Первый был высоким. Второй смотрелся больным. Третий держал папку. Четвертый не спал. Пятый прятался. Шестой сидел за столом. Осознав себя седьмым и получив задание, я вышел из прокуратуры и направился домой. До конца рабочего дня оставалась пара часов, но возвращаться в клинику – значит сглупить. Утром, при упоминании прокуратуры начальство замахало руками: «Иди-иди». Затем начальство нервно затянулось сигаретой и задумалось о своем. При слове «прокуратура» так часто происходит у начальства. Редкая моя свобода в дневное время позволила отдаться желаниям и неторопливым шагам. Мозг, конечно, был еще погружен в только что полученную информацию. Мозг пытался отодвинуть ее от себя. Не сразу приступать к реализации планов, ни в коем случае не сразу думать. Чтобы составить психологический портрет убийцы, чтобы проникнуть в его голову, тело и поймать, необходимо дать время бессознательному. В наилучшем режиме подкорковые структуры начнут работать ночью в период сна. До завтрашнего утра мне целесообразно перестать думать об этом маньяке, о его жертвах. О прокуратуре и ее шести обитателях я уже практически перестал вспоминать, сделав сотню шагов по центральной улице города.
Много людей перемещалось вместе со мной. Каждая людская единица отстукивала каблуками индивидуальный ритм. В основном – торопливый, делавший хозяина подслеповатым к окружению. «Никого не вижу, ничего не слышу, бегу», – такая тема слышалась в движении людей. День, центр, среда. Моя скорость выбивалась из общей. Явно меньше пяти километров в час. Картинка сменяла предыдущую плавно: синий почтовый ящик, из которого работник-олигофрен вынимает письма и садится за руль такого же синего «каблучка» (последнее письмо от друга получил с Кавказа восемь лет назад); магазин сладкого с ежом на вывеске, пожирающим какое-то варенье из банки; красный язык Вечного огня у могилы Неизвестного солдата; бабушка, пытающаяся всучить кошечку прохожим; Ленин на пьедестале (все еще непохороненный призрак); прилавок (около ста квадратных метров в центре города) господина Михаила Давидовича – депутата Думы; призывной пункт Военного Комиссариата (последнее письмо от друга получил с Кавказа восемь лет назад); книжный магазин «Библиомаркет». Вот в него я и зашел, поскольку никуда не торопился и давно книжные лавки не посещал.
Покупателей не было. От обилия томов разбегались глаза. Все и сразу? Только посмотреть! Принципиально интересующей темы не возникло. Только полистать. Одиночная книжка привлекла внимание продуманным цветовым содержанием обложки. На черно-оранжевом фоне камень, напоминающий профиль человеческого лица. Хорошо заметное название произведения «Совпадение». Я взял его в руки и начал осмотр. Абсолютно авторская редакция, нет указаний на тираж, неизвестная типография ООО «Белое Солнце», УДК и ББК присутствовали. Автор значился под фамилией Подгорный. Адольф Подгорный – сверх странное сочетание. Звучит предостерегающе, смотрится на обложке волком в пещере. Черные буквы и черные звуки от этих букв знают свое дело. Я заглянул в текст от Адольфа.
«Ксения пыталась поймать в объектив страшную ящерицу. Чудовище, длиной около двадцати сантиметров будто играло с девушкой, замирая перед глазами фотографа на пару секунд, а потом вновь ускользая из поля съемки. Настоящий «колючий дьявол», сошедший со страниц справочника о рептилиях, зачитанного Ксенией до дыр. Она точно знала, что играющая с ней ящерица – молох. Единственный вид своего рода. Непостижимым оставался факт появления молоха здесь, в Крыму. Эти ящерицы водились только в Австралии. Тем не менее, сейчас шло не время гипотез, а время охоты. Ксения сделала несколько снимков, как будто выстрелила от бедра – навскидку. Хотелось зацепить хитрую ящерицу точнее. Может быть, тогда ей поверят коллеги? Пресмыкающееся сначала двигалось в пределах трех-пяти квадратных метров, узорчато петляя, но, не выходя за границу территории. Таким образом, подтверждая принципы поведения молохов. Эта игра продолжалась несколько минут. Пожалуй, Ксении показалось, что несколько, потому что время явно остановилось.
Встреча с «колючим дьяволом» происходила в запрещенном для экскурсий Мертвом городе. Было несколько участков потухшего вулкана Кара-Даг, на которые не разрешалось заходить любопытствующим. Мертвый город со всеми своими каменными идолами и стенами относился к числу недоступного. Предполагались разные загадки на Кара-Даге. Собственно, для их поиска и отклонялись аккредитованные биологи от тропинок, но австралийская ящерица выглядела даже не загадкой, а сверх естественно подброшенным вызовом.
Краешком глаза Ксения оценила округу и не увидела ничего похожего на муравейник, а молохи питаются исключительно муравьями. Никто никогда не поверит Ксении, если не будет четкого, крупного фото этой рептилии.
Ящерица вылезла на камень, спровоцировала очередную человеческую атаку на себя и, не задерживаясь, изменила тактику перемещения. Теперь ее целью стала ближайшая вертикальная скала. Не очень быстро, останавливаясь и оглядываясь, оценивая скорость преследователя, агама не стремилась убежать, а звала человека за собой. Ксюху не надо было подгонять, она не собиралась отставать или того хуже – бросать погоню. Довольно скоро парочка преодолела десятки метров, вплотную приблизившись к камням. Ящерица обогнула утес так, что справа открылось море, а человек сразу рванул следом, хотя места для прохода оставалось чуть. Фотосъемка представлялась неудобным занятием сейчас на этом обрывистом и узком участке. И тут увиделась трава, островком кустиков прикрывающая щель в скале. Можно сказать, открылась щель, прикрывающаяся травой. Будучи биологом, Ксения легко определила в растении ясенец – Неопалимую купину. Этот представитель флоры для Кара-Дага не был редкостью, но в Мертвом городе ясенец не замечали прежде. Одежда позволяла двинуться через кустики, не получив ожог. Пройдя сквозь траву, девушка встала на четвереньки и сунула голову в пещеру. Сразу у входа из стены сочилась вода, стекая в купель. Молох забрался в эту ванночку и пил воду всем телом, через кожу так, как это умеют ящерицы данного вида. Он начал увеличиваться в объеме. А вместе с молохом вырастали своды пещеры, только что казавшиеся совсем низкими. Стены раздвигались, расширилась площадь пола, сплошь сделанного из трасса – зеленовато-черного камня. Ксения выпрямилась и зашла в пещеру спокойно. Часы на правой руке девушки показывали: четырнадцать сорок пять».
Я машинально посмотрел на свои часы. Четырнадцать сорок пять. Мистика. Попытался найти цену на книжке, обычно ее писали карандашом где-нибудь сзади. Но не было цены. Подошел к продавцу и поинтересовался стоимостью. Женщина повертела в руках книжку, показала другому продавцу, они сверились с компьютером. Нигде никаких указаний.
- Вы, знаете, – продавец пожимала плечами и говорила растеряно. – Похоже, что эту книгу подбросил кто-то на прилавок. К нам на реализацию она не поступала.
- Я могу ее каким-то образом купить?
- Зачем покупать? Забирайте так, если она Вам нужна. – Женщина даже попыталась пошутить. – Чтобы не нарушать отчетности.
- И часто так подбрасывают авторы свои детища? – я был тоже озадачен подарком.
- В нашем магазине впервые. Это точно, – призналась представитель торговли.
Я решил в знак благодарности купить какую-нибудь другую книгу. Четко сориентировался, нашел полку с психологической литературой. Выбрал кое-что из Ирвина Ялома, расплатился за одну книгу и ушел с двумя.
Домой вернулся стремительно, оказавшись в плену у интереса, а он, уж если ручкой своей вцепится, то наркотическим образом. Тем не менее, в квартире находились нуждающиеся в моей заботе. Те самые существа, что спасают своей молчаливой любовью и благодарят своим присутствием.
В аквариумах сидели рыбы и ждали. В горшках и кадушках сидели растения и ждали. В клетке сидел кролик и вытягивал нос между прутьями. У них нет никого кроме меня, у каждого в отдельности. Я для этих тварей все. Могущество над ними велико настолько, что приближается к абсолютному. Знаю об этом, а они не задумываются, растут и дают своей жизнью мне возможность раствориться в воде, листьях и меховой шкурке. Взаимовыгодный контракт.
Интерес к книге, однако, подстегивал, поэтому кормление всего живого в доме организовал на скорую руку. Сам ограничился хлебом с молоком – самой древней, самой вкусной едой. Получилось и быстро, и то, что хотел, без предисловий и прилагательных.
3 декабря 2002 года
«Напившийся воды молох уже достиг размера, схожего с человеческим. Затем отбросил хвост, встал на задние лапы и пошел к дальней стене пещеры. Там, в углу Ксения сейчас рассмотрела дыру, как продолжение. Перед самой дырой рептилия приостановилась, поманила лапой. Вдобавок ко всем чудесам этот монстр заговорил: «Летать – это значит обрести способность к половым действиям. Полетели, Гостья». Ксюша приблизилась к молоху и к краю бездны. Заглянула в черную пустоту, ощутила могильный запах и холод. Сразу поняла это, хотя никогда на кладбищах не смотрела в ямы: очень боялась упасть в могилу или оказаться по суеверию там спустя короткое время после чужих похорон. Сейчас страха не было: ведь ей предстоял полет. Существо протянуло лапу, согнутую в середине длины. Ксения взялась, будто под локоть. На ощупь лапа персонажа оказалась теплой и шершавой. Ящер улыбнулся, довольный собой и гостьей.
Знакомое состояние для девушки: перед прыжком. Такое бывало в бассейне, стоя на пятиметровой вышке. Знала, что надо прыгнуть и что обязательно получится. А тут еще вдвоем, держась рукой за лапу, да и называлось предстоящее совместное падение полетом. Партнер ободряюще подмигнул Ксюше и оттолкнулся, увлекая за собой.
Летели не шумно, без ветра в ушах. Почти вакуум окружал парочку. Блестящая темнота простиралась вниз и по сторонам. Не видно конца и начала, задрав голову, Ксения тоже не увидела. Она спросила:
- Куда летим?
И не услышала собственного голоса. Однако, партнер понял, ответил так же беззвучно:
- На экскурсию.
Разговаривали без привычной акустической волны, обменивались репликами, как рукопожатиями. У Ксении шевелились губы по привычке, но в этом не было никакой нужды для понимания. Скорость передачи мысли собеседнику равнялась скорости возникновения мысли в голове. Диалог завязала Ксюша. Она летела в неведении, поэтому хотела сдвинуть неопределенность:
- Какая экскурсия, куда?
- Вы хотите заглянуть в царство бессознательного?
- Не знаю. Возможно. А чье бессознательное имеется ввиду? – девушка продолжала пребывать в нерешительности.
- Общее, всемирное, а значит и кусочек вашего. Царство находится в пещере, где правит бессознательное. Точнее сказать, только оно там присутствует. Без побочных выкрутас, без масок, без глупого и рационального прикрытия. Вы летите в мир, где отсутствует ложь, а царит правда, которая бывает голая, иногда жестокая, но не перестающая быть правдой от этого. Мы преодолеваем сейчас не столько кору земной поверхности, сколько проникаем в подкорковое пространство мозга человеческого. Оттуда мы и правим бессознательным людей, оставшихся на поверхности.
- А кто, мы? Кто будет встречать меня, и проводить экскурсию?
- Скоро увидите их и подтвердите много из того, о чем только задумывались
Здесь Ксюшу посетило сомнение, и она иронически спросила:
- А откуда вы знаете, о чем я задумывалась?
- Не надо вот так, иронически. Гостья выбирается для экскурсии в Царство не случайно. Наш контакт был предрешен давно. Оставалось: вам повзрослеть, а мне на время превратиться в ящерицу.
- Хотите сказать, что все знаете про меня с детства? Вы следили за мной?
- Да, мы все знаем про вас и читаем мысли. Мы следили за вами с раннего детства. Даже можем указать момент, когда ваша судьба, как Гостьи была решена.
Ксения летела-падала без страха, но тут ее на чуток пробило волнение от такого неожиданного поворота:
- Объясните про момент, пожалуйста.
- Помните, вы упустили воздушный шарик, и он ускользнул в небо. Это было возле монумента покорителям космоса. Вы тогда плакали, а окружающие смеялись.
Конечно, Ксюша помнила об этом, считая потерю шарика одним из самых обидных эпизодов детства. Бывший молох продолжал:
- Тогда улетел кусочек души. Вы не продали ее, нет, но расстались с частью души по нашей рекомендации. Нельзя забрать все у человека, надо оставить для жизни бОльшую часть. Взамен мы предоставили дух. Тоже кусочек. Это равнозначный обмен. Когда душа улетает в небо, вселяется дух из нашей Пещеры. Полет шарика только обозначил вашу особенность. Но он же и указал путь в жизни. Вы не принадлежите себе. Отдавать другим – та задача, которую решает избранный человек.
Для Ксении особенность не являлась открытием. Она подмечала, что выделяется из толпы, и списывала свои наблюдения на обыкновенную гордыню, на себялюбие и даже считала самооценку завышенной. Старалась никак не выказывать окружающим чувства по этому поводу. Еще, Ксении чудилось, будто по жизни ее кто-то толкает аккуратно, не больно, но настойчиво дает направление кто-то. И вот теперь, в полете выясняется.
- А почему меня пригласили в Пещеру именно сейчас?
Экскурсовод сделал поворот влево. Только наклонил корпус, и направление полета обоих изменилось. Теперь получалось больше вперед, чем вниз.
- Хороший вопрос, Гостья. Когда вам что-то не понятно, старайтесь начинать с этого вопроса. Я объяснил, что, забирая кусочек души, мы взамен даем человеку дух – эквивалент силы. Вливается и способность любить, и заботиться, и умение прийти на помощь. Всякие силы не вечны, они имеют свойство – растворяться в делах. Человека покидает дух, и в критические моменты мы должны зарядить избранного снова. Все рассказать и объяснить, предоставить сказочные условия для экскурсии. От того, как мы вас встретим, будет зависеть дальнейшая способность к деятельности.
На этих словах Ксения мысленно вернулась на поверхность Земли, в свою реальную жизнь, которая сейчас казалась бывшей. Очень трудные выдались последние полгода. Неприятности мира и непонимание граждан оборачивались против нервной системы. Раздражительность стала нормой. Сочинения в себе и обида на всех одолевали все больше. Не зная, куда обратиться за помощью, Ксюша взяла отпуск и приехала в Крым. Здесь ее называли Оксаной. На Кара-Даге находилась биостанция, и знакомые, добрые люди работали при ней. Вот так и попала девушка в Пещеру. Впрочем, до самого Царства еще не долетели. Молчать не хотелось, много невыясненного оставалось.
- Я всегда считала, что душа и дух – одно и то же. А вы, разделяете эти понятия?
- Обязательно. У этих слов разный пол, а стало быть, и смысл. Женский и мужской. Смешивать мужское и женское начало можно, но не каждому и с осторожностью, с великой осторожностью. Если получится смешать, предстанет божественный итог. У человечества в целом не получается, поэтому – хаос. Привычнее и правильнее раздельное существование. У каждого пола свое направление и значит: душа – улетает, а дух появляется и захватывает. Пещера заведует мужским бессознательным. Так уж повелось, что мужчина …, – в лапе ящера возникла маленькая книжечка, и он начал перелистывать ее глазами, нашел нужное и процитировал: – «Мужчина представляет собой мир человеческой мысли, деятельности рукотворных предметов, закона и порядка, дисциплины и творчества». В Пещере сделали ставку на мужчин.
Книжечка исчезла, будто и не было ее. Фокус удался. Интересное дело, Ксения почему-то не обиделась за женщин, которых явно унизили, промолчав про значимость. А собеседник продолжил:
- Вот вы сейчас даже не вступились за женскую душу, а ведь по паспорту вы – женщина, и в трусах у вас не член болтается, и размер бюстгальтера номер три. Все почему? Дух присутствует в достаточном количестве и формирует мышление по образу и подобию мужчины.
Только мысленно, только себе Ксения сказала: «Любит поговорить мой сопровождающий. Интересно, сколько нам лететь еще?» Ящер посмотрел на Гостью и незамедлительно произнес:
- Мне приходится много говорить для вас. Экскурсовод, как-никак, стараюсь. Хотя правильно подумали: самцы не должны быть болтливы. А лететь осталось недолго. Над нами заканчивается Средиземное море, скоро Иерусалим. Под ним и остановимся.
Или показалось, или скорость передвижения замедлилась. При отсутствии ветра и пейзажа понять величину скорости сложно. А настроение не изменилось. И, вообще, в сновидениях Ксюша также летала неоднократно, очень похожие впечатления. И разговаривала во сне часто, и даже иногда ходила по комнате. Если кто спал рядом, то пугался неожиданных слов и вскакиванию Ксении, принимал за чистую монету смысл сказанного. Сейчас похоже на сон, но не он. Ящер продолжал объяснять:
- Немного договорю, чтобы тему завершить. Душевность и духовность. Разницу в тональности чувствуете? Определенная борьба позиций в этих понятиях. Человечество с радостью принимает душевность. Можно сказать, утепляется словом. Но противоположная тональность духовности заставляет задуматься: хороша ли она? В чем ее необходимость? Не является ли прикрытием лжи? Пока прекращаю философствовать, потому что впереди площадка. Не надо группироваться и напрягаться, это не прыжки с парашютом.
Свет возник сначала небольшим пятнышком, затем перерос в пятно и почти сразу вокруг только свет, как будто и не было темноты секунды назад. Не ярко, не ослепляющее, не солнечное освещение и не искусственное, никаких ламп и никаких факелов не видно. Что-то лунное, то есть отраженное, своей матовостью не причиняющее неудобств сетчатке глаза.
4 декабря 2002 года
Товарищ по полету выпрямился, развел плечи и мгновенно встал на лапы, давая понять Гостье: делай, как я. По периметру площадки стен не просматривалось, свет уходил в бесконечность, но была дверь. Она стояла на пустыре света. Простая дверь из потемневшего дерева, на которой достопримечательностью сидела ручка в виде головы ящерицы.
- Гостья, отдайте фотоаппарат мне, чтобы не отвлекал ваши глаза и руки своим присутствием. После экскурсии я верну его в сохранности. Тем более, сейчас предстоит важное превращение. Фотоаппарат помешает.
Спохватилась, что забыла про камеру, про любимое занятие – снимать. Забыла напрочь, не стоило сопротивляться и истерить вопросами, и дверь уже открывали с другой стороны. Отдала аппарат и переступила порог.
Симметричными рядами стояли толстые, в девять-десять обхватов колонны, упирающиеся в потолок. Высота их вполне определялась: около тридцати метров, достаточные впечатления, и все пространство походило на древний храм. Возле некоторых колонн по одиночке стояли люди, совершенно разные по внешнему виду. Ящер указал лапой на ближайшего:
- Язычники. У каждого своя миссия. Сначала к этому подойдем.
Самый первый был наряжен в белый халат и белую шапочку, руки держал в карманах. Вытащил и показал кисти рук, как только Ксения подошла поближе. «Смотрите, чистые, только что вымыл», – и он продемонстрировал ладони, затем повернул кисти тыльной стороной и тоже показал. Это выглядело шутовским манером, под стать целому облику «доктора», в котором белая шапочка, как клоунский колпак, а черные, начищенные ботинки с острыми носками, как клоунские башмаки. Нагрудный карман украшала вышивка «Кесарь. 1-е хир.отд.» «Доктор» проводил девушку за свою колонну, где обнаружилась комната, походившая на операционную. Стерильную обстановку нарушали многочисленные стеллажи с выставленными на них банками, колбами, клетками и коробочками. Все коробочки имели красный цвет. На белом фоне операционной бросалась в глаза такая пошлость и вызывала брезгливость.
Нижнюю полку левого стеллажа занимали штативы с прикрепленными лягушками без голов. Под лапками земноводных стояли небольшие баночки с жидкостью, и лягушки то и дело подтягивали свои конечности, а потом, расслабляясь, опускали в едкую жидкость и снова сокращали мышцы, подтягивая лапки. Трепыхались. Зрелище походило на смертельную пляску. Усугублял действо факт синхронности танца. Постановщик канкана явно садист, и интуиция подсказывала Ксении, что Кесарь только выполнял указания неизвестного режиссера.
На следующей полке в ванночках лежали ручки и ножки младенцев, сваленные, как попало. Оценив взгляд Ксении, остановившийся на малюсеньких, отрезанных конечностях, «доктор» пояснил: «Здесь еще недавно абортарий был, переделали в операционную, не успели прибраться. Уж извините, коль, что не так».
При движении взгляда вверх по стеллажу обнаруживались банки из стекла. Много банок и в каждой: либо сердце, либо мозг. Чередовались объекты на полке: сердце, мозг, сердце, мозг, сердце… Никакого нарушенного порядка не просматривалось. Странное дело: не успели убрать ножки-ручки, и четкая шеренга из сердец-мозгов. Что-то нарочитое сквозило в таком распределении. Здесь же стоял одинокий череп, и Кесарь пояснил снова:
- Не успели продать. Сто пятьдесят евро, если желаете.
- И что, много продали черепов?
- Целую кучу, влет ушли, – удовлетворенно крякнул «доктор», словно только что отошел от базарного прилавка в хороший для торговли день.
Новая полка была уставлена клетками с сидящими в них собаками и кроликами. Все живые, все шевелились, ничего особенного, и только запах звериных испражнений указывал на присутствие страха в клетках, на ожидание трагедии, столь необходимой человечеству для развития. Не попахивало, а воняло доктриной Аристотеля.
В углу операционной на кушетке лежала голая женщина. Ее тело разрисовали линиями, и получилась карта участков и зон. Стороннему человеку, а Ксюша ощущала себя так, оказывалась, не ясна подобная типография. Поэтому девушка сама спросила:
- Что означает разлинованная женщина?
- Узнаете чуть позже. Примите участие в исследовании, как только завершим операцию по смене вашего пола.
Ксения оторопела, в ее планы – становиться мужчиной, не входило. Видимо об этом превращении говорил ящер. Надо сказать, что он куда-то исчез, оставив один на один Гостью с «доктором». От неопределенности стало по-настоящему страшно. Кесарь поспешил успокоить клиентку:
- Никакого холодного, липкого пота. Никакой паники. Временная смена пола пройдет безболезненно, а иначе вам нельзя продолжать экскурсию.
- Временная? Точно, что временная?
- О, да. Будто взяли фотоаппарат. Отдадим все ваше женское, если, конечно, не пожелаете остаться мужчиной на поверхности.
- Не пожелаю.
- Не торопитесь с выводами. Категоричность – это абсолютность, это свойство, характерное для мужчин-неудачников, чье половое поведение не сложилось. И тогда жесткость выходит в авангард поведения, а так до жестокости не далеко.
Кесарь замурлыкал какую-то песенку под нос, подошел к хромированному столу, покрытому простыней. Расправил складки материи ладошками и пригласил:
- Прошу вас. Сначала надо раздеться, а затем на стол.
Ксения внутренне еще сопротивлялась, но раздевалась, укладывая аккуратно на стул и джинсы, и футболку, и черные трусы шортиками, и бюстгальтер. Теперь она походила на лежащую в углу женщину, только без разрисовки непонятными линиями. Дрожь не унималась, «доктор» направил софит на тело и щелкнул тумблером. Полился дополнительный свет. Да, свет полился, но кроме него заструилось неведомое излучение, дававшее тепло и успокоение.
Детские воспоминания. Ксюша в ванной, Ксюшу моет мама. Рядом резиновые ежик и лиса плавают. Мама балуется пеной, конструируя из мокрых волос дочки рожки и хвостики. И ласковая губка бродит по спинке Ксюши, и по ручкам, и по ножкам. Излучение покалывало кожу, словно мистер д’Арсонваль пробежался по закоулкам тела. Наступило забвение, исчезли тактильные ощущения от прикосновений «доктора». Наркоз в Пещере – это как сон во сне. Мир внутри мира, аквариум в квартире. Все двойное и затейливое. Или так добираются до бессознательного?
Глаза видели. В операционной появилась серая глина, Кесарь достал ее с полки стеллажа и замесил массу в тазу. Намазал грудь девушки, немного бедра и живот. Затем вылепил из глины фаллос, два яичка, приставил пониже лобковой кости пациентки. Открыл альбом с фотографиями скульптур эпохи Ренессанса. Остановился на Давиде Микеланджело и Нептуне Амманати, сравнил, пробормотал: «Пусть сегодня будет, как у этого». Поскреб пальцем снимок с творением Буонарроти, взял скальпель, срезал глиняную крайнюю плоть, еще не высохшую на не прижившемся пока члене. Потом Кесарь стал поливать молоком из кувшина там, где намазал и все, что прилепил. После молока в ход пошла вода. Смывал, смывал. И, наконец, «доктор» взял в руку железный кубок, приподнял клиента, помог сесть на столе, и дал выпить вино. К самым губам поднес кубок, держал сосуд и вытирал на подбородке льющиеся струйки. А те, что попадали на ставшую плоской грудь, тоже вытирал. После всей операции выключил софит. Закончил.
- Я теперь стала мужчиной? – разглядывая себя. Нелепо прозвучало.
- Да-да. Стала-стала.
- Не знаю даже, благодарить мне Вас, доктор, в таком случае?
- Не благодари. В этом случае я не при чем. Поменял только внешние атрибуты (они важны, без них никуда не пустят), но только внешние поменял. А голова у тебя всегда была мужская. Во многом, во многом мужская. Не во всем, нет, до абсолюта ты не добралась и не перешла грань. Но тестостероном я тебя напоил. Поздравляю! И Ксении, и Александры, и Евгении тянутся быть похожими на мужчин, к смене пола тянутся. Пожалуйста, получите. Хотите быть похожими на нас? Извольте. Только никакой уж половинчатости здесь не допустим. Будешь похожа во всем! Звучит, как пионерский лозунг. Вот, и стала ты мужчиной, поздравляю еще раз. С повышением. Теперь сама справляйся с тестостероном. С этой минуты зовут тебя Ксенос. В имени небольшие изменения, но все по-другому предстанет, потому что звучит по-другому. Несколько букв поменялось, всего лишь название увертюры, а дальше ритм, тональность, громкость, то есть сила будут меняться.
Уже бросилось в уши, что Кесарь перешел на ты. Не то, чтобы оскорбляло такое обращение, однако, резало слух поначалу. Одежда, сложенная на стуле, пригодилась. Те же джинсы, и футболка, трусы шортиками сгодились. Лишним оказался только один предмет – бюстгальтер. Остался на стуле.
- Зачем обрезание произвели? – одеваясь.
- А как же иначе, мы под Иерусалимом. И опять стал напевать. В этот раз слова слышались отчетливо: «Под небом голубым, есть город золотой». «Доктор» подождал, пока Ксенос оденется, и указал на женщину в углу: «Туда». Из кармана вынул кисточку – не большую, не маленькую, не толстую, не тонкую, не плоскую, а закругленную. Вручил кисть Гостю и сказал: «Сейчас будешь оживлять женщину. Разлинованные участки на ее теле – это границы эрогенных зон. Надо проверить соответствие с помощью кисти. Женщина пока холодна, то есть мертва. Ты – мужчина, следует постараться и оживить».
Мужское дело – возбуждать женщину, но сейчас на помощь Ксеносу должно было прийти женское прошлое. Память кожи о вздыбленном счастье. «Я буду ласкать эту мертвую женщину так, как бы мне хотелось, окажись на ее месте».
Ксенос перевернул объект на живот, сложил руки женщины под голову. Поддалась она легко, будто спала, словно притворялась, а не умерла. Начал Ксенос с шеи. Мускулюс стернокляйдомастоидеус. Аккуратно, по воротниковому месту, забираясь в боковые, верхние участки, под челюсти, добираясь до ушных раковин. Водил кистью по завиткам, просверливал мягко вход и за раковинами водил. Не удержался, свободной рукой оттянул мочку уха и потер немного между пальцами. Продвинулся на затылок, но это больше для порядка. Кисть долго не задержалась на голове, прыгнув сразу на спину женщине. Линии указывали на область между лопатками. Да, там водил предметом вверх-вниз несколько раз. Затем вдоль ребер, обозначая параллельные промежутки между косточками. От позвоночника по бокам, вплоть до груди, которая пока была скрыта туловищем. Поясница, расчерченная желтым, слегка вздрогнула, повинуясь движениям кисти. Или исследователю показалось? Потом ягодицы. Только нежные волоски кисти не действовали на эту зону, как надо. Женская память говорила, что скорее надо было сжимать руками, но подобное против правил оживления. Или снова придумывалось исследователю про правила? Наконец-то, явная женская дрожь при появлении кисти на внутренней поверхности бедер. Некоторые линии указывали на голени и стопы, Ксенос формально прошелся по всему, что ниже коленей: не терпелось перевернуть клиентку. Опять легко поддалось тело, кожа начала заметно дышать, покрываясь пупырышками. Лицо, проекция гортани, надключичная впадина и грудь. Трогая кистью соски, Ксенос увидел, как они напряглись. Именно на этой зоне женщина ожила. Застонала коротко. Кружа и завоевывая сантиметр за сантиметром, кисть задержалась на груди дольше, чем на предыдущих участках. Исследователь все время думал о порядке действий, думал, думал, старался предугадать, считая, что залог успеха в мыслях. Ожившую женщину кисть Ксеноса поддержала ласками живота, выделяя пупок, миновала область половых органов, объехала ее, оставив на концовку. Бедра встретили с новой силой, откликнулись. Дальше колени с чашечками, выпирающими особым образом. Круглые чашечки, неожиданно проявившие чувствительность и подвижность. Кисть развернулась на сто восемьдесят градусов. Наверх, туда. «Доктор» давал задание словом «туда». К половым органам. Кисть была лишней, но правила – есть закон. Не миновать половые органы и не забыть про правила. Только кистью Ксенос довершал процесс оживления. Внутрь проникнуть не пробовал, потому что кисть в руке и правила. На инструмент осмотра попала влага: женщина возбудилась.
- Вроде бы все. Задание выполнено, – отступая от кушетки.
- Да-да, половину миновали, – Кесарь темнил.
Забрал кисточку себе, сунул в карман, а из другого вытащил нож. Длинное, узкое лезвие, деревянная ручка, – ничего похожего на скальпель. Такой нож не имел права находиться у доктора. Зачем его достали из кармана?
- Мужчина, имей способность оживить и имей способность убить, – сказал Кесарь и протянул нож Ксеносу.
- Вы с ума сошли. Я не смогу.
- Еще как сможешь. У тебя нет иного выхода, кроме как убить ту, которую воскресил. Иначе, что будешь делать с ней? Иначе надо отвечать за возбужденную женщину. Готов отвечать до конца, готов жить в полной мере, оставаясь мужчиной?
Ксенос промолчал. Он чувствовал себя гостем во всем. «Доктор» продолжил объяснять:
- Чтобы тебе было легче и спокойнее, скажу. Убив, ты вернешь ее в прежнее состояние. Она же была мертва до тебя.
- Мне страшно. Приходится брать на себя грех. И зачем было воскрешать, почему не наоборот?
Кесарь зло отпарировал:
- Наоборот? Вы – евреи, наоборот уже проходили две тысячи лет назад. Как раз в городе над нами все и происходило.
Ксенос вспомнил, что стал евреем только что через обрезание. Решил использовать это, отпираясь всяческими способами:
- Я не могу, я еврей.
- Именно поэтому, ты сделаешь это.
- Я буду ненавидеть себя.
- Ты будешь ненавидеть себе подобных, но похоронишь страх.
- Страх?
- Да-да. Уже забыл? Только что говорил «мне страшно». Хочешь и совестливым остаться и без страха? – Кесарь запутывал гостя сознательно, по-прежнему держа в протянутой руке нож.
Рукоятку сделали из какого-то теплого дерева. Она грела ладонь Ксеноса, легла удобно и приятно.
- Лучше прямо в грудь, – подсказал «доктор».
- В ту самую грудь, через которую ожила?
На этот раз промолчал человек в белом халате, ткнув пальцем в четвертый промежуток между ребрами в проекции сердца. Ксенос двумя руками установил вертикально нож. Старался не смотреть на лицо жертвы, хотя ее глаза были закрыты. Лезвие проникло через кожу, не упираясь. Едва почувствовало препятствие в виде сердца и все. Краем глаза Ксенос заметил, как «доктор» кивает головой. Кровь не хлынула. Нож, словно пробка, заткнул выход крови и торчал из груди. Но женщина не вскрикнула, не вздрогнула. Будто притворялась живой, а до этого мертвой. Такое положение успокоило Ксеноса, так как напоминало игру в живых и мертвых. Напоминало проверку Гостя.
Неожиданно, так же как и пропал, появился бывший молох. Он выглядел уже не ящерицей, не гигантской, говорящей рептилией, а имел образ человеческий. Вполне себе аккуратный вид: сухощавое тело, приятное лицо, волосы на голове темные, средней длины. Торс прятала водолазка черного цвета, а ноги скрывали серые брюки. С этим приличным одеянием не вязался факт отсутствия обуви. Босячество. Но какая мелочь – удивление подобного рода! После всего, что уже произошло, не пристало обращать внимание на мелочи. По-прежнему напрягала неизвестность дальнейшего. Ксенос выдал свою тревогу вопросом:
- Где Вы пропадали? И, вообще, как к Вам обращаться, есть какое-нибудь имя?
- Я переодевался, а называть меня можно любым, удобным для тебя именем.
- Тогда – Молох, – сказал Ксенос. – Как было, пусть так и остается.
И не удалось отвести взгляд от босых ног.
- Мыл ноги, чистые, – поспешил заверить Молох, поднимая ступни и показывая их. – А за имя дарованное спасибо. Сам бы никогда не посмел назваться Молохом. Сравняться с Царем в имени – невозможное. А когда Гость предлагает такое – честь для меня и допустимое для культуры Пещеры.
- Какой такой царь? Молох – ящерица австралийская.
- О-о-о, много совпадений у белого света и нашего Царства. Поддерживаем связь с поверхностью сходством в мелочах, именах и событиях. Наверху, это небольшая ящерица, а здесь – главный хранитель и распорядитель Пещеры. Царь.
- Я его увижу?
- Прошу прощения за фамильярность, буду обращаться «на ты». Ничего не поделаешь: правило. Стал мужчиной – получил доступ к простому обращению. Так вот, отвечаю на вопрос вопросом. А ты, видел когда-нибудь Бога?
- Конечно, нет. И никто не видел. Это невозможно.
- А ты думаешь почему?
Молох задал необычный и очень трудный вопрос. Невидимость Бога подразумевается сама собой. Какие тут могут предположения и комментарии? Поэтому Ксенос пожал плечами и ответил так:
- Потому что невозможно знать, как выглядит совесть. Ее можно чувствовать, но изобразить нельзя.
- У людей богатая фантазия, – не отступал проводник. – Изображение Бога-отца можно было как-то представить, но запрет существует на изготовление подобий.
- Кто запрещал и почему? – вопрошала заинтересованность Ксеноса.
- Ответ лучше начать со второй части: почему? Догма – поклоняться незримому. Такой подход предполагает победу абстрактной идеи над чувствами, победу духа над чувствами. Можно сказать, сдерживание инстинктов и отказ от них в идеале. С психологическими последствиями, разумеется. Гениальная методика глобального подчинения. Поэтому существует запрет.
- А кем он введен?
- Их много. Они называют себя пророками, считают себя посредниками между божественными силами и человечеством. Это стражники духа или, твоим языком говоря, совести. Внешние организаторы внутреннего мира каждого.
Молох остановился в рассуждениях. Показалось, что даже споткнулся слегка, словно на ум ему пришло что-то противоречащее собственным словам.
- Они пытаются казаться святыми и непорочными, но часто выглядят хитрыми. Не умными, а хитрыми, потому что без любви. Стоит одному стражнику духовности ухватиться за какое-нибудь чувство и растянуть его, как резинку, остальные начинают помогать и осыпают запретами. Лучшей резинкой является чувство вины. Еврей-пророк говорит малому еврею: «Вы убили нашего Бога, причем дважды».
- Почему дважды? Я знаю про смерть Иисуса. Строго говоря, он не был Богом.
- Первым убили Моисея. Сначала лишили земной жизни Отца, потом Иисуса. И теперь навязывают болезненное чувство вины, которое можно искупить только смертью. Если хочешь сравняться с Богом, – умри, как он.
Речь Молоха снова задержалась, потеряла стройность, но он опять преодолел паузу:
- Не можешь сам умереть – убей себе подобного. А лучше двоих, троих, шестерых. И сравняешься с Богом. Он же – Царь, он же – Отец.
- Молох, скажи, пожалуйста, – Ксенос тоже перестал церемониться в обращении, то есть сблизился. Получилось естественно. – Почему ты употребил сочетание «малые евреи» и противопоставил их пророкам-евреям.
- Наоборот, последние противопоставляют себя первым. Сами пастыри между собой выделяют великих пророков и малых. Что уж про простых смертных обитателей Земли Обетованной говорить? В посреднике смешивается и судья, и адвокат. Прокурорские ноты звучат активно (с претензией на прокураторские). Такое сочетание подозрительно, не правда ли? Сквозит философией преступника в праведных словах.
Слишком много оседало неточностей после умозаключений Молоха. И категоричность вызывала протест. И неясность определений: кто есть кто? Надо бы ликвидировать неточности, но у Ксеноса не хватало сейчас сил на спор. Женская терпимость растворилась в воде и вине, мужская сила еще не выросла. Спросил:
- А ты считаешь себя пророком?
Здесь в третий раз на лице Молоха появилась тень неуверенности:
- Я стражник своего Царя, да. Но, пророк? Не знаю. Сомневаюсь. Не хотелось бы сравниваться с теми, кого обличал только что. Служба обязывает, но я стараюсь не сравниваться.
- Сделка с совестью?
- Типичная русская черта, ты еще утром был русским. Я вне национальности и не обременяю себя ничем типичным. К тому же, адвокат Царя может помочь продать душу, но свою оставит вне сделки.
- Пещера, Царство. Я надеюсь, это не ад?
- А что, похоже? – усмехнулся Молох. – Кроме ада и рая – двух конечных инстанций, есть еще наша Пещера. У нее нет определенного названия. Не ад, не школа. Подземелье живет духом, у которого нет лица и нет названия. Коридоры для некоторых, лишенных духа. Где-то здесь бродит душа Иуды, не имеющая пристанища даже в аду. Она поднимается наверх в страстную неделю, скитается по Земле, вселяясь в людей, нарушивших пост, вызывает падучую. Или в медицинской терминологии – эпилепсию. Потом душа Иуды возвращается в лабиринты Пещеры, надеясь обрести силу духа.
Молох тронул за руку Ксеноса:
- Нам пора двигаться дальше. Колонны ждут, за ними претенденты на внимание Гостя.
5 декабря 2002 года
Позади остался «доктор», который с облегчением снял халат, отдувался и лепетал: «Не мое это, не мое, сколько раз говорил, говорил, а все без толку».
Экскурсия продолжалась, и за следующей колонной поджидал тип, внешне очень нетерпеливый. Его явно тяготило время. Выглядывал из-за цилиндрической преграды, переминаясь с ноги на ногу, человечек торопился заявить о себе. И глаза, как глазки светились и бегали, спешили увидеть и желали рассказать. Одежда не пестрила, но пара ярлычков на виду доказывала всем о фирменном происхождении рубашки и штанов. Кудрявая голова начала кивать Ксеносу за несколько метров до приближения: «Рад, очень рад». Суетливый тип буквально схватил Гостя за руку, долго тряс и приговаривал: «Все расскажу, все покажу, прошу, прошу, проходите». Тряс и приговаривал, тряс и приговаривал. Его местечко за колонной отличалось безупречной чистотой. Это правда. Что было, то было. Слова: грязь, пыль, мусор, – давно не звучали в этой комнате. Белизна, чистота, порядок ощущались в каждом квадратном сантиметре стен и пола.
- Видишь, как у меня чисто? Старался. – Старался понравиться тип и не вязалось его старание с панибратством. Ксенос привыкал к особенностям пещерной культуры. Повторять, повторять, тыкать, тыкать – стерпится. Суетливого типа можно было бы назвать Чистюлей, если бы он не был Хвастуном. Местоимение «я» произносилось редко, но хвастовство от этого не снижало своего накала.
«Посмотри, как расставлены книги, как подобраны», – и гордо демонстрировал тома, словно сам сочинил все, что выстроил на парад.
«Ежедневно моется пол, берется новая и белая тряпка всегда. Еженедельно производится генеральная уборка, включая мытье стен. Неаполитанский стиль позаимствовали. Стекол, к сожалению, у нас нет, а так бы с удовольствием помыли. Ковры самые лучшие на полу, шелковые, ручная работа, естественно. Выбирал по каталогу из Кападокии. Ни одной пылинки не найдешь», – погладил блестящий ворс ковра, будто вспоминал, как долгие годы занимался ткачеством изделия.
«Горничная выбрана мной хорошая. Лучшая, из многих желающих», – оказывается, чистоту наводил не Хвастун, а горничная.
«Существует распорядок дня. Режим питания, режим сна, продуманное расписание гигиенических процедур. Зубы чищу два раза в день, душ принимаю и утром и вечером. Очень горжусь регулярным стулом. Хожу в туалет «по-большому» в одно время. Кишечник работает, как швейцарские часы. Каловая масса оформлена всегда, запоров не имею», – делился Хвастун важными сведениями с Гостем.
Искренне говорил и без всякого высокомерия. Рассказывал о достижениях местечка, за которое он отвечал. И получалось, что на вверенной Хвастуну территории полный порядок и чистота. Стул оформленный.
Молох шепнул Ксеносу:
- Спроси о чем-нибудь. Прояви уважение.
Хотелось быстрее покинуть чистую комнату с ее уродливыми достижениями, но, следуя букве правил, Ксенос изобразил интерес:
- Приходящая горничная, она – женщина?
- Спасибо за вопрос, очень хороший вопрос, важный и своевременный. Обычно люди не умеют задавать хороших вопросов. Я с пониманием отношусь к слабостям человека. Толерантность к глупости, а также к другим недостаткам и разного сорта извращениям позволяет показать целостность личности и ее силу. Законченность образа и оформление».
У Хвастуна одинаково характеризовались и личность, и ее стул – оформленные. Однако, от ответа на вопрос он почему-то ушел. Ксенос повторил:
- В Царстве нет женщин, я так понимаю. Во всяком случае – живых. Откуда горничная?
- Извиняюсь, что отвлекся от вопроса. Хотел объяснить про истоки, про начало. Еще раз прошу прощение за столь подробный отчет. Горничная – это переодетый мужчина. Я не мог позволить мужчине возиться с тряпкой, с ведром и шваброй. Переодели, славный образ получился. И никто не унижен, Соблюдена форма, а это главное. Не правда ли? – вопрос задавался уже Ксеносу.
- Мне казалось, что помимо формы учитывается содержание. Наполнение, а не видимость. Иначе, обман и самообман подучается? – вступил в полемику с Хвастуном Гость, но по-прежнему, хотелось покинуть местечко.
- Справедливое замечание, свидетельствующее об остроте ума. Твои непримиримые слова напомнили мне самого себя в юности. Такой же был прямой, любознательный, так же пытался донести до собеседника самую суть, пылая интересом к каждому. И сейчас, конечно, стараюсь не отстать, быть прежним, но времена ретивые рождают иных героев. Не знаю, удается ли мне поспевать за веяниями? – Хвастун согнулся в толерантном поклоне.
Молох снова шепнул:
- Ответь что-нибудь доброжелательное, и пойдем отсюда.
Ксенос замешкался, не придумав ничего другого, протянул руку хозяину:
- Спасибо большое. Очень интересно все. Нам надо идти.
Вновь рукопожатие напоминало трясучку, сопровождалось кивками головы и нежным оскалом:
- Надеюсь, не огорчил? Жаль, что уходите. Всегда готов, всегда рад.
Освободившись из капкана этого благополучного типа, живущего в безукоризненной комнате, Ксенос ускорил движение к следующей колонне. Молох вел, оглядываясь, словно опасался преследования. Отойдя на расстояние, Молох сказал: «Бедняга, его в детстве не хвалили совсем. А теперь вот мучается всякий входящий в его комнату от такой недохваленности».
Ксенос тоже оглянулся, пытаясь найти в себе чувство жалости к блюстителю чистоты и порядка. Хвастун уже разговаривал по телефону. Не было слышно слов. Оставалось предположить, что вызывал горничную. И, вообще, помимо привнесенной грязи, гости нарушили режим. Хвастун торопился восстановить утраченные позиции. Оставалось предположить.
Казалось, за ближайшей колонной никого не было. Сплошная тишина за столбом, и тени не выскакивали. Тем не менее, проводник пошел туда. В кресле с лупой в руке сидел кто-то, одетый в жилет с множеством карманов. Тишина сохранялась, и гостя встретило только лысеющее темя. Неприветливый хозяин рассматривал в увеличительное стекло почтовую марку.
- Филателист? – спросил Ксенос.
- Коллекционер, – уточнил Молох, расширяя возможности хозяина. – Наш известный товарищ, знаток своего дела. Марки – это небольшая часть его интересов. Обратись по сторонам. Здесь и значки, и монеты, бабочки пришпиленные, и спичечные этикетки, тарелки на стенах, маски, пивные крышки, статуэтки кошек.
- Почему именно кошек? – из ассорти непонятного Ксенос выбрал этот интерес Коллекционера.
Ответил сам хозяин, он закончил подсчет зубчиков на марке и смог отвлечься:
- Потому что гуляют сами по себе эти твари. Любят на коленях посидеть. Если человек встает, до последнего не верят, что встанет и уйдет, держатся, но не из-за любви к человеку, а из любви к собственной позе. Никто не смеет сдерживать кошку, уходящую на улицу, и приглашать ее на колени – небольшая перспектива. Зато я могу легко манипулировать этими тварями, переставляя их в миниатюре с места на место. Любоваться могу, зная, что не сбежит и не поцарапает.
Ксенос разглядел сходство мордочек у всех скульптурок. Разные по цвету и структуре материала, различающиеся по позам, что занимали на полках, они имели одинаковые мордочки, хоть убей. Нос, глаза, усы, улыбка (да-да, улыбка, улыбка, улыбочка) принадлежала одной. Тем не менее, обладатель кошек говорил:
- А впрочем, глупые объяснения. Они часто оказываются глупыми и лишними. Были бы собаки, спросил бы: почему собаки? Если бы стояли бегемоты или лошади, спросил бы: почему бегемоты, почему лошади? Нравятся кошки, особенно маленькие. В Царстве их нет, а я помню и скучаю. Такое объяснение честнее будет.
Коллекционер встал с кресла, отложил кляссер. На Гостя смотрел не молодой, не старый человек. Смотрел внимательно, изучающее и грустно одновременно. Смотрел с высоты опыта, покровительственно и, желая предостеречь. Так смотрят уставшие мудрецы. Он так смотрел и вдруг ожил: «Что кошки? Они хороши, но кроме них есть на что взглянуть».
Раздвигались двери шкафов, как ворота. Шкатулочки, очень маленькие, кругленькие, объемом с наперсток в несколько ярусов заполняли собой пространство шкафов.
«Моя собственная Кремлевская стена, мой колумбарий, пантеон славы. Как говорится? Чтобы ни один волос с головы не упал? Упал, зачастую и не один. И с каких голов попадали! С самых светлых».
На шкатулках имелись гравировки.
- Можно взглянуть? – попросил разрешения Ксенос.
- Смотри.
Гравировки содержали имена: Галилео Галилей, Микеланджело Буонарроти, Леонардо да Винчи, Михаил Огинский, Альфред Нобель… Гость осторожно взял одну из шкатулок с надписью Данте Алигьери. Открыл ее и обнаружил волосы, свернувшиеся по окружности.
- Неужели это с головы Данте? – Ксенос был поражен по-настоящему.
- Никакого обмана. Подделок не держим.
- Откуда? Я не представляю, как их можно добыть?
- Истории разные. Во Флоренции, например, удалось подкупить смотрителя церкви Санта Кроче и проникнуть в саркофаги великих. Там десятки-десятки таких голов, что мы сами схватились за голову. А еще в церкви обнаружили кенотаф, в этом месте по логике должен покоиться прах Данте Алигьери. Но жизненная логика может не совпадать со смертельной правдой, и останки поэта в Равенне. Не выдают прах флорентийцам, поэтому свято место пусто. Междоусобица итальянских провинций еще теплится, в головах она долго будет звучать.
- Но это ведь незаконно: проникать в могилы, красть частички усопшего?
- Конечно. Где коллекционирование, а где закон? Подобно одержимости маньяков, коллекционеры заражены духом добычи. Их ничто не остановит. Заметь, я беру только волосы и никак больше не тревожу умерших. Между прочим, флорентийцы выкрали труп Микеланджело из Рима, обоснованно считая его своим. Они бы рады прах Леонардо да Винчи у французов украсть, и Джоконду из Лувра в придачу. К тому же, не всегда в добыче волос криминал прослеживается. Поиск – всегда. Счастье огромное при любой находке.
- Я так понимаю, что каждая шкатулка – отдельная история?
- Каждый волос – это рассказ.
Коллекционер отодвинул в сторону «Наполеона Бонапарта» и взял в руки «Джордано Бруно».
«Как известно, его сожгли на костре, но любящая женщина смогла перед казнью урвать волос и сохранить. Передала дочери своей, а та своей. Когда в роду начали рождаться одни мальчики, и сберечь волос становилось сложнее, появились мы и выкупили за приличные деньги».
От таких рассказов у Ксеноса голова шла кругом. От Коллекционера не хотелось уходить. Ксенос спросил:
- Сколько Вам лет? Сколько лет собирается эта коллекция? Кто это – «мы», которые «появились и выкупили»? – Гость поймал себя на том, что не задумывался о возрасте жителей Пещеры. Сколько лет «доктору», Хвастуну? А Молоху сколько лет?
Чуть-чуть, едва-едва Коллекционер улыбнулся, больше глазами. И с наметившейся теплотой ответил:
- В Пещере не принято интересоваться возрастом. Это неприлично. Не я один начинал собирать коллекцию, и не я один продолжаю это делать сейчас. Вверх за экспонатами поднимаются разные люди. Пойти за добычей – честь. Вернуться с добычей – слава.
Он переглянулся с Молохом:
- Гость, наверное, еще не в курсе?
- Только начали экскурсию, все впереди, - многозначительно и понимающе подтвердил Молох.
А Ксенос не унимал своего интереса:
- Я так понимаю, что женских волос в помещении нет. Уже вкусил пещерный принцип: половая дискриминация. А есть ли какая-то схема в выборе кандидатов-мужчин?
- Поправлю: не дискриминация, а недоверие. Сначала предпочтений не было. Да и сейчас от волоса Македонского или Цезаря не отказались бы. Но около ста лет назад решили сосредоточиться на литературе. Этот вид деятельности человека для всех и про все. В отличие от живописи или скульптуры, читатель фактически имеет под рукой и перед глазами то подлинное, что задумал и сотворил мастер. Тиражирование – только на пользу. Умение автора в виде книги в доступной близости для каждого. Кроме того, чтение предлагает мир исполняющихся желаний. Это похоже на сновидения, которые можно запланировать. И лучший мастер тот, кто вводит читателя в состояние бессознательного путешествия по страницам, кто умеет сроднить читателя с героем. «Хочу туда, я – как он» или «слава богу, я не такой, как он. Мне повезло», – должно возникать в чувствах непременно. Лучший писатель, который на всю ночь захватил, который время остановил, который заставил умереть на ночь.
Коллекционер говорил захватывающе. Своей риторикой, как пером возбуждал Ксеноса:
- С тех пор, как начали раздавать литературные Нобелевские премии, я тщательно слежу за авторами. Поверь мне, их действительно раздают, а не присуждают. Безобразие творится наверху. Чаще постигают меня разочарование и обида, по поводу отдельных личностей и за целые нации.
- У Вас создается впечатление об ущемлении литературного признания целых народов?
- Да. Только лучше сказать: не народов, а языка. Итальянский язык отметили в пяти процентах, а русский в четырех за сто с лишним лет существования Нобелевской премии. Шведский язык чаще награждали, чем русский. Быть может во мне живут корни предков, быть может, я с большой предвзятостью рассуждаю, но я давно владею десятками языков и чувствую способности слова русского.
Вмешался Молох, постучавший по часам на запястье. Выразительно покашлял, намекая на излишнюю задержку. Ксенос посмотрел на свои часы и ничего не понял. Выходила ерунда какая-то: с момента начала экскурсии прошло не больше пятнадцати минут.
Коллекционер желал показать многое из своего, он тоже был хвастуном, хотя числился коллекционером. Его страсть передалась Ксеносу, и оба просяще глянули на предводителя со словами Гостя: «Еще немного, пожалуйста». Распорядитель махнул рукой: «Только быстро, по верхушечкам».
Закрытые стеклянные витрины с лежащими на них кристаллами скорее соответствовали земным традициям безопасности. В Пещере такая защита виделась излишней, но она придавала значимости экспонатам. Точнее сказать, их хозяевам. Ксенос пробежал глазами по гигантским изумрудам и сапфирам, рубинам и аметистам. Цветные камни ему нравились больше, чем прозрачные алмазы, тоже в изобилии представленные в витринах. Целые прилавки, как выстроенные поезда на поворотах, изгибались вдоль закругленной стены помещения. Драгоценные находки сменялись полудрагоценными, поделочными. Отдельные места занимал жемчуг. После обычных на вид витрин стояли стеклянные ящики, напоминавшие гробы, а в них изделия из найденного, обработанного и обрамленного.
Коллекционер пояснил:
- Клады ищем, и все сюда. Не столько богатство, сколько трофеи. Откладывать на «черный день» в Пещере глупо, но и страсть не остановишь. Уйма всего уже – не пересмотреть, а я каждому новому кольцу и сережке радуюсь.
Развернувшись на девяносто градусов, коллекционер направился к противоположной стене, такой же округлой, параллельно идущей, но по меньшему радиусу. В ячейках стояли пробирки и пузырьки, но в основном пробирки. Крышки разного цвета закупоривали сосудики. В некоторых виднелись жидкости, а другие казались пустыми. Наконец были пробирки с кусочками веществ в твердом состоянии.
- Хранилище запахов. Самые разные. Думаю, что собраны все, доступные человеческому обонянию. У нас есть эксперт, он сейчас отдыхает. Его нос и определяет любой запах, кажущийся новым. Прячем запах в пробирку под плотную пробку. Пробки называем тромбами.
- А от чего цвет выбранного тромба зависит? – быстро сориентировался Ксенос.
- Классификация. Одновременно: простая и сложная. Мы попытались разделить запахи по происхождению и присвоили каждой группе свою краску. Основных цветов – шесть и количество групп столько же. Черную маркировку присвоили всем техническим запахам. Не буду перечислять, невозможно перечислить. Понюхайте один из них. Коллекционер открыл пробку и поднес поближе к носу Гостя. Повеяло ароматом каких-то духов, очень приятным, свежим, никак не ассоциирующимся с характеристикой – технический запах.
- Ну, это же духи. По-моему, с запахом лимона? – Ксенос недоумевал.
- Точно. Происхождение – парфюмерная фабрика острова Капри. Запах сделан на фабрике, значит – технический. Не бензин, конечно, и не напалм. Приятный запах, но создал его человек. Не подобрал, а сконструировал, искусственно, хоть и искусно. Кстати, мы склонны считать большой ошибкой – брызгать духи на бумагу и подавать их с листочка. В такой пробе воняет бумагой, запах которой чрезвычайно стоек и силен.
Пришла очередность одного из флаконов с зеленой маркировкой. Ксенос учуял сладко- пряный аромат, сильный и совсем неожиданный в подземелье. Оторопев, и не узнав запаха в первые мгновения, все-таки понял, что по ноздрям шибануло сиренью.
- Все зеленые запахи природные, истинные. В этой группе представлена флора. Чрезвычайно богатая палитра, наиболее обширная из всех шести. Запахи флоры – желанные для человеческого восприятия, потому все нюхают цветы. – Коллекционер закрыл флакон с зеленой пробкой и потянулся за синим цветом.
Экскурсия превратилась в игру, и Ксенос с удовольствием участвовал. Становилось ясно, что Гостя балуют и предлагают простые и понятные запахи. А почему понятные? А потому что знакомые. Под синим тромбом скрывалось море. Вдобавок, Коллекционер приставил к уху Гостя раковину рапана, и эффект присутствия на морском берегу удался.
- Не только море, как вода, но все запахи, вышедшие из моря, значатся под синим флагом. Свежая рыба, например, – пояснил хозяин коллекции.
- А жареная?
- Этот запах относится к техническим. Любая обработанная на огне пища, испытавшая на себе воздействие рук человеческих и изощренного ума поварского, попадает в раздел черных тромбов. А в синем секторе не только море присутствует, а любая натуральная вода. И дождь, и снег.
Все более или менее понятно оказалось с этой приятной маркировкой.
- Под желтыми тромбами скрываем запахи, выделяемые животными и самим человеком, – рассказывал Коллекционер. – От животных исходят в основном неприятные впечатления. И от человека так. Исключений не много. Вспомните вот этот. Легкая задачка.
В пробирке лежала ленточка мягкого вещества, потемневшая от времени. Действительно, не составило труда – узнать запах египетских магазинов, турецких лавочек и целых южных улиц. Так пахнут сумки, ремни, куртки и кошельки, сапоги, туфли, владельцы магазинов, потому что так пахнет натуральная кожа убитых коров, свиней, крокодилов, слонов, змей. Кожа.
- Нравится? – спросил Коллекционер.
- Нравится, - ответил Ксенос.
- Вот так, тебе нравится запах кожи убитых животных. Запомни. Каждый раз, когда будешь покупать ремень или кошелек, будешь нюхать, чтобы отличить натуральный продукт от искусственного. И все так делают. Запомни.
Непредсказуемым представлялся набор следующих тромбов. Вроде бы все категории запахов охвачены. Рука хозяина пробирок потянулась к белым.
- Это угадать простому носу невозможно. Наш специалист ориентируется. Он и настоял на категории подобных запахов. Философ и романтик – наш специалист.
Пробирки выглядели пустыми. В отличие от других имели надписи на пробках. Буквы совсем мелкие, с расстояния не разобрать. После откупоривания пробки Ксенос уловил подобие дыхания, подобное волнению. Действительно, не распознать.
А Коллекционер уже улыбался в привычном для себя стиле – глазами, и объяснял:
- Сложный запах. В одной пробирке собрано явление, гамма ароматов. По отдельности они ничто, пустяк. Каждый сам по себе живет в пробирке под другой цветовой маркировкой, а может и не живет, и не существует. Их объединение – есть явление.
- Что там? Не томите, – Ксенос все больше желал знать.
- Запах Весны.
- А какой запах у Весны?
- Вот такой.
Гость еще раз втянул носом в себя. Снова – дыхание из пробирки, снова – волнение, как в первый раз. «Наверное», – подумал Ксенос, но не сказал. он спросил про другие явления, прячущиеся под белыми тромбами.
- Например, запах Юга. Вспомни, когда открываются двери у самолета, и пассажир, прилетевший в теплые страны, ступает на трап. Он немедленно чувствует запах жары, лета, предстоящего праздника. Это и есть Юг, – ответил Коллекционер.
- Я знаю, что белый цвет – сложный цвет. Как таковой, он отсутствует и складывается из смешения многих других. Принцип аромата явления таков?
- Да, уместная аналогия. Почувствовать явление трудно. Человек-лидер способен на предвидение, способен уловить запах предстоящего. Окружению остается доверять вождю, не понимая его. А он будет втягивать носом воздух, и ловить, ловить и думать.
Пробирок с красными крышками стояло немного. Буквально несколько штук. Настал черед: откупоривать красные тромбы.
6 декабря 2002 года