой момент в каком-то из органов начнет расти метастаз…
Тогда вспоминается мама, умершая от рака, и тот кошмар, который накрыл всю нашу семью, пока она страдала от невыносимой боли, молча, чтобы нас не пугать…
И я невольно начинаю плакать – от бессилия, страха… Тоже молча. Но хочется орать, плакать навзрыд, до потери сознания!
А утром встаю и делаю все положенное живому человеку: умываюсь, пью кофе со сливками, съедаю вредный бутерброд, иду к компьютеру, пока его не перехватили муж или сестра. Открываю почту, читаю письма, отвечаю сразу… Перехожу на ПРОЗУ РУ, читаю рецензии, радуясь, что пока меня не забывают…Отвечаю…
Потом берусь за веник или тряпку, сковородку, кастрюлю… Навожу в кухне марафет. Готовлю обед.
Ах, если бы не сильная слабость, я бы пошла побродить по улице…
Ночные страхи забыты – до следующей ночи. Звонят внуки, дети, знакомые, друзья, читатели, ставшие друзьями после официальных встреч с ними в разных учреждениях…Они помнят меня не такой тревожной, а живой, смеющейся, эмоциональной, в приличной одежде, с пышными волосами…
Что от меня осталось? Вот эти волосы, которые многие принимают за парик, да еще цвет глаз…
Ну, может быть, способность видеть мир в деталях и в целом. И удивляться ему…