Родственников не выбирают. Блюма была младшей и любимой дочерью. Она была на восемь лет младше Люли- моей матери. Блюме доставались все сливки и вся родительская любовь. Пока был жив их отец Яков Михаэлович, дом был полная чаша.Ежегодные поездки в Крым или Кисловодск, а то и в Ригу (!). И Блюма была всегда при родителях. Её же запихнули в политехнический институт на самый блатной факультет. Её же в последствии устроили на завод Каустик в Управление. А затем в архитектурно-строительную академию, пропихнув на место проректора по социальной работе. Всё давалось ей легко и просто. Квартира, дача, связи и прочее, что смог при жизни дать её отец и мой дед по совместительству испортили взгляды и сделали Блюму очень заносчивой и горделивой бабой.
Моей матери досталось от жизни больше упреков и жизненного опыта из разряда "говно не тонет". Химический техникум, самая не выговариваемая специальность и замужество в двадцать один год. Родители были очень рады дать Люле пинка. Не смотря на то, что будущий муж из небольшого поселка, работает в совхозе и часто пьёт. Скорее всего они просто поставили галочку в графе жизненные приоритеты, как выполнено в полном объеме, в смысле родительского долга. Родили, обучили, пора и честь знать.
Дед мой, к слову сказать, находился при Советской власти всегда у "кормушки". Он то налаживал связи с японцами и дома раньше всех появлялась японская чудо-техника, конфеты и яркие заморские безделушки. То участвовал в строительстве очистных сооружений, на деле сделавших великую русскую реку Волгу одной из самых грязных рек России. Даже когда в восьмидесятых его бывшие закадычные друзья один за другим начали слать ему вызовы на репатриацию то в Израиль, то в Америку. Он счёл своим долгом отнести сии "протоколы сионских мудрецов" куда следует, чтобы показать свою благонадежность партии и власти.
А мы всю жизнь прожили в пгт (поселок городского типа). Время от времени нуждались, то в одежде, то в новом холодильнике. Отец пил, мать терпела, сестра и я росли в атмосфере еврейской сверх любви матери и пьяного перегара отца. Конечно же, отца я ненавидел. А мать раздражала меня чрезмерной заботой. Но я не вырос забитым хлюпиком, не вырос я и алкоголиком (как это часто бывает в таких семьях). Я впитал от обоих родителей всего понемногу, потом переварил это и высрал где-то под кустом лопуха. Остались обиды и скверна. Я постарался заткнуть их поглубже. У сестры моей не сложился брак. Муж-алкаш, сын- маменькин сынок, который к восемнадцати годам не может себе хлеба отрезать, чтобы не отрезать палец.
Старея, всё становилось еще более карикатурным. Дед умер в 99ом, бабушка пережила его на двенадцать лет. После их смерти две сестры Блюма и Люля почти совсем перестали общаться. Было много обид. Имущество всё досталось младшей сестре, а моей матери лишь старый холодильник и ряд книг из советской библиотеки пионера. Им теперь почти не о чем говорить. У Блюмы академия, взятки от поступлений в ВУЗ и постоянные понты, а у Люли артрит, давление под двести, сорок уток, десяток кур и две кошки, которые умудряются плодоносить по три раза в год.